Ты уезжаешь прямо сейчас?
— Да.
Судя по твоему голосу, ты и возвращаться сюда не то будешь не то нет.
— Возмошно всякое. Когда-то. Сахаси-штаси , как говорят на Осирисе.
— А что это за забавный пакет ты держишь?.. — Но не успел Ходиак закончить фразу, как Хитафии и след простыл.
На следующем собрании братства Хитафия, до того самый старательный из кандидатов, отсутствовал. Йотяне позвонили в общежитие, и Фрэнк Ходиак сказал, что осирианец уехал несколькими часами ранее.
Всех удивило также перебинтованное запястье Джона Фицджеральда. На вопросы братьев-йотян он ответил:
— Будь я проклят, если сам что-то знаю. Помню только, в какой-то момент обнаружил, что сижу у себя в комнате, а рука у меня порезана.
Собрание шло своим чередом, и удары лопатками наносились без передышки, как вдруг в дверь позвонили. Вошли два полицейских: свой, из университетского городка, и муниципальный, который тут же спросил:
— Джон Фицджеральд здесь?
— Да, — ответил Фицджеральд. — Я это.
— Возьмите свою шляпу и пальто и пройдемте с нами.
— Чего ради?
— Хотим задать вам парочку вопросов по поводу исчезновения одного экспоната из нашего музея.
— Ничего об этом не знаю. Валите отсюда и без всех нужных бумаг не приезжайте.
Джон немного перегнул палку, потому что у муниципального полицейского был с собой листок с напечатанным текстом, и он сказал:
— О'кей, вот тебе ордер. Ты арестован. Пошли… — И он взял Фицджеральда за запястье.
Джон вырвал руку, сделал круговое движение, которое закончилось ударом по лицу полицейского. Тот упал на спину и остался лежать, чуть-чуть подергиваясь и постанывая. Другие братья-йотяне тоже не остались сидеть сложа руки. Они схватили полицейских и спустили вниз по каменной лестнице. После этого прием новых членов братства продолжился.
Через пять минут к подъезду подлетели три вызванные по рации патрульные машины. Из них выскочили двенадцать полицейских и ворвались в дом.
Как только братья-йотяне увидели дубинки, вся их бравада тут же растаяла как дым. Копы в голубой униформе двинулись к Фицджеральду и уже стали протягивать к нему руки. Он ударил одного из них, но на него навалились и в два счета скрутили. Джон продолжал вырываться, но скоро затих, когда один из полицейских припечатал его дубинкой по голове.
Потом его вывели и посадили в машину. По дороге к участку он спросил:
— Какого дьявола все это значит? Говорю вам: в жизни ни разу ничего ни в каком музее не брал.
— Брал, брал, — сказал полицейский. — Вставные зубы одного из этих субчиков с другой планеты. О’Райли вроде? Они его так называют. Тебя видели в музее перед закрытием, и ты оставил отпечатки на стеклянном ящике, когда в него лазил. На этот раз, парень, ты здорово влип. Студиозусы проклятые, а мы еще думали, что вы лучше других…
На следующий день Герберт Ленгиел получил письмо:
«Здравствуй, Герберт!
Когда ты начнешь читать эти строки, я буду уже на пути к Осирису, с зубами Главного инспектора Фисесаки — одного из величайших наших героев. Мне удалось получить место на космическом корабле до Плутона, откуда я доберусь до моего родного Осириса на межзвездном лайнере.
Когда, по предложению Фицджеральда, первоначально похищенные де Камара зубы оказались у меня, искушение было слишком сильным, чтобы ему можно было сопротивляться.
На самом деле, не будучи опытным взломщиком, я загипнотизировал Фицджеральда, чтобы он сделал это за меня. Тем самым я одним выстрелом убил трех зайцев. Кажется, именно так говорят у вас на Земле. Я получил эти зубы. Я отомстил Фицджеральду за его оскорбления. И я отправил его за решетку, а ты благодаря этому получил освободившееся место рядом с мисс Холм. Теперь ты все знаешь и можешь спасти его от исключения из университета, потому что, по-моему, такого жестокого наказания он не заслуживает.
Я и тебя чуть-чуть загипнотизировал по-осириански, чтобы ты немного раскрепостился. Поэтому теперь ты вполне можешь завершить это дело, как сочтешь нужным.
Жаль, что мне не удалось окончить Атлантический университет и стать полноправным членом братства Йота-Гамма-Омикрон. Однако мой народ воздаст мне должное за это деяние, так как высокие порывы на Осирисе чрезвычайно ценят.
С братским приветом, Хитафия.»
Ленгиел положил письмо и посмотрел на себя в зеркало. Последние часы он чувствовал себя очень хорошо! Совсем не так, как раньше. Но теперь причина этой бодрости, легкости, уверенности в себе была ясна.
Он усмехнулся, зачесал назад волосы и вышел, чтобы позвонить Алисе.
— Итак, тшентельмены, — сказал Хитафия, — теперь вы понимаете, потшему я решил подписать данное соглашение. Возможно, меня подвернут критике за то, што я пошел вам навстретшу так легко. Но вы понимаете, какая теплота в моем сердце к вашей Земле. Я бывал на многих планетах, но нигде не тшувствовал себя так дома, как много лет назад в братстве Йота-Гамма-Омикрон.
Посол начал собирать свои бумаги и продолжил:
— Есть у вас текст меморандума о нашей встрече, тштобы я его подписал? Ошен хорошо. — Хитафия поставил свою подпись, воспользовавшись когтем вместо ручки. — А на следующей неделе будет оффитсиальное подписание, да? С телекамерами и длинными ретши? Если в один день вы захотите воздвигнуть монумент в тшесть основателей Межпланетного совета, вы мошете поставить памятник мистеру Герберту Ленгиелу.
— Сэр, мне говорили, что осирианцы, как и наши земляне, любят пропустить рюмашку-другую. Как вы насчет того, чтобы спуститься в наш бар…
— Весьма сожалею, но не сегодня. В следующий раз — пошалуста. Сейчас мне надо успеть на самолет до Балтимора, США.
— Что вы собираетесь там делать? — спросил Чагас.
— Прежде всего, Атлантишеский университет решил сделать меня пошетным профессором. Как мне удержать на своем гребне эту смешную шапотшку с кистями — ума не приложу. Но это еще одна притшина, потшему я принял ваши предложения. Вы знаете, што мы, осирианцы, отшень сентиментальны. А што слутшилось с мистером Ву. Он не заболел?
Ответил Чагас:
— Прямо у него на глазах только что разлетелась вдребезги вся его долгие годы вынашиваемая философия. Пойдемте, мы посадим вас в самолет.
Ву с трудом оторвался от кресла и заставил себя пойти вместе со всеми. Эванс, глядя на него, усмехнулся:
— После того как мы проводим господина посла, думаю, можно будет поднять по бокалу хорошего шампанского!
Летние одежды
Като Чапман и Силья Зорн, манекенщица, ждали в космопорте «Мохаве» лунный лайнер. Чапман, кипевший энергией молодой человек, порой напоминавший инопланетян-бурундучков, сказал своему юному кузену Махони:
— Если выберешь время и оторвешься ненадолго от своих распрекрасных художеств, окружи вниманием мисс Нетти. А то вернемся через двадцать два года и обнаружим, что она позабыла о нас.
— Ладно-ладно. Мне нравятся дамы в возрасте. Она покупает наши работы. Правда, цену держит жестко.
— Я бы сказала «чудовищно», — добавила Силья Зорн. — Но заметьте: какой бы сумасбродный замысел не втемяшился ей в голову, она в прогаре не остается.
— Как, например, было с продажей летней одежды существам, которым эти тряпки нужны как собаке пятая нога, потому что они вообще ничего не носят? — спросил Махони. — Если уж ей удается умаслить любых дикарей вроде…
Чапман дружески похлопал своего кузена по плечу:
— Все не так просто, Эд. Осирианцы — натуры увлекающиеся и за модой следят. Вдобавок у них единственных среди инопланетян настоящая рыночная экономика, даже меньше социализированная, чем в Штатах.
— Ну а что мне делать, если у этой мисс Нетти совсем поедет крыша? — спросил Махони.
— Не знаю, — сказал Чапман, — но мне бы ужасно не хотелось вернуться и обнаружить, что никого из компании «Гринфарб — Голливуд»…
— Внимание пассажирам! Todos passageiros! — прогремели громкоговорители сначала по-английски, а потом по-португальски.
Чапман и мисс Зорн перед тем как подняться по трапу пожали руки Махони. Он крикнул им вслед:
— Ведите себя хорошо! Или вы не сможете…
Чапман подумал, что если ему что-то такое и втемяшится в голову, все равно затащить в койку девицу на два дюйма выше его ростом не удастся. Сказать это вслух он не решился, потому что намеревался поддерживать с Сильей хорошие отношения даже несмотря на то, что она и не думала строить ему глазки.
Через семь часов они высадились на Тихо, чтобы пройти через обычную бюрократическую волокиту перед посадкой на корабль «Комоэс» до Осириса или, другими словами — Проциона XIV.
Таможенник спросил:
— Судя по всему, для вашего багажа зарезервировано спальное место, синьор?
— Совершенно верно, — ответил Чапман.
— Не совсем понимаю. Ваш багаж содержит живое существо?
— Ничего подобного. Это мои образцы.
— Образцы — чего?
— Одежды. Я торговый агент компании «Гринфарб — Голливуд», выпускающей летнюю одежду. И мисс Гринфарб настаивает, чтобы я спал рядом с этим чемоданом, пока не закончу все дела.
Таможенник пожал плечами:
— Раз ваша нанимательница хочет заплатить лишних две тысячи долларов — это ее дело. На «Комоэс» есть еще один пассажир с багажом, в котором образцы, похожие на ваши, — тоже одежда. Извините меня, пожалуйста.
Увидев, что стоящий за ним в очереди человек начинает проявлять беспокойство, Чапман отошел в сторонку, проверяя свои билеты и паспорт.
— У тебя все о'кей? — спросил он у Сильи.
— Да. Разве этот контролер не божественен, Като? Мне безумно нравятся такие высокие смуглые латинос.
— Побольше о деле думай, — рыкнул Чапман. Сам он был невысоким и рыженьким, и ее слова больно задели его самолюбие. Больше того, вслед за таким ходом мысли от нее можно было ждать любого закидона. Он добавил: — Похоже, на борту у нас будет соперник.
— Что? Полный ужас! Кто же это?
— А я откуда знаю? Но таможня сказала, что какой-то парень везет с собой чемодан, полный тряпок, как и мы.
— О-о! — Лицо Сильи приобрело хорошо всем известное скорбное выражение. — Один из известных парижских кутюрье…
— Тс-с-с! Рано или поздно все выясним. В любом случае это не ОН.
Чапман кивнул головой в сторону осирианца, который топал на своих птичьих ногах и нес чемодан. Осирианец (или ша-акфа, как они сами себя называли) походил на динозаврика семи футов ростом, бегающего на задних лапах и помахивающего хвостом для равновесия. Чешуйчатая шкура этого существа была искусно разукрашена в разные цвета.
— Извините меня, пошалуста, — промолвила эта тварь с таким сильным акцентом, что ее едва можно было понять, — мне хотеть знать, какой сейтшас настоящий лунный время?
Чапман ответил осирианцу, который, судя по петушиной бородке, был самцом. Тот установил правильное время на своих наручных часах и спросил:
— Вы тоже есть лететь на «Комоэс»?
— Да.
— И я тоже. Давайте познакомиться. Я есть бизнесмен второго ранга Фиассаки.
Чапман представил себя и свою спутницу, а потом спросил:
— Немного удивительно, почему вы не ждете осирианского корабля, мистер Фиассаки?
— Я его ждал, но получил из дома важное сообщение… Вы знаете, я прибыть сюда с важная культурная миссия, то есть подготовить потшва для экспорт работ, выполненных нашими дизайнерами и мастерами…
— Могу предположить, каким ужасно неудобным показался вам один из наших кораблей.
— О, есть именно так! Я так тшасто ударяться о верхний потолок и тсепляться хвостом в двери! Как здесь только можно двигаться… — И существо сделало попытку пожать практически отсутствующими у него плечами.
Стюард показал Чапману его каюту и спросил:
— Куда положить этот чемодан, на который у вас есть пассажирский билет, синьор?
— На среднюю койку, — ответил Чапман, поднимая листок со списком пассажиров с небольшого буфета. Он прочитал:
Баррос, М. К., Рио-де-Жанейро.
Бергерат, Дж.-Дж., Париж.
Чапман, К. Х., Голливуд.
Чисхолм, У. Дж., Миннеаполис.
Фиассаки, 3*, Сереф, Акх, Осирис.
Камимура, А., Кобе.
Кичик*, Джиджига, Тот.
Мпанде, С., Молопололи, Бечуаналенд.
Попович, И. И., София.
Савинкова, А. П., Париж.
Сэ, Т.-Е., Тяньцзинь.
Варга, М., Шолнок, Венгрия.
Зорн, С. Е., Голливуд.
Сноска внизу говорила о том, что фамилии, помеченные звездочками, относились к внеземным существам…
— Като! — послышался из коридора Сильи.
— Да, Си!
Высокая смуглая девушка вошла в каюту.
— Я познакомилась с синьорой Баррос и Аней Савинковой. Аня работает манекенщицей у Томазелли в Париже!
— Ого! А она сказала, кто здесь ее шеф?
— Нет. Я успела только познакомиться с ней. Она такая рыженькая.
— Хм. Должно быть, наш соперник — этот Бергерат. Вроде я его где-то видел: три года назад он был представителем Томазелли на выставке в Нью-Йорке. Высокий брюнет — ты как раз от таких тащишься…
— Ни от кого я не тащусь! У тебя просто нервишки пошаливают…
— О'кей. Будем считать, что я ничего не говорил. Он ловкач еще тот, насколько я помню: не успели мы и глазом моргнуть, как пристроил их новые вещички в нью-йоркские магазины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Да.
Судя по твоему голосу, ты и возвращаться сюда не то будешь не то нет.
— Возмошно всякое. Когда-то. Сахаси-штаси , как говорят на Осирисе.
— А что это за забавный пакет ты держишь?.. — Но не успел Ходиак закончить фразу, как Хитафии и след простыл.
На следующем собрании братства Хитафия, до того самый старательный из кандидатов, отсутствовал. Йотяне позвонили в общежитие, и Фрэнк Ходиак сказал, что осирианец уехал несколькими часами ранее.
Всех удивило также перебинтованное запястье Джона Фицджеральда. На вопросы братьев-йотян он ответил:
— Будь я проклят, если сам что-то знаю. Помню только, в какой-то момент обнаружил, что сижу у себя в комнате, а рука у меня порезана.
Собрание шло своим чередом, и удары лопатками наносились без передышки, как вдруг в дверь позвонили. Вошли два полицейских: свой, из университетского городка, и муниципальный, который тут же спросил:
— Джон Фицджеральд здесь?
— Да, — ответил Фицджеральд. — Я это.
— Возьмите свою шляпу и пальто и пройдемте с нами.
— Чего ради?
— Хотим задать вам парочку вопросов по поводу исчезновения одного экспоната из нашего музея.
— Ничего об этом не знаю. Валите отсюда и без всех нужных бумаг не приезжайте.
Джон немного перегнул палку, потому что у муниципального полицейского был с собой листок с напечатанным текстом, и он сказал:
— О'кей, вот тебе ордер. Ты арестован. Пошли… — И он взял Фицджеральда за запястье.
Джон вырвал руку, сделал круговое движение, которое закончилось ударом по лицу полицейского. Тот упал на спину и остался лежать, чуть-чуть подергиваясь и постанывая. Другие братья-йотяне тоже не остались сидеть сложа руки. Они схватили полицейских и спустили вниз по каменной лестнице. После этого прием новых членов братства продолжился.
Через пять минут к подъезду подлетели три вызванные по рации патрульные машины. Из них выскочили двенадцать полицейских и ворвались в дом.
Как только братья-йотяне увидели дубинки, вся их бравада тут же растаяла как дым. Копы в голубой униформе двинулись к Фицджеральду и уже стали протягивать к нему руки. Он ударил одного из них, но на него навалились и в два счета скрутили. Джон продолжал вырываться, но скоро затих, когда один из полицейских припечатал его дубинкой по голове.
Потом его вывели и посадили в машину. По дороге к участку он спросил:
— Какого дьявола все это значит? Говорю вам: в жизни ни разу ничего ни в каком музее не брал.
— Брал, брал, — сказал полицейский. — Вставные зубы одного из этих субчиков с другой планеты. О’Райли вроде? Они его так называют. Тебя видели в музее перед закрытием, и ты оставил отпечатки на стеклянном ящике, когда в него лазил. На этот раз, парень, ты здорово влип. Студиозусы проклятые, а мы еще думали, что вы лучше других…
На следующий день Герберт Ленгиел получил письмо:
«Здравствуй, Герберт!
Когда ты начнешь читать эти строки, я буду уже на пути к Осирису, с зубами Главного инспектора Фисесаки — одного из величайших наших героев. Мне удалось получить место на космическом корабле до Плутона, откуда я доберусь до моего родного Осириса на межзвездном лайнере.
Когда, по предложению Фицджеральда, первоначально похищенные де Камара зубы оказались у меня, искушение было слишком сильным, чтобы ему можно было сопротивляться.
На самом деле, не будучи опытным взломщиком, я загипнотизировал Фицджеральда, чтобы он сделал это за меня. Тем самым я одним выстрелом убил трех зайцев. Кажется, именно так говорят у вас на Земле. Я получил эти зубы. Я отомстил Фицджеральду за его оскорбления. И я отправил его за решетку, а ты благодаря этому получил освободившееся место рядом с мисс Холм. Теперь ты все знаешь и можешь спасти его от исключения из университета, потому что, по-моему, такого жестокого наказания он не заслуживает.
Я и тебя чуть-чуть загипнотизировал по-осириански, чтобы ты немного раскрепостился. Поэтому теперь ты вполне можешь завершить это дело, как сочтешь нужным.
Жаль, что мне не удалось окончить Атлантический университет и стать полноправным членом братства Йота-Гамма-Омикрон. Однако мой народ воздаст мне должное за это деяние, так как высокие порывы на Осирисе чрезвычайно ценят.
С братским приветом, Хитафия.»
Ленгиел положил письмо и посмотрел на себя в зеркало. Последние часы он чувствовал себя очень хорошо! Совсем не так, как раньше. Но теперь причина этой бодрости, легкости, уверенности в себе была ясна.
Он усмехнулся, зачесал назад волосы и вышел, чтобы позвонить Алисе.
— Итак, тшентельмены, — сказал Хитафия, — теперь вы понимаете, потшему я решил подписать данное соглашение. Возможно, меня подвернут критике за то, што я пошел вам навстретшу так легко. Но вы понимаете, какая теплота в моем сердце к вашей Земле. Я бывал на многих планетах, но нигде не тшувствовал себя так дома, как много лет назад в братстве Йота-Гамма-Омикрон.
Посол начал собирать свои бумаги и продолжил:
— Есть у вас текст меморандума о нашей встрече, тштобы я его подписал? Ошен хорошо. — Хитафия поставил свою подпись, воспользовавшись когтем вместо ручки. — А на следующей неделе будет оффитсиальное подписание, да? С телекамерами и длинными ретши? Если в один день вы захотите воздвигнуть монумент в тшесть основателей Межпланетного совета, вы мошете поставить памятник мистеру Герберту Ленгиелу.
— Сэр, мне говорили, что осирианцы, как и наши земляне, любят пропустить рюмашку-другую. Как вы насчет того, чтобы спуститься в наш бар…
— Весьма сожалею, но не сегодня. В следующий раз — пошалуста. Сейчас мне надо успеть на самолет до Балтимора, США.
— Что вы собираетесь там делать? — спросил Чагас.
— Прежде всего, Атлантишеский университет решил сделать меня пошетным профессором. Как мне удержать на своем гребне эту смешную шапотшку с кистями — ума не приложу. Но это еще одна притшина, потшему я принял ваши предложения. Вы знаете, што мы, осирианцы, отшень сентиментальны. А што слутшилось с мистером Ву. Он не заболел?
Ответил Чагас:
— Прямо у него на глазах только что разлетелась вдребезги вся его долгие годы вынашиваемая философия. Пойдемте, мы посадим вас в самолет.
Ву с трудом оторвался от кресла и заставил себя пойти вместе со всеми. Эванс, глядя на него, усмехнулся:
— После того как мы проводим господина посла, думаю, можно будет поднять по бокалу хорошего шампанского!
Летние одежды
Като Чапман и Силья Зорн, манекенщица, ждали в космопорте «Мохаве» лунный лайнер. Чапман, кипевший энергией молодой человек, порой напоминавший инопланетян-бурундучков, сказал своему юному кузену Махони:
— Если выберешь время и оторвешься ненадолго от своих распрекрасных художеств, окружи вниманием мисс Нетти. А то вернемся через двадцать два года и обнаружим, что она позабыла о нас.
— Ладно-ладно. Мне нравятся дамы в возрасте. Она покупает наши работы. Правда, цену держит жестко.
— Я бы сказала «чудовищно», — добавила Силья Зорн. — Но заметьте: какой бы сумасбродный замысел не втемяшился ей в голову, она в прогаре не остается.
— Как, например, было с продажей летней одежды существам, которым эти тряпки нужны как собаке пятая нога, потому что они вообще ничего не носят? — спросил Махони. — Если уж ей удается умаслить любых дикарей вроде…
Чапман дружески похлопал своего кузена по плечу:
— Все не так просто, Эд. Осирианцы — натуры увлекающиеся и за модой следят. Вдобавок у них единственных среди инопланетян настоящая рыночная экономика, даже меньше социализированная, чем в Штатах.
— Ну а что мне делать, если у этой мисс Нетти совсем поедет крыша? — спросил Махони.
— Не знаю, — сказал Чапман, — но мне бы ужасно не хотелось вернуться и обнаружить, что никого из компании «Гринфарб — Голливуд»…
— Внимание пассажирам! Todos passageiros! — прогремели громкоговорители сначала по-английски, а потом по-португальски.
Чапман и мисс Зорн перед тем как подняться по трапу пожали руки Махони. Он крикнул им вслед:
— Ведите себя хорошо! Или вы не сможете…
Чапман подумал, что если ему что-то такое и втемяшится в голову, все равно затащить в койку девицу на два дюйма выше его ростом не удастся. Сказать это вслух он не решился, потому что намеревался поддерживать с Сильей хорошие отношения даже несмотря на то, что она и не думала строить ему глазки.
Через семь часов они высадились на Тихо, чтобы пройти через обычную бюрократическую волокиту перед посадкой на корабль «Комоэс» до Осириса или, другими словами — Проциона XIV.
Таможенник спросил:
— Судя по всему, для вашего багажа зарезервировано спальное место, синьор?
— Совершенно верно, — ответил Чапман.
— Не совсем понимаю. Ваш багаж содержит живое существо?
— Ничего подобного. Это мои образцы.
— Образцы — чего?
— Одежды. Я торговый агент компании «Гринфарб — Голливуд», выпускающей летнюю одежду. И мисс Гринфарб настаивает, чтобы я спал рядом с этим чемоданом, пока не закончу все дела.
Таможенник пожал плечами:
— Раз ваша нанимательница хочет заплатить лишних две тысячи долларов — это ее дело. На «Комоэс» есть еще один пассажир с багажом, в котором образцы, похожие на ваши, — тоже одежда. Извините меня, пожалуйста.
Увидев, что стоящий за ним в очереди человек начинает проявлять беспокойство, Чапман отошел в сторонку, проверяя свои билеты и паспорт.
— У тебя все о'кей? — спросил он у Сильи.
— Да. Разве этот контролер не божественен, Като? Мне безумно нравятся такие высокие смуглые латинос.
— Побольше о деле думай, — рыкнул Чапман. Сам он был невысоким и рыженьким, и ее слова больно задели его самолюбие. Больше того, вслед за таким ходом мысли от нее можно было ждать любого закидона. Он добавил: — Похоже, на борту у нас будет соперник.
— Что? Полный ужас! Кто же это?
— А я откуда знаю? Но таможня сказала, что какой-то парень везет с собой чемодан, полный тряпок, как и мы.
— О-о! — Лицо Сильи приобрело хорошо всем известное скорбное выражение. — Один из известных парижских кутюрье…
— Тс-с-с! Рано или поздно все выясним. В любом случае это не ОН.
Чапман кивнул головой в сторону осирианца, который топал на своих птичьих ногах и нес чемодан. Осирианец (или ша-акфа, как они сами себя называли) походил на динозаврика семи футов ростом, бегающего на задних лапах и помахивающего хвостом для равновесия. Чешуйчатая шкура этого существа была искусно разукрашена в разные цвета.
— Извините меня, пошалуста, — промолвила эта тварь с таким сильным акцентом, что ее едва можно было понять, — мне хотеть знать, какой сейтшас настоящий лунный время?
Чапман ответил осирианцу, который, судя по петушиной бородке, был самцом. Тот установил правильное время на своих наручных часах и спросил:
— Вы тоже есть лететь на «Комоэс»?
— Да.
— И я тоже. Давайте познакомиться. Я есть бизнесмен второго ранга Фиассаки.
Чапман представил себя и свою спутницу, а потом спросил:
— Немного удивительно, почему вы не ждете осирианского корабля, мистер Фиассаки?
— Я его ждал, но получил из дома важное сообщение… Вы знаете, я прибыть сюда с важная культурная миссия, то есть подготовить потшва для экспорт работ, выполненных нашими дизайнерами и мастерами…
— Могу предположить, каким ужасно неудобным показался вам один из наших кораблей.
— О, есть именно так! Я так тшасто ударяться о верхний потолок и тсепляться хвостом в двери! Как здесь только можно двигаться… — И существо сделало попытку пожать практически отсутствующими у него плечами.
Стюард показал Чапману его каюту и спросил:
— Куда положить этот чемодан, на который у вас есть пассажирский билет, синьор?
— На среднюю койку, — ответил Чапман, поднимая листок со списком пассажиров с небольшого буфета. Он прочитал:
Баррос, М. К., Рио-де-Жанейро.
Бергерат, Дж.-Дж., Париж.
Чапман, К. Х., Голливуд.
Чисхолм, У. Дж., Миннеаполис.
Фиассаки, 3*, Сереф, Акх, Осирис.
Камимура, А., Кобе.
Кичик*, Джиджига, Тот.
Мпанде, С., Молопололи, Бечуаналенд.
Попович, И. И., София.
Савинкова, А. П., Париж.
Сэ, Т.-Е., Тяньцзинь.
Варга, М., Шолнок, Венгрия.
Зорн, С. Е., Голливуд.
Сноска внизу говорила о том, что фамилии, помеченные звездочками, относились к внеземным существам…
— Като! — послышался из коридора Сильи.
— Да, Си!
Высокая смуглая девушка вошла в каюту.
— Я познакомилась с синьорой Баррос и Аней Савинковой. Аня работает манекенщицей у Томазелли в Париже!
— Ого! А она сказала, кто здесь ее шеф?
— Нет. Я успела только познакомиться с ней. Она такая рыженькая.
— Хм. Должно быть, наш соперник — этот Бергерат. Вроде я его где-то видел: три года назад он был представителем Томазелли на выставке в Нью-Йорке. Высокий брюнет — ты как раз от таких тащишься…
— Ни от кого я не тащусь! У тебя просто нервишки пошаливают…
— О'кей. Будем считать, что я ничего не говорил. Он ловкач еще тот, насколько я помню: не успели мы и глазом моргнуть, как пристроил их новые вещички в нью-йоркские магазины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41