В них присутствовали символы, расшифровать которые она не могла… Она жалела, что рядом нет учителя и некому помочь ей разобраться в калейдоскопе ночных образов, вырваться из которого с каждым разом становилось все труднее. В обычных обстоятельствах она давно бы прекратила эти опасные эксперименты, но сейчас у нее не было другого выбора.
В эту ночь Ружана заснула сразу, едва голова коснулась подушки — она не успела даже пройти стадию стандартной подготовки к вирт-сну, до того как погрузилась в обычный сон. Впрочем, не совсем обычный…
Ей снилась огромная железная бочка, внутри которой она летала, превратившись в какое-то насекомое. Все происходящее выглядело слишком реальным для обычного сна.
Ее шесть лапок оказались прекрасно приспособленными для того, чтобы взбираться по отвесной железной стене, когда крылья уставали держать ее в воздухе.
Самым же непривычным, вызывающим в голове княжны болезненное ощущение был мир зрительных образов, распавшийся на сотни мелких фрагментов, словно у нее было множество глаз. Позже она сообразила, что глаза любого насекомого состоят из тысяч независимых друг от друга ячеек, и это ее несколько успокоило, хотя все равно сознание Ружаны отказывалось связать воедино разбитый на осколки мир.
На дне бочки сидел гигантский паук. Он никуда не спешил. Ему незачем спешить. Он знает, что бочка надежно закрыта и муха, рано или поздно, устанет носиться внутри замкнутого пространства и упадет на дно. Тогда она превратится в его добычу. Паук терпеливо ждал…
Самым страшным в этой безвыходной для Ружаны ситуации было то, что она должна была спуститься вниз, в самое логово паука, и попытаться с ним договориться. Как будто можно разговаривать с пауком… Она давно чувствовала, что перешла ту грань, за которой события, происшедшие во сне, оказывают прямое воздействие на реальную жизнь. Ситуация усугублялась еще и тем, что, как большинство женщин, княжна ненавидела и боялась пауков, и все же, подавляя собственный страх, она направляла свой полет все ниже.
Паук не двигался, лишь его сверкающие в темноте глаза поворачивались вслед за ней да жвала, на которых застыли капельки яда, слегка шевелились в предвкушении предстоящего пиршества.
Теперь их разделяло всего несколько сантиметров. Правда, масштабы ее мира изменились, и эти сантиметры казались ей метрами, но все равно она была уже за пределами безопасной зоны, и если собиралась что-то сделать, то делать это надо было немедленно, пока расстояние не сократилось настолько, чтобы эта гадина, притаившаяся внизу и обманчиво неподвижная, бросила свое тело в завершающий смертоносный прыжок.
— Я могу причинить тебе боль! — попыталась выкрикнуть она, но слов не получилось, лишь мелькнула мысль. Однако этого оказалось достаточно — паук прекрасно слышал ее мысли.
— Чтобы этого не допустить впредь, я тебя уничтожу.
— Это тебе дорого обойдется. Прежде чем ты это сделаешь, я сожгу все каналы в центральной рубке, перережу все твои нервы. Ты оглохнешь, ослепнешь и в конце концов сдохнешь от голода. Ты этого хочешь?
Паук не ответил. Лишь его сверкающие, жадные глаза с возрастающим интересом следили за ее полетом.
— Выпусти нас наружу! После этого ты сможешь без помех заняться собственным спасением. Я не стану тебе мешать.
И тогда паук засмеялся. Он хохотал так громко, что гудела вся железная бочка, усиливая и резонируя его смех.
Звуки его издевательского хохота били по ее хрупким крыльям, грозя их разрушить, она словно попала внутрь липкой ваты. Движения крыльев замедлялись все больше, и Ружана начала проваливаться в медленное, но уже неудержимое падение…
Однако, прежде чем паук успел прыгнуть, в самый последний момент ей все же удалось разорвать паутину этого страшного сна. Она вскочила на своей постели, вся покрытая липким потом. Корабль сотрясался от грохота и ходил ходуном. Изгибались переборки, стрингеры тряслись в своих гнездах, дверцы шкафов распахивались, и предметы, стоявшие там, вываливались наружу. Иногда удары становились такими сильными, что пол под ногами выгибался, словно крышка консервной банки.
Держась за стену, Ружана с трудом добралась до двери. Голова раскалывалась от боли, и она все еще не могла сообразить, что, собственно, происходит.
В коридоре царил полный разгром. Среди ее людей, толпившихся у дверей рубки с перекошенными от ужаса лицами, лишь один человек сохранял полное спокойствие. Ровалас стоял, скрестив на груди руки, и его взгляд казался отрешенным от всего окружающего.
— Это конец, капитан. Он разрушает корабль. Мы должны покориться неизбежному и подумать о вечном пути.
— Рано думать о вечном пути! Помогите мне спуститься вниз! Я выжгу все его оставшиеся устья. Если понадобится, я спущусь в подвал — и я заставлю его остановиться!
— Вы всего лишь человек, капитан! Мы бессильны против этого чудовища. Он запустил в ангаре все машины. Теперь они работают без водителей и ведут огонь без наводчиков. Они уже взломали двери, ведущие из ангара во внутренние помещения. Через несколько минут его летающие лодки со всеми своими огнеметами будут здесь.
— Он всего лишь кровавое чудовище, Ровалас, а мы люди. И мы его остановим.
— Это безумие. Вы погибнете первой, если спуститесь ниже второго уровня — там сейчас настоящий ад.
Она уже не слушала его. Она готовилась к своей завершающей и, возможно, последней в этой жизни битве.
ГЛАВА 38
Мир, который мы считаем единственным и незыблемо абсолютным, является лишь одним из множества параллельно существующих миров, наподобие того, как располагаются слои в луковице. Дон Хуан уверял, что все эти сферы иного бытия так же реальны, уникальны и абсолютны, как наш мир. И мы обладаем способностью в определенной степени внедряться в них, хотя энергетически ограничены возможностью воспринимать только наш мир.
Карлос Кастанеда
Время относительно, так же как наши представления о нем.
Внутри корабль зеленых охотников больше всего походил на хорошо оборудованные апартаменты какой-нибудь средиземноморской виллы. Здесь не было ничего напоминавшего человеку о том, что он находится внутри корабля. Ничего механического. Комнаты для сна, залы для занятия спортом, бассейн, зимний сад — все предназначалось для отдыха.
Старта как такового не было. Сергей, еще не оправившийся от всего происшедшего, сидел на диване в отведенной ему комнате и смотрел, как за прозрачной стеной, заменявшей окно, исчезает лес.
Он не уменьшался, не удалялся, как это бывает при обычном движении, он просто таял, истончался, превращался в ничто, и, когда за окном осталась только белесая пустота, стена потемнела, отгородив взгляд человека от этой завораживающей, притягивающей пустоты, в которой не было ничего.
Мягко мурлыкнул входной звонок, и Сергей был благодарен неожиданному визитеру за то, что тот отвлек его от невеселых мыслей. Он уже почти пожалел о своем решении отправиться к лавранам. Так называли свой народ зеленые охотники.
Вошел Ренальт. Его охотничий костюм сменила просторная белая одежда, состоявшая из единого куска ткани и производившая странно несерьезное впечатление, словно командир экспедиции только что покинул ванную комнату.
— Вас, наверно, замучили вопросы. Теперь я готов ответить на них. Но прежде я хочу извиниться за ту поспешность, с которой мы вынуждены были покинуть Захран. Дело в том, что время в нашем мире идет значительно быстрее вашего. Примерно в сто раз быстрее. И это одна из причин, по которой прогресс нашей цивилизации идет намного стремительней, чем в других, более медленных слоях вселенной.
Однако каждый час, проведенный в мире Захрана, обходится нам достаточно дорого. Если сложить время подлета к планете, время посадки и старта, то получится, что мы проводим внутри временной зоны Захрана четверо суток, а в результате теряем у себя дома целый год жизни.
— И вы готовы принести в жертву год своей жизни ради забавы? Ради того, чтобы поиграть в охотников?
Ренальт отрицательно покачал головой, извлек откуда-то из воздуха стакан розового напитка, услужливо поданный невидимым роботом, которым Сергей так и не научился управлять, и, усевшись на маленький пуфик у самой двери, наконец ответил:
— Это не совсем забава и не совсем игра. В наших экспедициях мы исследуем параллельные миры. Иногда среди них обнаруживается что-нибудь по-настоящему интересное или даже полезное — как Захран, например. Наш собственный мир, после того как мы решили все свои проблемы, стал довольно скучен, и острые ощущения у нас в большой цене. Кроме того, нам доставляет удовольствие оказывать помощь другим человеческим существам. Люди в параллельных вселенных, в которых нам удалось побывать, встречаются довольно часто. Их бесконечное множество, этих вселенных, и в них обитают самые разнообразные существа, даже такие, что наше сознание отказывается их воспринимать. Как, например, ордосы.
Параллельные вселенные во многом копируют друг друга, и они располагаются друг за другом, как слои в луковице. Но, чем дальше вы удаляетесь от центра, тем стремительней течет время.
— А ваш мир находится в центре?
— Что вы, конечно, нет. Миллиарды миров, миллионы вселенных. Наша — лишь одна из них. Совершенно рядовой мир, расположенный где-то в середине, если только у этой бесконечной луковицы возможно отыскать середину.
— Но в таком случае, если законы изменения времени одинаковы для всех слоев, движение в обратном направлении, к центру луковицы, должно замедлять время? — сделал вывод Сергей.
— Совершенно верно. Именно поэтому, если вы попадете в мир ордосов, время для вас замедлится в 8640 раз относительна вашей родной вселенной. Вернувшись обратно, вы обнаружите, что за час, который вы проведете у ордосов, в вашей вселенной пройдет целый год. Хотя никаких изменений в ходе времени вы не заметите, пока будете находиться в мире ордосов. Это происходит потому, что вместе со всей физической вселенной, в которую вы попадаете, замедляются и ваши личные биологические часы. Только вернувшись, вы сможете заметить разницу и с удивлением констатировать, что из вашей жизни пропало лет двадцать.
— Если я правильно вас понял, то путешествие в обратную сторону, к вашей вселенной, в которой время ускоряется, будет для меня более выгодно?
— Конечно. За целый год, который вы проведете у нас, в вашем мире пройдет всего три с половиной дня. Так что для вас пребывание на моей родине должно выглядеть весьма привлекательно.
— Насколько я понимаю, если я задержусь у вас надолго, скажем, лет на десять, то, вернувшись, я окажусь почти на десять лет старше своих сверстников?
Ренальт улыбнулся и одобрительно посмотрел на Сергея.
— Вы быстро все схватываете. Ваши сверстники постареют за ваше отсутствие всего на тридцать шесть дней. И само ваше отсутствие, равное для вас десяти годам, для них продлится чуть больше месяца.
— Не вижу в этом особой выгоды.
— Ну, это с какой стороны посмотреть. Разве плохо провести в нашем мире лет десять, а вернувшись, застать свою жену такой же молодой, какой вы ее оставили перед отлетом?
— Но законы вселенной должны быть одинаковы для всех параллельных миров. Разве это не так?
— Конечно. Относительно только время. И чем дальше вы будете удаляться от центра вселенной, тем быстрее оно течет. Это единственная причина, не позволяющая нам перемещаться далеко за временной слой Захрана. Вселенная, в которой обитают ордосы, замедляет время относительно нашего мира в 86 тысяч раз. За двадцать часов, проведенных там, в нашем мире сменится несколько поколений. Любая экспедиция в мир ордосов будет для нас потеряна навсегда.
— Выходит, вселенная ордосов вам недоступна?
— Если бы это было иначе, мы бы давно с ними покончили. В техническом плане противостоять нашей цивилизации эти кровавые монстры не могут. Но из-за физических законов вселенной мы вынуждены ограничивать наши действия временным слоем Захрана. Дальше для нас пути нет. В меру наших возможностей мы лишь препятствуем экспансии ордосов, но уничтожить мир, из которого они приходят, мы не в состоянии.
— И все же я не совсем понимаю… Предположим, ваш корабль прилетит на планету ордосов. Пока он будет находиться там, биологическое время членов экипажа и время самого корабля будет идти со скоростью этого мира. Другими словами, они могут провести там год, два — хоть десять лет, и с ними ничего не случится! Только при возвращении время сыграет с ними злую шутку. Так неужели не нашлось никого, кто хотел бы…
— Пожертвовать собой? Ну что вы! Мы слишком ценим собственную жизнь.
— А что происходит со спасенными вами людьми? Для чего вы забираете их с собой?
— Когда они придут в себя, никто из них не откажется поработать у нас за приличную плату год или два и через пять—десять дней, по их местному времени, вернуться домой с хорошей суммой денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55