Улыбка киммерийца померкла. Тихо выругавшись, он степенно направился к лестнице.
Когда он достиг стола, за которым сидела девушка, метательный нож уже исчез. Он не обратил внимания на удивленные взгляды мужчин за соседними столами и сел напротив нее.
– Ты обещала мне восемь золотых, – были его первые слова.
Уголки рта Тамиры дернулись вверх.
– Так мало? Я получила сорок от княгини Зайеллы.
Конан вцепился в край стола так, что дерево заскрипело, протестуя. Сорок!
– Зарат из Кофе дал бы сотню, – пробормотал он, затем быстро продолжил, пока она не успела спросить, почему же ему в таком случае должны были дать лишь восемь. – Я хочу с тобой поговорить.
– А я с тобой, – сказала она. – Я не для того явилась в такое заведение и позволила тебе найти меня, чтобы…
– Позволила найти тебя! – взревел Конан. Посетитель за соседним столиком быстро поднялся и поспешил прочь.
– Конечно, позволила. – Лицо и голос ее были спокойны, но пальцы забарабанили снова. – Как могла я не заметить, что каждый нищий в Шадизаре и огромное число потаскух выспрашивают о том, где я?
– А ты думала, я тебя забуду? – саркастически спросил он.
Она продолжала так, будто он и не говорил:
– Ладно, но я этого не потерплю. Ты помешаешь моему… ты привлечешь к себе внимание моих родственников. Им не понравится то, что чужой следит за мной. Я привела тебя сюда, подальше от Пустыни, в надежде, что они не узнают о нашей встрече. Ты обнаружишь нож у себя в горле, киммериец. Но почему-то, сама не знаю почему, я этого не хотела бы.
Конан молча глядел на нее до тех пор, пока ее большие темные глаза не начали взволнованно моргать. Пальцы участили барабанную дробь.
– Значит, ты все-таки знаешь, из какой я страны.
– Дурак, я пытаюсь спасти тебе жизнь.
– О тебе заботятся дяди? – спросил он вдруг. – Наблюдают за тобой? Охраняют тебя?
– И ты сам узнаешь, насколько тщательно, если не оставишь меня в покое. Что ты так довольно улыбаешься?
– Просто теперь я знаю, что буду твоим первым мужчиной. – Голос его был спокоен, но все его мускулы напряглись.
Тамира, не веря своим ушам, молча открыла рот, а щеки ее залила алая краска. Вдруг с губ девушки сорвался крик, и в руке ее оказался метательный нож. Конан бросился со скамейки, когда рука ее взметнулась. За его спиной вскрикнул подмастерье и недоуменно уставился на кончик собственного носа, с которого тек красный ручеек и образовывал новые разводы на закапанной краской рубахе.
Конан осторожно поднялся на ноги. Тамира потрясала перед ним кулачками вне себя от ярости. По крайней мере, подумал он, у нее больше нет таких ножей. Иначе нож был бы уже выхвачен.
– Но ты должна меня просить, – сказал он, будто не был прерван. – Когда попросишь, мы будем в расчете за те восемь золотых, что ты украла у меня.
– Чтоб тебя Эрлик побрал! – задыхалась она. – Митра раздери твою душу! Подумать только, что я беспокоюсь… подумать, что мне… Да ты всего лишь олух! Надеюсь, что мои дяди действительно тебя поймают! Надеюсь, что городская охрана выставит твою голову на обозрение! Надеюсь… надеюсь… о-о!
Она вся тряслась от ярости.
– С нетерпением ожидаю наш первый поцелуй, – сказал Конан и увернулся от кружки, полетевшей ему в голову.
Спокойно повернувшись спиной к яростно кричащей девушке, он зашагал вверх по лестнице и вышел из таверны. Как только дверь за ним затворилась, его непринужденная манера тут же исчезла.
Он спешно искал Лаэту и улыбнулся, когда она появилась с протянутой ладонью.
До того как она успела сказать хотя бы слово, он бросил ей два серебряных.
– Будет еще, – сказал он. – Я хочу знать все о том, куда она ходит и с кем встречается. Тебе серебряный каждые десять дней и столько же твоим приятелям.
Золото Баратсеса исчезло быстро, подумал он, но если повезет, то как раз должно хватить.
Лаэта, открывшая рот, чтобы поторговаться, могла лишь молча кивнуть.
Конан довольно улыбнулся. Тамира попалась. После представления, разыгранного им, она думает, что он придурок и шут, намеревающийся соблазнить ее, чтобы расквитаться за прошлое. Он даже сомневался, помнила ли она свою оговорку. Она чуть было не сказала, что он может помешать ее следующему делу. Она замышляет кражу, и ей не нужен конкурент. Но на этот раз первым будет он, а пустой постамент обнаружит она.
Глава 4
Большинство заморских, аристократов, думала княжна Йондра, расхаживая по дворцовому саду, сожалели о том, что последним из Перашанидов была женщина. Аккуратно засучив рукав своего ярко-красного шелкового одеяния, она обмакнула пальцы в искрящиеся воды фонтана, обрамленного мрамором с серыми прожилками. Краем глаза она разглядывала человека, который стоял рядом с ней. Его красивое лицо и черные глаза излучали самоуверенность. Тяжелая золотая цепь, каждое звено которой было добыто усердием его семьи, висела поверх изящных складок цитриновой рубахи. Князь Амарид ничуть не сожалел о том, что она женщина. Это означало, что все богатство Перашанидов достанется ему вместе с ее рукой… Если ему только удастся заполучить ее руку.
– Погуляем еще, Ама, – сказала она и улыбнулась при виде его неудачной попытки скрыть гримасу, вызванную этим данным ею ласковым прозвищем. Она была уверена, что он примет улыбку на свой счет. Он не в состоянии думать иначе.
– Сад прелестен, – сказал он. – Но не так прелестен, как ты.
Вместо того чтобы взять предложенную ей руку, она пошла дальше по мощеной дорожке, вынуждая его торопиться, чтобы догнать ее.
В конце концов ей придется вступить в брак. Мысль эта вызвала вздох сожаления, но долг сделает то, что не удалось легионам претендентов на ее руку. Она не может позволить роду Перашанидов закончиться на ней. Еще один вздох сорвался с ее пухлых губ.
– В чем причина такой меланхолии, моя сладость? – бормотал Амарид ей в ухо. – Позволь мне испробовать твой медовый поцелуй, и я прогоню все твои печали.
Она ловко увернулась от его губ, но не стала ничем другим рушить его надежду. В отличие от большинства заморийских аристократок, она мало кому из мужчин позволяла даже поцеловать себя, не говоря уж о чем-то большем. Но даже если она и не могла сдержаться и не поиздеваться над напыщенностью Амарида, его не следует прогонять совсем.
По крайней мере, он достаточно высок, подумала она. Она никогда не позволяла себе задумываться над причиной того, почему она выше большинства мужчин в Заморе, но она уже давно решила, что муж должен быть выше нее. Амарид был выше на голову, но зато слишком хрупок. Она представила себе мужчину, которого бы хотела иметь мужем. Аристократического происхождения, конечно. Превосходный наездник, стрелок и охотник, разумеется. Телосложение? Выше Амарида примерно на голову. Шире в плечах, с широкой мощной грудью. Красивый, но более грубой красотой, чем ее спутник. Его глаза…
Вдруг она чуть не вскрикнула, когда узнала, чей образ она нарисовала себе. Она одела его как заморийского аристократа, но это был голубоглазый уличный бродяга, помешавший ее процессии, возвращавшейся с охоты. Лицо ее залилось краской. Голубые глаза! Варвар! Будто дымчато-серые огни вспыхнули ее собственные глаза. Как только могла она думать о том, чтобы позволить такому типу дотронуться до себя, даже не подозревая об этом! Митра! Тем хуже, что не подозревая!
– … И во время моей последней охоты, – говорил Амарид, – я убил действительно замечательного леопарда. Даже лучше, чем те, что попались тебе, я полагаю. Я бы с удовольствием поучил тебя тонкостям охоты, моя маленькая конфетка. Я…
Йондра скрежетала зубами, в то время как он восторженно продолжал. Однако он действительно охотник, притом знатного происхождения. Если он и дурак – а в этом она почти не сомневалась, – тем проще будет с ним справляться.
– Я знаю, зачем ты пришел, Ама, – сказала княжна.
– … когти величиной с… – Голос аристократа затих, и он недоуменно заморгал. – Знаешь?
Она не могла скрыть раздражения в голосе:
– Ты хочешь взять меня в жены. Ведь правда? Ну?
Она быстро направилась по саду к тиру. Амарид поколебался, затем побежал за княжной.
– Ты даже не представляешь, каким счастьем меня наполнила, сладчайшая. Сладчайшая? Иондра? Куда же ты… а?
Йондра отстранила руки, пытающиеся обнять ее, луком, снятым ею с позолоченной подставки, стоявшей на траве. Спокойно она надела на левую руку кожаную накладку, чтобы защитить кожу от тетивы. Еще один лук и вторая накладка, а также два черных лакированных колчана, полных стрел, висели на подставке.
– Ты должен… сравняться со мной, – сказала она, указав жестом на маленькую круглую мишень, сделанную из плотно переплетенной соломы, висящую на верху деревянной рамы высотой в три человеческих роста на расстоянии в сто шагов от них. Она намеревалась сказать, но в конце концов не решилась. В действительности она не верила, что кто-нибудь может превзойти ее – ни с луком, ни верхом. – Я не могу вступить в брак с человеком, который стреляет хуже меня.
Амарид поглядел на мишень, затем взял, самодовольно улыбаясь, второй лук.
– А почему так высоко? Не важно. Спорим, что побью тебя в этом. – Он рассмеялся, и смех этот напоминал ржание и никак не вязался с его внешностью. – Я выиграл, стреляя, много кошельков, но ты будешь самым лучшим моим призом.
Рот Йондры напрягся. Засучив свободные рукава, она положила стрелу и крикнула:
– Миней!
Лысеющий человек в короткой белой рубахе слуги вышел из кустов рядом с рамой и потянул за веревку, укрепленную рядом с мишенью. Тотчас мишень, не больше человеческой головы, начала скользить вниз по диагонали, раскачиваясь из стороны в сторону на длинном деревянном рычаге. Было ясно, что она должна будет двигаться, увеличивая скорость, до самой земли.
Иондра не поднимала своего лука до того, как мишень прошла половину первой диагонали. Затем быстрым движением она вскинула лук, натянула тетиву и выпустила стрелу. Стрела вонзилась в цель жестким ударом, не замедлив падения мишени. Но еще до этого в воздух взлетела уже вторая стрела, а за ней следовала третья. Когда соломенная мишень упала на землю, княжна опустила лук со вставленной, но не выпущенной стрелой. Это была седьмая. Шесть стрел с перьями украшали мишень.
– Рукава немного мешают, – сказала она огорченно. – В твоей рубахе можно выпустить больше шести. Дай мне только надеть охотничий костюм… Тебе плохо, Ама?
Лук Амарида болтался в расслабленной руке. Аристократ глядел, побледнев, на мишень. Когда он повернулся к княжне, бледность сменила густая краска. Он с трудом выговорил:
– Я слышал, что тебе доставляет удовольствие превосходить мужчин, но я не думал, что ты заявишь, что готова вступить в брак лишь для того, чтобы втянуть меня в… это! – Он выплюнул последнее слово и швырнул лук в сторону простреленной мишени. – Какой бритунийской ведьмовщиной ты воспользовалась, чтобы заколдовать свои стрелы?
Руки ее дрожали от гнева, когда она подняла лук, положила стрелу и натянула тетиву, но она заставила их успокоиться.
– Убирайся! – сказала княжна сурово.
Разинув рот, смуглый аристократ глядел на стрелу, нацеленную ему в лицо. Он резко развернулся и побежал, прыгая из стороны в сторону, ссутулясь, пытаясь увернуться от ее стрел и одновременно готовясь принять выстрел в спину.
Она проследила за каждым его прыжком и скачком, по-прежнему нацелив стрелу на него, пока он не скрылся в кустах. Лишь тогда она сделала выдох и ослабила тетиву. Мысли, которые она приучалась к себе не допускать, нахлынули снова.
Князь Карентид, ее отец, бы генералом заморийской армии, а также и последним представителем древнего рода. Ведя кампанию на границе Бритунии, он выбрал себе пленницу, Камардику, высокую и сероглазую, которая утверждала, что она жрица. В этой связи не было ничего необычного, ибо заморийские солдаты часто забавлялись с пленными бритунийскими женщинами и в Заморе несть числа рабыням из Бритунии, но Карентид взял пленницу замуж. Взял замуж и тем самым подвергся остракизму.
Йондра помнила его тело – его и… той женщины, – лежащее в гробу, после того как лихорадка унесла столько жизней в городе, не пощадив ни аристократа, ни нищего. Йондру растили, обучали и охраняли так, как и полагается наследнице несметных богатств и представительнице древнего аристократического рода. Однако ее рост и проклятые серые глаза… И она слышала, как люди шепчут. Полукровка. Дикарка. Бритунийка. Она слышала это, пока ее искусство стрельбы, ее вспыльчивость и отсутствие страха перед последствиями не прекратили этот шепот там, где она могла его слышать. Она была княжна Йондра из дома Перашанидов, дочь генерала, князя Карентида, последняя из рода, не уступающего в знатности роду самого царя Тиридата, и никому не было позволено упоминать что-либо еще.
– Он ни разу бы не попал, моя госпожа, – произнес тихо голос у ее локтя.
Йондра взглянула на лысеющего слугу, на его озабоченное морщинистое лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28