Что-то мямлил о выходном дне и личной жизни. Дескать, давно пора детей иметь, а меня все время держат на поводке с намордником.
— Детей заведешь после сдачи объекта, — скрипел Дятел до предела недовольным голосом. — Вместо них свои порядки завел. К сторожке не подступиться, даже в окошко не глянуть!
Ага! Все понятно. Джу всячески демонстрирует любовь и верность по отношению к своему хозяину. В любую погоду дремлет у дверей, загораживая вход своим телом. В сторожку допускаются под аккомпанемент предупреждающего ворчания только Сережкин и Никифор Васильевич. Всем стальным демонстрируются острые клыки и рычание на две октавы ниже. В том числе и начальнику участка.
— Постараюсь воспитать собаку в духе почтения к начальству, — туманно пообещал я, зная неподкупность и откровенное нежелание овчарки соглашаться даже с моим мнением.
— Постарайся… Звонили из Анютино, с почты. Просили тебя завтра приехать за бандеролью… Дал Бог помощничка, — снова взорвался утихомирившийся было Дятел, перехватывая другой рукой нелегкую ношу. — То по разным юбилеям разъезжает, то полдня затратит для получения, невесть какой бандероли. Я что тебе двужильный, да?
Мы стояли возле вагона друг против друга. С обеих сторон нас обходили спешащие домой жители Болтево. Зная характер начальника участка, Сережкин предпочел незаметно улизнуть. Сичкова тоже не было видно. I
— Отработаю, ей-богу, отработаю, — попытался я утихомирить Дятла.
Вызов на почту в Анютино — сигнал о предстоящей встрече с Малеевым. Для меня — примитивная и не совсем удобная маскировка: приходится каждый раз покупать в анютинском магазине две-три книги, якобы, присланные друзьями. Ведь Дятел обязательно поинтересуется: что за бандероль? Кто прислал? Почему именно в Анютино, а не в Болтево? Ответ приготовлен заранее: родители и друзья снабжают чтивом, болтевского адреса им не сообщил из-за режима секретности.
Глупо, конечно, но пока придуманная версия срабатывает.
Анютино — следующая после Болтево железнодорожная станция. Послав огорошенному очередной наглостью начальнику воздушный поцелуй, я успел прыгнуть на подножку последнего вагона.
Правда, встреча назначена на завтра, но я знаю, где поймать Сергея Максимовича, знаю, что он приезжает в Анютино за день до назначенного дня свидания. Переночую в местной гостинице, зато сэкономлю добрые полдня.
Дятел прав — работы сейчас непочатый край, он один ее не осилит. Да и не привык Семыкин работать в одиночестве, он старается заставить это делать прорабов, концентрируя свое внимание на снабженческих и административных делах.
На первом котловане завершили монтаж фундаментов и принялись за блочные стены. Перекроем, и на очередь встанет обваловка.
Со дня на день ожидается прибытие группы спецмонтажников… Нет, нет, фронт работы им еще не создан, хотят проверить, принюхаться, изучить чертежи…
Уж не связано ли приглашение Малеева с предстоящим прибытием совершенно секретной папки чертежей? Ведь именно в это время можно ожидать активизации агентуры, которой общестроительный цикл работ — до лампочки. Главное — спецмонтаж…
Встретились мы с «особистом» не на конспиративной квартире, как обычно, — в одном из кабинетов штаба дивизии. В случае, если кто-нибудь случайно нас засечет, объяснение приготовлено: я зашел поговорить с дивизионным инженером о возможности переноса вспомогательного сооружения объекта на пять метров.
Правда, подобные вопросы обычно решаются с проектировщиками, но до них далеко, а командование дивизии — под боком. Им видней, объект эксплуатировать предстоит не московской проектной организации, а части, для которой он предназначен…
Аккуратно выложив перед собой стопку бумаги, майор пристроил сверху пару шариковых ручек, рядом положил футляр с фломастерами. Такое поведение — первый признак плохого настроения. Когда он в норме, небрежно швыряет на стол всю эту канцелярщину.
— Попало мне за тебя, Дима, — признался он, вздыхая. — Потребовали представить твои донесения, а у меня их, сам понимаешь, — раз, два и обчелся. Мы почти ничего не фиксировали на бумаге. Ну, и схлопотал выговор. Ладно, переживем…
Какой же я все-таки дурак! В Светкиной интерпретации — дурачок, в Оленькиной — глупый мальчишка. Забыл, что у нас всё оценивается по бумажкам. Входящие, исходящие, с грифом, без грифа… «Источник сообщает» «Циркуль информирует»… Вот и подвел майора!
Подумаешь, придумал себе «преступление против совести»! Я ведь не анонимку выдавать должен — вполне официальный документ, адресованный вполне официальной организации. И цель у бумажек благая: обезопасить секретный объект от вражеской агентуры.
Время изрядно поработало над моим сознанием. Унизительное слово «сексот» постепенно проходило чистку-мойку, переосмысливалось, перемонтировалось. Теперь оно не ассоциировалось с унизительными понятиями — «филер», «доносчик», «кляузник».
— Извините, Сергей Максимович — глупым я был. Давайте сейчас все напишу? — неожиданно предложил я, протягивая руку к стопке бумаги. — Все, начиная с первого дня…
Малеев улыбнулся. Да так светло и признательно, что у меня заныло сердце.
— С первого дня — не нужно. Как говорится, поезд ушел… Да ты не переживай, — пропищал он. — Я на часик отлучусь, а ты пиши о последних новостях. Желательно подробней. После побеседуем… Бумаги хватит? — пошутил он, не переставая улыбаться.
— Хватит…
Удивительно, но после того, как Малеев ушел, я не мог выдавить из себя ни слова. Сидел, уставившись на бумагу, вертел в руке ручку, мучился, вздыхал. Потом принялся рисовать чертиков с лицами Куркова, Сичкова, Сиюминуткина, Ваха, кладовщика. Получалось, похоже, очень, похоже. Лишь один образ мне никак не давался — образ Оленьки.
Почему? Видимо, она — единственный человек, имя которого оказалось не занесенным в список подозреваемых… Хотя… и здесь — большой вопросительный знак. Ведь мне так и не удалось выпытать у девушки «женский» секрет, связывающий ее с отцом и Гордеевой. А от этого зависит слишком многое.
Незаметно для самого себя я начал писать. Сначала едва двигая ручкой, потом ускорил ее бег по бумаге и не успевал заносить в донесение обгоняющие друг друга мысли. Решил излагать одни лишь голые факты — не получилось, не удержался от их расшифровки, привязывания все новых и новых версий.
Прочитает Малеев — обхохочется!
В конце концов, запутался. Нарисовал такое, что засмеялся сам… Вышло, что в гибели Гордеевой, с одной стороны, виновен Сережкин, с другой — Сичков, с третьей — кладовщик, с четвертой — неизвестный мужик, внешностью похожий то на Никифора Васильевича, то на Валеру.
Полная ересь! Нет, так относиться к ответственному заданию нельзя!
Переписал заново. Кое-как осилил смерть секретчицы. Осмыслил беседы с Сиюминуткиным и Вахом. Прошелся по непонятной заинтересованности Анохина. И — так далее….
Позаимствовал у майора красный фломастер, аккуратно подчеркнул заглавное предложение — Источник сообщает. Этим же цветом «поднял» подпись — Циркуль. Синим цветом «оформил» фамилии подозреваемых и «оправданных». Полюбовался своим творчеством. Маловато содержания, но внешняя форма — на высоте. Возвратился майор. Надел на мясистый нос массивные очки и принялся за чтение. Подчеркивал, разбрасывал по тексту вопросительные и восклицательные знаки. Попутно исправлял ошибки.
— Молодец! — похвалил он автора. — Знатно разворотил муравейник… Давай по традиции сгруппируем факты. Итак, Курков. Неизвестно сколько времени пропадал на Крайнем Севере. Получил там допуск. Возвратился к семье… 1 Вопросы: где точно работал на Севере? Почему Матрена Сидоровна до возвращения мужа не упоминала о нем? Если инструктор и мастер не выпивали в ночь убийства Гордеевой, то где они пропадали? Сидели у Куркова или…
— Вот именно — или, — подхватил я, но Малеев пропустил мимо ушей это многозначительное замечание.
— Второй герой — Сичков. Техник-строитель, а знаний — ни на грош. Вопросы: почему он, будто воробей, перескакивает с одного участка на другой? Как мог опытный офицер Анохин назначить такого специалиста на важнейший объект? Когда и на какой почве сблизились инструктор с мастером?.. Погоди, Дима, не мешай. Возникнут вопросы или замечания — черкни на память. После обсудим. Третье действующее лицо — кладовщик. Характер общительный, как говорится, в каждой бочке затычка. Проверено: допуск оформлен два месяца тому назад… Вопросы: имеет ли алиби на ту ночь? У кого гостил в Школьнинске? Имел ли внеслужебные контакты с убитой секретчицей? С Анохиным нам все ясно. Простофиля. Как вы его прозвали? «Кругом марш»? Удивительно меткое прозвище. Все?
— Как все? — так и подскочил я. — А Сиюминуткин с его подозрительным любопытством? А Вах с его постоянными разъездами на машине? Сами говорили, что передачи таинственной рации могут осуществляться только из машины…
— Успокойся, Дима. Все твои данные тщательно проверяются и анализируются. Просто я взял основные пункты…
Малеев помолчал, выбивая пальцами на скатерти до боли знакомую мелодию неизвестного композитора на стихи такого же неизвестного стихотворца: «Цыпленок жареный, цыплёнок пареный…»
Я не решался нарушить молчание. Старательно рисовал профили Ваха и Сиюминуткина. Неужели ошибаюсь и они ни в чем не замешаны?
В моем представлении, именно в эти мгновения у майора в голове рождались самые хитроумные планы и смелые версии. Он прикидывал их, анализировал, отбрасывал сомнительные, разрабатывал достоверные. Я почти не сомневался, что поимка убийцы Гордеевой и ликвидация агентурной сети врага — вопрос ближайшего времени.
— Вот что, старший лейтенант, — пропищал Малеев сугубо официальным тоном. — Выслушай и прими к исполнению. Все свои версии выбрось на помойку, забудь о них. Проверкой собранных тобою фактов займутся специалисты. Тебе — максимально сблизиться с дочерью Куркова… Приятное задание? — засмеялся майор. В ответ я подхалимски усмехнулся. Будто наподобие Джу лизнул хозяина. — Девица — красавица, ладненькая, умная… — И снова — сухой, приказной тон. — Глубокомысленных вопросов не задавай, пригласит в гости — не отказывайся. С ее отцом — никаких конфликтов. В друзья не лезь, но и врагом не представляйся… Принято?
— Так точно! — глупо выпалил я, щелкнув под столом воображаемыми шпорами. — Это все? — разочарованно спросил, пожав плечами…
Как же мне было не разочароваться, когда спал и видел более серьезное задание. Майор мог бы открыть мне своего агента, познакомить нас. Вдвоем мы бы быстро раскрыли того же Куркова, обезоружили его, защелкнули бы на его запястьях никелированные наручники.
Вместо этого — ухаживать за Ольгой? Что за задание для агента! Да я и без того готов не расставаться с девушкой ни днем, ни ночью, ходить за ней, будто прикованный…
Малеев с насмешливым удивлением оглядел новоявленного строевика. Ехидно улыбнулся.
— Так точно… Никак нет… Побереги эти уставные ответы для своего начальника, Анохина. Он оценит… Дешево ты себя ценишь, мальчик… Кроме сближения с дочкой Куркова, постарайся сойтись с кладовщиком… Нет, нет, скорее всего, твой Никифор Васильевич к преступлению не причастен — обычная тарахтелка. Но на всякий случай проверить не помешает. Как принято говорить, береженого и Бог бережет…
2
Особый вес в строительстве занимают так называемые местные строительные материалы. Песок, гравий, щебень, глина… Еще до нашего с Семыкиным назначения Дедок облазил окрестности посёлка, пыхтя от усердия, копался на берегах речушек, ковырялся в теле сопки. Занудливый до предела, он так достал геологов, что при его появлении все они разбегались по углам, прятались на чердаках и хором открещивались у своего начальства от участия в набивших оскомину экспедициях в районе Болтево.
Результат трудов главного инженера не замедлил сказаться. Неподалеку от посёлка — всего в двадцати километрах — он раскопал песко-гравийный карьер, а почти возле самой станции — каменный… Богатство! Поставили мы на «песке» экскаватор и принялись черпать «местный материал». Самосвалы без устали носились от карьера до участка и обратно. Бетонно-растворный узел поглощал пескогравий с таким усердием, что пришлось бросаться в ноги Анохину и просить дать еще пяток машин…
И вот в один далеко не прекрасный день карьер заглох. Сломался экскаватор. Семыкин, выразив в трехэтажных выражениях свой гнев, выгнал туда механика. Тот возвратился с неутешительными известиями — поломка серьезная, нужен специалист и запчасти.
Остановить поток бетона и раствора на сооружения — об этом даже думать страшно. Выход один — грузить вручную. Для организации каторжного труда солдат начальник участка выгнал на место меня… А кого еще? Не Сичкова же посылать?
Помчался я выполнять боевое задание на испытанном своем «зилке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Детей заведешь после сдачи объекта, — скрипел Дятел до предела недовольным голосом. — Вместо них свои порядки завел. К сторожке не подступиться, даже в окошко не глянуть!
Ага! Все понятно. Джу всячески демонстрирует любовь и верность по отношению к своему хозяину. В любую погоду дремлет у дверей, загораживая вход своим телом. В сторожку допускаются под аккомпанемент предупреждающего ворчания только Сережкин и Никифор Васильевич. Всем стальным демонстрируются острые клыки и рычание на две октавы ниже. В том числе и начальнику участка.
— Постараюсь воспитать собаку в духе почтения к начальству, — туманно пообещал я, зная неподкупность и откровенное нежелание овчарки соглашаться даже с моим мнением.
— Постарайся… Звонили из Анютино, с почты. Просили тебя завтра приехать за бандеролью… Дал Бог помощничка, — снова взорвался утихомирившийся было Дятел, перехватывая другой рукой нелегкую ношу. — То по разным юбилеям разъезжает, то полдня затратит для получения, невесть какой бандероли. Я что тебе двужильный, да?
Мы стояли возле вагона друг против друга. С обеих сторон нас обходили спешащие домой жители Болтево. Зная характер начальника участка, Сережкин предпочел незаметно улизнуть. Сичкова тоже не было видно. I
— Отработаю, ей-богу, отработаю, — попытался я утихомирить Дятла.
Вызов на почту в Анютино — сигнал о предстоящей встрече с Малеевым. Для меня — примитивная и не совсем удобная маскировка: приходится каждый раз покупать в анютинском магазине две-три книги, якобы, присланные друзьями. Ведь Дятел обязательно поинтересуется: что за бандероль? Кто прислал? Почему именно в Анютино, а не в Болтево? Ответ приготовлен заранее: родители и друзья снабжают чтивом, болтевского адреса им не сообщил из-за режима секретности.
Глупо, конечно, но пока придуманная версия срабатывает.
Анютино — следующая после Болтево железнодорожная станция. Послав огорошенному очередной наглостью начальнику воздушный поцелуй, я успел прыгнуть на подножку последнего вагона.
Правда, встреча назначена на завтра, но я знаю, где поймать Сергея Максимовича, знаю, что он приезжает в Анютино за день до назначенного дня свидания. Переночую в местной гостинице, зато сэкономлю добрые полдня.
Дятел прав — работы сейчас непочатый край, он один ее не осилит. Да и не привык Семыкин работать в одиночестве, он старается заставить это делать прорабов, концентрируя свое внимание на снабженческих и административных делах.
На первом котловане завершили монтаж фундаментов и принялись за блочные стены. Перекроем, и на очередь встанет обваловка.
Со дня на день ожидается прибытие группы спецмонтажников… Нет, нет, фронт работы им еще не создан, хотят проверить, принюхаться, изучить чертежи…
Уж не связано ли приглашение Малеева с предстоящим прибытием совершенно секретной папки чертежей? Ведь именно в это время можно ожидать активизации агентуры, которой общестроительный цикл работ — до лампочки. Главное — спецмонтаж…
Встретились мы с «особистом» не на конспиративной квартире, как обычно, — в одном из кабинетов штаба дивизии. В случае, если кто-нибудь случайно нас засечет, объяснение приготовлено: я зашел поговорить с дивизионным инженером о возможности переноса вспомогательного сооружения объекта на пять метров.
Правда, подобные вопросы обычно решаются с проектировщиками, но до них далеко, а командование дивизии — под боком. Им видней, объект эксплуатировать предстоит не московской проектной организации, а части, для которой он предназначен…
Аккуратно выложив перед собой стопку бумаги, майор пристроил сверху пару шариковых ручек, рядом положил футляр с фломастерами. Такое поведение — первый признак плохого настроения. Когда он в норме, небрежно швыряет на стол всю эту канцелярщину.
— Попало мне за тебя, Дима, — признался он, вздыхая. — Потребовали представить твои донесения, а у меня их, сам понимаешь, — раз, два и обчелся. Мы почти ничего не фиксировали на бумаге. Ну, и схлопотал выговор. Ладно, переживем…
Какой же я все-таки дурак! В Светкиной интерпретации — дурачок, в Оленькиной — глупый мальчишка. Забыл, что у нас всё оценивается по бумажкам. Входящие, исходящие, с грифом, без грифа… «Источник сообщает» «Циркуль информирует»… Вот и подвел майора!
Подумаешь, придумал себе «преступление против совести»! Я ведь не анонимку выдавать должен — вполне официальный документ, адресованный вполне официальной организации. И цель у бумажек благая: обезопасить секретный объект от вражеской агентуры.
Время изрядно поработало над моим сознанием. Унизительное слово «сексот» постепенно проходило чистку-мойку, переосмысливалось, перемонтировалось. Теперь оно не ассоциировалось с унизительными понятиями — «филер», «доносчик», «кляузник».
— Извините, Сергей Максимович — глупым я был. Давайте сейчас все напишу? — неожиданно предложил я, протягивая руку к стопке бумаги. — Все, начиная с первого дня…
Малеев улыбнулся. Да так светло и признательно, что у меня заныло сердце.
— С первого дня — не нужно. Как говорится, поезд ушел… Да ты не переживай, — пропищал он. — Я на часик отлучусь, а ты пиши о последних новостях. Желательно подробней. После побеседуем… Бумаги хватит? — пошутил он, не переставая улыбаться.
— Хватит…
Удивительно, но после того, как Малеев ушел, я не мог выдавить из себя ни слова. Сидел, уставившись на бумагу, вертел в руке ручку, мучился, вздыхал. Потом принялся рисовать чертиков с лицами Куркова, Сичкова, Сиюминуткина, Ваха, кладовщика. Получалось, похоже, очень, похоже. Лишь один образ мне никак не давался — образ Оленьки.
Почему? Видимо, она — единственный человек, имя которого оказалось не занесенным в список подозреваемых… Хотя… и здесь — большой вопросительный знак. Ведь мне так и не удалось выпытать у девушки «женский» секрет, связывающий ее с отцом и Гордеевой. А от этого зависит слишком многое.
Незаметно для самого себя я начал писать. Сначала едва двигая ручкой, потом ускорил ее бег по бумаге и не успевал заносить в донесение обгоняющие друг друга мысли. Решил излагать одни лишь голые факты — не получилось, не удержался от их расшифровки, привязывания все новых и новых версий.
Прочитает Малеев — обхохочется!
В конце концов, запутался. Нарисовал такое, что засмеялся сам… Вышло, что в гибели Гордеевой, с одной стороны, виновен Сережкин, с другой — Сичков, с третьей — кладовщик, с четвертой — неизвестный мужик, внешностью похожий то на Никифора Васильевича, то на Валеру.
Полная ересь! Нет, так относиться к ответственному заданию нельзя!
Переписал заново. Кое-как осилил смерть секретчицы. Осмыслил беседы с Сиюминуткиным и Вахом. Прошелся по непонятной заинтересованности Анохина. И — так далее….
Позаимствовал у майора красный фломастер, аккуратно подчеркнул заглавное предложение — Источник сообщает. Этим же цветом «поднял» подпись — Циркуль. Синим цветом «оформил» фамилии подозреваемых и «оправданных». Полюбовался своим творчеством. Маловато содержания, но внешняя форма — на высоте. Возвратился майор. Надел на мясистый нос массивные очки и принялся за чтение. Подчеркивал, разбрасывал по тексту вопросительные и восклицательные знаки. Попутно исправлял ошибки.
— Молодец! — похвалил он автора. — Знатно разворотил муравейник… Давай по традиции сгруппируем факты. Итак, Курков. Неизвестно сколько времени пропадал на Крайнем Севере. Получил там допуск. Возвратился к семье… 1 Вопросы: где точно работал на Севере? Почему Матрена Сидоровна до возвращения мужа не упоминала о нем? Если инструктор и мастер не выпивали в ночь убийства Гордеевой, то где они пропадали? Сидели у Куркова или…
— Вот именно — или, — подхватил я, но Малеев пропустил мимо ушей это многозначительное замечание.
— Второй герой — Сичков. Техник-строитель, а знаний — ни на грош. Вопросы: почему он, будто воробей, перескакивает с одного участка на другой? Как мог опытный офицер Анохин назначить такого специалиста на важнейший объект? Когда и на какой почве сблизились инструктор с мастером?.. Погоди, Дима, не мешай. Возникнут вопросы или замечания — черкни на память. После обсудим. Третье действующее лицо — кладовщик. Характер общительный, как говорится, в каждой бочке затычка. Проверено: допуск оформлен два месяца тому назад… Вопросы: имеет ли алиби на ту ночь? У кого гостил в Школьнинске? Имел ли внеслужебные контакты с убитой секретчицей? С Анохиным нам все ясно. Простофиля. Как вы его прозвали? «Кругом марш»? Удивительно меткое прозвище. Все?
— Как все? — так и подскочил я. — А Сиюминуткин с его подозрительным любопытством? А Вах с его постоянными разъездами на машине? Сами говорили, что передачи таинственной рации могут осуществляться только из машины…
— Успокойся, Дима. Все твои данные тщательно проверяются и анализируются. Просто я взял основные пункты…
Малеев помолчал, выбивая пальцами на скатерти до боли знакомую мелодию неизвестного композитора на стихи такого же неизвестного стихотворца: «Цыпленок жареный, цыплёнок пареный…»
Я не решался нарушить молчание. Старательно рисовал профили Ваха и Сиюминуткина. Неужели ошибаюсь и они ни в чем не замешаны?
В моем представлении, именно в эти мгновения у майора в голове рождались самые хитроумные планы и смелые версии. Он прикидывал их, анализировал, отбрасывал сомнительные, разрабатывал достоверные. Я почти не сомневался, что поимка убийцы Гордеевой и ликвидация агентурной сети врага — вопрос ближайшего времени.
— Вот что, старший лейтенант, — пропищал Малеев сугубо официальным тоном. — Выслушай и прими к исполнению. Все свои версии выбрось на помойку, забудь о них. Проверкой собранных тобою фактов займутся специалисты. Тебе — максимально сблизиться с дочерью Куркова… Приятное задание? — засмеялся майор. В ответ я подхалимски усмехнулся. Будто наподобие Джу лизнул хозяина. — Девица — красавица, ладненькая, умная… — И снова — сухой, приказной тон. — Глубокомысленных вопросов не задавай, пригласит в гости — не отказывайся. С ее отцом — никаких конфликтов. В друзья не лезь, но и врагом не представляйся… Принято?
— Так точно! — глупо выпалил я, щелкнув под столом воображаемыми шпорами. — Это все? — разочарованно спросил, пожав плечами…
Как же мне было не разочароваться, когда спал и видел более серьезное задание. Майор мог бы открыть мне своего агента, познакомить нас. Вдвоем мы бы быстро раскрыли того же Куркова, обезоружили его, защелкнули бы на его запястьях никелированные наручники.
Вместо этого — ухаживать за Ольгой? Что за задание для агента! Да я и без того готов не расставаться с девушкой ни днем, ни ночью, ходить за ней, будто прикованный…
Малеев с насмешливым удивлением оглядел новоявленного строевика. Ехидно улыбнулся.
— Так точно… Никак нет… Побереги эти уставные ответы для своего начальника, Анохина. Он оценит… Дешево ты себя ценишь, мальчик… Кроме сближения с дочкой Куркова, постарайся сойтись с кладовщиком… Нет, нет, скорее всего, твой Никифор Васильевич к преступлению не причастен — обычная тарахтелка. Но на всякий случай проверить не помешает. Как принято говорить, береженого и Бог бережет…
2
Особый вес в строительстве занимают так называемые местные строительные материалы. Песок, гравий, щебень, глина… Еще до нашего с Семыкиным назначения Дедок облазил окрестности посёлка, пыхтя от усердия, копался на берегах речушек, ковырялся в теле сопки. Занудливый до предела, он так достал геологов, что при его появлении все они разбегались по углам, прятались на чердаках и хором открещивались у своего начальства от участия в набивших оскомину экспедициях в районе Болтево.
Результат трудов главного инженера не замедлил сказаться. Неподалеку от посёлка — всего в двадцати километрах — он раскопал песко-гравийный карьер, а почти возле самой станции — каменный… Богатство! Поставили мы на «песке» экскаватор и принялись черпать «местный материал». Самосвалы без устали носились от карьера до участка и обратно. Бетонно-растворный узел поглощал пескогравий с таким усердием, что пришлось бросаться в ноги Анохину и просить дать еще пяток машин…
И вот в один далеко не прекрасный день карьер заглох. Сломался экскаватор. Семыкин, выразив в трехэтажных выражениях свой гнев, выгнал туда механика. Тот возвратился с неутешительными известиями — поломка серьезная, нужен специалист и запчасти.
Остановить поток бетона и раствора на сооружения — об этом даже думать страшно. Выход один — грузить вручную. Для организации каторжного труда солдат начальник участка выгнал на место меня… А кого еще? Не Сичкова же посылать?
Помчался я выполнять боевое задание на испытанном своем «зилке».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34