— Корецкий взмахнул сучковатой палкой и ударил дядюшку Ван Фу.
Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его пальцами сочилась кровь. Подбежав к дядюшке Ван Фу и обняв его, Сун, не помня себя, выкрикнул:
— Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не будем на вас работать, давайте расчет!
— Вон! — захрипел Корецкий.
В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из них — щуплый, в очках, второй — широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами.
Игорь что-то сказал им, и они втроем стали выталкивать Суна из кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся, крича, что он сам уйдет, пусть только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были неравные. Игорь и его два приятеля выволокли Суна через черный ход на двор, а оттуда на улицу.
В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой поварской колпак. Корецкий снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами. Вот они покатились по ковру ко второму столику из полированного черного дерева. Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились, и на пол упала и разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза.
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
Никогда Левке так не везло, как сегодня. Утром он поймал больше всех бычков и такую огромную камбалу, что она не умещалась в ведре. К зависти всех мальчишек с Голубиной пади, Левка нес камбалу за жабры так, что хвост ее волочился по мостовой. Отдав матери рыбу, Левка побежал в бухту купаться, и тут его ждала новая удача. Когда стали «доставать дно», Левка нырнул с открытыми глазами и заметил, как на желтом песке что-то блеснуло. Нырнув во второй раз, он достал складной ножик с перламутровой ручкой. Ножик Левка отдал Коле Воробьеву в обмен на книгу рассказов Горького.
С книгой за поясом Левка понес обед отцу. Левка любил ходить к отцу в порт, где к причалам швартовались торговые суда всех стран мира. При случае он вместе с артелью мальчишек насыпал в глубоких, как колодцы, трюмах соль в большие джутовые мешки или выгружал фрукты. И тогда рассказывал своим друзьям все, что узнал в гимназии и из книг о стране, из которой пришел корабль. Все мальчишки из Левкиной артели знали, что ананасы растут на Цейлоне, ваниль и перец — в Индонезии, круглые, как мячик, груши — в Японии и Китае, а хрупкие рожки — в Аравии.
Еще в городе Левка увидел знакомый хобот крана, высоко поднимавшийся над крышами портовых зданий и мачтами кораблей. Мальчик уверенно пробирался к десятому причалу, где стоял французский пароход, с которого краном снимали паровые котлы. Один котел висел над водой, медленно покачиваясь на тоненькой паутинке троса.
«Баржу, наверное, ждут», — решил Левка, останавливаясь у плотной людской стены: это были грузчики.
Левка увидел впереди себя непомерно широкую спину. Это был известный всему городу грузчик-силач Гриша Полторы бродяги. Левка схватил его за руку:
— Гриша, по какому случаю митинг?
— Погоди, Остряков говорит.
Левка прислушался и с трудом узнал отца.
«Дома у папки голос совсем другой», — подумал он.
Голос оратора захлестнула волна криков и рукоплесканий, Гриша Полторы бродяги так оглушительно бил в ладоши, что у Левки закололо в ушах. Когда аплодисменты утихли, грузчик нагнул к Левке бородатое лицо и добродушно стал рассказывать:
— Стало быть, сначала выступал француз через переводчика. Он говорил, что на вас, на нас, стало быть, все буржуи поднимаются. Но, дескать, рабочий класс сильней и что французские рабочие не будут воевать против Советов. Ну, а потом Остряков стал отвечать. У всех рабочих, говорит, один путь…
Левка, не дослушав, юркнул под руку грузчика и побежал к сходням крана.
Иван Лукич, взволнованный выступлением на митинге, едва притронулся к обеду.
— Для кого я рыбу сегодня ловил? — сказал Левка, по-отцовски хмуря брови.
— А много поймал? — улыбнулся отец.
Левка рассказал, какой удачной была у него сегодня «рыбалка», и показал книжку Горького.
— Хорошая книга, — похвалил отец и, погладив сына по голове, ушел в машинное отделение.
Левка отправился домой. У портовых мастерских он заметил группу ребят. Это были ученики слесарей, чистильщики котлов, масленщики с портовых буксиров. Среди них стоял паренек в полосатой тельняшке. В руках он держал толстую конторскую книгу.
— Кто это? О чем он? — спросил Левка мальчика в лохмотьях, покрытых жирной котельной сажей.
— Соловьев из комитета. Про Союз молодежи рассказывает. Сейчас записывать будет.
— Теперь вам, ребята, понятно, для чего наш союз? — громко сказал Соловьев.
— Понятно: чтобы на смену большевикам расти и против буржуев! — крикнул Левкин сосед.
— Правильно парень понимает! — поддакнул кто-то.
Соловьев раскрыл толстую конторскую книгу и сказал:
— Ну, ребята, подходи по очереди.
— И мне можно записаться? — спросил Левка у мальчика в лохмотьях.
— А ты не буржуй? — мальчик подозрительно поглядел на Левкину чистую рубаху и штаны с аккуратной заплаткой на левом колене.
— Что ты! Мой отец механиком на кране работает.
— А чего ж ты как в праздник нарядился? Ну уж ладно, только без очереди не лезь. Тебе шляться, а мне котел надо сегодня закончить.
Левка присоединился к очереди и стал наблюдать, как Соловьев, часто слюнявя карандаш, с большими усилиями выводил крупные буквы.
— Так он нас к вечеру не запишет, — сказал Левка соседу.
— А если ты такой грамотный, пойди и подсоби.
Левка подошел к Соловьеву.
— Давайте я буду писать.
— Можешь? — обрадовался Соловьев.
— Могу.
— Ну, бери карандаш. Да смотри, фамилию, имя и отчество пиши там, где «кому и за что уплачено», а год рождения там, где «сумма».
Очередь начала быстро сокращаться. Последним подошел мальчик в лохмотьях — чистильщик котлов.
— Пиши: Иннокентий Пушкарев.
Левка записал, захлопнул книгу и протянул ее Соловьеву:
— Вот и все!
— Передай ребятам, чтобы своего старшего выбрали, а как насчет остальной работы, я потом все расскажу, — сказал Соловьев Кешке Пушкареву.
— Будьте спокойны, выберем, — важно ответил тот.
Левка пошел провожать Соловьева.
Соловьев очень спешил. Он чуть не бегом поднимался к Светланской улице и с видимым удовольствием делился своими успехами:
— У меня, братец мой, вот здесь, — он похлопал ладонью по книге, — чуть не целая дивизия. Это, братец, сила! Хватит вам собак гонять по улицам!
— А что мы будем делать?
— Что делать? Дел, братишка, у нас целый воз и маленькая тележка. — Соловьев шагов десять прошел молча, а затем откровенно признался: — Я и сам еще не знаю, что вы на первых порах делать будете. Но знаю, что ваша ребячья организация почище, чем у скаутов, будет. Думаю я, нужно вам будет помогать большевикам революцию закруглять, а потом коммунизм строить! Как, подходяще?
Левка с восторгом глядел на Соловьева.
Они вышли на Светланскую улицу. К остановке подходил трамвай.
— Такие, брат, дела. Ну, бывай здоров! — Соловьев хлопнул Левку по плечу и помчался к трамваю.
Когда Соловьев вскочил на подножку, Левка вдруг вспомнил, что забыл главное.
— Постойте! Постойте! Товарищ Соловьев! — закричал Левка, бросаясь вслед за трамваем. — Забыл себя записать! Запишите!..
Трамвай набирал скорость. Звон и грохот заглушили ответ Соловьева. Левка разобрал только одно слово: «порт».
«Придется завтра опять в порт идти», — решил Левка и направился к дому, размахивая узелком с дребезжащей посудой.
Левка свернул на Невельскую. Впереди пара монгольских лошадок тянула арбу с бочкой, из которой плескалась вода. Улица была так крута, что лошади не могли прямо подняться по ней и шли зигзагами от одной стороны тротуара к другой. Китаец-водовоз шел позади, изредка пощелкивая кнутом.
Перегнав лошадок, Левка раскрыл книгу и стал читать о бесстрашном Данко. Рассказ настолько захватил его, что он чуть было не наскочил на мальчиков, стоявших посреди дороги. Левка хотел обойти их, но его взгляд встретился с глазами, полными гнева и слез. Левка узнал Суна, который ежедневно привозил в экипаже в гимназию Игоря Корецкого.
Здесь же стоял Игорь Корецкий и еще два скаута: один — незнакомый Левке, щуплый, в очках, другой — лопоухий Гольденштедт. Корецкий держал Суна за ворот рубахи.
— Проходи, что стал! — сказал Корецкий Левке и так рванул Суна к себе, что у того затрещал ворот рубахи.
Левка спрятал книгу за пояс и усмехнулся:
— Трое на одного, сразу видно, что скауты.
— Ты еще поговори! И тебе то же будет! — сказал Гольденштедт, не поворачивая головы.
Левка презрительно посмотрел на его толстую шею и оттопыренные уши и решительно оттолкнул скаута от Суна.
Гольденштедт чуть не упал, запнувшись за булыжник.
— Тебя, наверное, давно не били? — сказал он, подходя к Левке и подмигивая Корецкому. — Дай ему, Игорь, а не то я за него возьмусь.
— Сейчас я его отшлифую, — сказал Игорь, — у меня с ним старые счеты. — Состроив свирепую гримасу, пригнувшись, Корецкий занес руку. — Я сейчас разделаюсь с тобой, как повар с картошкой.
Левка молчал, оценивая силы врага.
Корецкого Левка знал как труса. Скаут в очках, по его мнению, тоже немногого стоил. Всех сильнее и опасней был лопоухий. Сун следил за своим спасителем, готовый кинуться ему на помощь.
Левка применил хитрый маневр. Он сделал вид, что хочет напасть на лопоухого, а когда тот подался назад, быстро обернулся и ударил Корецкого. Затем он бросился на лопоухого и нанес ему головой в живот такой удар, что тот упал на мостовую. Сун обезвредил третьего противника, ловко сбив с его носа очки. Скаут опустился на четвереньки и в поисках очков стал шарить по пыльной мостовой.
Левка опять было кинулся на Корецкого, но Сун крикнул:
— Еще бегут!
От Светланской к скаутам шла подмога.
— За мной! — Левка увернулся от удара лопоухого и припустился бежать.
Сун не отставал. Сердце Левки наполнилось радостью победы. Левку не огорчало отступление: ведь врагу в этом коротком бою был нанесен сокрушительный удар, да и теперь противник терпел поражение в беге на длинную дистанцию.
…Погоня осталась далеко позади.
Возбужденные, запыхавшиеся, Левка и Сун сидели на крутом склоне Орлиного гнезда. Сопка господствовала над городом. Аккуратные квадратики кварталов, опушенные зеленью, сбегали по склонам сопок к берегам бухты Золотой Рог и Амурскому заливу.
Левка показал вниз на бухту, похожую на кусок голубого неба. Там среди маленьких, как мошки, китайских лодок — юли-юли, громоздких торговых судов, хищно вытянутых эсминцев, что застыли на рейде рядом с большим серым утюгом — тяжелым японским крейсером, двигался за маленьким челноком квадрат с длинным хоботом.
— На этом кране мой отец работает. Его «Орел» на буксире тянет. А на «Орле» мой дедушка ходит, — с гордостью сказал Суну Левка и спросил: — А твой отец где работает?
Сун покачал головой:
— У меня нет отца.
— Умер?
— Да.
— А мама?
Сун опустил голову.
— Дела… — сказал Левка. — Что же ты, один живешь?
— У Корецких я живу… Худо живу… — Сун побледнел и, покачнувшись, чуть не скатился вниз.
Левка поддержал его:
— Ты что, заболел?
— Нет. Устал…
Левка стал торопливо развязывать узелок. В узелке была чашка с остатками жареной рыбы и кусок черного хлеба.
— Ешь! Сам ловил. Это, наверное, у тебя от голода голова кружится.
— Я, правда, есть не хочу. У меня голова болит, они меня били по голове.
— Поешь, и пройдет. Ну, пожалуйста!
— Тебя как звать? — спросил Сун, принимая чашку.
— Левка.
— Спасибо, Левка! Только ты тоже кушай.
— Я-то? Я, брат, сыт. Смотреть даже не могу на нее, — соврал Левка, хотя сильно проголодался. — Ну, разве за компанию. — Левка взял самую маленькую жареную рыбку, отщипнул от ломтя немного хлеба, а остальное отдал Суну.
Сун съел все до капельки и начисто вытер мякишем чашку.
— Ты, что же, опять к ним пойдешь? — спросил Левка, завязывая чашку в платок.
Глаза Суна сверкнули.
— Нет! Я никогда больше не пойду к ним. Они шибко плохие люди, — взволнованно заговорил он, дополняя слова быстрыми жестами. — Я год у них работал. Все делал. Солнца еще нет — Сун встает. Солнце давно спит — Сун еще работает. А сегодня этот хунхуз…
— Игорь, что ли?
— Да. Он хотел украсть деньги у своего отца и разбил вазу, а сказал: «Сун разбил». Я сказал: «Это он разбил!» Дядюшка Ван Фу тоже говорит: «Неправда, Сун не бил вазу!» Хозяин ударил дядюшку. Игорь и эти еще двое стали меня выгонять… Бить… Мы бы и так ушли с дядюшкой Ван Фу, если бы они отдали наши деньги. Мы совсем ничего не получали.
— Где же твой дядюшка?
— Нет, он не мой дядюшка! Я просто его так зову. Он очень хороший. Это его хозяин палкой ударил.
— Ну, а он стерпел?
— Нет! Я видел, как они с хозяином дрались…
— Жалко, мало мы им дали! Но ничего, мы еще с ними встретимся! А теперь пошли к нам домой! А завтра пойдем в порт. Я там знаю одного товарища из молодежного союза, он тебе поможет рассчитаться с этими буржуями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его пальцами сочилась кровь. Подбежав к дядюшке Ван Фу и обняв его, Сун, не помня себя, выкрикнул:
— Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не будем на вас работать, давайте расчет!
— Вон! — захрипел Корецкий.
В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из них — щуплый, в очках, второй — широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами.
Игорь что-то сказал им, и они втроем стали выталкивать Суна из кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся, крича, что он сам уйдет, пусть только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были неравные. Игорь и его два приятеля выволокли Суна через черный ход на двор, а оттуда на улицу.
В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой поварской колпак. Корецкий снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами. Вот они покатились по ковру ко второму столику из полированного черного дерева. Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились, и на пол упала и разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза.
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
Никогда Левке так не везло, как сегодня. Утром он поймал больше всех бычков и такую огромную камбалу, что она не умещалась в ведре. К зависти всех мальчишек с Голубиной пади, Левка нес камбалу за жабры так, что хвост ее волочился по мостовой. Отдав матери рыбу, Левка побежал в бухту купаться, и тут его ждала новая удача. Когда стали «доставать дно», Левка нырнул с открытыми глазами и заметил, как на желтом песке что-то блеснуло. Нырнув во второй раз, он достал складной ножик с перламутровой ручкой. Ножик Левка отдал Коле Воробьеву в обмен на книгу рассказов Горького.
С книгой за поясом Левка понес обед отцу. Левка любил ходить к отцу в порт, где к причалам швартовались торговые суда всех стран мира. При случае он вместе с артелью мальчишек насыпал в глубоких, как колодцы, трюмах соль в большие джутовые мешки или выгружал фрукты. И тогда рассказывал своим друзьям все, что узнал в гимназии и из книг о стране, из которой пришел корабль. Все мальчишки из Левкиной артели знали, что ананасы растут на Цейлоне, ваниль и перец — в Индонезии, круглые, как мячик, груши — в Японии и Китае, а хрупкие рожки — в Аравии.
Еще в городе Левка увидел знакомый хобот крана, высоко поднимавшийся над крышами портовых зданий и мачтами кораблей. Мальчик уверенно пробирался к десятому причалу, где стоял французский пароход, с которого краном снимали паровые котлы. Один котел висел над водой, медленно покачиваясь на тоненькой паутинке троса.
«Баржу, наверное, ждут», — решил Левка, останавливаясь у плотной людской стены: это были грузчики.
Левка увидел впереди себя непомерно широкую спину. Это был известный всему городу грузчик-силач Гриша Полторы бродяги. Левка схватил его за руку:
— Гриша, по какому случаю митинг?
— Погоди, Остряков говорит.
Левка прислушался и с трудом узнал отца.
«Дома у папки голос совсем другой», — подумал он.
Голос оратора захлестнула волна криков и рукоплесканий, Гриша Полторы бродяги так оглушительно бил в ладоши, что у Левки закололо в ушах. Когда аплодисменты утихли, грузчик нагнул к Левке бородатое лицо и добродушно стал рассказывать:
— Стало быть, сначала выступал француз через переводчика. Он говорил, что на вас, на нас, стало быть, все буржуи поднимаются. Но, дескать, рабочий класс сильней и что французские рабочие не будут воевать против Советов. Ну, а потом Остряков стал отвечать. У всех рабочих, говорит, один путь…
Левка, не дослушав, юркнул под руку грузчика и побежал к сходням крана.
Иван Лукич, взволнованный выступлением на митинге, едва притронулся к обеду.
— Для кого я рыбу сегодня ловил? — сказал Левка, по-отцовски хмуря брови.
— А много поймал? — улыбнулся отец.
Левка рассказал, какой удачной была у него сегодня «рыбалка», и показал книжку Горького.
— Хорошая книга, — похвалил отец и, погладив сына по голове, ушел в машинное отделение.
Левка отправился домой. У портовых мастерских он заметил группу ребят. Это были ученики слесарей, чистильщики котлов, масленщики с портовых буксиров. Среди них стоял паренек в полосатой тельняшке. В руках он держал толстую конторскую книгу.
— Кто это? О чем он? — спросил Левка мальчика в лохмотьях, покрытых жирной котельной сажей.
— Соловьев из комитета. Про Союз молодежи рассказывает. Сейчас записывать будет.
— Теперь вам, ребята, понятно, для чего наш союз? — громко сказал Соловьев.
— Понятно: чтобы на смену большевикам расти и против буржуев! — крикнул Левкин сосед.
— Правильно парень понимает! — поддакнул кто-то.
Соловьев раскрыл толстую конторскую книгу и сказал:
— Ну, ребята, подходи по очереди.
— И мне можно записаться? — спросил Левка у мальчика в лохмотьях.
— А ты не буржуй? — мальчик подозрительно поглядел на Левкину чистую рубаху и штаны с аккуратной заплаткой на левом колене.
— Что ты! Мой отец механиком на кране работает.
— А чего ж ты как в праздник нарядился? Ну уж ладно, только без очереди не лезь. Тебе шляться, а мне котел надо сегодня закончить.
Левка присоединился к очереди и стал наблюдать, как Соловьев, часто слюнявя карандаш, с большими усилиями выводил крупные буквы.
— Так он нас к вечеру не запишет, — сказал Левка соседу.
— А если ты такой грамотный, пойди и подсоби.
Левка подошел к Соловьеву.
— Давайте я буду писать.
— Можешь? — обрадовался Соловьев.
— Могу.
— Ну, бери карандаш. Да смотри, фамилию, имя и отчество пиши там, где «кому и за что уплачено», а год рождения там, где «сумма».
Очередь начала быстро сокращаться. Последним подошел мальчик в лохмотьях — чистильщик котлов.
— Пиши: Иннокентий Пушкарев.
Левка записал, захлопнул книгу и протянул ее Соловьеву:
— Вот и все!
— Передай ребятам, чтобы своего старшего выбрали, а как насчет остальной работы, я потом все расскажу, — сказал Соловьев Кешке Пушкареву.
— Будьте спокойны, выберем, — важно ответил тот.
Левка пошел провожать Соловьева.
Соловьев очень спешил. Он чуть не бегом поднимался к Светланской улице и с видимым удовольствием делился своими успехами:
— У меня, братец мой, вот здесь, — он похлопал ладонью по книге, — чуть не целая дивизия. Это, братец, сила! Хватит вам собак гонять по улицам!
— А что мы будем делать?
— Что делать? Дел, братишка, у нас целый воз и маленькая тележка. — Соловьев шагов десять прошел молча, а затем откровенно признался: — Я и сам еще не знаю, что вы на первых порах делать будете. Но знаю, что ваша ребячья организация почище, чем у скаутов, будет. Думаю я, нужно вам будет помогать большевикам революцию закруглять, а потом коммунизм строить! Как, подходяще?
Левка с восторгом глядел на Соловьева.
Они вышли на Светланскую улицу. К остановке подходил трамвай.
— Такие, брат, дела. Ну, бывай здоров! — Соловьев хлопнул Левку по плечу и помчался к трамваю.
Когда Соловьев вскочил на подножку, Левка вдруг вспомнил, что забыл главное.
— Постойте! Постойте! Товарищ Соловьев! — закричал Левка, бросаясь вслед за трамваем. — Забыл себя записать! Запишите!..
Трамвай набирал скорость. Звон и грохот заглушили ответ Соловьева. Левка разобрал только одно слово: «порт».
«Придется завтра опять в порт идти», — решил Левка и направился к дому, размахивая узелком с дребезжащей посудой.
Левка свернул на Невельскую. Впереди пара монгольских лошадок тянула арбу с бочкой, из которой плескалась вода. Улица была так крута, что лошади не могли прямо подняться по ней и шли зигзагами от одной стороны тротуара к другой. Китаец-водовоз шел позади, изредка пощелкивая кнутом.
Перегнав лошадок, Левка раскрыл книгу и стал читать о бесстрашном Данко. Рассказ настолько захватил его, что он чуть было не наскочил на мальчиков, стоявших посреди дороги. Левка хотел обойти их, но его взгляд встретился с глазами, полными гнева и слез. Левка узнал Суна, который ежедневно привозил в экипаже в гимназию Игоря Корецкого.
Здесь же стоял Игорь Корецкий и еще два скаута: один — незнакомый Левке, щуплый, в очках, другой — лопоухий Гольденштедт. Корецкий держал Суна за ворот рубахи.
— Проходи, что стал! — сказал Корецкий Левке и так рванул Суна к себе, что у того затрещал ворот рубахи.
Левка спрятал книгу за пояс и усмехнулся:
— Трое на одного, сразу видно, что скауты.
— Ты еще поговори! И тебе то же будет! — сказал Гольденштедт, не поворачивая головы.
Левка презрительно посмотрел на его толстую шею и оттопыренные уши и решительно оттолкнул скаута от Суна.
Гольденштедт чуть не упал, запнувшись за булыжник.
— Тебя, наверное, давно не били? — сказал он, подходя к Левке и подмигивая Корецкому. — Дай ему, Игорь, а не то я за него возьмусь.
— Сейчас я его отшлифую, — сказал Игорь, — у меня с ним старые счеты. — Состроив свирепую гримасу, пригнувшись, Корецкий занес руку. — Я сейчас разделаюсь с тобой, как повар с картошкой.
Левка молчал, оценивая силы врага.
Корецкого Левка знал как труса. Скаут в очках, по его мнению, тоже немногого стоил. Всех сильнее и опасней был лопоухий. Сун следил за своим спасителем, готовый кинуться ему на помощь.
Левка применил хитрый маневр. Он сделал вид, что хочет напасть на лопоухого, а когда тот подался назад, быстро обернулся и ударил Корецкого. Затем он бросился на лопоухого и нанес ему головой в живот такой удар, что тот упал на мостовую. Сун обезвредил третьего противника, ловко сбив с его носа очки. Скаут опустился на четвереньки и в поисках очков стал шарить по пыльной мостовой.
Левка опять было кинулся на Корецкого, но Сун крикнул:
— Еще бегут!
От Светланской к скаутам шла подмога.
— За мной! — Левка увернулся от удара лопоухого и припустился бежать.
Сун не отставал. Сердце Левки наполнилось радостью победы. Левку не огорчало отступление: ведь врагу в этом коротком бою был нанесен сокрушительный удар, да и теперь противник терпел поражение в беге на длинную дистанцию.
…Погоня осталась далеко позади.
Возбужденные, запыхавшиеся, Левка и Сун сидели на крутом склоне Орлиного гнезда. Сопка господствовала над городом. Аккуратные квадратики кварталов, опушенные зеленью, сбегали по склонам сопок к берегам бухты Золотой Рог и Амурскому заливу.
Левка показал вниз на бухту, похожую на кусок голубого неба. Там среди маленьких, как мошки, китайских лодок — юли-юли, громоздких торговых судов, хищно вытянутых эсминцев, что застыли на рейде рядом с большим серым утюгом — тяжелым японским крейсером, двигался за маленьким челноком квадрат с длинным хоботом.
— На этом кране мой отец работает. Его «Орел» на буксире тянет. А на «Орле» мой дедушка ходит, — с гордостью сказал Суну Левка и спросил: — А твой отец где работает?
Сун покачал головой:
— У меня нет отца.
— Умер?
— Да.
— А мама?
Сун опустил голову.
— Дела… — сказал Левка. — Что же ты, один живешь?
— У Корецких я живу… Худо живу… — Сун побледнел и, покачнувшись, чуть не скатился вниз.
Левка поддержал его:
— Ты что, заболел?
— Нет. Устал…
Левка стал торопливо развязывать узелок. В узелке была чашка с остатками жареной рыбы и кусок черного хлеба.
— Ешь! Сам ловил. Это, наверное, у тебя от голода голова кружится.
— Я, правда, есть не хочу. У меня голова болит, они меня били по голове.
— Поешь, и пройдет. Ну, пожалуйста!
— Тебя как звать? — спросил Сун, принимая чашку.
— Левка.
— Спасибо, Левка! Только ты тоже кушай.
— Я-то? Я, брат, сыт. Смотреть даже не могу на нее, — соврал Левка, хотя сильно проголодался. — Ну, разве за компанию. — Левка взял самую маленькую жареную рыбку, отщипнул от ломтя немного хлеба, а остальное отдал Суну.
Сун съел все до капельки и начисто вытер мякишем чашку.
— Ты, что же, опять к ним пойдешь? — спросил Левка, завязывая чашку в платок.
Глаза Суна сверкнули.
— Нет! Я никогда больше не пойду к ним. Они шибко плохие люди, — взволнованно заговорил он, дополняя слова быстрыми жестами. — Я год у них работал. Все делал. Солнца еще нет — Сун встает. Солнце давно спит — Сун еще работает. А сегодня этот хунхуз…
— Игорь, что ли?
— Да. Он хотел украсть деньги у своего отца и разбил вазу, а сказал: «Сун разбил». Я сказал: «Это он разбил!» Дядюшка Ван Фу тоже говорит: «Неправда, Сун не бил вазу!» Хозяин ударил дядюшку. Игорь и эти еще двое стали меня выгонять… Бить… Мы бы и так ушли с дядюшкой Ван Фу, если бы они отдали наши деньги. Мы совсем ничего не получали.
— Где же твой дядюшка?
— Нет, он не мой дядюшка! Я просто его так зову. Он очень хороший. Это его хозяин палкой ударил.
— Ну, а он стерпел?
— Нет! Я видел, как они с хозяином дрались…
— Жалко, мало мы им дали! Но ничего, мы еще с ними встретимся! А теперь пошли к нам домой! А завтра пойдем в порт. Я там знаю одного товарища из молодежного союза, он тебе поможет рассчитаться с этими буржуями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29