Что мы, японцев догнали, лицензии продали, лучше жить стали? В другом месте нужно силы сейчас прикладывать, чтобы корабль разогнать. Ну, и чтобы самому за бортом не остаться.
Я это давно уже понял. А вот тебе, судя по всему, не удастся понять этого никогда. Не дано, как говорится...
– С наукой мы расстались по-хорошему. У нее ко мне претензий нет, у меня к ней – тоже. Должность моя – ведущий инспектор. Фирма солидная и платят хорошо. Командировок, правда, много...
– А к нам на «Микротехнологию» с какой целью? – равнодушно спрашивает Пеночкин, открывая стол и пряча в него кипу распечаток. – Наша контора рядовая, ничего интересного. Тебе бы, наверное, надо на ГИВЦ подъехать, они тут всем заправляют.
– Ну-ну, не прибедняйся. Там я уже бы и выяснил, что верховодишь-то в городе как раз ты. Сделать из «Эллипса» полумесяц – твоя идея?
– Моя. Чем и горжусь. А не то бы «кольцо» до сих пор не работало. Пришлось, конечно, повозиться, прежде чем обмен полностью нормализовался. За что теперь и расплачиваюсь: чуть где какой сбой – сразу меня вызывают. Как «скорую помощь».
– Все правильно. Ни один добрый поступок не должен оставаться безнаказанным.
Петя снова достает из ящика распечатки и кладет их на стол. Причем – те же самые.
– Слушай... А ты не мог бы помочь мне в одном деле? – говорит он вдруг тихо и часто-часто мигает.
– О чем речь! Все, что в моих силах, сделаю. И что свыше них – тоже. Выручить однокурсника – святое дело.
Интересно, что ему может быть от меня нужно? Такие, как он, для себя никогда ничего не просят. Гордость им, видите ли, не позволяет. Но без одолжений и унижений в наше время не проживешь. Рано или поздно и у них, несгибаемых, появляется необходимость или жену к хорошему врачу устроить, или сына-дочку куда определить. На этом-то они и ломаются. Все до одного, без исключения. Да, но Пеночкин не женат. И детей у него, кажется, нет. Так в чем вопрос? Итальянские колготки для любовницы? Парфюмерный набор для невесты? Нет проблем. В любом комиссионном, только раскошеливайся...
– Вы когда собираетесь «Эллипс» размыкать? – спрашивает Петя, облизывая пересохшие губы.
– По плану – через три дня. Чтобы за выходные и следующую неделю сделать все необходимые соединения, протестировать... Комплексной бригаде уже командировки выписаны и гостиница забронирована.
– А нельзя ли это все... отложить на пару недель? Понимаешь, очень нужно!
М-да... С таким же успехом он мог бы попросить меня прыгнуть с девятого этажа. С парашютом, конечно. Без парашюта – это было бы негуманно.
– Ты знаешь, что такое компьютерная сеть типа «гиперкуб»?
– Наслышан, как же. Телевизионщики все глаза проели, все уши прожужжали. Даже из нашего ГИВЦа один раз репортаж вели. «Здесь будет один из узлов Большой Сети»... Помнишь, как во времена нашего детства: «Здесь будет атомная электростанция»...
А вот от тебя я этого не ожидал. Чтобы так сузить собственный кругозор...
– Это ты как обыватель наслышан. Ну, а как специалист понимаешь, что это даст? «Новый этап НТР!» «Десятикратное ускорение прогресса!» «Каждое техническое решение – на уровне изобретения!» Это что, по-твоему, только газетные заголовки? Нет уж, послушай, дорогой, – не даю я ему возразить. – Ты, я вижу, в этих вопросах дремуч и мохом порос. Известно ли тебе, что как на Западе, так и на Востоке количественный рост компьютерных сетей привел, как и предписано законами диалектики, к гигантскому качественному сдвигу? Ты знаешь, что изобретений во всех областях они делают на порядок больше, чем десять лет назад? А пионерских – на два порядка! Ты знаешь, что мы скоро перестанем понимать, о чем они пишут в научных статьях? Из-за несовместимости скоростей обработки и усвоения информации? Нет, ты не знаешь этого, – вталкиваю я обратно на стул порывающегося встать Пеночкина, – иначе бы у тебя и мысли такой не возникло! Две-три недели... Да это вызовет дополнительное отставание всей, повторяю, всей нашей науки и техники на два-три года! Вот как теперь идет счет! А чем вызван этот качественный скачок, знаешь? Нет уж, позволь, я объясню! Дело в том, что Большая Сеть всю информацию, необходимую для решения самой экстравагантной задачи, может отыскать, упорядочить по десяткам признаков и представить в наиудобнейшем для восприятия виде через какие-то двадцать-тридцать минут! А через каждые сутки – дополнять и обновлять ее. И если ты захочешь, например, чтобы твоя жена стала русалкой, через четверть часа на твоем дисплее будут все имеющиеся на данный момент времени сведения о рыбьих и акульих хвостах, рыбьем клее, рыбьем мехе, совместимости тканей и так далее. Ты даже будешь знать, как ее потом будет удобнее чистить, от хвоста или от головы... Вернее, от бедер. А без помощи Сети только на сбор информации ушло бы пять лет... За это время жена ушла бы к другому, и остался бы ты ни с чем. Две-три недели... А то, что за ходом работ Председатель Совета Министров лично следит – ты знаешь?
Пеночкин сник и уже не пытается встать. Даже мигать перестал. Кажется, я понимаю, почему такие, как он, ничего в жизни не добиваются. От неумения трезво оценить свои силы. Вот и сейчас, я уверен, он обдумывает не то, как закруглить или законсервировать неоконченную работу за оставшиеся трое суток, а как пробиться на прием к Председателю и уболтать его повременить с размыканием «Эллипса».
– Знаешь, если бы я был вхож в Кремль, честное слово, замолвил бы за тебя словечко, – доброжелательно улыбаюсь я. – Но увы... А какую, собственно говоря, задачку ты не успел досчитать? Какую русалку не поймал?
Пеночкин снимает очки, протирает их носовым платком.
– Да так... Один любопытный расчетец... Водрузив очки обратно на нос, он дважды мигает, и в этот момент у меня мелькает сумасшедшая мысль. А может быть, это он ворует машинное время? Пытаясь реализовать свою идею-фикс? Но я тут же отбрасываю ее. Петя на это неспособен. Преступить законы и инструкции даже в самой малости... Для таких, как он, подобная задача не имеет решения. Его могли заставить, обмануть, увлечь, но чтобы Пеночкин сам... Нет. Да и что же это за идея такая, требующая столь огромной вычислительной мощи?
Я смотрю на дисплейчик «петушка». Без пяти минут полночь. Вот-вот начнется шабаш.
– Слушай, Петро, а сейчас у тебя с обменом все в порядке? «Полуэллипс» нормально работает?
– До твоего прихода не сбоил. А как теперь...
Он подходит к вперившему в нас недремлющее зеленое око «Нестору», делает запрос...
– Все в порядке. Ночью загрузка небольшая, так что, если тебе хочется знать свои неблагоприятные дни или гороскоп...
– А можно мне самому с ним пообщаться? – спрашиваю я, становясь так, чтобы видеть лицо собеседника, то есть позади терминала. Моя левая рука, скользнув в боковой карман, мгновенно выуживает из него серо-голубой портсигарчик.
– На какую тему? – настороженно спрашивает Петя.
– Хочу получить консультацию по вопросам организации обмена в больших вычислительных сетях, – говорю я и поднимаю правую руку якобы для того, чтобы почесать в затылке. Левая в это время аккуратненько ставит на заднюю стенку монитора «стукача».
– Хорошо. Я тебя сейчас введу в систему. Только знаешь, давай с другого терминала, ладно? А то я здесь наполовину программу набрал, вдруг ты ее невзначай сотрешь.
Ну вот, опять он переполошился. Программа полунабрана – а дисплей пуст. Она что, секретная? Или ее просто нет? И про свою бредовую идею Пеночкин ничего не рассказывает...
Мы идем в дисплейный класс. Петя включает тот самый терминал, на котором я работал днем.
– И еще. Дай мне полистать ваш журнал дежурств. Есть таковой?
– Как такового нет. Мы выделили для этой цели оптический диск. Только вряд ли ты найдешь в нем что-нибудь существенное.
– Откуда ты знаешь, что для меня существенно, а что – нет? – спрашиваю я и вдруг замечаю: пальцы Пеночкина мелко подергиваются, словно уши у дремлющей овчарки. – Я и сам иногда этого не знаю.
– Но для чего-то он тебе все-таки нужен? Хотя бы в первом приближении? Для чего? – в упор спрашивает Петя.
– Да в этих журналах иногда такие перлы попадаются... А я последнее время увлекся собиранием кибернетического фольклора, – отвечаю я наглым голосом. Чего пристал? У тебя свои тайны, у меня свои. И что это ты так волнуешься за мою работу? Прямо-таки испереживался весь. До дрожи в пальцах.
Пеночкин, мигнув на прощание, уходит. Я начинаю «перелистывать» странички журнала. Так, так... Вот и 28 апреля. В ГИВЦе в эту ночь был первый приступ. А здесь? В журнале – ни словечка. Зато фамилии указаны. И дежурил как раз Пеночкин. И в последующие ночи тоже он. Ай да ребята! Ай да молодцы! Скрываете, значит? И КЗОТ, кстати, нарушаете. Не имеете права целый месяц одного и того же человека в ночную смену гонять. Это вам не «еэска», сломается – не починишь.
И еще вопросик возникает. Почему Петя один сегодня, без напарника? Грубейшее нарушение техники безопасности! Интересно, а с кем он дежурил полгода назад? Надо бы побеседовать с товарищем. Или они в одной шайке-лейке? Поговоришь вот так невзначай, а труп потом полтора года искать будут...
«Петушок», между прочим, показывает уже четверть первого. А как же приступ? Отменяется? Согнав с дисплея журнал, я набираю код входа в систему. «Эллипс» к работе готов» – тотчас высвечиваются на дисплее ярко-голубые буквы. Я запрашиваю текущее время и убеждаюсь: ноль часов шестнадцать минуть. А как же «эпилепсия»? Пациент вдруг срочно выздоровел? Что все это значит?
Это значит, что я спугнул зверя, за которым охочусь. Неосторожным словом, опрометчивым взглядом... Растяпа! Хотя, может быть, я и не виноват. Просто вирусоген излишне осторожен. Но, судя по реакции, я попал в самое его логово. Хорошо еще, «стукача» сообразил поставить. Проинтуичил.
Теперь бы ноги унести подобру-поздорову.
Стараясь не скрипнуть дверью, я проскальзываю в машзал. Мирно перемигиваются светодиоды на панелях «Эльбрусов», скрипит струйный принтер... Пеночкин наигрывает на клавиатуре своего «Нестора» что-то бравурное, время от времени откидывая голову назад, подобно пианисту во время особенно выразительного пассажа.
Итак, я незаметно снимаю «стукача» и сматываюсь. Прямо в машине включаю свой «Спутник» и пытаюсь разобраться, что он тут наяривает. А тем временем...
А тем временем здесь может начаться работа по устранению следов вируса. Чтобы сегодня же ночью и закончиться. Мы с Гришей и Юриком проведем свои рутинные проверки, ничего не обнаружим, через месяц забросят «Невод». И вот тогда-то...
Я должен уйти, но в то же время остаться. Как в русских сказках: быть одновременно не одетым, но и не голым, передвигаться не верхом, но и не пешком... А еще я должен задать Пете один вопрос. И послушать, что он скажет в ответ. Это сразу многое может прояснить. Но, надеюсь, не все. Те, кто слишком много знают... Ничего хорошего им ждать не приходится.
Пеночкин перестал играть и сидит, закинув руки за голову. Прекрасно, маэстро. Отдыхайте. Сейчас я объявлю следующий номер.
Медленно-медленно, стараясь не зашелохнуть, не прогреметь, я иду к входной двери. Благополучно достигнув ее, достаю из кармана перочинный ножичек с двадцатью четырьмя лезвиями, открываю отверточку и, открутив два винта, снимаю крышечку с примитивнейшего кодового замка. Затем, чиркнув колесиком зажигалки, определяю повернутые шпеньки. Код замка 125. А точнее, 512. Ничего оригинального: два в девятой степени. Зато легко запоминается.
Вновь поставив замок на предохранитель, я громко хлопаю дверью. Пеночкин пребывает в прежней позе. руки за головой, локти широко расставлены. И все так же пялится на дисплей. Совершенно пустой, между прочим. Только квадратик курсора в левом верхнем углу тревожно вспыхивает крохотным тревожным маячком.
– Ну что, почитал? – подмигивает мне Петя двумя глазами, когда я бесшумно возникаю рядом с ним.
– Да. Скучный журнал, ничего интересного. Насколько я понимаю, после ликвидации аварии «Эллипс» работает устойчиво, никаких сбоев и неполадок? – задаю я риторический вопрос.
– Да вроде бы нет. Так, по мелочам кое-что... – лениво отвечает Пеночкин, откровенно зевает и смотрит на свои «Касио». – Так медленно время ночью идет... Еле тащится.
Я верчу на указательном пальце колечко с ключами.
– Ну что же, будем считать результаты проверки удовлетворительными. Аппаратные средства я проверил еще днем. А завтра хочу подскочить на «Комету». Не знаешь, у них большой «вэцэ»?
– Да нет, вроде нашего. Ни тебе «Крэев», ни «Айбиэмок», ни «Хитачи».
– Ну, не прибедняйся. У вас еще и «Нейроны» есть, аж четыре!
– Были и мы рысаками когда-то.
Ключи срываются с моего пальца и падают на пол, точнехонько за терминал Пеночкина.
– А сейчас они что, не работают? – спрашиваю я, наклоняясь. Второй «стукач» мгновенно прилипает к задней стенке, а первый исчезает в рукаве моего пиджака
– Тебя это, наверное, очень удивит, но – работают! Правда, загрузка у них маловата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Я это давно уже понял. А вот тебе, судя по всему, не удастся понять этого никогда. Не дано, как говорится...
– С наукой мы расстались по-хорошему. У нее ко мне претензий нет, у меня к ней – тоже. Должность моя – ведущий инспектор. Фирма солидная и платят хорошо. Командировок, правда, много...
– А к нам на «Микротехнологию» с какой целью? – равнодушно спрашивает Пеночкин, открывая стол и пряча в него кипу распечаток. – Наша контора рядовая, ничего интересного. Тебе бы, наверное, надо на ГИВЦ подъехать, они тут всем заправляют.
– Ну-ну, не прибедняйся. Там я уже бы и выяснил, что верховодишь-то в городе как раз ты. Сделать из «Эллипса» полумесяц – твоя идея?
– Моя. Чем и горжусь. А не то бы «кольцо» до сих пор не работало. Пришлось, конечно, повозиться, прежде чем обмен полностью нормализовался. За что теперь и расплачиваюсь: чуть где какой сбой – сразу меня вызывают. Как «скорую помощь».
– Все правильно. Ни один добрый поступок не должен оставаться безнаказанным.
Петя снова достает из ящика распечатки и кладет их на стол. Причем – те же самые.
– Слушай... А ты не мог бы помочь мне в одном деле? – говорит он вдруг тихо и часто-часто мигает.
– О чем речь! Все, что в моих силах, сделаю. И что свыше них – тоже. Выручить однокурсника – святое дело.
Интересно, что ему может быть от меня нужно? Такие, как он, для себя никогда ничего не просят. Гордость им, видите ли, не позволяет. Но без одолжений и унижений в наше время не проживешь. Рано или поздно и у них, несгибаемых, появляется необходимость или жену к хорошему врачу устроить, или сына-дочку куда определить. На этом-то они и ломаются. Все до одного, без исключения. Да, но Пеночкин не женат. И детей у него, кажется, нет. Так в чем вопрос? Итальянские колготки для любовницы? Парфюмерный набор для невесты? Нет проблем. В любом комиссионном, только раскошеливайся...
– Вы когда собираетесь «Эллипс» размыкать? – спрашивает Петя, облизывая пересохшие губы.
– По плану – через три дня. Чтобы за выходные и следующую неделю сделать все необходимые соединения, протестировать... Комплексной бригаде уже командировки выписаны и гостиница забронирована.
– А нельзя ли это все... отложить на пару недель? Понимаешь, очень нужно!
М-да... С таким же успехом он мог бы попросить меня прыгнуть с девятого этажа. С парашютом, конечно. Без парашюта – это было бы негуманно.
– Ты знаешь, что такое компьютерная сеть типа «гиперкуб»?
– Наслышан, как же. Телевизионщики все глаза проели, все уши прожужжали. Даже из нашего ГИВЦа один раз репортаж вели. «Здесь будет один из узлов Большой Сети»... Помнишь, как во времена нашего детства: «Здесь будет атомная электростанция»...
А вот от тебя я этого не ожидал. Чтобы так сузить собственный кругозор...
– Это ты как обыватель наслышан. Ну, а как специалист понимаешь, что это даст? «Новый этап НТР!» «Десятикратное ускорение прогресса!» «Каждое техническое решение – на уровне изобретения!» Это что, по-твоему, только газетные заголовки? Нет уж, послушай, дорогой, – не даю я ему возразить. – Ты, я вижу, в этих вопросах дремуч и мохом порос. Известно ли тебе, что как на Западе, так и на Востоке количественный рост компьютерных сетей привел, как и предписано законами диалектики, к гигантскому качественному сдвигу? Ты знаешь, что изобретений во всех областях они делают на порядок больше, чем десять лет назад? А пионерских – на два порядка! Ты знаешь, что мы скоро перестанем понимать, о чем они пишут в научных статьях? Из-за несовместимости скоростей обработки и усвоения информации? Нет, ты не знаешь этого, – вталкиваю я обратно на стул порывающегося встать Пеночкина, – иначе бы у тебя и мысли такой не возникло! Две-три недели... Да это вызовет дополнительное отставание всей, повторяю, всей нашей науки и техники на два-три года! Вот как теперь идет счет! А чем вызван этот качественный скачок, знаешь? Нет уж, позволь, я объясню! Дело в том, что Большая Сеть всю информацию, необходимую для решения самой экстравагантной задачи, может отыскать, упорядочить по десяткам признаков и представить в наиудобнейшем для восприятия виде через какие-то двадцать-тридцать минут! А через каждые сутки – дополнять и обновлять ее. И если ты захочешь, например, чтобы твоя жена стала русалкой, через четверть часа на твоем дисплее будут все имеющиеся на данный момент времени сведения о рыбьих и акульих хвостах, рыбьем клее, рыбьем мехе, совместимости тканей и так далее. Ты даже будешь знать, как ее потом будет удобнее чистить, от хвоста или от головы... Вернее, от бедер. А без помощи Сети только на сбор информации ушло бы пять лет... За это время жена ушла бы к другому, и остался бы ты ни с чем. Две-три недели... А то, что за ходом работ Председатель Совета Министров лично следит – ты знаешь?
Пеночкин сник и уже не пытается встать. Даже мигать перестал. Кажется, я понимаю, почему такие, как он, ничего в жизни не добиваются. От неумения трезво оценить свои силы. Вот и сейчас, я уверен, он обдумывает не то, как закруглить или законсервировать неоконченную работу за оставшиеся трое суток, а как пробиться на прием к Председателю и уболтать его повременить с размыканием «Эллипса».
– Знаешь, если бы я был вхож в Кремль, честное слово, замолвил бы за тебя словечко, – доброжелательно улыбаюсь я. – Но увы... А какую, собственно говоря, задачку ты не успел досчитать? Какую русалку не поймал?
Пеночкин снимает очки, протирает их носовым платком.
– Да так... Один любопытный расчетец... Водрузив очки обратно на нос, он дважды мигает, и в этот момент у меня мелькает сумасшедшая мысль. А может быть, это он ворует машинное время? Пытаясь реализовать свою идею-фикс? Но я тут же отбрасываю ее. Петя на это неспособен. Преступить законы и инструкции даже в самой малости... Для таких, как он, подобная задача не имеет решения. Его могли заставить, обмануть, увлечь, но чтобы Пеночкин сам... Нет. Да и что же это за идея такая, требующая столь огромной вычислительной мощи?
Я смотрю на дисплейчик «петушка». Без пяти минут полночь. Вот-вот начнется шабаш.
– Слушай, Петро, а сейчас у тебя с обменом все в порядке? «Полуэллипс» нормально работает?
– До твоего прихода не сбоил. А как теперь...
Он подходит к вперившему в нас недремлющее зеленое око «Нестору», делает запрос...
– Все в порядке. Ночью загрузка небольшая, так что, если тебе хочется знать свои неблагоприятные дни или гороскоп...
– А можно мне самому с ним пообщаться? – спрашиваю я, становясь так, чтобы видеть лицо собеседника, то есть позади терминала. Моя левая рука, скользнув в боковой карман, мгновенно выуживает из него серо-голубой портсигарчик.
– На какую тему? – настороженно спрашивает Петя.
– Хочу получить консультацию по вопросам организации обмена в больших вычислительных сетях, – говорю я и поднимаю правую руку якобы для того, чтобы почесать в затылке. Левая в это время аккуратненько ставит на заднюю стенку монитора «стукача».
– Хорошо. Я тебя сейчас введу в систему. Только знаешь, давай с другого терминала, ладно? А то я здесь наполовину программу набрал, вдруг ты ее невзначай сотрешь.
Ну вот, опять он переполошился. Программа полунабрана – а дисплей пуст. Она что, секретная? Или ее просто нет? И про свою бредовую идею Пеночкин ничего не рассказывает...
Мы идем в дисплейный класс. Петя включает тот самый терминал, на котором я работал днем.
– И еще. Дай мне полистать ваш журнал дежурств. Есть таковой?
– Как такового нет. Мы выделили для этой цели оптический диск. Только вряд ли ты найдешь в нем что-нибудь существенное.
– Откуда ты знаешь, что для меня существенно, а что – нет? – спрашиваю я и вдруг замечаю: пальцы Пеночкина мелко подергиваются, словно уши у дремлющей овчарки. – Я и сам иногда этого не знаю.
– Но для чего-то он тебе все-таки нужен? Хотя бы в первом приближении? Для чего? – в упор спрашивает Петя.
– Да в этих журналах иногда такие перлы попадаются... А я последнее время увлекся собиранием кибернетического фольклора, – отвечаю я наглым голосом. Чего пристал? У тебя свои тайны, у меня свои. И что это ты так волнуешься за мою работу? Прямо-таки испереживался весь. До дрожи в пальцах.
Пеночкин, мигнув на прощание, уходит. Я начинаю «перелистывать» странички журнала. Так, так... Вот и 28 апреля. В ГИВЦе в эту ночь был первый приступ. А здесь? В журнале – ни словечка. Зато фамилии указаны. И дежурил как раз Пеночкин. И в последующие ночи тоже он. Ай да ребята! Ай да молодцы! Скрываете, значит? И КЗОТ, кстати, нарушаете. Не имеете права целый месяц одного и того же человека в ночную смену гонять. Это вам не «еэска», сломается – не починишь.
И еще вопросик возникает. Почему Петя один сегодня, без напарника? Грубейшее нарушение техники безопасности! Интересно, а с кем он дежурил полгода назад? Надо бы побеседовать с товарищем. Или они в одной шайке-лейке? Поговоришь вот так невзначай, а труп потом полтора года искать будут...
«Петушок», между прочим, показывает уже четверть первого. А как же приступ? Отменяется? Согнав с дисплея журнал, я набираю код входа в систему. «Эллипс» к работе готов» – тотчас высвечиваются на дисплее ярко-голубые буквы. Я запрашиваю текущее время и убеждаюсь: ноль часов шестнадцать минуть. А как же «эпилепсия»? Пациент вдруг срочно выздоровел? Что все это значит?
Это значит, что я спугнул зверя, за которым охочусь. Неосторожным словом, опрометчивым взглядом... Растяпа! Хотя, может быть, я и не виноват. Просто вирусоген излишне осторожен. Но, судя по реакции, я попал в самое его логово. Хорошо еще, «стукача» сообразил поставить. Проинтуичил.
Теперь бы ноги унести подобру-поздорову.
Стараясь не скрипнуть дверью, я проскальзываю в машзал. Мирно перемигиваются светодиоды на панелях «Эльбрусов», скрипит струйный принтер... Пеночкин наигрывает на клавиатуре своего «Нестора» что-то бравурное, время от времени откидывая голову назад, подобно пианисту во время особенно выразительного пассажа.
Итак, я незаметно снимаю «стукача» и сматываюсь. Прямо в машине включаю свой «Спутник» и пытаюсь разобраться, что он тут наяривает. А тем временем...
А тем временем здесь может начаться работа по устранению следов вируса. Чтобы сегодня же ночью и закончиться. Мы с Гришей и Юриком проведем свои рутинные проверки, ничего не обнаружим, через месяц забросят «Невод». И вот тогда-то...
Я должен уйти, но в то же время остаться. Как в русских сказках: быть одновременно не одетым, но и не голым, передвигаться не верхом, но и не пешком... А еще я должен задать Пете один вопрос. И послушать, что он скажет в ответ. Это сразу многое может прояснить. Но, надеюсь, не все. Те, кто слишком много знают... Ничего хорошего им ждать не приходится.
Пеночкин перестал играть и сидит, закинув руки за голову. Прекрасно, маэстро. Отдыхайте. Сейчас я объявлю следующий номер.
Медленно-медленно, стараясь не зашелохнуть, не прогреметь, я иду к входной двери. Благополучно достигнув ее, достаю из кармана перочинный ножичек с двадцатью четырьмя лезвиями, открываю отверточку и, открутив два винта, снимаю крышечку с примитивнейшего кодового замка. Затем, чиркнув колесиком зажигалки, определяю повернутые шпеньки. Код замка 125. А точнее, 512. Ничего оригинального: два в девятой степени. Зато легко запоминается.
Вновь поставив замок на предохранитель, я громко хлопаю дверью. Пеночкин пребывает в прежней позе. руки за головой, локти широко расставлены. И все так же пялится на дисплей. Совершенно пустой, между прочим. Только квадратик курсора в левом верхнем углу тревожно вспыхивает крохотным тревожным маячком.
– Ну что, почитал? – подмигивает мне Петя двумя глазами, когда я бесшумно возникаю рядом с ним.
– Да. Скучный журнал, ничего интересного. Насколько я понимаю, после ликвидации аварии «Эллипс» работает устойчиво, никаких сбоев и неполадок? – задаю я риторический вопрос.
– Да вроде бы нет. Так, по мелочам кое-что... – лениво отвечает Пеночкин, откровенно зевает и смотрит на свои «Касио». – Так медленно время ночью идет... Еле тащится.
Я верчу на указательном пальце колечко с ключами.
– Ну что же, будем считать результаты проверки удовлетворительными. Аппаратные средства я проверил еще днем. А завтра хочу подскочить на «Комету». Не знаешь, у них большой «вэцэ»?
– Да нет, вроде нашего. Ни тебе «Крэев», ни «Айбиэмок», ни «Хитачи».
– Ну, не прибедняйся. У вас еще и «Нейроны» есть, аж четыре!
– Были и мы рысаками когда-то.
Ключи срываются с моего пальца и падают на пол, точнехонько за терминал Пеночкина.
– А сейчас они что, не работают? – спрашиваю я, наклоняясь. Второй «стукач» мгновенно прилипает к задней стенке, а первый исчезает в рукаве моего пиджака
– Тебя это, наверное, очень удивит, но – работают! Правда, загрузка у них маловата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15