Уставы — пустой звук, командиры — надоевшие наставники… Ну, погоди!.. Как фамилия часового?
— Стеклов, — подсказал оперативник. — Олег Стеклов!
— Я из него стекляшку сделаю… Скажи, Валера, а отравить часового он не может?
— Зачем? Похищать документы он не собирается, а сфотографировать и успешно передать связнику можно только в условиях секретности.… Нет, убирать часового — не логично.
— Логично, не логично, — бурчал Малеев, натягивая изрядно поношенную куртку. — Не продумали мы с тобой до конца операцию, вот и приходится рисковать жизнью человека… Пошагали помалу? — И пожаловался: Больно уж мне неймется, как бы не произошло несчастье.
Вот уже больше трех часов я молчал. Впитывал в себя информацию, словно губка воду. Задал парочку глупых вопросов и снова — молчок. До того намолчался, что язык онемел, губы свела судорога… А о чем я могу говорить с опытными в своей области людьми, не о радикулите же?
Вышли из сторожки. Здесь к нам присоединились два оперативника. Возле ворот Малеев буркнул, ни к кому не обращаясь.
— Этого подонка на машину и в отдел. Завтра с ним займемся.
Джу, передав охрану задержанного Косте, пошел рядом со мной, подозрительно оглядывая соседей. Сейчас он, похоже, никому не доверял, всех подозревал в черных замыслах по отношению к хозяину.
— Часовой спит, — прошептал оперативник, отделившись от черной стены конторы. — Тот человек — в секретке.
— Пошли скорей, — пискнул Малеев. — Пора заканчивать операцию…
В конце коридора сидел на табурете, привалившись к стене, часовой — молодой белобрысый парень в мешковатой шинели. На коленях — автомат, который он держал обеими руками. Так крепко, что были видны побелевшие суставы пальцев.
Майор кивнул кому-то, и выскользнувший из-за наших спин оперативник резко распахнул двери секретки. Над столом в глубоком абажуре — настольная лампа. Под ней расстелен чертёж с грифом «совершенно секретно». Рядом ещё одна синька — расстановка технологического оборудования.
Над чертежами с миниатюрным фотоаппаратом в руках склонился человек. При звуке открываемой двери он отпрянул от стола, обернулся.
Это был начальник особого участка майор Семыкин, по прозвищу — Дятел.
4
Я оцепенел. Подумать только, человек, которого я боготворил, которому завидовал, тамада всех наших пирушек, умный и толковый инженер, преданный друг оказался шпионом!
Да, у него были недостатки, а разве существует человек без них? Разве только в сказках да в сентиментальных романах. Дятел любил нудные наставления, он ковырялся во внутренностях подчиненных и товарищей с такой дотошностью и упрямством, что те выходили из себя. Он не любил возражений, не учитывал чужих мнений, признавал только свое.
Но это ведь — мелочи, не так ли?
Несколько дней после того, как кладовщика и Семыкина увезли, и я осознал — больше их не увижу, ходил сам не свой. Страшно хотелось повидать Оленьку, излить ей свои переживания, но Малеев категорически запретил даже думать об этом до тех пор, пока не будет пойман Курков.
А лжеинструктор производственного обучения бесследно исчез
По присущей мне наивности я предполагал, что поисками шпиона занимаются только пограничники и оперативники. А много ли их? У Кислицына главная забота — охрана границы, к поимкам сбежавшего преступника его привлекли потому, что было опасение — Курков может попытаться уйти за рубеж.
Оперативники прочесывали поселок и местность вокруг него. Главная задача поставлена перед батальоном соседней дивизии — блокировать все побережье, не дать преступнику возможности скрыться в глубине страны.
После той памятной ночи прошло пять дней. Суматошных суток, до отказа заполненных всякими предположениями версиями и их проверками.
Но мне было сейчас не до поимки шпиона. На участке я остался практически один. Дятел арестован, Сичков преобразовался в предыдущий свой облик контрразведчика, попросил меня передать в управление заявлены» « просьбой уволить с работы. И я не могу, не имею права осуждать Валеру — мастером он был по заданию Малеева и только.
На третий день позвонил Анохин:
— Как дела, Васильков? — трагическим тоном спросил он. — Переживаешь?
— Некогда переживать, товарищ подполковник. Кручусь, верчусь… Пришлите нового начальника…
— Начальник особого участка имеется! — отрубил Кругомарш голосом взводного на плацу. — Своим приказом я допустил тебя, ожидается соответствующий приказ из Округа. Больше ничем помочь не могу. Мастеров и прорабов пока нет. Ожидается прибытие выпускников Академии, Приедут — подкину парочку, — будто речь шла о ящиках с яблоками или о фейерверке. — Пока — крепись… И не забудь: план должен выполнить на уровне ста десяти процентов. Арамян и Родилов задание заваливают — объемы у них куцые. Ты обязан им помочь… Ясно?
— Так точно, товарищ подполковник! — трубным голосом отбарабанил я и тут же перешел на голос человеческий. — Только сто десять — нереально, не дам. Людей не хватает…
— Получишь четвертый взвод Сережкина. Я отбираю его у Родилова…
Представил я себе серию гримас, которые состроит Сиюминуткин, узнав о решении начальника, и рассмеялся. Прямо в трубку.
— Слышу — настроение бодрое. Чтобы стало еще бодрей, открою важный секрет — со дня на день ожидаю приказа о присвоении старшему лейтенанту Василькову очередного воинского звания «капитан»…
В горле у меня запершило. Нет, не от радости — просто в подобных случаях полагается рубить: «Служу России!», а у меня такие выкрики никогда не получаются: сразу начинаю хрипеть и кашлять.
С другой стороны, инженер-капитан Васильков — звучит неплохо!..
Крутился я, будто белка в колесе, с семи утра до одиннадцати ночи. Отчёты, кадровые дела, всевозможные комиссии в сочетании с прорабскими обязанностями заставляли все время находиться в движении, мотаться от штаба — так по-военному я переименовал нашу контору — к сооружениям, от них к строящемуся поселку, снова — в штаб…
И все же, что бы я ни делал, какие бы вопросы не решал, во мне жила Оленька. Это она подпитывала мои угасающие физические силы, это она помогала мне в борьбе с вреднейшими комиссиями и проверяющими, это она вместе со мной вчитывалась в чертежи и пояснительные записки…
Короче говоря, я будто растворился в девушке, а она проникла в меня — в мозг, нервы, сердце…
Со времени разоблачения преступной шайки шпионов минуло десять дней. Этот же период прошел со времени «похищения» сотрудниками Малеева семьи Курковых.
Я не выдержал и позвонил Анохину. Поселившаяся во мне Оленька подталкивала, торопила.
— Слушаю.
Голос у Кругомарша необычный: совершенно не прослушиваются командные нотки, зато чувствуется грусть.
— Товарищ подполковник, докладывает Васильков…
— Слушаю, — повторил Анохин.
— Прошу разрешить покинуть участок по… семейным обстоятельствам.
— Это, какие же у тебя семейные обстоятельства? — Грустные нотки исчезли, вместо них — жесткость, переметанная с ехидством. — Насколько мне известно — холост. Родители живут на Западе… Или к ним хочешь наведаться?
— Никак нет. Приеду в Лосинку. Попутно решу снабженческие вопросы… и — кадровые, — туманно намекнул я на недавнее обещание начальника подумать над укомплектованием особого участка мастерами.
— Кого оставишь за себя?
А вот этот вопрос, между прочим, я и не продумал. Не сержанта же оставлять, хоть он по образованию техник— строитель? И вдруг в голову пришла неожиданная мысль.
— На несколько дней оставлю за себя… капитана Сережкина…
— Но он же не инженер и не техник — обычный армейский офицер?
На языке завертелась, готовая выпрыгнуть в телефонную трубку, ехидная фраза: «А вы-то кто сами? По коридору строительного техникума прошли или рядом с инженерно строительным институтом прогулялись?» Нет, портить отношения с начальством — все равно, что садиться на стул с поломанными ножками…
— За два-три дня ничего не случится. Производством займутся техники-сержанты… Разрешите под мою ответственность?
— С тебя возьмешь после… дырку от бублика… Ладно, разрешаю покинуть площадку на два дня. Выезжай завтра и сразу — ко мне…
Вот этого я и опасаюсь! Попадешь в кабинет к Анохину, закружит он многочисленными заданиями и расспросами, отпасует Дедку, тот — в производственный отдел… Бездарно ухлопаю в кабинетах выпрошенные два дня, точно, ухлопаю! Ну да, ладно, там будет видно, постараюсь выкрутиться.
— … никаких машин — выезжай поездом. Мне одного Арамяна хватает — не успеваешь списывать перерасход бензина… И не забудь самым тщательным образом проинструктировать командира роты. Передай — если в твое отсутствие что-нибудь произойдет, не видать ему перевода на майорскую должность! Так прямо и скажи…
Сержантов-мастеров я инструктировать не стал. Они знают свое дело, воспитывать их — только время терять. А вот Сережкина подстегнуть необходимо.
После памятных событий наши отношения с Виктором изменились, сделались сухими, иногда — неприязненными. Похоже, кто-то шепнул ему о дурацких моих «версиях», и он обиделся.
Через дежурного по штабу вызвал капитана к себе в кабинет. Тот пришел, раздраженно наигрывая пальцами какую-то вызывающую мелодию. Не извиняться же мне неизвестно за что? Пусть поиграет в обиду, ради Бога!
Сухим тоном оповестил о своем убытии в Лосинку по служебным делам. Два дня капитан — временно исполняющий должность начальника участка. Занимает мой стол и дежурит возле телефона. Не без замаскированного ехидства передал угрозу Анохина.
— За доверие — спасибо. Постараюсь оправдать его. Что же касается предстоящего перевода на должность заместителя командира батальона — плевал я с пятого этажа и на тебя, Баба-Катя, и на твоего начальнике!
Повернулся и вышел в коридор.
Кажется, все дела я завершил… Нет, не завершил — осталось навестить погранзаставу, переговорить с Семкой Кислицыным. Может быть, ему известна судьба Куркова? Выскользнул хитроумный инструктор производственного учения из поставленных пограничниками капканов или его где-нибудь засекли?
Но ехать на заставу — терять дорогое время. Для общения существует телефонная связь. Ведь мне предстоит еще пробежаться по сооружениям, оценить их готовность, заготовить впрок вопросы для разрешения их у начальника и главного инженера УНР…
С Кислицыным повезло — он сидел в своем кабинете, а не мотался по границе.
— Обрадовать тебя нечем, — хрипло оповестил он усталым голосом. — Друг твой будто сквозь землю провалился. Спроси у майора — у него может быть иная информация
— Спасибо, учту…. Кстати, еду в Лосинку.
— Тогда — один совет, Димыч. Захвати в дорогу оружие. Что не говори, а завалил Куркова ты. Мало ли что бывает по дороге.
— Еду поездом: Да и оружия, как ты знаешь, офицерам-строителям не положено.
— Послушай, Димыч, будь умницей. Поезд не поезд, а пистолет я тебе презентую. На время, конечно… Надеюсь, знаешь, как с ним обращаться.
Вечером приковылял пограничный вездеход, и старшина предложил мне расписаться в какой-то книге. Послушно расписался. Получил кобуру с «Макаровым» и полную запасную обойму.
Наконец я выехал в Лосинку. С пистолетом в нагрудном кармане. Кобуру оставил в сторожке под охраной Джу. Без этого пёс категорически отказался отпускать хозяина. Улегся возле двери и рычал.
5
Поезд шел полупустой, но я всю дорогу не спал — охранял оружие. Подсуропил мне Семка головную боль, черт бы его побрал. Лежал я на полке, подсунув под голову неизменную полевую сумку и обняв руками себя за плечи. Не потому, что замерз — в вагоне жарко, а потому, что топорщился нагрудный карман, и даже дураку было ясно, что в нем — не бумажник и не таблетки от головной боли.
На станции Лосинка по ночному пусто. По перрону бродят несколько солдат в сопровождении прапорщика, возле станционной избушки — бабка с корзиной клюет носом, с другой стороны активно целуется парочка.
Автобус из гарнизона еще не прибыл. То ли сломался, то ли отправился в другую сторону. Шагать по шоссе пятнадцать километров не хочется. Даже с учетом пистолета в кармане. Демонстративно уселся на лавочку рядом с лобызающейся парочкой, привалился к стене домика и попытался вздремнуть.
Задремать почти удалось, но настороженный сон спугнул продолжительный автомобильный гудок… Автобус?.. Нет, не он — к станции подкатил обшарпанный газик Анохина… Вот это сервис! Ни я, ни другие офицеры управления о таком даже не мечтали…
— Товарищ старший лейтенант? — развязно, как и положено водителю самого начальника, спросил шофер. Словно не узнал меня. — Приказано встретить и доставить… Да вот припоздал малость…
— Колесо проколол? Или на молодку напоролся? Водитель расхохотался.
— Шутите, как всегда… Нет, колеса в целости, молодуха имеется, но я оставил её на внеслужебное время… В гарнизоне все стоят на ушах, на выездном КПП никак не хотели пропустить — пришлось звонить подполковнику…
Намолчался парень в одиночестве — вот и льется из него святая водичка… И все же интересно, что случилось в штабе армии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Стеклов, — подсказал оперативник. — Олег Стеклов!
— Я из него стекляшку сделаю… Скажи, Валера, а отравить часового он не может?
— Зачем? Похищать документы он не собирается, а сфотографировать и успешно передать связнику можно только в условиях секретности.… Нет, убирать часового — не логично.
— Логично, не логично, — бурчал Малеев, натягивая изрядно поношенную куртку. — Не продумали мы с тобой до конца операцию, вот и приходится рисковать жизнью человека… Пошагали помалу? — И пожаловался: Больно уж мне неймется, как бы не произошло несчастье.
Вот уже больше трех часов я молчал. Впитывал в себя информацию, словно губка воду. Задал парочку глупых вопросов и снова — молчок. До того намолчался, что язык онемел, губы свела судорога… А о чем я могу говорить с опытными в своей области людьми, не о радикулите же?
Вышли из сторожки. Здесь к нам присоединились два оперативника. Возле ворот Малеев буркнул, ни к кому не обращаясь.
— Этого подонка на машину и в отдел. Завтра с ним займемся.
Джу, передав охрану задержанного Косте, пошел рядом со мной, подозрительно оглядывая соседей. Сейчас он, похоже, никому не доверял, всех подозревал в черных замыслах по отношению к хозяину.
— Часовой спит, — прошептал оперативник, отделившись от черной стены конторы. — Тот человек — в секретке.
— Пошли скорей, — пискнул Малеев. — Пора заканчивать операцию…
В конце коридора сидел на табурете, привалившись к стене, часовой — молодой белобрысый парень в мешковатой шинели. На коленях — автомат, который он держал обеими руками. Так крепко, что были видны побелевшие суставы пальцев.
Майор кивнул кому-то, и выскользнувший из-за наших спин оперативник резко распахнул двери секретки. Над столом в глубоком абажуре — настольная лампа. Под ней расстелен чертёж с грифом «совершенно секретно». Рядом ещё одна синька — расстановка технологического оборудования.
Над чертежами с миниатюрным фотоаппаратом в руках склонился человек. При звуке открываемой двери он отпрянул от стола, обернулся.
Это был начальник особого участка майор Семыкин, по прозвищу — Дятел.
4
Я оцепенел. Подумать только, человек, которого я боготворил, которому завидовал, тамада всех наших пирушек, умный и толковый инженер, преданный друг оказался шпионом!
Да, у него были недостатки, а разве существует человек без них? Разве только в сказках да в сентиментальных романах. Дятел любил нудные наставления, он ковырялся во внутренностях подчиненных и товарищей с такой дотошностью и упрямством, что те выходили из себя. Он не любил возражений, не учитывал чужих мнений, признавал только свое.
Но это ведь — мелочи, не так ли?
Несколько дней после того, как кладовщика и Семыкина увезли, и я осознал — больше их не увижу, ходил сам не свой. Страшно хотелось повидать Оленьку, излить ей свои переживания, но Малеев категорически запретил даже думать об этом до тех пор, пока не будет пойман Курков.
А лжеинструктор производственного обучения бесследно исчез
По присущей мне наивности я предполагал, что поисками шпиона занимаются только пограничники и оперативники. А много ли их? У Кислицына главная забота — охрана границы, к поимкам сбежавшего преступника его привлекли потому, что было опасение — Курков может попытаться уйти за рубеж.
Оперативники прочесывали поселок и местность вокруг него. Главная задача поставлена перед батальоном соседней дивизии — блокировать все побережье, не дать преступнику возможности скрыться в глубине страны.
После той памятной ночи прошло пять дней. Суматошных суток, до отказа заполненных всякими предположениями версиями и их проверками.
Но мне было сейчас не до поимки шпиона. На участке я остался практически один. Дятел арестован, Сичков преобразовался в предыдущий свой облик контрразведчика, попросил меня передать в управление заявлены» « просьбой уволить с работы. И я не могу, не имею права осуждать Валеру — мастером он был по заданию Малеева и только.
На третий день позвонил Анохин:
— Как дела, Васильков? — трагическим тоном спросил он. — Переживаешь?
— Некогда переживать, товарищ подполковник. Кручусь, верчусь… Пришлите нового начальника…
— Начальник особого участка имеется! — отрубил Кругомарш голосом взводного на плацу. — Своим приказом я допустил тебя, ожидается соответствующий приказ из Округа. Больше ничем помочь не могу. Мастеров и прорабов пока нет. Ожидается прибытие выпускников Академии, Приедут — подкину парочку, — будто речь шла о ящиках с яблоками или о фейерверке. — Пока — крепись… И не забудь: план должен выполнить на уровне ста десяти процентов. Арамян и Родилов задание заваливают — объемы у них куцые. Ты обязан им помочь… Ясно?
— Так точно, товарищ подполковник! — трубным голосом отбарабанил я и тут же перешел на голос человеческий. — Только сто десять — нереально, не дам. Людей не хватает…
— Получишь четвертый взвод Сережкина. Я отбираю его у Родилова…
Представил я себе серию гримас, которые состроит Сиюминуткин, узнав о решении начальника, и рассмеялся. Прямо в трубку.
— Слышу — настроение бодрое. Чтобы стало еще бодрей, открою важный секрет — со дня на день ожидаю приказа о присвоении старшему лейтенанту Василькову очередного воинского звания «капитан»…
В горле у меня запершило. Нет, не от радости — просто в подобных случаях полагается рубить: «Служу России!», а у меня такие выкрики никогда не получаются: сразу начинаю хрипеть и кашлять.
С другой стороны, инженер-капитан Васильков — звучит неплохо!..
Крутился я, будто белка в колесе, с семи утра до одиннадцати ночи. Отчёты, кадровые дела, всевозможные комиссии в сочетании с прорабскими обязанностями заставляли все время находиться в движении, мотаться от штаба — так по-военному я переименовал нашу контору — к сооружениям, от них к строящемуся поселку, снова — в штаб…
И все же, что бы я ни делал, какие бы вопросы не решал, во мне жила Оленька. Это она подпитывала мои угасающие физические силы, это она помогала мне в борьбе с вреднейшими комиссиями и проверяющими, это она вместе со мной вчитывалась в чертежи и пояснительные записки…
Короче говоря, я будто растворился в девушке, а она проникла в меня — в мозг, нервы, сердце…
Со времени разоблачения преступной шайки шпионов минуло десять дней. Этот же период прошел со времени «похищения» сотрудниками Малеева семьи Курковых.
Я не выдержал и позвонил Анохину. Поселившаяся во мне Оленька подталкивала, торопила.
— Слушаю.
Голос у Кругомарша необычный: совершенно не прослушиваются командные нотки, зато чувствуется грусть.
— Товарищ подполковник, докладывает Васильков…
— Слушаю, — повторил Анохин.
— Прошу разрешить покинуть участок по… семейным обстоятельствам.
— Это, какие же у тебя семейные обстоятельства? — Грустные нотки исчезли, вместо них — жесткость, переметанная с ехидством. — Насколько мне известно — холост. Родители живут на Западе… Или к ним хочешь наведаться?
— Никак нет. Приеду в Лосинку. Попутно решу снабженческие вопросы… и — кадровые, — туманно намекнул я на недавнее обещание начальника подумать над укомплектованием особого участка мастерами.
— Кого оставишь за себя?
А вот этот вопрос, между прочим, я и не продумал. Не сержанта же оставлять, хоть он по образованию техник— строитель? И вдруг в голову пришла неожиданная мысль.
— На несколько дней оставлю за себя… капитана Сережкина…
— Но он же не инженер и не техник — обычный армейский офицер?
На языке завертелась, готовая выпрыгнуть в телефонную трубку, ехидная фраза: «А вы-то кто сами? По коридору строительного техникума прошли или рядом с инженерно строительным институтом прогулялись?» Нет, портить отношения с начальством — все равно, что садиться на стул с поломанными ножками…
— За два-три дня ничего не случится. Производством займутся техники-сержанты… Разрешите под мою ответственность?
— С тебя возьмешь после… дырку от бублика… Ладно, разрешаю покинуть площадку на два дня. Выезжай завтра и сразу — ко мне…
Вот этого я и опасаюсь! Попадешь в кабинет к Анохину, закружит он многочисленными заданиями и расспросами, отпасует Дедку, тот — в производственный отдел… Бездарно ухлопаю в кабинетах выпрошенные два дня, точно, ухлопаю! Ну да, ладно, там будет видно, постараюсь выкрутиться.
— … никаких машин — выезжай поездом. Мне одного Арамяна хватает — не успеваешь списывать перерасход бензина… И не забудь самым тщательным образом проинструктировать командира роты. Передай — если в твое отсутствие что-нибудь произойдет, не видать ему перевода на майорскую должность! Так прямо и скажи…
Сержантов-мастеров я инструктировать не стал. Они знают свое дело, воспитывать их — только время терять. А вот Сережкина подстегнуть необходимо.
После памятных событий наши отношения с Виктором изменились, сделались сухими, иногда — неприязненными. Похоже, кто-то шепнул ему о дурацких моих «версиях», и он обиделся.
Через дежурного по штабу вызвал капитана к себе в кабинет. Тот пришел, раздраженно наигрывая пальцами какую-то вызывающую мелодию. Не извиняться же мне неизвестно за что? Пусть поиграет в обиду, ради Бога!
Сухим тоном оповестил о своем убытии в Лосинку по служебным делам. Два дня капитан — временно исполняющий должность начальника участка. Занимает мой стол и дежурит возле телефона. Не без замаскированного ехидства передал угрозу Анохина.
— За доверие — спасибо. Постараюсь оправдать его. Что же касается предстоящего перевода на должность заместителя командира батальона — плевал я с пятого этажа и на тебя, Баба-Катя, и на твоего начальнике!
Повернулся и вышел в коридор.
Кажется, все дела я завершил… Нет, не завершил — осталось навестить погранзаставу, переговорить с Семкой Кислицыным. Может быть, ему известна судьба Куркова? Выскользнул хитроумный инструктор производственного учения из поставленных пограничниками капканов или его где-нибудь засекли?
Но ехать на заставу — терять дорогое время. Для общения существует телефонная связь. Ведь мне предстоит еще пробежаться по сооружениям, оценить их готовность, заготовить впрок вопросы для разрешения их у начальника и главного инженера УНР…
С Кислицыным повезло — он сидел в своем кабинете, а не мотался по границе.
— Обрадовать тебя нечем, — хрипло оповестил он усталым голосом. — Друг твой будто сквозь землю провалился. Спроси у майора — у него может быть иная информация
— Спасибо, учту…. Кстати, еду в Лосинку.
— Тогда — один совет, Димыч. Захвати в дорогу оружие. Что не говори, а завалил Куркова ты. Мало ли что бывает по дороге.
— Еду поездом: Да и оружия, как ты знаешь, офицерам-строителям не положено.
— Послушай, Димыч, будь умницей. Поезд не поезд, а пистолет я тебе презентую. На время, конечно… Надеюсь, знаешь, как с ним обращаться.
Вечером приковылял пограничный вездеход, и старшина предложил мне расписаться в какой-то книге. Послушно расписался. Получил кобуру с «Макаровым» и полную запасную обойму.
Наконец я выехал в Лосинку. С пистолетом в нагрудном кармане. Кобуру оставил в сторожке под охраной Джу. Без этого пёс категорически отказался отпускать хозяина. Улегся возле двери и рычал.
5
Поезд шел полупустой, но я всю дорогу не спал — охранял оружие. Подсуропил мне Семка головную боль, черт бы его побрал. Лежал я на полке, подсунув под голову неизменную полевую сумку и обняв руками себя за плечи. Не потому, что замерз — в вагоне жарко, а потому, что топорщился нагрудный карман, и даже дураку было ясно, что в нем — не бумажник и не таблетки от головной боли.
На станции Лосинка по ночному пусто. По перрону бродят несколько солдат в сопровождении прапорщика, возле станционной избушки — бабка с корзиной клюет носом, с другой стороны активно целуется парочка.
Автобус из гарнизона еще не прибыл. То ли сломался, то ли отправился в другую сторону. Шагать по шоссе пятнадцать километров не хочется. Даже с учетом пистолета в кармане. Демонстративно уселся на лавочку рядом с лобызающейся парочкой, привалился к стене домика и попытался вздремнуть.
Задремать почти удалось, но настороженный сон спугнул продолжительный автомобильный гудок… Автобус?.. Нет, не он — к станции подкатил обшарпанный газик Анохина… Вот это сервис! Ни я, ни другие офицеры управления о таком даже не мечтали…
— Товарищ старший лейтенант? — развязно, как и положено водителю самого начальника, спросил шофер. Словно не узнал меня. — Приказано встретить и доставить… Да вот припоздал малость…
— Колесо проколол? Или на молодку напоролся? Водитель расхохотался.
— Шутите, как всегда… Нет, колеса в целости, молодуха имеется, но я оставил её на внеслужебное время… В гарнизоне все стоят на ушах, на выездном КПП никак не хотели пропустить — пришлось звонить подполковнику…
Намолчался парень в одиночестве — вот и льется из него святая водичка… И все же интересно, что случилось в штабе армии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34