В лагере что-то ярко загорелось, и языки пламени высветили подбирающихся к противнику готских солдат — рот и нос каждого закрывала мокрая тряпка, а большие круглые щиты для распознавания были выкрашены в белый цвет. Отблески оранжевых огоньков тлеющей серы играли на шлемах и обнаженных мечах. Уж что-что, а напугать такое воинство могло кого угодно.
Когда готы подошли к лагерю, шум усилился десятикратно: добавилась симфония кузнечного перезвона мечей. Потом атакующие и обороняющиеся смешались, и уследить за боем стало невозможно.
Один из механиков доложил, что мешки с серой кончились.
— Что нам теперь делать?
— Ждите дальнейших распоряжений, — ответил Пэдуэй.
— Но, капитан, мы хотим драться! Так ведь всю забаву прозеваем!
— Ni! Нельзя! Кроме вас никто не умеет обращаться с катапультой. Я не могу рисковать ценными людьми.
— Ха! — раздался голос в темноте. — Не вступить в бой — что за трусость! Пошли, ребята. Ну его к черту, этого Загадочного Мартинуса!
И не успел Пэдуэй опомниться, как двадцать специально обученных механиков трусцой побежали к лагерю,
С досадой плюнув, Пэдуэй отправился на поиски Лиудериса. Командующий восседал на лошади перед большим отрядом копейщиков. Далекое зарево выхватывало из тьмы лица, шлемы и частокол вертикально поставленных копий. Это романтическое зрелище напоминало сцену из оперы Вагнера.
— Противник вылазку не предпринимал?
— Нет.
— Значит, еще предпримет, Велизарий такой... Кто поведет этот отряд? — поинтересовался Пэдуэй.
— Я сам поведу.
— О Господи, я же объяснял, почему командующему не следует...
— Знаю, Мартинус, — твердо произнес Лиудерис, — у тебя много всяческих идей. Но ты молод, а я бывалый солдат. Воинская честь требует, чтобы именно я повел своих людей. Гляди, кажется в лагере что-то происходит!
Велизарий, несмотря на все трудности, умудрился собрать часть кирасиров и повел их вперед, рассеивая пехоту готов. Лиудерис выкрикнул команду. Готские рыцари, медленно набирая скорость, двинулись на противника. Две конные массы столкнулись, и все смешалось.
Затем понемногу шум стал утихать. Пэдуэй понятия не имел, что происходит. Сидя на лошади в четверти мили от центра событий, он чувствовал себя довольно глупо. Теоретически, именно здесь должны находиться резервы, артиллерия и штаб. Но резервов не было, единственная катапульта торчала всеми брошенная где-то во тьме, а штабисты и пушкари сражались на передовой линии.
Проклиная военную доктрину шестого века, Пэдуэй тронул лошадь. Подъезжая к лагерю, он натолкнулся сперва на гота, мирно перевязывающего ногу куском оторванной от тоги материи, потом на истекающего кровью раненого, потом на труп. А немного погодя — на крупный отряд безоружных кирасиров.
— Что вы тут делаете? — растерянно спросил он.
— Мы взяты в плен, — ответил один из византийцев. — Вообще-то нас должны стеречь, но охрана разозлилась, что все пограбят без них, и ускакала к лагерю.
— А где Велизарий?
— Вот. — Пленный указал на невзрачного человечка, который сидел на земле, сжимая руками голову. — Какой-то гот ударил его по голове и оглушил. Только-только начал приходить в себя... Что с нами будет, господин?
— Ничего страшного, я полагаю... Вы, парни, ждите тут, пока я за вами кого-нибудь не пришлю.
Пэдуэй поехал дальше к лагерю. Все-таки странные это люди — солдаты. С Велизарием во главе грозные кирасиры могли бы одолеть втрое более многочисленного противника. Но командира стукнули по голове, и они вели себя тише воды, ниже травы.
Ближе к лагерю раненых и убитых попадалось все больше; тут же на траве паслись лошади. В самом лагере маленькими тесными кучками тут и там стояли византийские солдаты, для спасения от смрада прижимая к носам обрывки ткани. Между ними в поисках ценного движимого имущества сновали готы,
Пэдуэй спешился и, остановив группку грабителей, спросил, где Лиудерис. Те сказали, что не знают, и поспешили по своим делам. Потом Мартин увидел знакомого офицера по имени Гайна. Гайна сидел на корточках возле трупа и рыдал.
— Лиудерис погиб, — наконец выдавил он. — Его убили, когда мы сошлись с греческой конницей.
— А это кто? — Пэдуэй указал на труп.
— Мой младший брат.
— Мне очень жаль... Однако нужно браться за дело. В лагере больше сотни кирасиров, и никто их не охраняет. Если они придут в себя, то прорвутся...
— Нет, я останусь со своим братом. Ты ступай, Мартинус, ступай... — Гайна вновь ударился в слезы.
Пэдуэй бродил в темноте, пока не наткнулся на другого офицера, Гударета, который вроде бы немного соображал, что к чему. По крайней мере, он пытался сколотить отряд для охраны сдавшихся византийцев; увы, стоило ему повернуться к солдатам спиной, как те растворялись во всеобщей сутолоке.
Пэдуэй схватил его за руку.
— Брось, сейчас не это главное. Лиудерис погиб, я слышал, но Велизарий жив. Если он ускользнет...
Ценой неимоверных усилий им удалось привести в чувство несколько готов и заставить их сторожить генерала. Потом больше часа ушло на то, чтобы собрать солдат и пленных, и установить некое подобие порядка.
Гударет, низенький бодрый толстячок, без умолку сыпал словами:
— Вот это была атака! Мы ударили им во фланг. Ничего подобного я не видел даже на Дунае, во время сражения с гепидами. Греческий генерал бился как лев, пока я не стукнул его по голове. Сломал меч, между прочим. Мой лучший удар, клянусь! Помню, лет пять назад я вот таким ударом срубил голову болгарскому гунну. О, я убил сотни врагов! Даже тысячи. Честно говоря, мне их жаль, этих поганцев, я человек не кровожадный, но тогда пусть не мешаются под ногами!.. Кстати, где ты был во время атаки?
— Предполагалось, что я командую артиллерией, однако мои люди убежали драться. А когда я подоспел, все уже кончилось.
— Ах, какая досада!.. У меня тоже был такой случай, во время битвы с бургундцами. Чуть не опоздал! Разумеется, потом я убил по меньшей мере двадцать...
Колонна войск и пленных растянулась по Латинской дороге. Пэдуэй, ехавший в головной части, все никак не мог прийти в себя после того, как оказался командующим готской армией. Лучшие всегда погибают первыми, печально думал он, вспоминая честного преданного Лиудериса и невольно сравнивая его с жадным и коварным старикашкой-королем, с которым ему придется иметь дело по возвращении в Рим.
Велизарий, плетущийся рядом с лошадью Пэдуэя, пребывал в еще более мрачном расположении духа. Византийский генерал, на удивление молодой — лет тридцати пяти, — с вьющейся каштановой бородкой и серыми глазами, был высок и строен; его славянское происхождение проявлялось в широких скулах.
— Превосходный Мартинус, — произнес он угрюмо, — я должен поблагодарить тебя за внимание и заботу о моей супруге. Ты сделал все, чтобы облегчить ей это печальное путешествие.
— Пустяки, достославный Велизарий. Быть может, как-нибудь позже и я окажусь у тебя в плену.
— После столь сокрушительного поражения? Вряд ли. Между прочим, позволь поинтересоваться: кто ты такой? Я слышал, тебя называют Загадочным Мартинусом. Судя по произношению, ты не гот и не итальянец...
Пэдуэй уже по привычке выдал расплывчатую версию о далекой стране Америке.
— Должно быть, искусные воины эти американцы. Я сразу понял, что имею дело не с обычным варваром. Такая согласованность действий, такой расчет! Фу, наверное, мне никогда не забыть мерзкую вонь серы!
Пэдуэй счел неуместным объяснять, что весь его военный опыт состоит из годичного курса подготовки офицеров резерва.
— Скажи, как ты отнесешься к идее перейти на нашу сторону? Нам очень нужен командующий, а я в качестве нового квестора Теодохада занят по горло.
Велизарий нахмурился.
— Нет, я принес клятву Юстиниану.
— Безусловно. Но ты, возможно, слышал о моей способности заглядывать иногда в недалекое будущее. Так знай: чем вернее ты будешь служить Юстиниану, тем неблагодарнее и бесчестнее будет он вести себя по отношению к тебе. Он...
— Я сказал — нет! — упрямо произнес Велизарий. — Можешь делать со мной что угодно. Мое слово нерушимо.
Дальнейшие уговоры ни к чему не привели. Велизарий был приятный малый, но чересчур правильный.
— Где твой секретарь, Прокопий Кесарийский?
— Где-то в южной Италии, едет сюда.
— Отлично! Нам пригодится хороший историк.
Глаза Велизария округлились от удивления.
— Откуда тебе известно, что он ведет записи происходящих событий? Я думал, Прокопий делится этим только со мной.
— О, мне многое известно. Поэтому меня и называют Загадочным Мартинусом.
Они вступили в Рим через Латинские ворота, миновали Цирк Фламиния и Колизей и по Квириналу подошли к лагерю преторианцев. Пэдуэй приказал разместить там пленных и выставить охрану. Это было очевидно. Но что дальше? Окруженный офицерами, ожидающими от него распоряжений, Мартин секунду тер мочку уха, а потом отвел Велизария в сторону и шепотом спросил:
— Достославный генерал, скажи: что мне, черт побери, делать дальше?! Вообще-то я слабо разбираюсь в этих военных хитростях.
По широкому грустному лицу Велизария скользнула легкая усмешка.
— Позови своего казначея. Пусть проверит списочный состав и выплатит жалованье — лучше с излишком, за победу. Вели офицеру привести для раненых врачей; вряд ли это варварское воинство располагает собственной медицинской службой. Я слышал, убит начальник римского гарнизона. Назначь человека на его место и прикажи отправляться в казармы. Командирам других подразделений скажи, чтобы расквартировывали своих людей самостоятельно. Если будут останавливаться по частным домам, владельцы должны получить компенсацию по обычным расценкам. Расценки выяснишь позже. Но ты обязан произнести речь.
— Я?! — в ужасе воскликнул Пэдузй. — С моим знанием готского...
— Ничего не поделаешь, так положено. Скажи, что все они отличные солдаты. Особо не растягивай — все равно тебя не будут слушать.
ГЛАВА 11
После долгих поисков Мартин нашел Теодохада в арианской библиотеке. Старика закрывала груда книг, а рядом на лавках оглушительно храпели четыре телохранителя. Библиотекарь испепелял лежащих взглядом, полным плавиковой кислоты и ядом кобры, но протестовать не смел.
Теодохад рассеянно оторвался от рукописей.
— Ах да, припоминаю, издатель... Кажется, Мартинус?
— Совершенно верно, господин. Хочу еще добавить, что я твой новый квестор.
— Что? Что? Кто это тебе сказал?
— Ты. Ты сам меня назначил.
— И в самом деле!.. Когда я работаю с книгами, то обо всем забываю! Ну-ка, ну-ка... А! Ты и Лиудерис собрались воевать с византийцами, так?
— Hoc ille, господин. Все кончено.
— Уже? Полагаю, ты выторговал у Велизария приемлемые условия? Юстиниан должен гарантировать мне хорошее поместье и годовой доход...
— Не понадобилось, мой господин. Мы победили.
— Что?!
Пэдуэй коротко описал события последних трех дней.
— И ложись сегодня спать пораньше, мой господин. Утром мы отправляемся во Флоренцию.
— Во Флоренцию? Святые небеса, зачем?
— Надо встретиться с твоими генералами, Асинаром и Гриппой, возвращающимися из Далмации. Если перехватить их прежде, чем они доберутся до Равенны и переговорят с Виттигисом, надеюсь, нам удастся вернуть твой трон.
Теодохад вздохнул.
— Что ж, тогда едем. Но как ты узнал, что Асинар и Гриппа направляются домой?
— Это моя маленькая личная тайна, господин. Перед отрядом в две тысячи воинов я поставил задачу отбить у врага Неаполь. Город удерживает генерал Геродиан с жалкими тремя сотнями солдат, так что, полагаю, особых проблем не будет.
Теодохад прищурил свои водянистые глазки.
— Да, ты воистину человек действия, Мартинус. Когда гнусный узурпатор Виттигис попадет в мои руки... А-а-а! Клянусь, я объявлю конкурс на самую изощренную пытку, а если понадобится, пошлю за специалистом в Константинополь!
Пэдуэй, у которого были на Виттигиса свои виды, сменил тему разговора.
— У меня есть для тебя приятный сюрприз. Запасы денежного довольствия византийцев.
Глаза Теодохада вспыхнули.
— Они мои, разумеется, великолепнейший Мартинус, все верно.
— Мне пришлось выплатить из них жалованье солдатам и обеспечить насущные нужды армии, но остальное послужит приятным дополнением к королевской казне. Буду ждать тебя дома, господин.
Пэдуэй не упомянул, что около половины оставшегося он реквизировал и поместил у Томасуса. Все равно закон о праве собственности юридически еще не оформлен, а совесть его не мучила — вряд ли он распорядится деньгами хуже, чем Теодохад. «Я становлюсь настоящим мошенником», — не без гордости подумал Мартин, подьезжая к дому Корнелия Анция.
Красноречивый сенатор оказался в банях, но навстречу гостю вышла Доротея. Пэдуэй вынужден был признать, что ему приятно, красуясь на великолепном коне, рассказывать о своих успехах одной из самых обворожительных девушек Рима.
— Знаешь, Мартинус, — сказала она, — отец поначалу вел себя глупо, с брезгливостью относился к твоему занятию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Когда готы подошли к лагерю, шум усилился десятикратно: добавилась симфония кузнечного перезвона мечей. Потом атакующие и обороняющиеся смешались, и уследить за боем стало невозможно.
Один из механиков доложил, что мешки с серой кончились.
— Что нам теперь делать?
— Ждите дальнейших распоряжений, — ответил Пэдуэй.
— Но, капитан, мы хотим драться! Так ведь всю забаву прозеваем!
— Ni! Нельзя! Кроме вас никто не умеет обращаться с катапультой. Я не могу рисковать ценными людьми.
— Ха! — раздался голос в темноте. — Не вступить в бой — что за трусость! Пошли, ребята. Ну его к черту, этого Загадочного Мартинуса!
И не успел Пэдуэй опомниться, как двадцать специально обученных механиков трусцой побежали к лагерю,
С досадой плюнув, Пэдуэй отправился на поиски Лиудериса. Командующий восседал на лошади перед большим отрядом копейщиков. Далекое зарево выхватывало из тьмы лица, шлемы и частокол вертикально поставленных копий. Это романтическое зрелище напоминало сцену из оперы Вагнера.
— Противник вылазку не предпринимал?
— Нет.
— Значит, еще предпримет, Велизарий такой... Кто поведет этот отряд? — поинтересовался Пэдуэй.
— Я сам поведу.
— О Господи, я же объяснял, почему командующему не следует...
— Знаю, Мартинус, — твердо произнес Лиудерис, — у тебя много всяческих идей. Но ты молод, а я бывалый солдат. Воинская честь требует, чтобы именно я повел своих людей. Гляди, кажется в лагере что-то происходит!
Велизарий, несмотря на все трудности, умудрился собрать часть кирасиров и повел их вперед, рассеивая пехоту готов. Лиудерис выкрикнул команду. Готские рыцари, медленно набирая скорость, двинулись на противника. Две конные массы столкнулись, и все смешалось.
Затем понемногу шум стал утихать. Пэдуэй понятия не имел, что происходит. Сидя на лошади в четверти мили от центра событий, он чувствовал себя довольно глупо. Теоретически, именно здесь должны находиться резервы, артиллерия и штаб. Но резервов не было, единственная катапульта торчала всеми брошенная где-то во тьме, а штабисты и пушкари сражались на передовой линии.
Проклиная военную доктрину шестого века, Пэдуэй тронул лошадь. Подъезжая к лагерю, он натолкнулся сперва на гота, мирно перевязывающего ногу куском оторванной от тоги материи, потом на истекающего кровью раненого, потом на труп. А немного погодя — на крупный отряд безоружных кирасиров.
— Что вы тут делаете? — растерянно спросил он.
— Мы взяты в плен, — ответил один из византийцев. — Вообще-то нас должны стеречь, но охрана разозлилась, что все пограбят без них, и ускакала к лагерю.
— А где Велизарий?
— Вот. — Пленный указал на невзрачного человечка, который сидел на земле, сжимая руками голову. — Какой-то гот ударил его по голове и оглушил. Только-только начал приходить в себя... Что с нами будет, господин?
— Ничего страшного, я полагаю... Вы, парни, ждите тут, пока я за вами кого-нибудь не пришлю.
Пэдуэй поехал дальше к лагерю. Все-таки странные это люди — солдаты. С Велизарием во главе грозные кирасиры могли бы одолеть втрое более многочисленного противника. Но командира стукнули по голове, и они вели себя тише воды, ниже травы.
Ближе к лагерю раненых и убитых попадалось все больше; тут же на траве паслись лошади. В самом лагере маленькими тесными кучками тут и там стояли византийские солдаты, для спасения от смрада прижимая к носам обрывки ткани. Между ними в поисках ценного движимого имущества сновали готы,
Пэдуэй спешился и, остановив группку грабителей, спросил, где Лиудерис. Те сказали, что не знают, и поспешили по своим делам. Потом Мартин увидел знакомого офицера по имени Гайна. Гайна сидел на корточках возле трупа и рыдал.
— Лиудерис погиб, — наконец выдавил он. — Его убили, когда мы сошлись с греческой конницей.
— А это кто? — Пэдуэй указал на труп.
— Мой младший брат.
— Мне очень жаль... Однако нужно браться за дело. В лагере больше сотни кирасиров, и никто их не охраняет. Если они придут в себя, то прорвутся...
— Нет, я останусь со своим братом. Ты ступай, Мартинус, ступай... — Гайна вновь ударился в слезы.
Пэдуэй бродил в темноте, пока не наткнулся на другого офицера, Гударета, который вроде бы немного соображал, что к чему. По крайней мере, он пытался сколотить отряд для охраны сдавшихся византийцев; увы, стоило ему повернуться к солдатам спиной, как те растворялись во всеобщей сутолоке.
Пэдуэй схватил его за руку.
— Брось, сейчас не это главное. Лиудерис погиб, я слышал, но Велизарий жив. Если он ускользнет...
Ценой неимоверных усилий им удалось привести в чувство несколько готов и заставить их сторожить генерала. Потом больше часа ушло на то, чтобы собрать солдат и пленных, и установить некое подобие порядка.
Гударет, низенький бодрый толстячок, без умолку сыпал словами:
— Вот это была атака! Мы ударили им во фланг. Ничего подобного я не видел даже на Дунае, во время сражения с гепидами. Греческий генерал бился как лев, пока я не стукнул его по голове. Сломал меч, между прочим. Мой лучший удар, клянусь! Помню, лет пять назад я вот таким ударом срубил голову болгарскому гунну. О, я убил сотни врагов! Даже тысячи. Честно говоря, мне их жаль, этих поганцев, я человек не кровожадный, но тогда пусть не мешаются под ногами!.. Кстати, где ты был во время атаки?
— Предполагалось, что я командую артиллерией, однако мои люди убежали драться. А когда я подоспел, все уже кончилось.
— Ах, какая досада!.. У меня тоже был такой случай, во время битвы с бургундцами. Чуть не опоздал! Разумеется, потом я убил по меньшей мере двадцать...
Колонна войск и пленных растянулась по Латинской дороге. Пэдуэй, ехавший в головной части, все никак не мог прийти в себя после того, как оказался командующим готской армией. Лучшие всегда погибают первыми, печально думал он, вспоминая честного преданного Лиудериса и невольно сравнивая его с жадным и коварным старикашкой-королем, с которым ему придется иметь дело по возвращении в Рим.
Велизарий, плетущийся рядом с лошадью Пэдуэя, пребывал в еще более мрачном расположении духа. Византийский генерал, на удивление молодой — лет тридцати пяти, — с вьющейся каштановой бородкой и серыми глазами, был высок и строен; его славянское происхождение проявлялось в широких скулах.
— Превосходный Мартинус, — произнес он угрюмо, — я должен поблагодарить тебя за внимание и заботу о моей супруге. Ты сделал все, чтобы облегчить ей это печальное путешествие.
— Пустяки, достославный Велизарий. Быть может, как-нибудь позже и я окажусь у тебя в плену.
— После столь сокрушительного поражения? Вряд ли. Между прочим, позволь поинтересоваться: кто ты такой? Я слышал, тебя называют Загадочным Мартинусом. Судя по произношению, ты не гот и не итальянец...
Пэдуэй уже по привычке выдал расплывчатую версию о далекой стране Америке.
— Должно быть, искусные воины эти американцы. Я сразу понял, что имею дело не с обычным варваром. Такая согласованность действий, такой расчет! Фу, наверное, мне никогда не забыть мерзкую вонь серы!
Пэдуэй счел неуместным объяснять, что весь его военный опыт состоит из годичного курса подготовки офицеров резерва.
— Скажи, как ты отнесешься к идее перейти на нашу сторону? Нам очень нужен командующий, а я в качестве нового квестора Теодохада занят по горло.
Велизарий нахмурился.
— Нет, я принес клятву Юстиниану.
— Безусловно. Но ты, возможно, слышал о моей способности заглядывать иногда в недалекое будущее. Так знай: чем вернее ты будешь служить Юстиниану, тем неблагодарнее и бесчестнее будет он вести себя по отношению к тебе. Он...
— Я сказал — нет! — упрямо произнес Велизарий. — Можешь делать со мной что угодно. Мое слово нерушимо.
Дальнейшие уговоры ни к чему не привели. Велизарий был приятный малый, но чересчур правильный.
— Где твой секретарь, Прокопий Кесарийский?
— Где-то в южной Италии, едет сюда.
— Отлично! Нам пригодится хороший историк.
Глаза Велизария округлились от удивления.
— Откуда тебе известно, что он ведет записи происходящих событий? Я думал, Прокопий делится этим только со мной.
— О, мне многое известно. Поэтому меня и называют Загадочным Мартинусом.
Они вступили в Рим через Латинские ворота, миновали Цирк Фламиния и Колизей и по Квириналу подошли к лагерю преторианцев. Пэдуэй приказал разместить там пленных и выставить охрану. Это было очевидно. Но что дальше? Окруженный офицерами, ожидающими от него распоряжений, Мартин секунду тер мочку уха, а потом отвел Велизария в сторону и шепотом спросил:
— Достославный генерал, скажи: что мне, черт побери, делать дальше?! Вообще-то я слабо разбираюсь в этих военных хитростях.
По широкому грустному лицу Велизария скользнула легкая усмешка.
— Позови своего казначея. Пусть проверит списочный состав и выплатит жалованье — лучше с излишком, за победу. Вели офицеру привести для раненых врачей; вряд ли это варварское воинство располагает собственной медицинской службой. Я слышал, убит начальник римского гарнизона. Назначь человека на его место и прикажи отправляться в казармы. Командирам других подразделений скажи, чтобы расквартировывали своих людей самостоятельно. Если будут останавливаться по частным домам, владельцы должны получить компенсацию по обычным расценкам. Расценки выяснишь позже. Но ты обязан произнести речь.
— Я?! — в ужасе воскликнул Пэдузй. — С моим знанием готского...
— Ничего не поделаешь, так положено. Скажи, что все они отличные солдаты. Особо не растягивай — все равно тебя не будут слушать.
ГЛАВА 11
После долгих поисков Мартин нашел Теодохада в арианской библиотеке. Старика закрывала груда книг, а рядом на лавках оглушительно храпели четыре телохранителя. Библиотекарь испепелял лежащих взглядом, полным плавиковой кислоты и ядом кобры, но протестовать не смел.
Теодохад рассеянно оторвался от рукописей.
— Ах да, припоминаю, издатель... Кажется, Мартинус?
— Совершенно верно, господин. Хочу еще добавить, что я твой новый квестор.
— Что? Что? Кто это тебе сказал?
— Ты. Ты сам меня назначил.
— И в самом деле!.. Когда я работаю с книгами, то обо всем забываю! Ну-ка, ну-ка... А! Ты и Лиудерис собрались воевать с византийцами, так?
— Hoc ille, господин. Все кончено.
— Уже? Полагаю, ты выторговал у Велизария приемлемые условия? Юстиниан должен гарантировать мне хорошее поместье и годовой доход...
— Не понадобилось, мой господин. Мы победили.
— Что?!
Пэдуэй коротко описал события последних трех дней.
— И ложись сегодня спать пораньше, мой господин. Утром мы отправляемся во Флоренцию.
— Во Флоренцию? Святые небеса, зачем?
— Надо встретиться с твоими генералами, Асинаром и Гриппой, возвращающимися из Далмации. Если перехватить их прежде, чем они доберутся до Равенны и переговорят с Виттигисом, надеюсь, нам удастся вернуть твой трон.
Теодохад вздохнул.
— Что ж, тогда едем. Но как ты узнал, что Асинар и Гриппа направляются домой?
— Это моя маленькая личная тайна, господин. Перед отрядом в две тысячи воинов я поставил задачу отбить у врага Неаполь. Город удерживает генерал Геродиан с жалкими тремя сотнями солдат, так что, полагаю, особых проблем не будет.
Теодохад прищурил свои водянистые глазки.
— Да, ты воистину человек действия, Мартинус. Когда гнусный узурпатор Виттигис попадет в мои руки... А-а-а! Клянусь, я объявлю конкурс на самую изощренную пытку, а если понадобится, пошлю за специалистом в Константинополь!
Пэдуэй, у которого были на Виттигиса свои виды, сменил тему разговора.
— У меня есть для тебя приятный сюрприз. Запасы денежного довольствия византийцев.
Глаза Теодохада вспыхнули.
— Они мои, разумеется, великолепнейший Мартинус, все верно.
— Мне пришлось выплатить из них жалованье солдатам и обеспечить насущные нужды армии, но остальное послужит приятным дополнением к королевской казне. Буду ждать тебя дома, господин.
Пэдуэй не упомянул, что около половины оставшегося он реквизировал и поместил у Томасуса. Все равно закон о праве собственности юридически еще не оформлен, а совесть его не мучила — вряд ли он распорядится деньгами хуже, чем Теодохад. «Я становлюсь настоящим мошенником», — не без гордости подумал Мартин, подьезжая к дому Корнелия Анция.
Красноречивый сенатор оказался в банях, но навстречу гостю вышла Доротея. Пэдуэй вынужден был признать, что ему приятно, красуясь на великолепном коне, рассказывать о своих успехах одной из самых обворожительных девушек Рима.
— Знаешь, Мартинус, — сказала она, — отец поначалу вел себя глупо, с брезгливостью относился к твоему занятию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28