– Сет… – выдохнул Ловец.
И громадный кусок древнего камня рухнул в локте от того места, где он лежал, запечатав проход к тайному хранилищу. Берт ничего больше не видел. Темнота охватила его.
– Марта! – отчаянно вскрикнул он.
Но никто не отозвался.
…Необъятная ширь ночного неба дышала прохладой. Выбравшись из узкого подземного хода, Ловец упал на землю. Голова его кружилась. То, что происходило с ним в последние минуты, он помнил урывками.
…Как он колотил, сдирая кожу с костяшек, кулаками в каменную глыбу, закрывшую от него и Сета, и Марту, и Кость Войны… Как звал рыжеволосую, как срывался его голос в рыдание…
Как очередной обвал погнал его прочь от этого места, по коридорам, наполненным вязкой Тьмой… Как сумеречные незримые щупальца хватали его за ноги, мешая бежать, как с потолка летели увесистые камни, как он спотыкался, падал, снова вскакивал… Как разверзались перед ним трещины, как рушились позади стены… Как черные иглы впивались в мозг, гасили сознание… Как он после долгого беспамятства вдруг ощутил себя висящим на перилах железной винтовой лестницы, с громким лязгом трепещущей, будто ветвь сухого дерева под ураганным ветром… Как с трудом сообразил, что спасение уже близко, и продолжал путь…
Кто его вывел из дворца Аниса? Инстинкт сохранения жизни или… Маргон и те другие, из Союза Четверых, все еще следили за ним?
Да что в том толку теперь…
Древний костяной шлем, Кость Войны – оказался в руках Сета. А Марта…
Он снова оставил ее. В который уже раз?! Он снова сбежал, и на этот раз не по своей воле. Не по своей воле, но что это меняет?..
Земля под ним дрожала.
Перевернувшись на спину, Берт безучастно смотрел, как громада дворца оседает, поднимая тучи черной пыли – словно это Тьма, столетиями жившая в бесконечных каменных переходах, вырывается на волю. Отчего-то грохота почти не было слышно. Дворец Аниса умирал. Рушились остовы башен – большие остроугольные камни разлетались далеко вокруг, множество их со свистом впивалось в землю рядом с Бертом. Но он, впав в какое-то оцепенение, даже не пытался отползти дальше.
Зачем?
Все кончено. Вряд ли кто-то, кроме него, сумел спастись. Кость Войны погребена под толщей камней. Понадобится не один год, чтобы, разобрав завалы, добраться до нее. И паскудный Сет наверняка мертв.
Но все это сейчас совсем не волновало Альберта Гендера, Ловца Теней из Карвада.
Лишь одна мысль билась в оледеневшем его мозгу.
Марта…
Марта.
Почему надо потерять ее, чтобы понять, как она на самом деле ему дорога?
Марта…
Дворец Аниса больше не возвышался над округой. Он будто ушел под землю, земные недра поглотили его и сомкнулись, оставив на поверхности лишь бесформенные и невысокие каменные груды – точно курганы в память множества погибших здесь людей.
Берт закрыл глаза.
И открыл их, когда услышал странный свист.
От развалин дворца поднимались извилистые туманные струи. С тугим свистом вырывались они из-под земли. Густо-молочные и плотные, будто призраки змей, они переплетались друг с другом и, становясь тонкими, словно иглы, там, в вышине, вонзались в темное небо.
А земная твердь продолжала содрогаться. Колебания, центром которых был разрушенный дворец, расходились далеко-далеко по пустыне.
…Когда его потащили к костру, Самуэль наконец очнулся от оторопи. Он принялся отчаянно вырываться, но что он мог поделать? Пустынные воины, не обращая никакого внимания на сопротивление, волокли его к огню.
Полопались одна за другой завязки на куртке. Затрещал, отрываясь, рукав. А за ним и второй.
Самуэль закричал.
Вторя его крику, истошно завопили Дети Красного Огня. Но не только восторг предвкушения слышался в их крике – еще и какая-то неясная, наверное даже им самим непонятная тревога. Женщины уже не били в ладоши, они упали ничком и странным образом мелко-мелко подергивались.
Жар огня ударил в лицо Самуэлю. И этот жар словно пробудил в нем понимание. Что-то трясет землю под его ногами – сильно трясет – и эта тряска передается прижавшимся к земле женщинам. Тряска колышет языки огня, рвет их лоскутами, разбрасывает сыплющие искрами головешки и угли.
Исхагг прыгал вокруг воинов, волокших Самуэля, и натужно вопил охрипшим голосом.
Что-то происходит. Что-то странное и страшное… Настолько ужасное, что от этого землю бьет дрожь.
Он рванулся из последних сил. Куртка лопнула на спине по шву. Но уже ничто не могло спасти Самуэля. Полураздетого, его кинули прямо в огонь.
Ухун исчез в языках пламени, а над всем становищем повисла напряженная тишина. Исхагг жадно смотрел – что будет теперь. Какой великий день! День, когда Дух Красного Огня избавит родные земли от древнего проклятия. Дети и внуки Исхагга, и дети его внуков будут до самой смерти гордиться тем, что именно их предок узнал в обыкновенном чужеземце воплощение Красного Огня. Именно их предок вел церемонию освобождения Духа.
Земля трясется… Словно упругие волны ходят под каменистой оболочкой чудовищно громадного земного тела. Исхагг чувствует, чувствует волнение мира, в который вот-вот ворвется.
Красный Огонь поглотил Ухуна. И через миг будто тысячи молний ударили в костер – вспышка была до того ослепительна, что Дети Красного Огня, пряча лица в ладонях, повалились ниц.
Когда они открыли глаза, на земле, возле черного кострища, среди множества багрово светящихся рассыпанных углей, лежал, слабо шевелясь, маленький человечек. Обнаженный его торс был густо покрыт набухающими волдырями. Некоторое время он лежал, не в силах даже стонать, потом поднял голову, облепленную тлеющими, исходящими дымом волосами, и тоскливо заскулил.
Исхагг только глянул на человечка и равнодушно отвернулся. Дух Красного Огня вышел на свободу! Красный Огонь выплюнул человеческую плоть как ненужную шелуху…
Завыли в страхе оторвавшиеся от земли женщины. Они первыми заметили: небо далеко на востоке замутилось. Белесые струи, поднимаясь вверх, впивались в вышнюю темноту, растекались по небосводу шевелящейся, будто осьминог, тучей – гигантской, даже при взгляде отсюда.
– Свершилось! – воскликнул Исхагг, обращаясь к своему народу. – Зло покидает наши земли! Смотрите, как сонмы освобожденных душ летят к небесам, туда, где с рассветом появится Великая Прародительница Красного Огня! Свершилось!
Земная твердь ходила ходуном. Грохот разнесся над всей Пустыней Древних Царств. Темные нагромождения развалин одно за другим приходили в движение. Все больше и больше белесых струй били в ночную беззвездную черноту.
Пока небосвод над Пустыней целиком не затянуло мутной пленкой.
Когда горы пляшут, извергая из своих недр раскаленную лаву, когда черные тучи пепла застилают небо, когда море встает на дыбы, круша корабли и пенными языками смывая прибрежные поселки, когда земная твердь ходит волнами, ухмыляясь зазубренными трещинами, старики Метрополии говорят: это Эолле Хохотун смеется.
Далеко от мира живых, там, где дьявол терзает души грешников вечной мукой, где вой демонов заглушает рыдания несчастных, смеялся Эолле Хохотун.
Сквозь черные дыры могил смотрел он на землю.
Он видел Пустыню Древних Царств. Он видел трясущийся в агонии дворец Аниса. Он без усилий проницал взглядом толщу каменных стен и наблюдал за тем, как человек в черной одежде, стоя спокойно среди грохота разрушения и стонов умирающих, поднимает на руки древний череп, выточенный в виде шлема. Поднимает на руки Кость Войны. Видел, как пальцы человека жадно бегут по белой иззубренной поверхности Кости, ласкают впадины глазниц. Видел он и лицо человека, искаженное гримасой страстного вожделения.
Эолле знал, что так будет. Эолле знает и что будет потом.
Вот человек вздымает руки, сжимающие шлем. Медленно надевает его на голову. Лицо скрывается под костной маской, глазницы черепа, только что пустые и черные, вспыхивают жестоким желтым огнем. Сорвавшаяся с потолка плита падает прямо на человека – но тот даже не пошатнется. Едва коснувшись Кости, плита разлетается тысячью каменных осколков, будто от удара гигантским молотом.
Человек в черном оглядывается. Он заходит за груду камней и выволакивает девушку в изорванной одежде, с рыжими волосами, запекшимися от крови. Рыжеволосая без чувств. Человек перекидывает безвольное тело через плечо.
Эолле хмурится. Этого он не предугадывал. Этого не должно быть. Впрочем, хмурится Эолле лишь мгновение. И снова начинает хохотать. Все идет как надо. Нет причин беспокоиться и сомневаться. Когда имеешь дело с людьми, всегда случаются мелкие неувязки. На то они и люди – слабые и глупые создания, пленники собственных чувств.
Человек в черном начинает путь. В полной темноте он движется, не останавливаясь, безошибочно выбирая повороты и проходы к лестницам. За ним спешит, отчаянно хромая, израненный, истекающий кровью воин. Эолле удостаивает его мимолетным взглядом. Крепок он, этот воин. Что ж, если ему посчастливится выбраться живым, надо обратить на него особое внимание…
Человек в черном продолжает двигаться на поверхность. Туда, где на открытом пространстве сгрудились оборванцы, перепуганные и потому готовые на все. Ощетиненная оружием кучка приглушенно переговаривается. Эолле знает, что будет, когда человек в черном покинет оседающий под землю дворец. Устрашенные чудовищным катаклизмом оборванцы с отчаянной яростью набросятся на человека в черном, на голове которого прочно утвердилась Кость Войны. Многие из них погибнут. Так и должно быть. Многие погибнут для того, чтобы оставшиеся смогли понять: у них нет выбора. Или они подчинятся Кости Войны – или умрут. Потом Кость Войны повлечет человека на Каменный Берег, в условленное место, где ждет корабль. Пустынные воины не осмелятся нападать. В океане бушует шторм, равного которому не видывали в этих краях, но шторм не сможет повредить кораблю, стоящему в тихой гавани. Корабль покинет Берег и ляжет на курс, ведущий в обреченный уже Руим. И это будет только начало.
Тьма восстает. Тьма дышит жаждой и гневом.

Часть четвертая
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ЛОВЦА
ГЛАВА 1
Океан после шторма напоминал неопрятно перепаханное поле. Мутные волны с лохматыми шапками серой пены лениво выносили на валуны Каменного Берега пучки водорослей, обточенную водой древесину, комья грязи со дна. Большое торговое судно, накренившись набок, прочно сидело на мели у самого Берега. Близилось время прилива. Моряки, гортанно вскрикивая, суетились у снастей, поспешно поднимали весла, чтобы прилив не обломал их о прибрежные камни.
Высокий толстый мужчина с завитой и умасленной красной бородой, в длинном халате, стоял на носу лодки, брезгливо щурясь на двух людей, исхудавших, обросших щетиной, в потрепанной одежде. Гребцы позади бородатого посмеивались над жалким видом пары. Эти двое почти неделю блуждали по пустыне, питаясь полусгнившим мясом дохлого верблюда, на которого случайно наткнулись на второй день пути. Оба иссохли от голода и жажды – источники воды лишь дважды им попадались.
– Говорите, вас тоже прибило к этим чертовым каменюкам? – густым басом проговорил бородач. – Давно?
– Вчера, – ответил Берт. Сутулясь, он держал руки в карманах. Уныло пошевеливал пальцами ног, высовывающимися из прорех в мысках сапог. – Корабль вдребезги… Только мы вдвоем и сумели спастись… Думали, совсем нам крышка. Знаете, что о местных жителях рассказывают?
– Слыхал, – поглаживая бороду, снисходительно ответил мужчина на носу лодки. – Что-то не похоже, что только вчера… Вид у вас, будто… Ладно, ваше дело. Так… Значит, моряки, говорите?
– Нет, уважаемый Ушаам, – буркнул Берт. – Я ведь уже рассказывал: пассажиры мы. Путешественники. Ученые. Изучаем повадки… морских птиц.
Гребцы заржали уже откровенно.
– Цыц! – прикрикнул на них краснобородый Ушаам, в глазах которого тоже, впрочем, заплясали искорки веселья. – Распоясались… И зачем же, скажите на милость, этих самых птиц изучать?
– Наука, – неожиданно пискнул молчавший до сих пор Самуэль, – нужна всем и каждому! Только наука движет вперед человечество!
Гребцы захрюкали в сложенные ладони, затрясли плечами, не в силах удержаться.
– Недомерок… – презрительно скривился Ушаам. – А туда же… Значит так, господа… Резону мне вас на борт брать никакого нет. Лишние рты мне не нужны. Припасы на исходе, нам бы самим хватило б… И про птиц… ха-ха!.. я желаю рассуждать только в одном: в жареном виде их потреблять или в вареном. Понятно? Я и так из-за этого проклятого шторма убытки терплю. Шли в Руим, а занесло… Не видать мне теперь барыша, нутром чую. Хорошо, хоть живы все остались, не размозжило о камни, и на дно не пошли… Чем заплатить за место – есть?
Берт развел руками.
– Мы можем работать, – сказал он.
– Мне нужны моряки, а не рабочие, – фыркнул Ушаам. – Разве что… Согласитесь отработать плату за проезд, когда мы прибудем в Руим?
Берт и Самуэль переглянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43