Половина запаса продуктов находилась на коврах джигитов, и было решено, что к прибытию большинства гостей уже разожгут костры и установят котлы и вертела.
Глава 19
ВЕРНИСЬ, Я ВСЕ ПРОЩУ!
Бенедикт и Медуза были уже в замке лесных оборотней. Ее сразу окружила стайка шумных девушек, обсуждая предстоящую свадьбу, они увлекли невесту в комнаты – наряжать. Бенедикт заволновался, он вдруг поймал себя на мысли, что боится снова потерять любимую, но тут же посмеялся над своими страхами. Его окружили остроухие оборотни, поздравляя с законным браком. Ангел с благодарностью принимал эти поздравления, хотя точно знал, что для хозяев леса слово «законный» ничего не значит. Они жили в бесконечной свободе и веселье, и прочными у них были только общие для всего народа чувства. Именно по этой причине среди лесного народа не было ни драк, ни взаимных обид, ни зла. А шутки, иногда даже дурные, они воспринимали просто как развлечение. Вот и сейчас, принимая от весельчаков потерянную где-то в башне зеленую шляпу с фазаньим пером, жених сначала взял ее двумя пальцами, ожидая, что головной убор может превратиться во что угодно. Он подозрительно пощупал зеленый фетр и только потом водрузил шляпу на макушку.
В небе появилась темная точка и стала стремительно увеличиваться в размерах. Скоро Бенедикт смог разглядеть летящий на предельной скорости ковер-самолет.
– Майна, майна, каму сказал? – услышал ангел голос Хасана. – Вах, шайтан арба, каму сказал майна?
Ковер-самолет немедленно выполнил команду, так резко плюхнувшись на землю, что кругленький начальник таксистов скатился на траву, подпрыгивая, словно мячик.
– Слюшай, какой у тебя родня сердитый, ангел-джан! – прохрипел Хасан, остановившись. Он раскинулся на спине, не в силах даже пошевелиться и дыша так, словно это не ковер нес его по воздуху, а он сам летел и транспорт вез на собственных плечах. Но усталость не мешала таксисту быстро говорить: – Слюшай, савсем старый человек, прямо аксакал, а так пилёхо ругался! Отвези, говорит, бистро-бистро маленько письма для Бенедикта. И читобы до свадьба он прочитал. – Хасан развязал пояс и вынул из него свернутый в рулон лист бумаги. Ангел нерешительно взял письмо, предчувствуя, что содержание его не обрадует.
Письмо было написано любящим дядюшкой, Большим Боссом, и по сути было даже не письмом, а ультиматумом.
«Дорогой мой племянник, надеюсь, пока еще ты им являешься!» – писал начальник Небесной Канцелярии таким сухим и официальным языком, что Бенедикт с трудом смог осознать смысл написанного на конторском бланке. Где-то внутри шевельнулась неуверенность, на мгновение превратив его в нелепого неудачника. Бенедикт быстро пробежал глазами текст и присел на траву, свесив голову на грудь. В послании дядюшка приводил массу аргументов против его предстоящей женитьбы, требовал немедленного возвращения в Энергомир и искреннего покаяния. Тогда он – Бенедикт – отделается легко и любящий дядюшка ограничится небольшим взысканием и запретом на выход в параллельные измерения. Если же он, неблагодарный, приказ не выполнит, то останется навсегда там, где находится. И не видать ему бессмертия как своих ушей.
Бенедикт не сразу понял, чего именно требует Большой Босс. Когда же до него дошло, то ангел почувствовал, как внутри завязался тугой узел. Прекрасные голубые глаза жениха подернулись влажной горестной дымкой, а в голове билась мысль: «За что?» Потом он вдруг осознал, что Большой Босс его единственный родственник. И это стало потрясением.
Из замка вышла Медуза. Ангел взглянул на нее – и все переживания, все сомнения улетучились. Он задохнулся от восторга – так перехватывает дыхание, когда в жаркий, душный день прыгнешь в ледяную воду.
На невесте было надето короткое, чуть ниже колен, зеленое платье. Подол легкими свободными складками обнимал стройные ноги и разлетался при каждом шаге. Ножки, обутые в сандалии, легко ступали по траве, и казалось, что девушка сейчас просто кинется бегом навстречу любимому. Волосы привели в порядок. Они теперь были прямыми и изменили цвет. Вместо перманента мышиного цвета, что достался Горгоне от ведьмы Гризеллы, ее голову украшали прямые волосы теплого песочного цвета, который удивительно сочетался с ее глазами. Длинные ресницы взлетали к бровям, открывая восторженно-удивленный взгляд, а маленькая ручка Медузы то и дело поднималась к волосам, проверить, не съехала ли набок цветочная корона, венчавшая высокую прическу. Невеста улыбалась, улыбалась счастливо и открыто. Улыбка эта была напоена счастьем и солнцем, она была полна любви и доверия.
И Бенедикт вдруг понял, что эта улыбка намного важнее для него, чем все запреты в мире. И еще он понял, что без улыбки Медузы ему не нужно никакое бессмертие. Он поднялся и пошел навстречу – навстречу своей судьбе. И не заметил, как отбросил в сторону лист бумаги, на котором Большой Босс изложил свои требования.
Ветер подхватил белый бумажный листок, закрутил его, поднял над землей. Какое-то время ветерок развлекался тем, что подкидывал новую игрушку, наблюдал за ее падением, потом снова подкидывал. Но скоро он заметил, что прямо на траве расстилают огромные скатерти, и поспешил вмешаться – надо было помочь. И озорной ветерок принялся вырывать у оборотней яркую ткань, заворачивать углы уже расстеленных скатертей – в общем, старался вовсю.
А брошенный конторский бланк с ультиматумом любящего дядюшки сиротливо покружился в воздухе и опустился на самое неподходящее для этого место – он залепил лицо Гучи, въезжающего во главе кавалькады на поляну, что окружала замок Акавы.
Чингачгук отлепил от лица лист, пробежал глазами послание – и усмехнулся. Он подумал о том, что зря Большой Босс так категорично ставит условия. Это от страха! Самому Главному Начальнику страшно, что, если уж безвольный и послушный ангел Бенедикт покинул Небесную Канцелярию, скоро может случиться так, что Большому Боссу некем будет руководить. И черт разорвал бумагу на мелкие кусочки. Ветерок подхватил обрывки и унес куда-то далеко назад – в прошлое.
Бенедикт стоял рядом с Медузой. Одной рукой он обнимал хрупкие плечики невесты, а другой махал приближающимся друзьям. Он был всегда рад их видеть, но сегодня к этой радости примешивалось какое-то другое чувство. Бенедикт прислушался к нему и понял, что чувство это называется духовным родством. И такое родство гораздо крепче тех родственных связей, какие каждый получает по факту рождения. Ангел счастливо рассмеялся, прогоняя последние страхи, вызванные дядюшкиным письмом. Кем он был в Небесной Канцелярии? Одиноким неудачником, нескладным и бестолковым занудой. И еще он был никому не нужен. Никому не было до него дела. И даже дядюшка стеснялся его.
Бенедикт посмотрел на друзей и почувствовал гордость. Он гордился ими и дорожил их дружбой. И вдруг он понял еще одно: он сам такой же! Такой же отчаянно смелый и умный, как Гуча. Такой же сильный и решительный, как король Полухайкин. Такой же легкомысленный и веселый, как и Самсон. Такой же вредный, как Тыгдынский конь… нет, с конем, пожалуй, перебор… Ангел усмехнулся.
Всадники спешились, заполнив все свободное пространство перед замком криками, смехом, суетой. В Зачарованном лесу никогда еще не было так многолюдно. На свадьбу приехали все, кто хоть немного был знаком с ангелом. Вокруг зеленого холма вырос палаточный городок. Горели костры, для которых Акава отвела специальное место и поставила высоких длинноухих наблюдателей. Люди-оборотни следили, чтобы техника безопасности соблюдалась строго. Акава даже переговорила с отшельником Аминатом, чтобы тот в случае пожара вызвал дождь.
Отшельник пребывал в благостном настроении и согласился помочь беспокойной Акаве без обычного для него ворчания. Сегодня его не могло расстроить даже присутствие ненавистного Тыгдына, и бывшая супруга Гризелла почему-то тоже перестала действовать на нервы.
А причина его хорошего настроения была такой – встреча с Господином Смертью напомнила ему о самой большой победе. Он с удовольствием вспоминал день, когда выиграл у него бессмертие. Но еще эта встреча натолкнула его на мысль, что пора наконец найти тихое, безлюдное место, чтобы спокойно заниматься любимым делом. Скорей бы в башню и засесть там на веки вечные. И сейчас он слушал едкие замечания Гучи, нисколько не сердясь на него.
– Ну и что ты маешься со своим самогонным аппаратом? – спрашивал старика черт. – Кустарщина. Самодеятельность. Надо профессионально подходить к вопросу, если уж ты выбрал своим занятием виноделие. Вот поучился бы у профессионалов, набрался бы опыта – там, глядишь, организовал бы спиртзавод.
– Ха! – презрительно передернувшись, произнес Аминат так, будто плюнул. – Вот ты, Чингачгук, знающий человек, а такой ерундой страдаешь. Я тебе много говорить не буду, только напомню об одном историческом факте. Ноев ковчег кто построил? Любитель! А «Титаник», между прочим, профессионал. Выводы сам делай.
– Молодец, тонко подметил. – Гуча немного подумал над услышанным – отшельник часто радовал его подобными высказываниями.
А пока отшельник с удовольствием наблюдал за приготовлениями к празднику.
Вокруг суетились люди и нелюди. С визгом носились ребятишки с Мексикой во главе. От костров тянуло дымком, перемешанным с запахами пищи. Аминат втянул воздух и подумал, что праздник сегодня удастся на славу.
Что ж, он прожил хорошую жизнь, только вот слишком длинную. Да и оставить вместо себя некого – с сыном-то вон как вышло! Он помрачнел, думая о Тентогле. Нельзя допускать его к башне. Он хоть толком в колдовстве и не разбирается, но больно озлоблен на весь белый свет, да так, что может уничтожить его.
Потом пришла мысль, что такие ребята, как Гуча и Бенедикт, справятся с любыми проблемами. Да и молодежь подрастает – Аполлошу хоть сейчас волшебником ставь, а ведь есть еще и Мексика!
Старый Аминат улыбнулся девочке. Принцесса Мексика остановилась рядом и потребовала ответов на десяток неизменных «почему». Аминат ответил и посоветовал попросить Тыгдына рассказать о том, откуда дети берутся. И не просто рассказать сказку об аистах, а описать весь процесс с точки зрения физиологии. Девочка убежала, и уже через минуту старик с удовольствием наблюдал, как она изводит Тыгдынского коня. Мексика готовилась вырасти первостатейной ведьмой.
Нет, не оставят они этот мир в беде, напротив, он станет интереснее, жизнь в нем – насыщеннее, а покоя будет все меньше и меньше. А значит, в нем не останется места для старого нелюдимого отшельника. Придя к такому выводу, отшельник Аминат укрепился в решении покинуть Иномирье навсегда.
– О чем задумался, старик? – услышал он и, повернувшись, увидел Барона. Старый цыган только что закончил давать наставления сыну и направился к кострам.
– О жизни, Барон, – ответил отшельник, – о жизни. О чем еще может думать такой старик, как я? Я достаточно прожил в этом мире и с тоской наблюдаю за молодыми. Признаюсь, Барон, я завидую им! Меня уже ничто не радует. Мне столько лет, кажется, ничто уже не может заинтересовать меня. Опыт дает знать о себе, а когда знаешь, что скажет тот или иной человек, когда предугадываешь события задолго до того, как они случаются, пропадает охота в них участвовать.
– Дело сказал, – кивнул барон. Серьга в ухе жалобно звякнула. – Я подумаю над твоими словами. Мне сегодня предстоит игра с Господином Смертью, и я принял решение не выигрывать бессмертие. Смотри, Джулиус ставки принимает! Вот человек, из любого дела выгоду получит!
Джулиус собирал деньги, одним глазом оценивая содержимое чужих кошельков, а другим поглядывая на Басеньку. Супруга, несмотря на ораву детей, которые не давали маме покоя, умудрялась флиртовать с господином в черной одежде. Джулиус вздохнул и зарекся на будущее оставлять супругу одну.
Господин в черном, сделав несколько комплиментов красивой женщине, заметил в толпе Гучу и помахал рукой. Гуча махнул в ответ и дал сигнал, взмахнув белым платком. Быстро освободили широкую площадку. Барон вышел в центр, достал карты и хитро улыбнулся. Улыбка Господина Смерти была не такой доброжелательной, лицо его выражало скорее мрачную решимость. Страсти накалялись. Азарт охватил зрителей, ставки росли и росли. Джулиус только успевал отмечать суммы и оглашать результат.
А игроки старались сделать правильный ход, поскольку на кону стояло ни много ни мало – жизнь старого цыгана.
– Ну давай еще на сто лет?! – умоляющим голосом попросил Господин Смерть, проиграв в третий раз.
– Да куда мне столько? – отказывался цыган. – Я три сотни выиграл, и хватит!
– Давай на бессмертие, – настаивал Мафусаил.
– Да на что оно мне? – Барон хитро усмехнулся, тряхнул черными кудрями и дернул длинный ус. – Мне, Мафусаил, интересно побывать там, где ни один здесь живущий не был. Так что и триста лет – много!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39