Уже не нужно было тужиться, что-то там изображать надсадно и бестолково, подыскивать слова, которые бы ни к чему не обязывали. Теперь слова сами слетали с его уст, простые, естественные, уместные. Несмотря на печальное происшествие в ресторане, Анцыферов был оживлен, вездесущ и как-то радостно возбужден. Он знал, как себя вести, что ответить на вопросы Пафнутьева и Шаланды, о чем умолчать, чтобы его роль в случившемся была чиста и печальна. И неуязвима.
— Быстро перестроился, — пробормотал Шаланда.
— А он и не перестраивался. Не было надобности. Он всегда был наизготовку. Раньше приговоры подавал на блюде, сейчас вот кофе. Быстро, четко, умело... Ты и оглянуться не успеешь, как однажды утром обнаружишь на собственном столе конверт с авиабилетами на Канарские острова.
— Ты что? Умом тронулся? — Кто? Я? — удивился Пафнутьев так искренне, что Шаланда даже не заподозрил розыгрыша. — Ладно, — Пафнутьев повернулся наконец лицом к столу. — Что тут случилось?
Шаланда не успел ответить — из подсобных помещений к ним быстро приближался официант в белом кителе с золотыми пуговицами, сверкавшими, как у солдата на первом году службы. Он огибал столы с такой скоростью, что даже наклонялся на поворотах, как слаломист на спуске.
— Прошу вас, — официант поставил на стол поднос с двумя чашками кофе и двумя маленькими, грамм по пятьдесят, бутылочками коньяка. — У нас сегодня немного прохладно, может быть, это окажется и кстати.
— Окажется, — кивнул Пафнутьев, и официант удалился с таким гордым видом, будто исполнил опасный номер. С некоторых пор Анцыферов хорошо знал, что вручить даже такую невинную взятку, как сто граммов коньяка, действительно опасно. Но знал он и то, что Пафнутьев мелочиться не станет.
Увидев в глубине зала Анцыферова, наблюдавшего за ними с напряженным вниманием, Пафнутьев встал и церемонно поклонился. Благодарю, дескать, премного доволен. И Анцыферов склонился в поклоне, прижав руку к груди. Открыв микроскопическую бутылочку, Пафнутьев вылил коньяк в кофе, бутылочку спрятал в карман.
— Следы преступления надо уничтожать, — пояснил он Шаланде, который никак не мог решить, что ему делать со своим коньяком. Поколебавшись, он последовал примеру Пафнутьева и так же, как и тот, сунул бутылку в карман. Заметив на столе оставшиеся алюминиевые пробки, он их тоже сунул в карман. Теперь уже никто не мог заподозрить его в противоправных действиях.
— Представляешь, до сих пор не могу избавиться от ощущения, что он прокурор города, — проговорил Шаланда с виноватой улыбкой.
— Это пройдет, — невозмутимо ответил Пафнутьев.
— Значит, так, — выпив кофе двумя глотками и отставив чашку, Шаланда приступил к делу. — Полчаса назад... Подкатывает к ресторану на мотоцикле...
— Один?
— Да, свидетели говорят, что он был один. Одежда обычная — черная куртка, шлем, очки... Достает автомат, короткий какой-то... Вроде Калашников, но укороченный...
— Знаю, — кивнул Пафнутьев.
— Не торопясь, передергивает затвор и дает длинную очередь по окнам. Некоторые утверждают, что была и вторая очередь... Гильзы мы подобрали. Половину обоймы выпустил. Потом развернулся, свернул в переулок и был таков.
— Жертвы?
— Есть... Один умер на месте. Его увезли до того, как ты пришел.
— Могли бы и не торопиться.
— Увезли, Паша. Если захочешь посмотреть, знаешь, где его можно найти. Теперь не убежит. Второго ты видел. Должен выжить. Я не силен в медицине, но по части огнестрельных ранений за последние два года получил неплохой опыт...
— Понял. А остальные посетители? Уцелели? Выжили?
— Видишь ли, Паша, ресторан был пуст. Время раннее. Анцыферов тебе расскажет подробнее. В это время здесь вообще никого не бывает. Только вон в том углу сидели четыре человека. Беседовали. Общались.
— Куда же они делись?
— О двоих ты знаешь...
— А остальные?
— Ушли, Паша.
— Как ушли? — не понял Пафнутьев. — Как могли уйти, если двое из друзей валяются в кровище?
— Ушли черным ходом.
— Так... Значит, один убит, второй ранен... А двое скрылись? Правильно?
— Все именно так, Паша, — Шаланда склонил голову, как бы преклоняясь перед проницательностью Пафнутьева. — Тот мужик на мотоцикле с автоматом... Он, похоже, знал, кто именно сидит за столиком у окна. Не просто по окнам, он по ним полоснул. Это была разборка, Паша.
— Меня удивляет, почему тот хмырь на мотоцикле не бросил в окно еще и пару гранат.
— Да, так было бы гораздо надежнее, — согласился Шаланда.
— Что-нибудь знаешь о тех двоих?
— Об этом лучше поговорить с твоим другом Леонардом.
— Тоже верно.
— Наверняка рыло в пуху.
— Конечно. Поэтому он тебя и об отпуске спросил.
— Если он сунется ко мне с этими авиабилетами, — медленно проговорил Шаланда, шаря глазами по залу в поисках Анцыферова, — я не отпущу его, пока он их не съест без остатка.
— Крутой ты мужик, Шаланда, — проговорил Пафнутьев и придвинул к себе плоский кожаный кошелек. Внутри оказались несколько стодолларовых бумажек, блокнотик с телефонными номерами. — Кажется все, — проговорил Пафнутьев и, сложив кошелек, легонько похлопал им по ладони. Что-то насторожило его, кошелек вел себя не так, как положено вести себя пустому кошельку из тонкой кожи. Пафнутьев снова заглянул во все отделения и потайные кармашки. Отогнув очередной отворот, он сунул туда палец и, вскрикнув, отдернул его. На пальце показалась капелька крови — в кошельке что-то было чрезвычайно острое.
Теперь уже с большей осторожностью Пафнутьев вынул круглую жестяную крышку от консервной банки.
— Вопросы есть? — спросил он.
— Боже! — прошептал Шаланда. — Неужели он?
— Куда ты отправил раненого?
— Скорая увезла... К Овсову, конечно.
— Там надежно?
— Пока обходилось, — ответил Шаланда, бросив опасливый взгляд на Пафнутьева. Убеждался не один раз — если спрашивает Пафнутьев о надежности, то не зря, жди беды.
— Подбиваем бабки, — Пафнутьев окинул взглядом разбитые витрины ресторана. Лицо его, освещенное холодным белесым светом зимнего дня, изредка вспыхивало синеватыми бликами от милицейской мигалки.
— Подбиваем бабки, — повторил он, но Шаланда перебил его.
— А чего их подбивать? Один убитый, второй при смерти, двое сбежали. Вот и все. Никого не осталось.
— Анцыферов остался, — негромко проговорил Пафнутьев.
— Ты думаешь...
— Конечно. Значит, так... Не теряя ни минуты, дуй к Овсову. У него там неплохо налажено, а ты удвой, понял? Утрой охрану. Похоже, мы схватили за хвост такого зверя, — он постучал пальцем по тонкому кошельку, лежавшему на столе, — такого зверя, что не знаю даже — мы его схватили, или сами заглотнули крючок. Похоже, отстрел идет, Шаланда. Большая охота началась. Когда ушел Байрамов, город начали делить заново. А сейчас, видишь... Вовчик Неклясов засветился.
— Будут трупы?
— А как же, — усмехнулся Пафнутьев. — На то он и Неклясов.
— Слышал — Листьина хлопнули?
— Три дня по всем программам мне об этом докладывали. Все боялись, что не проникнусь, не так подумаю, не те выводы сделаю.
— Хороший был парень, — вздохнул Шаланда.
— Бедняков не убивают, сказал классик. Могу добавить — телеведущих тоже не убивают.
— Кого же убили?
— Крупного бизнесмена убрали. Мафиози... Хотя ему это слово, возможно, и не понравилось бы...
— В какую степь поскачем?
— Видел крышку от консервной банки? Все дела, где она мелькает, собираем в одну кучу. Ведь кое-кто и жив остался, есть свидетели. Они не очень хорошо выглядят, но живы...
— Пока, — сказал Шаланда, поднимаясь. И непонятно было, то ли он попрощался с Пафнутьевым, то ли поправил — хотя, дескать, свидетели и живы, но ненадолго, пока живы.
— Пока, — ответил Пафнутьев. И в его голосе тоже прозвучала двусмысленность.
* * *
Кабинет Анцыферова, затаившийся в подсобных глубинах ресторана, выдавал и хорошие доходы заведения, и хорошее представление хозяина о самом себе. Черная мебель, шторы с золотыми искорками, японский телефон, показывающий и продолжительность разговора, и время, и даже номер, с которого в данный момент кто-то решился звонить господину Анцыферову. Напротив письменного стола стоял шкаф, и в него на высоте человеческого роста были втиснуты три небольших телевизора. Один показывал вход в ресторан со стороны улицы, и в данный момент на нем можно было увидеть разгромленные окна, машину милиции, толпу любопытных. Едва войдя в кабинет, Пафнутьев увидел на экране Шаланду — тот тяжело шагал к своей машине. На втором экране можно было наблюдать за тем, что происходит в зале. Сейчас в зале было пустынно, шторы колыхались на снежном ветру, официанты в белых кителях сгребали и выносили битое стекло. Третий экран показывал кухню. Видимо, Анцыферов хотел твердо удостовериться в том, что продукты у него не воруют, посторонние люди на кухню не заглядывают, в рот и в карманы ничего не суют. А кроме того, повара и поваренки, зная, что в данный момент за ними придирчиво наблюдает хозяин, были более усердны и старательны.
За черным столом сидел Анцыферов. Лицо его было скорбным, но приветливым. Всем своим видом он выражал готовность помочь правосудию всеми своими силами и возможностями.
— Садись, Паша, — сказал он, показывая на черный стул с никелированными подлокотниками. — Выпить хочешь?
— Если спрашиваешь, то нет.
— Виноват... Сейчас дам команду.
— Не надо, Леонард. У нас еще будет повод... Похоже, мы с тобой надолго породнились.
— Не понял? — Анцыферов вскинул брови так высоко, что даже рот его приоткрылся и выражение лица получилось изумленно-радостным, будто для него и в самом деле было большим счастьем видеться с Пафнутьевым ежедневно.
Пафнутьев сел в кресло, которое могло поворачиваться на мощной металлической штанге. И он, конечно же, не упустил такой возможности — повернулся вместе с креслом вокруг оси, внимательно осмотрев весь кабинет.
— А здесь не хуже, — наконец сказал он.
— Я тоже так думаю, — холодновато ответил Анцыферов — он не любил, когда ему напоминали о прежней деятельности. То ли считал, что много потерял, то ли был уверен в обратном — многовато приобрел, оказавшись во главе преуспевающего предприятия. — Слушаю тебя, Паша.
Пафнутьев сделал еще один оборот, задержался взглядом на мелькающих экранах, получив полное представление о том, что делается на улице, в ресторане, на кухне...
— Дорого обошлось? — спросил он, кивнув на экраны.
— Спонсоры помогли.
— А что, они еще живы?
— Мои живы, Паша, — улыбнулся Пафнутьев.
— Я не имел в виду твоих или чужих... Я хотел спросить... Разве еще существуют на белом свете спонсоры, меценаты, благодетели?
— Иногда я тоже в этом сомневаюсь.
— Ну, ладно, — вздохнул Пафнутьев, с сожалением оставляя приятную тему. — Когда это произошло? — он кивнул на экран, на котором у разбитых окон возились официанты, подбирая осколки стекол, подметая мусор, сгребая в кучи грязные скатерти.
— Примерно час назад... Около одиннадцати. Мы только успели открыться.
— Зал был пуст? — невинно спросил Пафнутьев, чувствуя, как сердце его легонько дрогнуло — вопрос был со вторым дном. Анцыферов подвоха не уловил, по простоте душевной полагая, что бестолковый разговор ни о чем и обо всем одновременно продолжается. Простоват все-таки был Анцыферов, простоват. Если раньше он упивался детскими пистолетами и железной дорогой, доводя до изнеможения собственного сына, то теперь забавлялся мелькающими экранчиками.
— Да, — кивнул Анцыферов. — Кроме этих посетителей, в зале никого и не было.
— А что, бывают и столь ранние посетители?
— Бывают, — снисходительно улыбнулся Анцыферов.
— Я понимаю, когда люди вечером спускают хорошие деньги — вино, женщины, впереди долгая ночь, полная музыки, шампанского, песен и плясок... Действительно, ничего не пожалеешь... Но утром, спозаранку и в такой дорогой ресторан... Как понимать?
— Есть люди, Паша, для которых деньги — не самое главное, — с горделивой назидательностью произнес Анцыферов, давая понять, что его клиенты денег не считают.
— Да? — удивился Пафнутьев. — Это сколько ж надо иметь денег, чтобы они перестали быть главным в жизни?
— Это зависит от многих причин... Воспитание, масштаб личности, цели, которые человек ставит перед собой, — Анцыферов все еще трепался бездумно и легковесно.
— А эти... Которые с самого утра завалились?
— Да я их толком и не видел, — спохватился Анцыферов, но было поздно — он уже признался в том, что знает этих людей.
— Прости, Леонард, — Пафнутьев положил тяжелую ладонь на черную поверхность стола. — К тебе ранним утром...
— Да ну тебя, Паша! Какое раннее утро в двенадцатом часу?!
— Не надо меня перебивать, Леонард. А то я путаюсь, теряю мысль и могу показаться тебе Глупым... Даже глупее, чем всегда. Хотя это и трудно. Так вот, — Пафнутьев поднял ладонь, останавливая Анцыферова, который уже собрался было заверить гостя, что никогда глупым его не считал, и даже более того, всегда относился к нему как к человеку чрезвычайно способному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Быстро перестроился, — пробормотал Шаланда.
— А он и не перестраивался. Не было надобности. Он всегда был наизготовку. Раньше приговоры подавал на блюде, сейчас вот кофе. Быстро, четко, умело... Ты и оглянуться не успеешь, как однажды утром обнаружишь на собственном столе конверт с авиабилетами на Канарские острова.
— Ты что? Умом тронулся? — Кто? Я? — удивился Пафнутьев так искренне, что Шаланда даже не заподозрил розыгрыша. — Ладно, — Пафнутьев повернулся наконец лицом к столу. — Что тут случилось?
Шаланда не успел ответить — из подсобных помещений к ним быстро приближался официант в белом кителе с золотыми пуговицами, сверкавшими, как у солдата на первом году службы. Он огибал столы с такой скоростью, что даже наклонялся на поворотах, как слаломист на спуске.
— Прошу вас, — официант поставил на стол поднос с двумя чашками кофе и двумя маленькими, грамм по пятьдесят, бутылочками коньяка. — У нас сегодня немного прохладно, может быть, это окажется и кстати.
— Окажется, — кивнул Пафнутьев, и официант удалился с таким гордым видом, будто исполнил опасный номер. С некоторых пор Анцыферов хорошо знал, что вручить даже такую невинную взятку, как сто граммов коньяка, действительно опасно. Но знал он и то, что Пафнутьев мелочиться не станет.
Увидев в глубине зала Анцыферова, наблюдавшего за ними с напряженным вниманием, Пафнутьев встал и церемонно поклонился. Благодарю, дескать, премного доволен. И Анцыферов склонился в поклоне, прижав руку к груди. Открыв микроскопическую бутылочку, Пафнутьев вылил коньяк в кофе, бутылочку спрятал в карман.
— Следы преступления надо уничтожать, — пояснил он Шаланде, который никак не мог решить, что ему делать со своим коньяком. Поколебавшись, он последовал примеру Пафнутьева и так же, как и тот, сунул бутылку в карман. Заметив на столе оставшиеся алюминиевые пробки, он их тоже сунул в карман. Теперь уже никто не мог заподозрить его в противоправных действиях.
— Представляешь, до сих пор не могу избавиться от ощущения, что он прокурор города, — проговорил Шаланда с виноватой улыбкой.
— Это пройдет, — невозмутимо ответил Пафнутьев.
— Значит, так, — выпив кофе двумя глотками и отставив чашку, Шаланда приступил к делу. — Полчаса назад... Подкатывает к ресторану на мотоцикле...
— Один?
— Да, свидетели говорят, что он был один. Одежда обычная — черная куртка, шлем, очки... Достает автомат, короткий какой-то... Вроде Калашников, но укороченный...
— Знаю, — кивнул Пафнутьев.
— Не торопясь, передергивает затвор и дает длинную очередь по окнам. Некоторые утверждают, что была и вторая очередь... Гильзы мы подобрали. Половину обоймы выпустил. Потом развернулся, свернул в переулок и был таков.
— Жертвы?
— Есть... Один умер на месте. Его увезли до того, как ты пришел.
— Могли бы и не торопиться.
— Увезли, Паша. Если захочешь посмотреть, знаешь, где его можно найти. Теперь не убежит. Второго ты видел. Должен выжить. Я не силен в медицине, но по части огнестрельных ранений за последние два года получил неплохой опыт...
— Понял. А остальные посетители? Уцелели? Выжили?
— Видишь ли, Паша, ресторан был пуст. Время раннее. Анцыферов тебе расскажет подробнее. В это время здесь вообще никого не бывает. Только вон в том углу сидели четыре человека. Беседовали. Общались.
— Куда же они делись?
— О двоих ты знаешь...
— А остальные?
— Ушли, Паша.
— Как ушли? — не понял Пафнутьев. — Как могли уйти, если двое из друзей валяются в кровище?
— Ушли черным ходом.
— Так... Значит, один убит, второй ранен... А двое скрылись? Правильно?
— Все именно так, Паша, — Шаланда склонил голову, как бы преклоняясь перед проницательностью Пафнутьева. — Тот мужик на мотоцикле с автоматом... Он, похоже, знал, кто именно сидит за столиком у окна. Не просто по окнам, он по ним полоснул. Это была разборка, Паша.
— Меня удивляет, почему тот хмырь на мотоцикле не бросил в окно еще и пару гранат.
— Да, так было бы гораздо надежнее, — согласился Шаланда.
— Что-нибудь знаешь о тех двоих?
— Об этом лучше поговорить с твоим другом Леонардом.
— Тоже верно.
— Наверняка рыло в пуху.
— Конечно. Поэтому он тебя и об отпуске спросил.
— Если он сунется ко мне с этими авиабилетами, — медленно проговорил Шаланда, шаря глазами по залу в поисках Анцыферова, — я не отпущу его, пока он их не съест без остатка.
— Крутой ты мужик, Шаланда, — проговорил Пафнутьев и придвинул к себе плоский кожаный кошелек. Внутри оказались несколько стодолларовых бумажек, блокнотик с телефонными номерами. — Кажется все, — проговорил Пафнутьев и, сложив кошелек, легонько похлопал им по ладони. Что-то насторожило его, кошелек вел себя не так, как положено вести себя пустому кошельку из тонкой кожи. Пафнутьев снова заглянул во все отделения и потайные кармашки. Отогнув очередной отворот, он сунул туда палец и, вскрикнув, отдернул его. На пальце показалась капелька крови — в кошельке что-то было чрезвычайно острое.
Теперь уже с большей осторожностью Пафнутьев вынул круглую жестяную крышку от консервной банки.
— Вопросы есть? — спросил он.
— Боже! — прошептал Шаланда. — Неужели он?
— Куда ты отправил раненого?
— Скорая увезла... К Овсову, конечно.
— Там надежно?
— Пока обходилось, — ответил Шаланда, бросив опасливый взгляд на Пафнутьева. Убеждался не один раз — если спрашивает Пафнутьев о надежности, то не зря, жди беды.
— Подбиваем бабки, — Пафнутьев окинул взглядом разбитые витрины ресторана. Лицо его, освещенное холодным белесым светом зимнего дня, изредка вспыхивало синеватыми бликами от милицейской мигалки.
— Подбиваем бабки, — повторил он, но Шаланда перебил его.
— А чего их подбивать? Один убитый, второй при смерти, двое сбежали. Вот и все. Никого не осталось.
— Анцыферов остался, — негромко проговорил Пафнутьев.
— Ты думаешь...
— Конечно. Значит, так... Не теряя ни минуты, дуй к Овсову. У него там неплохо налажено, а ты удвой, понял? Утрой охрану. Похоже, мы схватили за хвост такого зверя, — он постучал пальцем по тонкому кошельку, лежавшему на столе, — такого зверя, что не знаю даже — мы его схватили, или сами заглотнули крючок. Похоже, отстрел идет, Шаланда. Большая охота началась. Когда ушел Байрамов, город начали делить заново. А сейчас, видишь... Вовчик Неклясов засветился.
— Будут трупы?
— А как же, — усмехнулся Пафнутьев. — На то он и Неклясов.
— Слышал — Листьина хлопнули?
— Три дня по всем программам мне об этом докладывали. Все боялись, что не проникнусь, не так подумаю, не те выводы сделаю.
— Хороший был парень, — вздохнул Шаланда.
— Бедняков не убивают, сказал классик. Могу добавить — телеведущих тоже не убивают.
— Кого же убили?
— Крупного бизнесмена убрали. Мафиози... Хотя ему это слово, возможно, и не понравилось бы...
— В какую степь поскачем?
— Видел крышку от консервной банки? Все дела, где она мелькает, собираем в одну кучу. Ведь кое-кто и жив остался, есть свидетели. Они не очень хорошо выглядят, но живы...
— Пока, — сказал Шаланда, поднимаясь. И непонятно было, то ли он попрощался с Пафнутьевым, то ли поправил — хотя, дескать, свидетели и живы, но ненадолго, пока живы.
— Пока, — ответил Пафнутьев. И в его голосе тоже прозвучала двусмысленность.
* * *
Кабинет Анцыферова, затаившийся в подсобных глубинах ресторана, выдавал и хорошие доходы заведения, и хорошее представление хозяина о самом себе. Черная мебель, шторы с золотыми искорками, японский телефон, показывающий и продолжительность разговора, и время, и даже номер, с которого в данный момент кто-то решился звонить господину Анцыферову. Напротив письменного стола стоял шкаф, и в него на высоте человеческого роста были втиснуты три небольших телевизора. Один показывал вход в ресторан со стороны улицы, и в данный момент на нем можно было увидеть разгромленные окна, машину милиции, толпу любопытных. Едва войдя в кабинет, Пафнутьев увидел на экране Шаланду — тот тяжело шагал к своей машине. На втором экране можно было наблюдать за тем, что происходит в зале. Сейчас в зале было пустынно, шторы колыхались на снежном ветру, официанты в белых кителях сгребали и выносили битое стекло. Третий экран показывал кухню. Видимо, Анцыферов хотел твердо удостовериться в том, что продукты у него не воруют, посторонние люди на кухню не заглядывают, в рот и в карманы ничего не суют. А кроме того, повара и поваренки, зная, что в данный момент за ними придирчиво наблюдает хозяин, были более усердны и старательны.
За черным столом сидел Анцыферов. Лицо его было скорбным, но приветливым. Всем своим видом он выражал готовность помочь правосудию всеми своими силами и возможностями.
— Садись, Паша, — сказал он, показывая на черный стул с никелированными подлокотниками. — Выпить хочешь?
— Если спрашиваешь, то нет.
— Виноват... Сейчас дам команду.
— Не надо, Леонард. У нас еще будет повод... Похоже, мы с тобой надолго породнились.
— Не понял? — Анцыферов вскинул брови так высоко, что даже рот его приоткрылся и выражение лица получилось изумленно-радостным, будто для него и в самом деле было большим счастьем видеться с Пафнутьевым ежедневно.
Пафнутьев сел в кресло, которое могло поворачиваться на мощной металлической штанге. И он, конечно же, не упустил такой возможности — повернулся вместе с креслом вокруг оси, внимательно осмотрев весь кабинет.
— А здесь не хуже, — наконец сказал он.
— Я тоже так думаю, — холодновато ответил Анцыферов — он не любил, когда ему напоминали о прежней деятельности. То ли считал, что много потерял, то ли был уверен в обратном — многовато приобрел, оказавшись во главе преуспевающего предприятия. — Слушаю тебя, Паша.
Пафнутьев сделал еще один оборот, задержался взглядом на мелькающих экранах, получив полное представление о том, что делается на улице, в ресторане, на кухне...
— Дорого обошлось? — спросил он, кивнув на экраны.
— Спонсоры помогли.
— А что, они еще живы?
— Мои живы, Паша, — улыбнулся Пафнутьев.
— Я не имел в виду твоих или чужих... Я хотел спросить... Разве еще существуют на белом свете спонсоры, меценаты, благодетели?
— Иногда я тоже в этом сомневаюсь.
— Ну, ладно, — вздохнул Пафнутьев, с сожалением оставляя приятную тему. — Когда это произошло? — он кивнул на экран, на котором у разбитых окон возились официанты, подбирая осколки стекол, подметая мусор, сгребая в кучи грязные скатерти.
— Примерно час назад... Около одиннадцати. Мы только успели открыться.
— Зал был пуст? — невинно спросил Пафнутьев, чувствуя, как сердце его легонько дрогнуло — вопрос был со вторым дном. Анцыферов подвоха не уловил, по простоте душевной полагая, что бестолковый разговор ни о чем и обо всем одновременно продолжается. Простоват все-таки был Анцыферов, простоват. Если раньше он упивался детскими пистолетами и железной дорогой, доводя до изнеможения собственного сына, то теперь забавлялся мелькающими экранчиками.
— Да, — кивнул Анцыферов. — Кроме этих посетителей, в зале никого и не было.
— А что, бывают и столь ранние посетители?
— Бывают, — снисходительно улыбнулся Анцыферов.
— Я понимаю, когда люди вечером спускают хорошие деньги — вино, женщины, впереди долгая ночь, полная музыки, шампанского, песен и плясок... Действительно, ничего не пожалеешь... Но утром, спозаранку и в такой дорогой ресторан... Как понимать?
— Есть люди, Паша, для которых деньги — не самое главное, — с горделивой назидательностью произнес Анцыферов, давая понять, что его клиенты денег не считают.
— Да? — удивился Пафнутьев. — Это сколько ж надо иметь денег, чтобы они перестали быть главным в жизни?
— Это зависит от многих причин... Воспитание, масштаб личности, цели, которые человек ставит перед собой, — Анцыферов все еще трепался бездумно и легковесно.
— А эти... Которые с самого утра завалились?
— Да я их толком и не видел, — спохватился Анцыферов, но было поздно — он уже признался в том, что знает этих людей.
— Прости, Леонард, — Пафнутьев положил тяжелую ладонь на черную поверхность стола. — К тебе ранним утром...
— Да ну тебя, Паша! Какое раннее утро в двенадцатом часу?!
— Не надо меня перебивать, Леонард. А то я путаюсь, теряю мысль и могу показаться тебе Глупым... Даже глупее, чем всегда. Хотя это и трудно. Так вот, — Пафнутьев поднял ладонь, останавливая Анцыферова, который уже собрался было заверить гостя, что никогда глупым его не считал, и даже более того, всегда относился к нему как к человеку чрезвычайно способному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29