через десять минут Вэйя грациозно
опустилась на траву в тени высоких кустов, усыпанных яркими золотыми
цветами. Он смотрел на изящные узкие ступни Вэйи в нарядных белых туфельках
на очень высоких каблуках, и ему вспомнилось одно выражение Таквер.
"Спекулянтки телом" - так называла Таквер женщин, которые пользовались
своей сексуальностью, как оружием в борьбе с мужчинами за власть. Он
подумал, что, увидев Вэйю, все прочие спекулянтки телом полопались бы от
зависти. Туфли, платье, косметика, движения - все в ней источало соблазн,
все возбуждало. Казалось, она вообще не человек, а лишь женское тело - так
искусно, продуманно и вызывающе она его демонстрировала, больше того -
была им. В ней воплощалась вся сексуальность, которую иотийцы подавляли,
загоняя в свои сны, в свои повести и стихи, в свои бесконечные изображения
обнаженных женщин, в свою архитектуру с ее изгибами и куполами, в свои
сласти, в свои ванны, в свои матрацы. Она была женщиной, спрятанной в
очертания стола.
Ее голова была полностью выбрита и припудрена тальком с крошечными
блестками слюды, так что слабый блеск затемнял наготу очертаний. На ней
была прозрачная не то шаль, не то накидка, под которой форма и гладкость ее
обнаженных рук казались смягченными и защищенными. Грудь ее была закрыта.
Иотийские женщины не ходят по улицам с обнаженной грудью, сберегая свою
наготу для ее владельца. Запястья Вэйи были унизаны золотыми браслетами, а
в ложбинке под горлом на нежной коже синим мерцал драгоценный камень.
- Как он там держится?
- Что? - ей самой драгоценность была не видна, и она могла
притворяться, что не замечает ее, вынуждая Шевека показать пальцем, может
быть, провести рукой над ее грудью, чтобы дотронуться до камня. Шевек
улыбнулся и коснулся его.
- Он приклеен?
- Ах, это... Нет, у меня здесь вживлен такой малюсенький магнитик, а
у него сзади малюсенький кусочек металла... или наоборот? Во всяком случае,
мы не теряем друг друга.
- У вас под кожей магнит? - спросил Шевек с простодушным
отвращением.
Вэйя улыбнулась и сняла сапфир, чтобы он мог увидеть, что там всего
лишь крошечная серебристая ямочка рубца.
- Вы до такой степени не одобряете меня - всю, полностью... это так
мило и забавно. У меня такое чувство, будто, что бы я ни сказала, что бы я
ни сделала, я уже не могу упасть в ваших глазах, потому что ниже падать уже
некуда!
- Это не так,- возразил он. Он понимал, что она играет, но плохо
знал правила этой игры.
- Нет, нет; я всегда вижу, когда моя безнравственность кого-нибудь
ужасает. Вот как это выглядит.- Она скорчила унылую гримасу; они оба
рассмеялись.
- Я что, действительно так отличаюсь от анарресских женщин?
- О да, действительно.
- Они все ужасно сильные, мускулистые? Они ходят в сапогах, и у них
большие ноги и плоскостопие, и они одеваются разумно и бреются раз в месяц?
- Они вообще не бреются.
- Никогда? Совсем нигде не бреют? О, Господи! Давайте поговорим о
чем-нибудь другом.
- О вас.- Он облокотился на заросший травой склон, так близко к
Вэйе, что его охватило естественное и искусственное благоухание ее тела.-
Я хочу знать, удовлетворяет ли уррасских женщин их постоянное подчиненное
положение.
- Кому подчиненное?
- Мужчинам.
- Ах, это... Почему вы так думаете, что я кому-то починяюсь?
- Мне кажется, что все, что делает ваше общество, делают мужчины.
Промышленность искусство, правительство, решения. И всю свою жизнь вы
носите имя отца и имя мужа. Мужчины учатся, а вы не учитесь; все учителя, и
судьи, и полиция, и правительство - мужчины, не так ли? Почему вы им
позволяете всем распоряжаться? Почему вы не делаете то, что хотите?
- Но мы как раз это и делаем. Женщины делают именно то, что хотят. И
им не приходится для этого пачкать руки, или носить медные шлемы, или
стоять и кричать в Директорате.
- Но что же вы делаете?
- Как - что? Конечно же, командуем мужчинами! И вы знаете, мы можем
совершенно спокойно говорить им об этом, потому что они все равно никогда
этому не поверят. Они говорят: "Хо-хо, смешная малютка!" - и гладят нас по
головке, и удаляются, звеня медалями, вполне довольные собой.
- А вы тоже довольны собой?
- Я? Вполне!
- Не верю.
- Потому что это не укладывается в ваши принципы. У мужчин всегда
есть какие-то теории, и факты всегда должны в них укладываться.
- Нет, не из-за теорий; а потому что я вижу, что вы не удовлетворены.
Что вы не удовлетворены. Что вы не находите себе места, недовольны, опасны.
- Опасна! - Вэйя просияла и расхохоталась.- Какой изумительный
комплимент! Почему же я опасна, Шевек?
- Да потому, что вы знаете, что мужчины смотрят на вас, как на вещь;
вещь, которую покупают и продают. И поэтому вы думаете только о том, как
обвести владельца вокруг пальца, как отомстить...
Она подчеркнутым жестом прикрыла ему рот маленькой рукой.
- Замолчите,- сказала она.- Я понимаю, что вы не нарочно говорите
пошлости. Я вас прощаю. Но больше не надо.
Он свирепо нахмурился от такого лицемерия и от сознания, что, может
быть, действительно обидел ее. Он все еще ощущал на губах мгновенное
прикосновение руки.
- Извините,- сказал он.
- Нет, ничего. Как вам понять, ведь вы же с Луны. Да и вообще, вы
всего-навсего мужчина... Но вот что я вам скажу. Если бы вы взяли одну из
ваших "сестер" там, на Луне, и дали ей возможность снять эти сапожищи, и
принять ванну с маслами, и сделать эпиляцию, и надеть красивые сандалии, и
вставить в пупок драгоценный камень, и надушиться - она была бы в
восторге. И вы бы тоже пришли в восторг! Да-да, пришли бы! Но вы этого не
сделаете; вы, бедняжки, с вашими теориями; сплошные братья и сестры, и
никаких развлечений!
- Вы правы,- сказал Шевек.- Никаких развлечений. Никогда. На
Анарресе мы весь день добываем свинец глубоко в недрах шахт, а когда
наступает ночь, мы ужинаем - по три боба холума, сваренных в одной ложке
затхлой воды, на брата; а потом, пока не придет время ложиться спать, мы
декламируем Высказывания Одо с антифона ми. А спать мы ложимся все врозь, и
не снимая сапог.
Он говорил по-иотийски не настолько бегло, чтобы получилась такая
тирада, какую он произнес бы на родном языке,- одна из его внезапных
фантазий, которые лишь Таквер и Садик слышали настолько часто, чтобы
привыкнуть к ним; но, как бы ни косноязычно прозвучали его слова, они очень
удивили Вэйю. Раздался ее грудной смех, громкий и непосредственный.
- Боже мой, да вы еще и забавный! Есть ли что-нибудь, чего в вас нет?
- Есть,- сказал Шевек.- Я не торговец.
Вэйя, улыбаясь, разглядывала его. В ее позе было что-то
профессионально-актерское Люди обычно смотрят друг на друга очень
внимательно и на очень близком расстоянии, если они - не мать и младенец,
не доктор и больной или влюбленные.
Шевек сел прямо.
- Я хочу еще походить,- сказал он.
Вэйя протянула руку, чтобы он помог ей встать. Жест был томный и
зовущий, но она сказала с неуверенной нежностью в голосе:
- Вы и правда, как брат... Возьмите меня за руку. Я вас потом отпущу.
Они бродили по дорожкам огромного сада. Они зашли во дворец, где
теперь был музей эпохи древних королей, потому что Вэйя сказала, что любит
смотреть на выставленные там драгоценности. Портреты надменных дворян и
принцев в упор смотрели на них с затянутых парчой стен и резных каминных
полочек. Комнаты были полны серебра, золота, хрусталя, дерева, редких
пород, гобеленов и драгоценных камней. За толстыми бархатными шнурами
стояли стражники. Черная с алым форма стражников гармонировала с окружающей
роскошью, с затканным золотом драпировками, с покрывалами, сотканными из
перьев, но их лица нарушали гармонию. Это были усталые, скучающие лица,
усталые от того, что целый день приходится смотреть среди посторонних
людей, заниматься бесполезным делом. Шевек и Вэйя подошли к стеклянному
футляру, в котором лежал плащ королевы Тэаэйи, сделанный из выдубленной
кожи, заживо содранной с мятежников; плащ, в котором эта грозная и дерзкая
женщина тысячу четыреста лет назад шла среди своих подданных молить Бога,
чтобы моровая язва кончилась.
- По-моему страшно похоже на козловую кожу,- сказала Вэйя,
разглядывая выцветшие обветшавшие от времени лохмотья в стеклянном ящике.
Он подняла глаза на Шевека.
- Вам не хорошо?
- Пожалуй, я хотел бы выйти отсюда.
Когда они вышли в сад, его лицо стало не таким бледным, но он
оглянулся на стены дворца с ненавистью.
- Почему вы так цепляетесь за свой позор? - спросил он.
- Но это же просто история. Сейчас такого не может быть!
Вэйя провела его в театр на дневной спектакль - комедию о молодых
супругах и их теще и свекрови, полную шуток о совокуплении, в которых слово
"совокупляться" не произносилось ни разу. Шевек пытался смеяться, когда
смеялась Вэйя. Потом они отправились в ресторан в центре города -
невероятно богатое заведение. Обед обошелся в сто единиц. Шевек съел очень
мало, потому что поел в полдень, но, сдавшись на уговоры Вэйи, выпил две
или три рюмки вина, которое оказалось вкуснее, чем он думал, и как будто бы
не оказало пагубного влияния на его мыслительные способности. У него не
хватило денег, чтобы заплатить за обед, но Вэйя не предложила разделить с
ним расходы, а просто посоветовала ему выписать чек, что он и сделал. Потом
они наняли автомобиль и поехали к Вэйе домой; она опять предоставила ему
право расплатиться с водителем. Может быть, думал он, Вэйя и есть это
загадочное существо - проститутка? Но проститутки,
как о них писала Одо, должны быть бедными, а Вэйя уж никак не бедна;
она еще раньше рассказала ему, что "ее" вечеринку готовят "ее" повар, "ее"
горничная и "ее" фирма, обслуживающая званые вечера. К тому же, мужчины в
Университете говорили о проститутках с презрением, как о грязных тварях, а
Вэйя, несмотря на свое непрестанное кокетство, так
болезненно реагировала на открытое упоминание всего, имеющего
отношение к сексу, что Шевек в разговоре с ней следил за своими словами
так, как дома следил бы в разговоре с застенчивым десятилетним ребенком. В
общем, он совершенно не понимал, что же такое Вэйя.
Квартира у Вэйи была просторная и роскошная, из окон открывался вид на
сверкающие огни Нио; стены, мебель и даже ковры - все было белое. Но Шевек
уже начинал привыкать к роскоши, а кроме того, ему страшно хотелось спать.
До приезда гостей оставался еще час; пока Вэйя переодевалась, он заснул в
гостиной, в большом белом кресле. Горничная, загремев чем-то на столе,
разбудила его как раз вовремя, чтобы он увидел, как входит Вэйя, теперь
одетая в принятый у иотийских женщин вечерний туалет: длинную, до земли,
плиссированную юбку, ниспадающую с бедер и оставляющую весь остальной торс
обнаженным. В пупке у нее сверкал маленький драгоценный камень, точно, как
в фильме, который Шевек с Тирином и Бедапом видели четверть века назад в
Региональном Институте Северного Склона, точно так же... Он смотрел на нее,
не сводя глаз, только наполовину проснувшись, но полностью возбудившись.
Вэйя, чуть улыбаясь, задумчиво глядела на него.
Она села на низкий мягкий табурет, близко к нему, чтобы можно было
снизу вверх смотреть ему в лицо, расправила белую юбку и сказала:
- Ну, расскажите же мне, что в действительности происходит между
мужчинами и женщинами на Анарресе.
Шевек не верил своим ушам. В комнате находятся горничная и человек из
обслуживающей фирмы; Вэйя знает, что у него есть партнерша; и между ними ни
разу ни слова не было сказано о совокуплении. Но ее наряд, движения, тон -
что это, как не самое откровенное приглашение к совокуплению?
- Между мужчиной и женщиной происходит то, чего они сами хотят.
Каждый из них, и оба вместе.
- Значит, правда, что у вас действительно нет морали? - спросила
она, словно это ее и шокировало, и обрадовало.
- Я не понимаю, что вы имеете в виду. Причинить человеку боль там -
то же самое, что причинить человеку боль здесь.
- Вы хотите сказать, что у вас там - те же самые старые правила.
Видите ли, я считаю, что мораль - просто предрассудок, как религия. Ее
надо отбросить.
- Но мое общество,- сказал он, совершенно растерявшись,- это
попытка достичь ее. Отбросить морализированные законы, правила, наказания
- да; чтобы люди могли видеть добро и зло и сделать выбор.
- Так что вы отбросили все "надо" и "нельзя". Но знаете, я думаю, что
вы, одониане, самого-то главного и не поняли. Вы отменили священников, и
судей, и законы о разводе, и все такое, но сохранили главную проблему,
стоящую за ними. Вы просто загнали ее внутрь, в свое сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
опустилась на траву в тени высоких кустов, усыпанных яркими золотыми
цветами. Он смотрел на изящные узкие ступни Вэйи в нарядных белых туфельках
на очень высоких каблуках, и ему вспомнилось одно выражение Таквер.
"Спекулянтки телом" - так называла Таквер женщин, которые пользовались
своей сексуальностью, как оружием в борьбе с мужчинами за власть. Он
подумал, что, увидев Вэйю, все прочие спекулянтки телом полопались бы от
зависти. Туфли, платье, косметика, движения - все в ней источало соблазн,
все возбуждало. Казалось, она вообще не человек, а лишь женское тело - так
искусно, продуманно и вызывающе она его демонстрировала, больше того -
была им. В ней воплощалась вся сексуальность, которую иотийцы подавляли,
загоняя в свои сны, в свои повести и стихи, в свои бесконечные изображения
обнаженных женщин, в свою архитектуру с ее изгибами и куполами, в свои
сласти, в свои ванны, в свои матрацы. Она была женщиной, спрятанной в
очертания стола.
Ее голова была полностью выбрита и припудрена тальком с крошечными
блестками слюды, так что слабый блеск затемнял наготу очертаний. На ней
была прозрачная не то шаль, не то накидка, под которой форма и гладкость ее
обнаженных рук казались смягченными и защищенными. Грудь ее была закрыта.
Иотийские женщины не ходят по улицам с обнаженной грудью, сберегая свою
наготу для ее владельца. Запястья Вэйи были унизаны золотыми браслетами, а
в ложбинке под горлом на нежной коже синим мерцал драгоценный камень.
- Как он там держится?
- Что? - ей самой драгоценность была не видна, и она могла
притворяться, что не замечает ее, вынуждая Шевека показать пальцем, может
быть, провести рукой над ее грудью, чтобы дотронуться до камня. Шевек
улыбнулся и коснулся его.
- Он приклеен?
- Ах, это... Нет, у меня здесь вживлен такой малюсенький магнитик, а
у него сзади малюсенький кусочек металла... или наоборот? Во всяком случае,
мы не теряем друг друга.
- У вас под кожей магнит? - спросил Шевек с простодушным
отвращением.
Вэйя улыбнулась и сняла сапфир, чтобы он мог увидеть, что там всего
лишь крошечная серебристая ямочка рубца.
- Вы до такой степени не одобряете меня - всю, полностью... это так
мило и забавно. У меня такое чувство, будто, что бы я ни сказала, что бы я
ни сделала, я уже не могу упасть в ваших глазах, потому что ниже падать уже
некуда!
- Это не так,- возразил он. Он понимал, что она играет, но плохо
знал правила этой игры.
- Нет, нет; я всегда вижу, когда моя безнравственность кого-нибудь
ужасает. Вот как это выглядит.- Она скорчила унылую гримасу; они оба
рассмеялись.
- Я что, действительно так отличаюсь от анарресских женщин?
- О да, действительно.
- Они все ужасно сильные, мускулистые? Они ходят в сапогах, и у них
большие ноги и плоскостопие, и они одеваются разумно и бреются раз в месяц?
- Они вообще не бреются.
- Никогда? Совсем нигде не бреют? О, Господи! Давайте поговорим о
чем-нибудь другом.
- О вас.- Он облокотился на заросший травой склон, так близко к
Вэйе, что его охватило естественное и искусственное благоухание ее тела.-
Я хочу знать, удовлетворяет ли уррасских женщин их постоянное подчиненное
положение.
- Кому подчиненное?
- Мужчинам.
- Ах, это... Почему вы так думаете, что я кому-то починяюсь?
- Мне кажется, что все, что делает ваше общество, делают мужчины.
Промышленность искусство, правительство, решения. И всю свою жизнь вы
носите имя отца и имя мужа. Мужчины учатся, а вы не учитесь; все учителя, и
судьи, и полиция, и правительство - мужчины, не так ли? Почему вы им
позволяете всем распоряжаться? Почему вы не делаете то, что хотите?
- Но мы как раз это и делаем. Женщины делают именно то, что хотят. И
им не приходится для этого пачкать руки, или носить медные шлемы, или
стоять и кричать в Директорате.
- Но что же вы делаете?
- Как - что? Конечно же, командуем мужчинами! И вы знаете, мы можем
совершенно спокойно говорить им об этом, потому что они все равно никогда
этому не поверят. Они говорят: "Хо-хо, смешная малютка!" - и гладят нас по
головке, и удаляются, звеня медалями, вполне довольные собой.
- А вы тоже довольны собой?
- Я? Вполне!
- Не верю.
- Потому что это не укладывается в ваши принципы. У мужчин всегда
есть какие-то теории, и факты всегда должны в них укладываться.
- Нет, не из-за теорий; а потому что я вижу, что вы не удовлетворены.
Что вы не удовлетворены. Что вы не находите себе места, недовольны, опасны.
- Опасна! - Вэйя просияла и расхохоталась.- Какой изумительный
комплимент! Почему же я опасна, Шевек?
- Да потому, что вы знаете, что мужчины смотрят на вас, как на вещь;
вещь, которую покупают и продают. И поэтому вы думаете только о том, как
обвести владельца вокруг пальца, как отомстить...
Она подчеркнутым жестом прикрыла ему рот маленькой рукой.
- Замолчите,- сказала она.- Я понимаю, что вы не нарочно говорите
пошлости. Я вас прощаю. Но больше не надо.
Он свирепо нахмурился от такого лицемерия и от сознания, что, может
быть, действительно обидел ее. Он все еще ощущал на губах мгновенное
прикосновение руки.
- Извините,- сказал он.
- Нет, ничего. Как вам понять, ведь вы же с Луны. Да и вообще, вы
всего-навсего мужчина... Но вот что я вам скажу. Если бы вы взяли одну из
ваших "сестер" там, на Луне, и дали ей возможность снять эти сапожищи, и
принять ванну с маслами, и сделать эпиляцию, и надеть красивые сандалии, и
вставить в пупок драгоценный камень, и надушиться - она была бы в
восторге. И вы бы тоже пришли в восторг! Да-да, пришли бы! Но вы этого не
сделаете; вы, бедняжки, с вашими теориями; сплошные братья и сестры, и
никаких развлечений!
- Вы правы,- сказал Шевек.- Никаких развлечений. Никогда. На
Анарресе мы весь день добываем свинец глубоко в недрах шахт, а когда
наступает ночь, мы ужинаем - по три боба холума, сваренных в одной ложке
затхлой воды, на брата; а потом, пока не придет время ложиться спать, мы
декламируем Высказывания Одо с антифона ми. А спать мы ложимся все врозь, и
не снимая сапог.
Он говорил по-иотийски не настолько бегло, чтобы получилась такая
тирада, какую он произнес бы на родном языке,- одна из его внезапных
фантазий, которые лишь Таквер и Садик слышали настолько часто, чтобы
привыкнуть к ним; но, как бы ни косноязычно прозвучали его слова, они очень
удивили Вэйю. Раздался ее грудной смех, громкий и непосредственный.
- Боже мой, да вы еще и забавный! Есть ли что-нибудь, чего в вас нет?
- Есть,- сказал Шевек.- Я не торговец.
Вэйя, улыбаясь, разглядывала его. В ее позе было что-то
профессионально-актерское Люди обычно смотрят друг на друга очень
внимательно и на очень близком расстоянии, если они - не мать и младенец,
не доктор и больной или влюбленные.
Шевек сел прямо.
- Я хочу еще походить,- сказал он.
Вэйя протянула руку, чтобы он помог ей встать. Жест был томный и
зовущий, но она сказала с неуверенной нежностью в голосе:
- Вы и правда, как брат... Возьмите меня за руку. Я вас потом отпущу.
Они бродили по дорожкам огромного сада. Они зашли во дворец, где
теперь был музей эпохи древних королей, потому что Вэйя сказала, что любит
смотреть на выставленные там драгоценности. Портреты надменных дворян и
принцев в упор смотрели на них с затянутых парчой стен и резных каминных
полочек. Комнаты были полны серебра, золота, хрусталя, дерева, редких
пород, гобеленов и драгоценных камней. За толстыми бархатными шнурами
стояли стражники. Черная с алым форма стражников гармонировала с окружающей
роскошью, с затканным золотом драпировками, с покрывалами, сотканными из
перьев, но их лица нарушали гармонию. Это были усталые, скучающие лица,
усталые от того, что целый день приходится смотреть среди посторонних
людей, заниматься бесполезным делом. Шевек и Вэйя подошли к стеклянному
футляру, в котором лежал плащ королевы Тэаэйи, сделанный из выдубленной
кожи, заживо содранной с мятежников; плащ, в котором эта грозная и дерзкая
женщина тысячу четыреста лет назад шла среди своих подданных молить Бога,
чтобы моровая язва кончилась.
- По-моему страшно похоже на козловую кожу,- сказала Вэйя,
разглядывая выцветшие обветшавшие от времени лохмотья в стеклянном ящике.
Он подняла глаза на Шевека.
- Вам не хорошо?
- Пожалуй, я хотел бы выйти отсюда.
Когда они вышли в сад, его лицо стало не таким бледным, но он
оглянулся на стены дворца с ненавистью.
- Почему вы так цепляетесь за свой позор? - спросил он.
- Но это же просто история. Сейчас такого не может быть!
Вэйя провела его в театр на дневной спектакль - комедию о молодых
супругах и их теще и свекрови, полную шуток о совокуплении, в которых слово
"совокупляться" не произносилось ни разу. Шевек пытался смеяться, когда
смеялась Вэйя. Потом они отправились в ресторан в центре города -
невероятно богатое заведение. Обед обошелся в сто единиц. Шевек съел очень
мало, потому что поел в полдень, но, сдавшись на уговоры Вэйи, выпил две
или три рюмки вина, которое оказалось вкуснее, чем он думал, и как будто бы
не оказало пагубного влияния на его мыслительные способности. У него не
хватило денег, чтобы заплатить за обед, но Вэйя не предложила разделить с
ним расходы, а просто посоветовала ему выписать чек, что он и сделал. Потом
они наняли автомобиль и поехали к Вэйе домой; она опять предоставила ему
право расплатиться с водителем. Может быть, думал он, Вэйя и есть это
загадочное существо - проститутка? Но проститутки,
как о них писала Одо, должны быть бедными, а Вэйя уж никак не бедна;
она еще раньше рассказала ему, что "ее" вечеринку готовят "ее" повар, "ее"
горничная и "ее" фирма, обслуживающая званые вечера. К тому же, мужчины в
Университете говорили о проститутках с презрением, как о грязных тварях, а
Вэйя, несмотря на свое непрестанное кокетство, так
болезненно реагировала на открытое упоминание всего, имеющего
отношение к сексу, что Шевек в разговоре с ней следил за своими словами
так, как дома следил бы в разговоре с застенчивым десятилетним ребенком. В
общем, он совершенно не понимал, что же такое Вэйя.
Квартира у Вэйи была просторная и роскошная, из окон открывался вид на
сверкающие огни Нио; стены, мебель и даже ковры - все было белое. Но Шевек
уже начинал привыкать к роскоши, а кроме того, ему страшно хотелось спать.
До приезда гостей оставался еще час; пока Вэйя переодевалась, он заснул в
гостиной, в большом белом кресле. Горничная, загремев чем-то на столе,
разбудила его как раз вовремя, чтобы он увидел, как входит Вэйя, теперь
одетая в принятый у иотийских женщин вечерний туалет: длинную, до земли,
плиссированную юбку, ниспадающую с бедер и оставляющую весь остальной торс
обнаженным. В пупке у нее сверкал маленький драгоценный камень, точно, как
в фильме, который Шевек с Тирином и Бедапом видели четверть века назад в
Региональном Институте Северного Склона, точно так же... Он смотрел на нее,
не сводя глаз, только наполовину проснувшись, но полностью возбудившись.
Вэйя, чуть улыбаясь, задумчиво глядела на него.
Она села на низкий мягкий табурет, близко к нему, чтобы можно было
снизу вверх смотреть ему в лицо, расправила белую юбку и сказала:
- Ну, расскажите же мне, что в действительности происходит между
мужчинами и женщинами на Анарресе.
Шевек не верил своим ушам. В комнате находятся горничная и человек из
обслуживающей фирмы; Вэйя знает, что у него есть партнерша; и между ними ни
разу ни слова не было сказано о совокуплении. Но ее наряд, движения, тон -
что это, как не самое откровенное приглашение к совокуплению?
- Между мужчиной и женщиной происходит то, чего они сами хотят.
Каждый из них, и оба вместе.
- Значит, правда, что у вас действительно нет морали? - спросила
она, словно это ее и шокировало, и обрадовало.
- Я не понимаю, что вы имеете в виду. Причинить человеку боль там -
то же самое, что причинить человеку боль здесь.
- Вы хотите сказать, что у вас там - те же самые старые правила.
Видите ли, я считаю, что мораль - просто предрассудок, как религия. Ее
надо отбросить.
- Но мое общество,- сказал он, совершенно растерявшись,- это
попытка достичь ее. Отбросить морализированные законы, правила, наказания
- да; чтобы люди могли видеть добро и зло и сделать выбор.
- Так что вы отбросили все "надо" и "нельзя". Но знаете, я думаю, что
вы, одониане, самого-то главного и не поняли. Вы отменили священников, и
судей, и законы о разводе, и все такое, но сохранили главную проблему,
стоящую за ними. Вы просто загнали ее внутрь, в свое сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42