— Тогда семь. Но это мое последнее слово!
* * *
Снова зашел в гости Невитта.
— Поправился, Мартинус? Отлично, я знал, что ты парень крепкий. Не хочешь сходить со мной на бега, поставить солид-другой? А потом ко мне в поместье на денек?
— Я бы с удовольствием, да надо верстать «Время».
— Верстать?.. — переспросил Невитта. Пэдуэй объяснил.
— Ха-ха-ха! А я подумал, что ты забавляешься с подружкой по имени Темпора... Давай тогда завтра к ужину.
— Как мне добраться?
— У тебя есть верховая лошадь? Ладно, пришлю за тобой Германна. Но учти — я не желаю, чтобы он вернулся ко мне на крыльях!
— Это привлекло бы слишком много внимания, — серьезно сказал Пэдуэй.
На следующий день Пэдуэй, в новеньких византийских башмаках из невыделанной кожи, восседал на кобыле, которую вел Германн. Любуясь заботливо ухоженными землями вдоль Фламиниевой дороги, Мартин невольно думал: скоро грядут Темные века, и вся эта красота превратится в бесплодную пустыню...
— Как вчерашние бега? — спросил он, желая отвлечься от тягостных мыслей. Германн, оказалось, едва мог связать по латыни несколько слов.
— О, хозяин был чертовски зол. Его послушаешь, прямо настоящий спортсмен. Но терпеть не может проигрывать. Потерял на лошади пять сестерций. Рычал как... прямо как лев с больным брюхом.
На пороге дома Пэдуэя встречали приятная полная женщина — жена Невитты (вовсе не говорившая по латыни) и его старший сын Дагалайф — офицер, приехавший к родителям в отпуск. Поданный ужин полностью соответствовал всем слухам о легендарном готском аппетите. После вонючей браги, распространенной в Риме, Пэдуэй с удовольствием выпил вполне приличного пива.
— У меня есть и вино, если хочешь, — предложил Невитта.
— Спасибо. Признаться, итальянским вином я сыт по горло. Римляне превозносят его сорта и изысканные ароматы, но по мне вся эта кислятина на один вкус.
— Согласен! Тогда, может, капельку душистого греческого?
Пэдуэй содрогнулся.
— А, и я того же мнения! — воскликнул Невитта. — Разве настоящий мужчина пьет вино с благовониями? Держу эту бурду только для Лео Веккоса и других знакомых греков. Кстати, надо рассказать ему о том, как ты вылечил меня от чихания. Лео наверняка придумает какую-нибудь мудреную теорию!
— Скажи, Мартинус, — заговорил Дагалайф, — что ты думаешь о предстоящем ходе войны?
Пэдуэй пожал плечами.
— Я знаю лишь то, что известно всем. У меня нет телефонной связи... то есть, я хотел сказать, у меня нет связи с небесами. Можно предположить, что к августу Велизарий подойдет к Неаполю. Силами он располагает небольшими, но побить его будет чертовски трудно.
— Ха! — презрительно воскликнул Дагалайф. — Побьем как миленького! Горстка греков — ничто перед единым готским народом.
— Так же рассуждали и вандалы, — сухо обронил Пэдуэй.
— Верно, — согласился Дагалайф. — Но мы не совершим ошибок вандалов!
— Не знаю, сын, — мрачно произнес Невитта. — По-моему, мы их уже совершаем — или другие, еще похлеще. Наш король может только судиться с подданными да кропать стишки на латыни. Лучше б он был безграмотен, как Теодорих! Впрочем, — смущенно добавил Невитта, — я и сам умею читать и писать. Мой отец пришел сюда с Теодорихом из Паннонии и больше всего на свете любил поразглагольствовать о священном долге готов: защищать Римскую цивилизацию от дикарей-франков. Старик готов был в лепешку разбиться, но дать мне латинское образование. Спору нет, порой оно на пользу. И все же в ближайшие месяцы, боюсь, нашему королю скорее понадобится умение вести в бой конницу, чем склонять «amo-amasamat».
ГЛАВА 5
Пэдуэй возвращался в Рим в самом прекрасном расположении духа. Впервые, не считая деловых визитов к Томасусу-сирийцу, он побывал в гостях! А Мартин, несколько холодный внешне, в глубине души был человеком общительным... Он спешился и отдал поводья Германну, даже не обратив внимания на трех угрюмых типов, что стояли возле изгороди у его дома на Длинной улице.
Путь преградил бородатый мужчина, самый солидный из трех поджидавших. В его руке был лист бумаги — настоящей бумаги, наверняка от обученного Пэдуэем валяльщика, — с которого он вслух читал:
— ...среднего роста, каштановые волосы, карие глаза, нос крупный. Говорит с акцентом. — Бородач резко вскинул голову: — Мартинус Падуанский?
— Sic. Quis est?
— Ты арестован. Следуй за мной. И без шума!
— Что?! Кто... почему...
— Приказ префекта города. По обвинению в колдовстве.
— Но... но... Эй! Не имеете...
— Я же сказал: без шума!
Двое зашли с боков, подхватили Мартина под руки и повели ею по улице. Когда он попытался воспротивиться, они вытащили короткие дубинки. Пэдуэй в отчаянии завертел головой. Германн уже скрылся за поворотом. Фритарика тоже не было видно: разумеется, спал, как обычно. Пэдуэй набрал полную грудь воздуха, приготовившись закричать, но мужчина справа угрожающе взмахнул дубинкой. Воздух пришлось с шумом выпустить.
Тюрьма стояла на Капитолийском холме. Безучастный чиновник немедленно потребовал назвать имя, возраст и адрес. Пэдуэй до сих пор был точно в тумане. Мозги работали на высоких оборотах, однако явно вхолостую. Почему-то вспомнилось, что арестованный имеет право позвонить адвокату... В сложившейся ситуации эти полезные сведения вряд ли могли пригодиться.
Низкорослый, но очень подвижный итальянец, развалившийся на лавке, при появлении Мартина резко вскочил на ноги.
— Колдовство? С участием чужестранца? Похоже, это ко мне.
— Нет-нет, — возразил чиновник. — Вы, представители центра, ведаете делами, затрагивающими исключительно готов. Этот человек не гот; по его словам, он американец.
— Изучи получше правила! Под нашу юрисдикцию подпадают все особо тяжкие преступления с участием чужестранцев. Поступил сигнал о колдовстве? Значит арестованным буду заниматься я.
Низкорослый решительно двинулся к Пэдуэю. Мартину, надо сказать, очень не понравился термин «особо тяжкие преступления».
— Не валяй дурака! Ты что, потащишь его на допрос в Равенну? У нас отличная камера пыток!
— Я выполняю свой долг, — отчеканил представитель центральной власти. Он взял Пэдуэя за руку и потащил его к двери. — Идем, колдун. Мы покажем тебе настоящие пытки. Эти римские недоучки ни черта не смыслят.
— Боже всемогущий! Ты с ума сошел?! — Чиновник сорвался с места и схватил Пэдуэя за другую руку; то же поспешил сделать и арестовавший Мартина бородач.
— Юстиний! — пронзительно завопил представитель центра. — Живо доложи помощнику префекта, что городские власти пытаются укрыть от нас преступника!
Неприметный человечек юркнул в дверь.
Одновременно отворилась другая дверь, и вошел тучный, сонного вида мужчина.
— Что за шум? — раздраженно процедил он.
Тюремщик и полицейский отпустили Пэдуэя и вытянулись по стойке смирно. Воспользовавшись этим, низкорослый потащил пленника к двери; местные чиновники тут же забыли об этикете и вновь схватили Мартина. Все трое загалдели, взывая к тучному и силясь перекричать друг друга. Пэдуэй пришел к выводу, что перед ним муниципальный commentariensius, начальник полиции.
Двое других полицейских впихнули в помещение худого оборванного узника и немедленно вступили в спор с истинно итальянским темпераментом — переживая происходящее до глубины души и отчаянно жестикулируя. Узник, не долго думая, выскочил за дверь. Лишь через минуту заметив это, полицейские переключились друг на друга.
— Ты зачем его отпустил?
— Я?! Ты сам его отпустил, болван!
Тем временем неприметный человечек по имени Юстиний привел томную, изысканно одетую особу — очевидно, помощника префекта. Особа махнула надушенным платочком в сторону обступивших Пэдуэя чиновников и вяло молвила:
— Эй, там, отпустите арестованного. Вы его просто разорвете, и некого будет допрашивать.
По тому как тихо стало в помещении, Пэдуэй понял, что помощник префекта — большая шишка.
Томная особа со скучающим видом задала несколько вопросов, а затем рассеянно обронила:
— Прости, дорогой commentariensius, но боюсь, что этот человек все же принадлежит нам.
— Нет! — упрямо прогнусавил начальник полиции. — Арестовывать и судить — в полномочиях местных властей. Центр не имеет права вмешиваться!
— Ах, мой милый, ты так утомителен! — Помощник префекта зевнул. — Не забывай: я представляю префекта, а префект представляет короля, и, если я прикажу передать арестованного, ты безропотно это сделаешь... Я приказываю.
— Приказывай, сколько хочешь! Тебе придется забирать его силой, а моих людей больше. — Шеф полиции ликующе улыбнулся и щелкнул пальцами. — Клодий, сходи за нашим славным градоначальником. Посмотрим, кто, в конце концов, распоряжается городской тюрьмой!
Чиновник выбежал.
— Конечно, — продолжил шеф полиции, — можно воспользоваться методом Соломона.
— Разрубить арестованного пополам? — догадался помощник префекта.
— Ну! Господи Боже, вот было бы смешно! Ха-ха-ха-ха! — Шеф полиции заливался смехом, пока по его лицу не потекли слезы. — Ты что предпочитаешь — голову или ноги? — выдавил он сквозь хохот. — А-ха-ха-ха!
Полицейские послушно засмеялись; помощник префекта позволил себе вялую улыбку. Один только Пэдуэй не разделял всеобщего веселья, посчитав такой юмор излишне грубым. Вскоре прибыл градоначальник. В роскошной тунике с двумя пурпуровыми полосами римского сенатора, Гонорий шествовал величавой поступью; с мясистого квадратного подбородка свисали жирные складки, что в сочетании с надменным выражением лица и маленькими холодными глазками делало его похожим на черепаху.
— Ну, в чем дело? — Голос сенатора напоминал скрежет напильника по металлу. — Быстро, быстро, я человек занятой!
Начальник полиции и помощник префекта изложили каждый свою версию. Чиновник подал толстенный свод законов. Три важные персоны отошли в сторону и зашептались, переворачивая страницы и ссылаясь на положения.
Наконец помощник префекта капитулировал и деланно зевнул.
— Хорошо, хорошо. Все равно тащить его в Равенну — такая тоска! Тем более начинается сезон москитов... Рад был повидаться.
Он отвесил учтивый поклон градоначальнику, небрежно кивнул шефу полиции и удалился.
— Ну, а что мы будем делать с заключенным теперь, когда он наш? — спросил Гонорий. — Дайте-ка мне эту жалобу.
Чиновник торопливо протянул лист бумаги.
— Гм-м... «...Далее упомянутый Мартинус Пэдуэй вступил в омерзительную связь с дьяволом, по наущению коего практиковал преступную науку магию, тем самым подвергая опасности жизнь и благосостояние римских граждан...» Так... Подписано: Ганнибал Сципио из Палермо.
Пэдуэй поспешно рассказал про события, вызвавшие его разрыв с бывшим работником и толкнувшие того на донос.
— Если же он имеет в виду печатный станок, — добавил Мартин, — то я готов доказать, что это простое механическое устройство, не имеющее ничего общего с колдовством.
— Гм-м... Может, и так, — промолвил Гонорий. — А может, и не так. — Он хитровато прищурился. — Говорят, твое дело процветает?
— И да, и нет, мой господин. Я кое-что зарабатываю, но все деньги в обороте. Наличных у меня хватает только на пропитание.
— Что же, плохо, — мрачно произнес Гонорий. — Похоже, жалобе придется дать ход.
— О мой господин, полагаю, не в твоих интересах доводить дело до суда, — заявил Пэдуэй с напускной уверенностью.
— Вот как? У нас очень опытные следователи. Ты признаешься во всех смертных грехах, прежде чем они закончат тебя... э-э, допрашивать.
— Господин, я сказал, что у меня мало наличных. Зато у меня есть ценное предложение, которое наверняка не оставит тебя равнодушным.
— Очень ценное? Это уже лучше. Лютеций, я воспользуюсь твоим кабинетом?
Не дожидаясь ответа, градоначальник открыл дверь в маленькую комнату и кивком велел Пэдуэю следовать за ним. Шеф полиции проводил их хмурым взглядом, явно оплакивая уплывающий куш.
— Уж не собираешься ли ты подкупить меня? — холодно спросил Гонорий, устроившись в кабинете.
— Ну... не совсем подкупить...
Гонорий жадно подался вперед.
— Сколько? — рявкнул он.
Мартин облегченно вздохнул.
— Сейчас объясню.
— Только не вздумай заговаривать мне зубы!
— Все очень просто. Я бедный чужеземец и, естественно, могу полагаться лишь на собственную сообразительность — больше у меня ничего нет.
— Ближе к делу, молодой человек.
— У вас есть закон, запрещающий учреждение должностными лицами обществ с ограниченной ответственностью?
Гонорий поскреб подбородок.
— Когда-то был. Не знаю, как сейчас — ведь власть сената распространяется только на город. Вряд ли готы возвращались к этому вопросу. А что?
— Если бы сенат принял поправку к старому закону — жест, возможно, необязательный, однако, согласись, красивый, — я мог бы показать тебе и нескольким другим достойным сенаторам, как получить недурную прибыль от организации и деятельности подобной компании.
Гонорий надменно выпрямился.
— Я с негодованием отметаю это гнусное предложение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28