Он успел крикнуть через плечо: «Назад! Туннель руш...» Конец слова потонул в глухом нарастающем реве: в неясном свете факела Хобарт увидел, как впереди по ходу туннеля огромные камни вываливаются из стен и катятся по коридору, а за ними вырывается плотное облако пыли. Пол под ногами качнулся, и два человека пустились наутек.
Позади них раздались вопли пещерников, проникших в тоннель из боковых проходов.
Хобарт слышал звук погони и принялся вслепую размахивать мечом за спиной, не прекращая бега. Усилия не пропали даром: он кого-то задел и услышал стон. Маленькое серое пятнышко внешнего мира сначала, казалось, стояло на месте, а затем внезапно распахнулось перед ними. Мужчины помчались вниз длинными извивающимися скачками. Гомон, в конце концов, потерял свою повязку, и почти все его тело кровоточило от мелких царапин и порезов.
— А они последуют... — начал вопрос Хобарт.
— Нет солнца, чтобы остановить их, — ответил Гомон, прыгая на ослика.
Хобарт сунул меч в ножны и быстро оседлал лошадь. Они сорвались с места, когда бледнолицее полчище высыпало из туннеля и «покатилось» вниз, как кусочки попкорна.
Животные без принуждения со стороны всадников неслись вперед и быстро скрылись «из вида» отвратительных дикарей. Однако тонкие пронзительные вопли сзади никуда не девались и не становились тише.
— Нас преследуют? — спросил Хобарт.
— Да, по запаху. Когда выберемся на равнину, сможем оторваться.
— Эй, Гомон, если туннель разрушен, как же я смогу попасть домой?
— Никак, мой друг.
— Разве нет какого-нибудь другого места...
— Известного мне — нет. Конец туннеля — единственная точка, где барьер между мирами достаточно тонок для проникновения моей духовной силы. Мы должны вернуться в башню Разума.
— Что? Да, никогда...
— У тебя нет выбора, о Роллин. Уверен, что только ты можешь остановить безвластье и вернуть назад солнце. Пока этого не произойдет, пещерники будут гоняться за нами по всему свету, если потребуется. Хотя вряд ли, поскольку со временем они нагонят любую, даже самую быструю, лошадь. А теперь задержи дыхание, мы выходим на равнину.
Они обогнули последние конусы и перешли на галоп. Крики преследователей значительно отдалились, но не смолкли окончательно. Вскоре они снова проскочили мимо разрушенной крестьянской хижины. Хобарту пришла в голову мысль, что, пожалуй, пещерникам все равно, кем удовлетворять свой аппетит. Он наклонился к людям и крикнул:
— Спасайте свои жизни! Пещерники приближаются!
Крестьянин тупо посмотрел на него.
— Пешком им никак не спастись, о Роллин, — заметил Гомон. — Пещерники все равно обнаружат их по запаху и убьют, как и многих других, если не будут остановлены.
— Далеко еще до пирамиды?
— Может, мили две.
— Хорошо, мы оставим им своих животных. Слезай!
Хобарт спешился и повторил предупреждение. Тонкие крики настигли их сквозь туман, крестьяне скомканно поблагодарили своих спасителей и уехали.
Хобарт проверил карманы пиджака своего коричневого делового костюма — сильно помятого, грязного и выцветшего — и сбросил его вместе с галстуком. Затем он побежал вперед длинными легкими шагами, держа ножны меча в левой руке. Гомон трусил позади него.
Улюлюканье пещерников еще довольно долго было еле слышным. Но потихонечку оно начало нарастать. Спутники обменялись взглядами, но промолчали, экономя силы. Хобарт сильно устал от дороги к туннелю, но вполне мог пробежать еще чуть-чуть, только не очень быстро.
Вопли заметно приблизились, когда инженер и аскет добежали до черных скал. Гомон указывал путь, огибая одну чашу за другой. Оглянувшись, Хобарт заметил очертания маленьких фигурок, пробиравшихся сзади них сквозь туман.
— Быстрее, — выдохнул Гомон, ускоряя и без того мощные скачки. Хобарт старался не отставать, понимая, что преследователи постепенно наращивают темп.
Только он задумался о том, стоит или нет выбрасывать меч, как они добежали до чаши с мерцающей белой пирамидой, единственным четким силуэтом среди наступившего полумрака. Гомон начал спуск, не снижая скорости движения. Хобарт после четырех прыжков подвернул ногу и покатился вниз, больно ударяясь о камни, вдобавок ножны стучали его по голеням и тыкались в ребра. Кувыркание закончилось на дне чаши, при попытке встать выяснилось, что поврежденная нога больше не может поддерживать его. Вопли пещерников заставили Хобарта поднять голову — чудовища сгрудились возле краев чаши.
Гомон поднял Роллина Хобарта, пристроил его под мышкой и устало побежал к пирамиде. Хобарт оказался внутри в окружении Хиделаса и Псиллеуса быстрее, чем смог об этом подумать.
— Быстрее, господин, займите трон! Иначе пещерники предадут нас мучительной смерти! — закричали одновременно оба жреца и Гомон.
— Но ведь сюда они не могут войти... — слабо протестовал Хобарт.
— Айе, на самом деле, могут! Пока место Разума вакантно, пирамида является просто грудой светящихся камней и не более того! Торопись! — убеждал Гомон.
— О господи, почему никто из вас не может этого сделать? Все Разум был бы лучше, чем...
Его прервали нестройные крики протеста: «Моя скромность запрещает...», «Мы избраны жрецами как раз потому, что у нас нет подобных амбиций...», «О господин, исполни же свой долг!»
Они не перестанут протестовать даже тогда, когда пещерники начнут их есть, но на трон не сядут, думал Хобарт. Вопли приближались — дикари достигли дна чаши.
Молчаливо кляня их, на чем свет стоит, Хобарт натянул белое одеяние, протянутое Псиллеусом, и начал взбираться по ступеням трона. С каждым шагом подъем становился легче, последние две ступени он преодолел одним прыжком и запрыгнул на квадратный, неудобный на вид стул, как будто всю жизнь только этим и занимался.
Мгновенно за окном исчезли серость и полумрак. Туман улетел (Хобарт не знал, как это возможно, но он точно видел серые завихрения), и на небе снова засверкало солнце, яркое и прекрасное. Пещерники снаружи сбились в кучу, непрерывно завывая в смятении.
— Пусть пещерники замрут в своих теперешних позициях, пока я не придумаю, что с ними делать! — прокричал Хобарт.
Вой тут же прекратился. Вокруг пирамиды застыли белые, безглазые, оскаленные статуи.
Хм, быть Разумом не так уж плохо! Хобарт откинулся назад, с удивлением обнаружив, что трон стал абсолютно комфортным. Ощущения пропали, как будто его просто погрузили в соленую ванну с водой температуры тела. Боль в лодыжке, равно как и в натруженных легких утихла.
Далеко внизу три фигуры, две в белом и одна грязная, с должным восхищением распростерлись на полу. Хобарт позволил себе расслабиться на целую минуту, радуясь новизне восприятия. Он снова выпрямился и сказал:
— Пусть в Королевском Зоопарке Оролойи появятся новые клетки подходящего размера и качества! Пусть пещерники вернутся к нормальной жизни, но внутри этих клеток! Эй, вы там, внизу, вставайте! Вы меня смущаете. Поиграли в бога, и хватит. Опа!
Хобарт попытался подняться со стула, но понял, что не может. Он напряг все мускулы и уперся, как ему казалось, в пол. Раздалось могучее «Ух-х-х!», но все без толку.
— Эй! — крикнул он своим почитателям. — В чем дело? Хочу уйти!
Псиллеус совершенно искренне удивился.
— О Разум, воистину... то, что ты говоришь очень странно ибо никто не должен желать отказа от славы, подобной твоей!
— Вы просто никогда не пытались заставить Роллина Хобарта стать Разумом. Немедленно заберите меня отсюда!
— О господин, — почтительно пробормотал Псиллеус, — ты не можешь уйти, пока не явится следующий претендент, иначе ты умалишь достоинство своего сана, пребывающего ныне и присно и вовеки веков. Твои слуги не разумеют способа высвободить тебя.
— Неужели? — Хобарт задумался на несколько секунд. Так они думают, что поймали его? Ха-ха.
— Гомон!
— Да, господин?
— Как насчет того, чтобы стать Разумом?
— Оу-у-у! — взвыл Гомон прямо с разрывающей сердце мукой в голосе. — Пощади своего слугу, о Разум! Что же станется с моей скромностью и самоуничижением? Не говоря уже о духовном совершенстве? Зачем же я в течение стольких лет подавлял все желания, отказывался от стольких удовольствий! Столь возвышенное место для меня будет худшей судьбой изо всех возможных! Уничтожь меня, если пожелаешь, или преврати в гнуснейшего из гедонистов, но на такой шаг я пойти не могу. А теперь, если господин не возражает, я бы хотел вернуться к своей уединенной жизни скромного служителя, свободной от радостей во имя духа!
Хобарт усмехнулся.
— Что ж, если тебе так нужны страдания, и быть Разумом — худшее из них, то это кресло прямо под тебя и создано. А ну, немедленно вернись сюда! — Гомон съежился у подножия трона. Инженер продолжил. — Конечно, так поступать отчасти нехорошо, но ты сам заварил эту кашу. — Он набрал в легкие побольше воздуха и вскричал. — На счет «три» должно произойти следующее: первое — все повреждения, случившиеся во время последнего конца света, восстановлены; второе — аскет Гомон не только подойдет для работы Разумом, но и сам возжелает этого; третье — вышеназванный Гомон, упомянутый в предыдущей части, станет Разумом, на троне и все такое. И, наконец, я, нынешний Разум, вернусь в свою квартиру в Нью-Йорке в трехзначном мире в качестве обычного Роллина Хобарта. Раз, два, три!
* * *
Он стоял в своем собственном кабинете.
Жадно вгляделся в каждую деталь и чуть не расплакался при виде старых учебников и прочих, может и не очаровательных, но крайне индивидуальных принадлежностей. Он повернулся к двери, поморщился — лодыжка снова дала о себе знать, и с опаской выглянул в щелку. Никакого туннеля в скалах, только добрый старый коридор...
Он отстегнул ножны с мечом — неплохой сувенир, между прочим — и опустился в любимое большое кресло. Задрал штанину на левой ноге. Укус пещерника оставил ему на память двойной ряд сине-черных синяков — но зубы, по счастью, не проткнули кожу. С правой ногой дела обстояли хуже. Он снял ботинок и стянул носок, на котором в месте вывиха поползли петли. Он мог чуть-чуть пошевелить стопой почти без боли, значит, все не так страшно, как казалось вначале. Однако какая глупость не залечить все раны, будучи Разумом...
На одной ноге он допрыгал до потрепанного портсигара и достал сигару. О Разум, как прекрасно, наконец, расслабиться!
Половина сигары уже превратилась в дым, когда звук со стороны кухоньки заставил Хобарта навострить уши. Он подумал, что и раньше слышал чьи-то движения, но посчитал их игрой воображения. Теперь звук был вполне отчетливым: клинк, клинк — шейкер для коктейлей. Кому, черт возьми, понадобилось готовить напитки в его апартаментах?
— Джордж? — позвал он. — Слушай, Джордж, помнишь, я сказал, что мир на основе аристотелевой логики невозможно себе даже представить? Как я ошибался. Я только что оттуда, и это кошмарнейшее место...
Из дверей появился новоиспеченный «бармен» с подносом в руках. Им оказалась принцесса Аргуменда, облаченная вместо обычных полупрозрачных тряпок в последние модели от Сакса.
— Угк, — поперхнулся Хобарт. Когда его разум вернулся из мест не столь отдаленных, он смог, наконец, произнести: — Спасибо... Я вполне мог бы... ты выглядишь на миллион дол... Послушай, Аргуменда, что ты делаешь в моей квартире?
Она озорно улыбнулась.
— Я тут уже три дня. Мне так хотелось увидеть твой мир, что я убедила милого Гомона использовать секретный туннель. О небо, что с твоей ногой?
— Вывих. Если ты сможешь притащить что-нибудь достаточно большое с холодной водой, будет здорово. Да, и в ванной где-то были соли Эпсома* . Просто высыпь их в воду.
Аргуменда вышла и вскоре вернулась со сковородой, доверху наполненной раствором.
— Так во-о-от, твоя маленькая деревенская подружка осмотрелась здесь и решила, что ей нравится. Гомон предупредил, что ты появишься через несколько дней, — закончила она.
— Он чуть было не ошибся, — сказал Хобарт.
— Что случилось? Гомон говорил об опасности.
— О-о-ох! — инженер опустил ногу. — В другой раз расскажу, много чего произошло, а я так устал.
— Сошел с ума? — Она наклонилась к нему.
— Н-не совсем...
Она погладила его по коленке.
— Не беспокойтесь обо мне, мистер Хобарт. Я покидаю вас прямо сейчас, ухожу в отель, пока работа не начнется.
— Работа?
— Вопрос уже решен. У Фанка и Вагналлса. Буду работать лексикографом* — хотя, должна признаться, трудновато было убедить их. Без единой рекомендации... ну, ты понимаешь.
Хобарт сделал еще одну затяжку и сказал:
— Ты изменилась, Аргуменда.
— В какую сторону?
— Одежда, и речь, и... вообще... ты стала настоящим человеком!
— Спасибо тебе за комплимент. Хотя никем я не становилась, а просто применила на практике первый подарок крестной Козикеи — интеллект.
Хобарт изумленно покачал головой.
— Знаешь, я тут некоторое время буду совсем беспомощным, и некому мне помочь с едой и э-э-э...
— Ты хочешь, чтобы я готовила для тебя? — возмутилась Аргуменда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Позади них раздались вопли пещерников, проникших в тоннель из боковых проходов.
Хобарт слышал звук погони и принялся вслепую размахивать мечом за спиной, не прекращая бега. Усилия не пропали даром: он кого-то задел и услышал стон. Маленькое серое пятнышко внешнего мира сначала, казалось, стояло на месте, а затем внезапно распахнулось перед ними. Мужчины помчались вниз длинными извивающимися скачками. Гомон, в конце концов, потерял свою повязку, и почти все его тело кровоточило от мелких царапин и порезов.
— А они последуют... — начал вопрос Хобарт.
— Нет солнца, чтобы остановить их, — ответил Гомон, прыгая на ослика.
Хобарт сунул меч в ножны и быстро оседлал лошадь. Они сорвались с места, когда бледнолицее полчище высыпало из туннеля и «покатилось» вниз, как кусочки попкорна.
Животные без принуждения со стороны всадников неслись вперед и быстро скрылись «из вида» отвратительных дикарей. Однако тонкие пронзительные вопли сзади никуда не девались и не становились тише.
— Нас преследуют? — спросил Хобарт.
— Да, по запаху. Когда выберемся на равнину, сможем оторваться.
— Эй, Гомон, если туннель разрушен, как же я смогу попасть домой?
— Никак, мой друг.
— Разве нет какого-нибудь другого места...
— Известного мне — нет. Конец туннеля — единственная точка, где барьер между мирами достаточно тонок для проникновения моей духовной силы. Мы должны вернуться в башню Разума.
— Что? Да, никогда...
— У тебя нет выбора, о Роллин. Уверен, что только ты можешь остановить безвластье и вернуть назад солнце. Пока этого не произойдет, пещерники будут гоняться за нами по всему свету, если потребуется. Хотя вряд ли, поскольку со временем они нагонят любую, даже самую быструю, лошадь. А теперь задержи дыхание, мы выходим на равнину.
Они обогнули последние конусы и перешли на галоп. Крики преследователей значительно отдалились, но не смолкли окончательно. Вскоре они снова проскочили мимо разрушенной крестьянской хижины. Хобарту пришла в голову мысль, что, пожалуй, пещерникам все равно, кем удовлетворять свой аппетит. Он наклонился к людям и крикнул:
— Спасайте свои жизни! Пещерники приближаются!
Крестьянин тупо посмотрел на него.
— Пешком им никак не спастись, о Роллин, — заметил Гомон. — Пещерники все равно обнаружат их по запаху и убьют, как и многих других, если не будут остановлены.
— Далеко еще до пирамиды?
— Может, мили две.
— Хорошо, мы оставим им своих животных. Слезай!
Хобарт спешился и повторил предупреждение. Тонкие крики настигли их сквозь туман, крестьяне скомканно поблагодарили своих спасителей и уехали.
Хобарт проверил карманы пиджака своего коричневого делового костюма — сильно помятого, грязного и выцветшего — и сбросил его вместе с галстуком. Затем он побежал вперед длинными легкими шагами, держа ножны меча в левой руке. Гомон трусил позади него.
Улюлюканье пещерников еще довольно долго было еле слышным. Но потихонечку оно начало нарастать. Спутники обменялись взглядами, но промолчали, экономя силы. Хобарт сильно устал от дороги к туннелю, но вполне мог пробежать еще чуть-чуть, только не очень быстро.
Вопли заметно приблизились, когда инженер и аскет добежали до черных скал. Гомон указывал путь, огибая одну чашу за другой. Оглянувшись, Хобарт заметил очертания маленьких фигурок, пробиравшихся сзади них сквозь туман.
— Быстрее, — выдохнул Гомон, ускоряя и без того мощные скачки. Хобарт старался не отставать, понимая, что преследователи постепенно наращивают темп.
Только он задумался о том, стоит или нет выбрасывать меч, как они добежали до чаши с мерцающей белой пирамидой, единственным четким силуэтом среди наступившего полумрака. Гомон начал спуск, не снижая скорости движения. Хобарт после четырех прыжков подвернул ногу и покатился вниз, больно ударяясь о камни, вдобавок ножны стучали его по голеням и тыкались в ребра. Кувыркание закончилось на дне чаши, при попытке встать выяснилось, что поврежденная нога больше не может поддерживать его. Вопли пещерников заставили Хобарта поднять голову — чудовища сгрудились возле краев чаши.
Гомон поднял Роллина Хобарта, пристроил его под мышкой и устало побежал к пирамиде. Хобарт оказался внутри в окружении Хиделаса и Псиллеуса быстрее, чем смог об этом подумать.
— Быстрее, господин, займите трон! Иначе пещерники предадут нас мучительной смерти! — закричали одновременно оба жреца и Гомон.
— Но ведь сюда они не могут войти... — слабо протестовал Хобарт.
— Айе, на самом деле, могут! Пока место Разума вакантно, пирамида является просто грудой светящихся камней и не более того! Торопись! — убеждал Гомон.
— О господи, почему никто из вас не может этого сделать? Все Разум был бы лучше, чем...
Его прервали нестройные крики протеста: «Моя скромность запрещает...», «Мы избраны жрецами как раз потому, что у нас нет подобных амбиций...», «О господин, исполни же свой долг!»
Они не перестанут протестовать даже тогда, когда пещерники начнут их есть, но на трон не сядут, думал Хобарт. Вопли приближались — дикари достигли дна чаши.
Молчаливо кляня их, на чем свет стоит, Хобарт натянул белое одеяние, протянутое Псиллеусом, и начал взбираться по ступеням трона. С каждым шагом подъем становился легче, последние две ступени он преодолел одним прыжком и запрыгнул на квадратный, неудобный на вид стул, как будто всю жизнь только этим и занимался.
Мгновенно за окном исчезли серость и полумрак. Туман улетел (Хобарт не знал, как это возможно, но он точно видел серые завихрения), и на небе снова засверкало солнце, яркое и прекрасное. Пещерники снаружи сбились в кучу, непрерывно завывая в смятении.
— Пусть пещерники замрут в своих теперешних позициях, пока я не придумаю, что с ними делать! — прокричал Хобарт.
Вой тут же прекратился. Вокруг пирамиды застыли белые, безглазые, оскаленные статуи.
Хм, быть Разумом не так уж плохо! Хобарт откинулся назад, с удивлением обнаружив, что трон стал абсолютно комфортным. Ощущения пропали, как будто его просто погрузили в соленую ванну с водой температуры тела. Боль в лодыжке, равно как и в натруженных легких утихла.
Далеко внизу три фигуры, две в белом и одна грязная, с должным восхищением распростерлись на полу. Хобарт позволил себе расслабиться на целую минуту, радуясь новизне восприятия. Он снова выпрямился и сказал:
— Пусть в Королевском Зоопарке Оролойи появятся новые клетки подходящего размера и качества! Пусть пещерники вернутся к нормальной жизни, но внутри этих клеток! Эй, вы там, внизу, вставайте! Вы меня смущаете. Поиграли в бога, и хватит. Опа!
Хобарт попытался подняться со стула, но понял, что не может. Он напряг все мускулы и уперся, как ему казалось, в пол. Раздалось могучее «Ух-х-х!», но все без толку.
— Эй! — крикнул он своим почитателям. — В чем дело? Хочу уйти!
Псиллеус совершенно искренне удивился.
— О Разум, воистину... то, что ты говоришь очень странно ибо никто не должен желать отказа от славы, подобной твоей!
— Вы просто никогда не пытались заставить Роллина Хобарта стать Разумом. Немедленно заберите меня отсюда!
— О господин, — почтительно пробормотал Псиллеус, — ты не можешь уйти, пока не явится следующий претендент, иначе ты умалишь достоинство своего сана, пребывающего ныне и присно и вовеки веков. Твои слуги не разумеют способа высвободить тебя.
— Неужели? — Хобарт задумался на несколько секунд. Так они думают, что поймали его? Ха-ха.
— Гомон!
— Да, господин?
— Как насчет того, чтобы стать Разумом?
— Оу-у-у! — взвыл Гомон прямо с разрывающей сердце мукой в голосе. — Пощади своего слугу, о Разум! Что же станется с моей скромностью и самоуничижением? Не говоря уже о духовном совершенстве? Зачем же я в течение стольких лет подавлял все желания, отказывался от стольких удовольствий! Столь возвышенное место для меня будет худшей судьбой изо всех возможных! Уничтожь меня, если пожелаешь, или преврати в гнуснейшего из гедонистов, но на такой шаг я пойти не могу. А теперь, если господин не возражает, я бы хотел вернуться к своей уединенной жизни скромного служителя, свободной от радостей во имя духа!
Хобарт усмехнулся.
— Что ж, если тебе так нужны страдания, и быть Разумом — худшее из них, то это кресло прямо под тебя и создано. А ну, немедленно вернись сюда! — Гомон съежился у подножия трона. Инженер продолжил. — Конечно, так поступать отчасти нехорошо, но ты сам заварил эту кашу. — Он набрал в легкие побольше воздуха и вскричал. — На счет «три» должно произойти следующее: первое — все повреждения, случившиеся во время последнего конца света, восстановлены; второе — аскет Гомон не только подойдет для работы Разумом, но и сам возжелает этого; третье — вышеназванный Гомон, упомянутый в предыдущей части, станет Разумом, на троне и все такое. И, наконец, я, нынешний Разум, вернусь в свою квартиру в Нью-Йорке в трехзначном мире в качестве обычного Роллина Хобарта. Раз, два, три!
* * *
Он стоял в своем собственном кабинете.
Жадно вгляделся в каждую деталь и чуть не расплакался при виде старых учебников и прочих, может и не очаровательных, но крайне индивидуальных принадлежностей. Он повернулся к двери, поморщился — лодыжка снова дала о себе знать, и с опаской выглянул в щелку. Никакого туннеля в скалах, только добрый старый коридор...
Он отстегнул ножны с мечом — неплохой сувенир, между прочим — и опустился в любимое большое кресло. Задрал штанину на левой ноге. Укус пещерника оставил ему на память двойной ряд сине-черных синяков — но зубы, по счастью, не проткнули кожу. С правой ногой дела обстояли хуже. Он снял ботинок и стянул носок, на котором в месте вывиха поползли петли. Он мог чуть-чуть пошевелить стопой почти без боли, значит, все не так страшно, как казалось вначале. Однако какая глупость не залечить все раны, будучи Разумом...
На одной ноге он допрыгал до потрепанного портсигара и достал сигару. О Разум, как прекрасно, наконец, расслабиться!
Половина сигары уже превратилась в дым, когда звук со стороны кухоньки заставил Хобарта навострить уши. Он подумал, что и раньше слышал чьи-то движения, но посчитал их игрой воображения. Теперь звук был вполне отчетливым: клинк, клинк — шейкер для коктейлей. Кому, черт возьми, понадобилось готовить напитки в его апартаментах?
— Джордж? — позвал он. — Слушай, Джордж, помнишь, я сказал, что мир на основе аристотелевой логики невозможно себе даже представить? Как я ошибался. Я только что оттуда, и это кошмарнейшее место...
Из дверей появился новоиспеченный «бармен» с подносом в руках. Им оказалась принцесса Аргуменда, облаченная вместо обычных полупрозрачных тряпок в последние модели от Сакса.
— Угк, — поперхнулся Хобарт. Когда его разум вернулся из мест не столь отдаленных, он смог, наконец, произнести: — Спасибо... Я вполне мог бы... ты выглядишь на миллион дол... Послушай, Аргуменда, что ты делаешь в моей квартире?
Она озорно улыбнулась.
— Я тут уже три дня. Мне так хотелось увидеть твой мир, что я убедила милого Гомона использовать секретный туннель. О небо, что с твоей ногой?
— Вывих. Если ты сможешь притащить что-нибудь достаточно большое с холодной водой, будет здорово. Да, и в ванной где-то были соли Эпсома* . Просто высыпь их в воду.
Аргуменда вышла и вскоре вернулась со сковородой, доверху наполненной раствором.
— Так во-о-от, твоя маленькая деревенская подружка осмотрелась здесь и решила, что ей нравится. Гомон предупредил, что ты появишься через несколько дней, — закончила она.
— Он чуть было не ошибся, — сказал Хобарт.
— Что случилось? Гомон говорил об опасности.
— О-о-ох! — инженер опустил ногу. — В другой раз расскажу, много чего произошло, а я так устал.
— Сошел с ума? — Она наклонилась к нему.
— Н-не совсем...
Она погладила его по коленке.
— Не беспокойтесь обо мне, мистер Хобарт. Я покидаю вас прямо сейчас, ухожу в отель, пока работа не начнется.
— Работа?
— Вопрос уже решен. У Фанка и Вагналлса. Буду работать лексикографом* — хотя, должна признаться, трудновато было убедить их. Без единой рекомендации... ну, ты понимаешь.
Хобарт сделал еще одну затяжку и сказал:
— Ты изменилась, Аргуменда.
— В какую сторону?
— Одежда, и речь, и... вообще... ты стала настоящим человеком!
— Спасибо тебе за комплимент. Хотя никем я не становилась, а просто применила на практике первый подарок крестной Козикеи — интеллект.
Хобарт изумленно покачал головой.
— Знаешь, я тут некоторое время буду совсем беспомощным, и некому мне помочь с едой и э-э-э...
— Ты хочешь, чтобы я готовила для тебя? — возмутилась Аргуменда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23