Я не шучу; это так, уверяю тебя. И она будет обожать тебя за твою варварскую жестокость, считая тебя мужественным и сильным.
— Смит, — сказал я, — будь серьезным. Ты знаешь, что ее предупреждения означали раньше.
— Я могу догадаться, что они значат в этот раз, — резко сказал он. — Ага! Слышишь?
Кто-то бешено звонил.
— Что, никого из слуг нет дома? — спросил мой друг. — Я схожу. Мне кажется, я знаю, что это.
Через несколько минут он возвратился, неся большой квадратный сверток.
— От Веймаута, — объяснил он, — через посыльного. Я оставил инспектора в доках, и мы договорились, что он будет посылать мне все улики, которые обнаружит. Это, наверное, куски мумии.
— Что? Ты думаешь, что мумию утащили?
— Да, в доках. Я уверен в этом. Кто-то другой находился в саркофаге, доставленном в Роуэн-Хауз. В саркофаг вообще-то не должен проникать воздух, поэтому очевидно назначение резиновой пробки — вентиляция. Мне еще предстоит узнать, как тот, кто находился в саркофаге, убил Строццу.
— И как он сумел уйти из запертой комнаты. Как насчет зеленого тумана?
Найланд Смит развел руками.
— Зеленый туман, Петри, можно объяснить по-разному. Учти, что его существование подтверждает лишь один человек. В лучшем случае, это всего лишь неясная отправная точка, которой не надо придавать особого значения.
Он сорвал оберточную бумагу, бросил ее на пол и потянул за узел бечевки в крышке квадратного ящика, стоявшего теперь на столе. Внезапно крышка отскочила вместе со свинцовой подкладкой, какая обычно бывает в деревянных ящиках экспортного чая. Подкладка крепилась к одной стороне ящика, поэтому при снятии крышки она одновременно поднималась и наклонялась.
Затем произошло нечто необыкновенное.
Из ящика над столом начало волнами подниматься что-то вроде желтовато-зеленого облака — какой-то маслянистый пар, — и меня осенила внезапная догадка, рожденная из воспоминаний и слов моей прекрасной гостьи.
— Беги, Смит! — пронзительно закричал я. — К двери! К двери, если тебе дорога жизнь! Этот ящик послал Фу Манчи!
Я обхватил Смита руками. Он наклонился, и поднимающийся пар достиг его ноздрей. Я оттащил его назад и вытолкал на лестничную площадку, так что чуть не расшиб ему голову. Мы вошли в мою спальню, и там, включив свет, я увидел, что загорелое лицо Смита вытянулось и побледнело.
— Это ядовитый газ, — хрипло сказал я, — во многих отношениях такой же, как хлор, но с индивидуальными особенностями, показывающими, что это нечто другое, только Бог да Фу Манчи знают — что! Именно пары хлора убивают людей там, где производится хлорная известь. Мы были слепцами, и я в особенности. Неужели ты не понимаешь, Смит? В саркофаге никого не было, но там было достаточно этой страшной дряни, чтобы задохся целый полк.
Смит судорожно сжал кулаки.
— Боже мой! — сказал он, — как я могу надеяться, что справлюсь с таким хитроумным дьяволом? Я понял его замысел. Он не ожидал, что саркофаг перевернется. Задача Кви была — вытащить пробку с помощью бечевки после того, как сэр Лайонел задохнется. Я полагаю, этот газ тяжелее воздуха.
— Хлор имеет удельный вес 2, 470, — сказал я, — в два с половиной раза тяжелее воздуха. Его можно переливать из кувшина в кувшин, как жидкость, если ты, конечно, в противогазе. В этих отношениях данное вещество сходно с хлором, а различия тебя, конечно, не заинтересуют. Видимо, газ из саркофага вышел через отверстие и рассеялся, не оставив улик, за исключением запаха.
— Я действительно почувствовал этот запах, шедший от пробки, но он, конечно, был мне не знаком. Ты, может быть, помнишь, что ты не успел понюхать пробку из-за прихода сэра Лайонела? Возможно, его частично заглушил запах тех адских цветов. Бедный Строцца, заблудшая душа, вдохнул эту дрянь, в падении перевернул саркофаг, и весь газ…
— Пошел под дверь теплицы и потек вниз по ступенькам, где затаился Кви. Когда Крокстед разбил окно, образовался достаточный сквозняк, унесший остатки газа. Он наверняка осел сейчас на полу. Я пойду открою оба окна.
Найланд Смит поднял на меня измученные глаза.
— Он явно переборщил в дозе, стремясь отправить сэра Лайонела Бартона к праотцам, — сказал он, — и с презрением — ты заметил, какое отношение, Петри? — с презрением истратил на меня остатки. Я заслужил его презрение. Я — дитя, захотевшее справиться с таким интеллектуальным гигантом. И нет моей заслуги в том, что у доктора Фу Манчи произошла осечка два раза подряд.
ГЛАВА XIII
ПРОБУЖДЕНИЕ ВО СНЕ
Теперь я расскажу вам о странном сне, который мне приснился, и о еще более странных вещах, которые меня разбудили. С тех пор, как это видение обрушилось на меня из пустоты, самое лучшее, что я могу сделать, — это рассказать о нем без всяких предисловий. Сон был такой.
Мне снилось, что я извиваюсь на полу в неописуемой агонии. Мои вены наполнены жидким огнем, вокруг только кромешная тьма, и, казалось, я вижу, как от моего горящего тела идет дым.
Я подумал, что это смерть.
Затем на меня пролился освежающий душ, проник через поры моей кожи и ткани в артерии и потушил мучительный огонь. Задыхаясь, но уже избавленный от боли, я лежал без сил.
Сила постепенно возвращалась ко мне, я попытался встать, но ковер был таким необыкновенно мягким, что я провалился в него и шел, как бы вброд, и погружался, как пловец, шагающий по воде, и вокруг меня поднимались непроницаемые стены тьмы, которая казалась осязаемой. Я не мог понять, почему я не вижу окон. В мозгу моем сверкнула ужасная мысль о том, что я ослеп!
Не помню, как я встал на ноги, и стоял, качаясь как пьяный. Я почувствовал тяжелый запах и понял, что это нечто вроде ладана.
Затем появился тусклый свет, далеко-далеко. Он разгорался все ярче и ярче. Он распространялся, как синевато-красное пятно, как жидкость. Он проглотил всю темноту и разлился по всей комнате.
Но это была не моя комната! И вообще, я видел эту комнату в первый раз. Размеры ее наполнили меня чем-то вроде благоговейного ужаса — ужаса перед безбрежностью, окруженной стенами. Гигантская протяженность комнаты рождала ощущение звука. В ее огромности была какая-то отчетливая звуковая нота.
Все четыре стены были увешаны гобеленами. Не видно было ни одной двери. Гобелены были украшены великолепными фигурами золотых драконов; по мере того, как змеиные тела блестели и сверкали все ярче, каждый дракон, казалось, все теснее переплетался своими кольцами с соседним. Ковер на полу был таким густым, что я стоял в нем, утонув по колено. Он тоже был украшен изображениями золотых драконов, которые как бы плыли украдкой туда и сюда среди теней этого яркого узора.
В дальнем конце холла среди роскошного ковра стоял одиноко огромный стол с ножками в виде драконов, а на нем — мерцающие шары, пробирки с живыми микроорганизмами и книги такого размера и с таким переплетом, каких я никогда не видел раньше, инструменты, не знакомые западной науке, — неописуемо разнородные предметы, часть которых свалилась на пол и образовала нечто вроде странного оазиса в кишащей драконами пустыне ковра. Над столом, подвешенная золотыми цепями к потолку, висела лампа, а сам потолок был таким высоким, что мой взгляд, скользя вверх по цепям, затерялся в пурпурных тенях этой головокружительной высоты.
За столом, в кресле, уложенном подушками с изображениями драконов, сидел человек. Свет качающейся лампы полностью осветил одну сторону его лица, когда он наклонился вперед к куче таинственных предметов, а другая сторона оставалась в тени. Из простой медной вазы, стоявшей на краю громадного стола, извиваясь, шел вверх дым, иногда частично закрывая грозное лицо сидящего.
С того мгновения, как мои глаза обратились к столу и сидевшему за ним человеку, я уже не обращал внимания ни на невероятные размеры комнаты, ни на кошмарные украшения его стен. Я смотрел только на него.
Ибо это был доктор Фу Манчи.
Часть того бредового состояния, которое наполнило мои артерии огнем, населило стены драконами и погрузило меня по колено в ковер, казалось, оставила меня.
Страшные, закрытые полупрозрачной пленкой глаза действовали, как холодный душ. Даже не отводя взгляда от его неподвижного лица, я знал, что на стенах больше нет жизни, что они просто задрапированы изящными китайскими гобеленами, изображающими драконов. Ковер у меня под ногами больше не был джунглями, а превратился в нормальный ковер — чрезвычайно богатый и яркий, но обычный. Однако чувство безбрежности оставалось, как и беспокойное сознание того, что вещи вокруг были почти все незнакомы мне.
Затем, почти мгновенно, сравнительно нормальное состояние психики начало опять оставлять меня; слабый дымок, шедший от горящего ароматного масла, рос в объеме, сгущался и несся ко мне по воздуху серым отвратительным облаком, которое липко обволокло меня. Сквозь масляные кольца дыма я смутно видел неподвижное желтое лицо Фу Манчи. В моем отупевшем от отравленных паров мозгу сверкнула мысль, что он настоящий колдун, против которого мы пытались бороться жалкими средствами человеческого ума. В тумане, закрытые пленкой, светились зеленые глаза. Я почувствовал, как резкая боль прострелила мои нижние конечности; затаив дыхание, взглянул вниз и увидел, что носки моих красных тапочек, которые я вроде бы носил во сне, удлинились, загнулись волнообразно вверх, сплелись вокруг моего горла и задушили меня!
Через какое-то время у меня наступило нечто вроде просветления сознания, но это не было сознание нормального человека, ибо оно говорило мне, что моя голова утопает в мягкой подушке, а мой горячечный лоб с пульсирующими висками ласкает женская рука. Неясно, как бы в отдаленном прошлом, я вспомнил о каком-то поцелуе, и это воспоминание странным образом взволновало меня. Я лежал, удовлетворенный, в полусне и вдруг услышал голос, украдкой говоривший:
— Они убивают его! Они убивают его! О! Неужели вы не понимаете?
В моем помутненном состоянии мне пришло в голову, что я умер и музыкальный голос девушки сообщает мне о том, что я разлагаюсь.
Но я чувствовал, что меня это не интересует.
Мне казалось, что эта успокаивающая рука ласкает меня уже много часов. Я так и не сумел поднять свои тяжелые веки, пока не услышал звук какого-то грохота, от которого затряслись все мои суставы, — металлический, звенящий грохот, как падение тяжелых цепей. Мне показалось, что тогда я полуоткрыл глаза и в тумане заметил фигуру, одетую в тонкий шелк, с золотыми браслетами на руках и тонкими лодыжками, на которых тоже были кольца браслетов. Девушка исчезла, едва я успел подумать, что она была одной из гурий, а я, хотя и христианин, по ошибке попал в рай, обещанный пророком Мухаммедом мусульманам.
Затем наступил полный провал сознания.
…Мое первое слабое движение отозвалось грохотом цепи, и прошло некоторое время, пока я осознал, что цепь прикреплена к стальному ошейнику, а ошейник застегнут на моей шее. Голова болела нестерпимо; мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сосредоточиться.
Я слабо застонал.
— Смит! — бормотал я. — Где ты, Смит?
Превозмогал себя, я поднялся на колени, и боль в макушке стала почти невыносимой. Теперь я начал вспоминать: как мы с Найландом Смитом отправились в отель, чтобы предупредить Грэма Гатри; как, идя вверх по ступенькам от набережной к Эссекс-стрит, мы увидели большой автомобиль перед дверями одной из контор. Я помню, как поравнялся с машиной, современным лимузином, но не помню, как мы проходили мимо него, только смутно — как послышались торопливые шаги и — удар. Затем — холл с драконами, а теперь — это настоящее пробуждение в ужасной реальности.
Шаря в темноте, мои руки коснулись тела, распростертого рядом со мной. Мои пальцы нащупали горло лежащего и стальной ошейник вокруг него.
— Смит, — застонал я и стал трясти неподвижное тело. — Смит, старый дружище, скажи что-нибудь! Смит!
Неужели он мертв? Неужели это конец его доблестной борьбы с Фу Манчи и бандой убийц? Если так, то каково мое будущее, что предстоит мне?
Он зашевелился под моими дрожащими руками.
— Слава Богу! — пробормотал я, и не могу не признать, что моя радость была несколько эгоистичной, потому что, очнувшись в полной темноте и одержимый безумным сном, который мне приснился, я узнал, что такое страх, поняв, что мне в одиночку, в цепях, придется иметь дело с самим ужасным китайским доктором. Смит начал бессвязно бормотать.
— Оглушили мешком с песком!.. Осторожно, Петри!.. Он достал нас, наконец!.. О Боже!.. — Он с трудом поднялся на колени, ухватившись за мою руку.
— Ладно, старина, — сказал я. — Мы оба живы! Спасибо и на этом.
Наступила пауза, затем стон, а затем Смит сказал.
— Петри, я втянул тебя в это дело. Боже, прости меня…
— Ну, ну, Смит, — медленно сказал я — Я не ребенок. О том, что меня «втянули в это дело», даже и разговора быть не может. Я здесь, и если от меня есть хоть какая-то польза, я рад, что я здесь.
Он сжал мою руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Смит, — сказал я, — будь серьезным. Ты знаешь, что ее предупреждения означали раньше.
— Я могу догадаться, что они значат в этот раз, — резко сказал он. — Ага! Слышишь?
Кто-то бешено звонил.
— Что, никого из слуг нет дома? — спросил мой друг. — Я схожу. Мне кажется, я знаю, что это.
Через несколько минут он возвратился, неся большой квадратный сверток.
— От Веймаута, — объяснил он, — через посыльного. Я оставил инспектора в доках, и мы договорились, что он будет посылать мне все улики, которые обнаружит. Это, наверное, куски мумии.
— Что? Ты думаешь, что мумию утащили?
— Да, в доках. Я уверен в этом. Кто-то другой находился в саркофаге, доставленном в Роуэн-Хауз. В саркофаг вообще-то не должен проникать воздух, поэтому очевидно назначение резиновой пробки — вентиляция. Мне еще предстоит узнать, как тот, кто находился в саркофаге, убил Строццу.
— И как он сумел уйти из запертой комнаты. Как насчет зеленого тумана?
Найланд Смит развел руками.
— Зеленый туман, Петри, можно объяснить по-разному. Учти, что его существование подтверждает лишь один человек. В лучшем случае, это всего лишь неясная отправная точка, которой не надо придавать особого значения.
Он сорвал оберточную бумагу, бросил ее на пол и потянул за узел бечевки в крышке квадратного ящика, стоявшего теперь на столе. Внезапно крышка отскочила вместе со свинцовой подкладкой, какая обычно бывает в деревянных ящиках экспортного чая. Подкладка крепилась к одной стороне ящика, поэтому при снятии крышки она одновременно поднималась и наклонялась.
Затем произошло нечто необыкновенное.
Из ящика над столом начало волнами подниматься что-то вроде желтовато-зеленого облака — какой-то маслянистый пар, — и меня осенила внезапная догадка, рожденная из воспоминаний и слов моей прекрасной гостьи.
— Беги, Смит! — пронзительно закричал я. — К двери! К двери, если тебе дорога жизнь! Этот ящик послал Фу Манчи!
Я обхватил Смита руками. Он наклонился, и поднимающийся пар достиг его ноздрей. Я оттащил его назад и вытолкал на лестничную площадку, так что чуть не расшиб ему голову. Мы вошли в мою спальню, и там, включив свет, я увидел, что загорелое лицо Смита вытянулось и побледнело.
— Это ядовитый газ, — хрипло сказал я, — во многих отношениях такой же, как хлор, но с индивидуальными особенностями, показывающими, что это нечто другое, только Бог да Фу Манчи знают — что! Именно пары хлора убивают людей там, где производится хлорная известь. Мы были слепцами, и я в особенности. Неужели ты не понимаешь, Смит? В саркофаге никого не было, но там было достаточно этой страшной дряни, чтобы задохся целый полк.
Смит судорожно сжал кулаки.
— Боже мой! — сказал он, — как я могу надеяться, что справлюсь с таким хитроумным дьяволом? Я понял его замысел. Он не ожидал, что саркофаг перевернется. Задача Кви была — вытащить пробку с помощью бечевки после того, как сэр Лайонел задохнется. Я полагаю, этот газ тяжелее воздуха.
— Хлор имеет удельный вес 2, 470, — сказал я, — в два с половиной раза тяжелее воздуха. Его можно переливать из кувшина в кувшин, как жидкость, если ты, конечно, в противогазе. В этих отношениях данное вещество сходно с хлором, а различия тебя, конечно, не заинтересуют. Видимо, газ из саркофага вышел через отверстие и рассеялся, не оставив улик, за исключением запаха.
— Я действительно почувствовал этот запах, шедший от пробки, но он, конечно, был мне не знаком. Ты, может быть, помнишь, что ты не успел понюхать пробку из-за прихода сэра Лайонела? Возможно, его частично заглушил запах тех адских цветов. Бедный Строцца, заблудшая душа, вдохнул эту дрянь, в падении перевернул саркофаг, и весь газ…
— Пошел под дверь теплицы и потек вниз по ступенькам, где затаился Кви. Когда Крокстед разбил окно, образовался достаточный сквозняк, унесший остатки газа. Он наверняка осел сейчас на полу. Я пойду открою оба окна.
Найланд Смит поднял на меня измученные глаза.
— Он явно переборщил в дозе, стремясь отправить сэра Лайонела Бартона к праотцам, — сказал он, — и с презрением — ты заметил, какое отношение, Петри? — с презрением истратил на меня остатки. Я заслужил его презрение. Я — дитя, захотевшее справиться с таким интеллектуальным гигантом. И нет моей заслуги в том, что у доктора Фу Манчи произошла осечка два раза подряд.
ГЛАВА XIII
ПРОБУЖДЕНИЕ ВО СНЕ
Теперь я расскажу вам о странном сне, который мне приснился, и о еще более странных вещах, которые меня разбудили. С тех пор, как это видение обрушилось на меня из пустоты, самое лучшее, что я могу сделать, — это рассказать о нем без всяких предисловий. Сон был такой.
Мне снилось, что я извиваюсь на полу в неописуемой агонии. Мои вены наполнены жидким огнем, вокруг только кромешная тьма, и, казалось, я вижу, как от моего горящего тела идет дым.
Я подумал, что это смерть.
Затем на меня пролился освежающий душ, проник через поры моей кожи и ткани в артерии и потушил мучительный огонь. Задыхаясь, но уже избавленный от боли, я лежал без сил.
Сила постепенно возвращалась ко мне, я попытался встать, но ковер был таким необыкновенно мягким, что я провалился в него и шел, как бы вброд, и погружался, как пловец, шагающий по воде, и вокруг меня поднимались непроницаемые стены тьмы, которая казалась осязаемой. Я не мог понять, почему я не вижу окон. В мозгу моем сверкнула ужасная мысль о том, что я ослеп!
Не помню, как я встал на ноги, и стоял, качаясь как пьяный. Я почувствовал тяжелый запах и понял, что это нечто вроде ладана.
Затем появился тусклый свет, далеко-далеко. Он разгорался все ярче и ярче. Он распространялся, как синевато-красное пятно, как жидкость. Он проглотил всю темноту и разлился по всей комнате.
Но это была не моя комната! И вообще, я видел эту комнату в первый раз. Размеры ее наполнили меня чем-то вроде благоговейного ужаса — ужаса перед безбрежностью, окруженной стенами. Гигантская протяженность комнаты рождала ощущение звука. В ее огромности была какая-то отчетливая звуковая нота.
Все четыре стены были увешаны гобеленами. Не видно было ни одной двери. Гобелены были украшены великолепными фигурами золотых драконов; по мере того, как змеиные тела блестели и сверкали все ярче, каждый дракон, казалось, все теснее переплетался своими кольцами с соседним. Ковер на полу был таким густым, что я стоял в нем, утонув по колено. Он тоже был украшен изображениями золотых драконов, которые как бы плыли украдкой туда и сюда среди теней этого яркого узора.
В дальнем конце холла среди роскошного ковра стоял одиноко огромный стол с ножками в виде драконов, а на нем — мерцающие шары, пробирки с живыми микроорганизмами и книги такого размера и с таким переплетом, каких я никогда не видел раньше, инструменты, не знакомые западной науке, — неописуемо разнородные предметы, часть которых свалилась на пол и образовала нечто вроде странного оазиса в кишащей драконами пустыне ковра. Над столом, подвешенная золотыми цепями к потолку, висела лампа, а сам потолок был таким высоким, что мой взгляд, скользя вверх по цепям, затерялся в пурпурных тенях этой головокружительной высоты.
За столом, в кресле, уложенном подушками с изображениями драконов, сидел человек. Свет качающейся лампы полностью осветил одну сторону его лица, когда он наклонился вперед к куче таинственных предметов, а другая сторона оставалась в тени. Из простой медной вазы, стоявшей на краю громадного стола, извиваясь, шел вверх дым, иногда частично закрывая грозное лицо сидящего.
С того мгновения, как мои глаза обратились к столу и сидевшему за ним человеку, я уже не обращал внимания ни на невероятные размеры комнаты, ни на кошмарные украшения его стен. Я смотрел только на него.
Ибо это был доктор Фу Манчи.
Часть того бредового состояния, которое наполнило мои артерии огнем, населило стены драконами и погрузило меня по колено в ковер, казалось, оставила меня.
Страшные, закрытые полупрозрачной пленкой глаза действовали, как холодный душ. Даже не отводя взгляда от его неподвижного лица, я знал, что на стенах больше нет жизни, что они просто задрапированы изящными китайскими гобеленами, изображающими драконов. Ковер у меня под ногами больше не был джунглями, а превратился в нормальный ковер — чрезвычайно богатый и яркий, но обычный. Однако чувство безбрежности оставалось, как и беспокойное сознание того, что вещи вокруг были почти все незнакомы мне.
Затем, почти мгновенно, сравнительно нормальное состояние психики начало опять оставлять меня; слабый дымок, шедший от горящего ароматного масла, рос в объеме, сгущался и несся ко мне по воздуху серым отвратительным облаком, которое липко обволокло меня. Сквозь масляные кольца дыма я смутно видел неподвижное желтое лицо Фу Манчи. В моем отупевшем от отравленных паров мозгу сверкнула мысль, что он настоящий колдун, против которого мы пытались бороться жалкими средствами человеческого ума. В тумане, закрытые пленкой, светились зеленые глаза. Я почувствовал, как резкая боль прострелила мои нижние конечности; затаив дыхание, взглянул вниз и увидел, что носки моих красных тапочек, которые я вроде бы носил во сне, удлинились, загнулись волнообразно вверх, сплелись вокруг моего горла и задушили меня!
Через какое-то время у меня наступило нечто вроде просветления сознания, но это не было сознание нормального человека, ибо оно говорило мне, что моя голова утопает в мягкой подушке, а мой горячечный лоб с пульсирующими висками ласкает женская рука. Неясно, как бы в отдаленном прошлом, я вспомнил о каком-то поцелуе, и это воспоминание странным образом взволновало меня. Я лежал, удовлетворенный, в полусне и вдруг услышал голос, украдкой говоривший:
— Они убивают его! Они убивают его! О! Неужели вы не понимаете?
В моем помутненном состоянии мне пришло в голову, что я умер и музыкальный голос девушки сообщает мне о том, что я разлагаюсь.
Но я чувствовал, что меня это не интересует.
Мне казалось, что эта успокаивающая рука ласкает меня уже много часов. Я так и не сумел поднять свои тяжелые веки, пока не услышал звук какого-то грохота, от которого затряслись все мои суставы, — металлический, звенящий грохот, как падение тяжелых цепей. Мне показалось, что тогда я полуоткрыл глаза и в тумане заметил фигуру, одетую в тонкий шелк, с золотыми браслетами на руках и тонкими лодыжками, на которых тоже были кольца браслетов. Девушка исчезла, едва я успел подумать, что она была одной из гурий, а я, хотя и христианин, по ошибке попал в рай, обещанный пророком Мухаммедом мусульманам.
Затем наступил полный провал сознания.
…Мое первое слабое движение отозвалось грохотом цепи, и прошло некоторое время, пока я осознал, что цепь прикреплена к стальному ошейнику, а ошейник застегнут на моей шее. Голова болела нестерпимо; мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сосредоточиться.
Я слабо застонал.
— Смит! — бормотал я. — Где ты, Смит?
Превозмогал себя, я поднялся на колени, и боль в макушке стала почти невыносимой. Теперь я начал вспоминать: как мы с Найландом Смитом отправились в отель, чтобы предупредить Грэма Гатри; как, идя вверх по ступенькам от набережной к Эссекс-стрит, мы увидели большой автомобиль перед дверями одной из контор. Я помню, как поравнялся с машиной, современным лимузином, но не помню, как мы проходили мимо него, только смутно — как послышались торопливые шаги и — удар. Затем — холл с драконами, а теперь — это настоящее пробуждение в ужасной реальности.
Шаря в темноте, мои руки коснулись тела, распростертого рядом со мной. Мои пальцы нащупали горло лежащего и стальной ошейник вокруг него.
— Смит, — застонал я и стал трясти неподвижное тело. — Смит, старый дружище, скажи что-нибудь! Смит!
Неужели он мертв? Неужели это конец его доблестной борьбы с Фу Манчи и бандой убийц? Если так, то каково мое будущее, что предстоит мне?
Он зашевелился под моими дрожащими руками.
— Слава Богу! — пробормотал я, и не могу не признать, что моя радость была несколько эгоистичной, потому что, очнувшись в полной темноте и одержимый безумным сном, который мне приснился, я узнал, что такое страх, поняв, что мне в одиночку, в цепях, придется иметь дело с самим ужасным китайским доктором. Смит начал бессвязно бормотать.
— Оглушили мешком с песком!.. Осторожно, Петри!.. Он достал нас, наконец!.. О Боже!.. — Он с трудом поднялся на колени, ухватившись за мою руку.
— Ладно, старина, — сказал я. — Мы оба живы! Спасибо и на этом.
Наступила пауза, затем стон, а затем Смит сказал.
— Петри, я втянул тебя в это дело. Боже, прости меня…
— Ну, ну, Смит, — медленно сказал я — Я не ребенок. О том, что меня «втянули в это дело», даже и разговора быть не может. Я здесь, и если от меня есть хоть какая-то польза, я рад, что я здесь.
Он сжал мою руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33