— Он сказал именно так?
— Ты скоро все узнаешь, малышка. Это его точные слона. Он выглядел очень довольным.
— Странно.
Минуту они сидели молча, потом Колльберг встряхнулся, взял со стола открытую книгу и спросил:
— Ты понимаешь эти комментарии?
Оса Турелль встала, обошла вокруг стола и, наклонившись над книгой, чтобы заглянуть туда, положила руку на плечо Колльбергу.
— Вендел и Свенсон пишут, что эротический убийца часто является импотентом и совершает насилие для того, чтобы получить желанное удовлетворение. А Оке написал на полях «и наоборот». — Колльберг пожал плечами и сказал: — Ага, он, вероятно, имел в виду, что эротический убийца может также быть легко возбудим сексуально.
Оса мгновенно убрала руку, и Колльберг, к своему удивлению, заметил, что она снова покраснела.
— Нет, он не это имел в виду, — сказала она.
— Что же, в таком случае?
— Совершенно противоположную ситуацию: женщина, другими словами, жертва, может заплатить своей жизнью за то, что она чрезмерно возбудима.
— Откуда тебе это известно?
— Мы с ним однажды разговаривали на эту тему. В связи с тем, что вы расследовали тогда убийство молодой американки на Гёта-канале.
— Ее звали Розанна, — сказал Колльберг. — Однако тогда у него еще не было этой книги. Помню, я обнаружил ее, когда наводил порядок в ящиках моего письменного стола. Когда мы переезжали из Кристинеберга. Это было намного позднее.
— Но другие его пометки, — сказала Оса, — совершенно логичны.
— Да. Тебе не попадался случайно какой-нибудь блокнот или календарь, куда он записывал свои дела?
— А при себе у него не оказалось блокнота?
— Да. Мы просмотрели его. Там не было ничего интересного.
— Я обыскала всю квартиру.
— Что-нибудь нашла?
— Абсолютно ничего. Он ничего не прятал. И был очень аккуратным. У него, естественно, имелся еще один блокнот. Вон он лежит на письменном столе.
Колльберг взял блокнот. Такой же, какой нашли в кармане Стенстрёма.
— В этом блокноте почти ничего нет, — сказала Оса. Она стащила носок с одной ноги и почесала пятку.
Стопа у нее была узкая, с крутым подъемом и длинными прямыми пальцами. Колльберг поглядел на ногу, а затем перелистал блокнот Она была права. Там почти ничего не было. На первой странице анкетные данные того бедолаги по фамилии Биргерсон, который убил свою жену.
На второй странице вверху было только одно слово: «Моррис».
Оса Турелль заглянула в блокнотик и пожала плечами.
— Это название автомобиля, — сказала она.
— Или, скорее, фамилия агента в Нью-Йорке.
Оса, стоя у стола, смотрела на фотографии. Внезапно она ударила кулаком по столу и очень громко сказала:
— Ах, если бы у меня был ребенок! — Понизив голос, она добавила: — Он всегда говорил, что у нас еще есть время. Что мы должны подождать, когда он получит повышение.
Колльберг медленно направился в сторону прихожей.
— Есть время, — пробормотала она, а потом спросила: — Что со мной будет?
Он повернулся к ней и сказал:
— Так нельзя. Оса. Пойдем.
Она быстро повернулась к нему, с блеском ненависти и глазах.
— Пойдем? Куда? Ну, конечно же, в постель.
Колльберг смотрел на нее.
Девяносто девять мужчин из ста видели бы худенькую бледную девушку, едва держащуюся на ногах; они видели бы заморенное тело, тонкие, потемневшие от никотина пальцы и осунувшееся лицо. Они видели бы непричесанную девушку в мешковатой одежде, на одной ноге у которой был шерстяной носок, номера на два больше, чем нужно.
Леннарт Колльберг видел физически и психически закомплексованную женщину с горящим взглядом и многообещающими ямочками под мышками, интересную, привлекательную, женщину, с которой стоит познакомиться поближе.
Увидел ли все это Стенстрём или он тоже оказался одним из девяноста девяти, и ему просто-напросто невероятно повезло?
— Я не это имел в виду, — сказал Колльберг. — Пойдем к нам домой. Места у нас хватит. Ты уже достаточно долго была одна.
В автомобиле Оса расплакалась.
XXII
Дул пронизывающий ветер, когда Нордин вышел со станции метро на углу Свеавеген и Родмансгатан. Подгоняемый ветром в спину, он быстро пересек Свеавеген и, свернув на Тегнергатан, где не так сильно дуло, и замедлил шаг. В двадцати метрах от угла находилось кафе. Нордин остановился перед витриной и заглянул внутрь.
Стоящая за стойкой рыжеволосая женщина в фисташково-зеленом жакете разговаривала по телефону. Кроме нее, в заведении никого не было.
Нордин пошел дальше, пересек Лунтмакаргатан и остановился, чтобы посмотреть на картину, написанную масляными красками, которая висела над застекленной дверью антикварного магазина. Когда он размышлял над тем, что хотел изобразить на картине ее творец — двух лосей или лося и северного оленя, — у него за спиной раздался голос:
— Aber Mensch, bist du doch ganz verr?ckt?
Нордин обернулся и увидел двух мужчин, переходящих через проезжую часть. Еще до того, как они оказались на противоположном тротуаре, он углядел нужную ему кондитерскую. Когда он туда вошел, двое мужчин спускались по винтовой лестнице, находящейся за баром. Он пошел за ними.
Заведение заполняли молодежь, оглушительная музыка и шум голосов. Нордин огляделся в поисках свободного столика, но мест, очевидно, не было. Он немного поразмышлял, стоит ли снять плащ и шляпу, но решил не рисковать. В Стокгольме никому нельзя доверять, в этом он был свято убежден.
Он занялся осмотром гостей женского пола. Блондинок в зале было много, но ни у одной из них внешность не соответствовала описанию Белокурой Малин.
Здесь преобладал немецкий язык. Свободный стул был рядом с худощавой брюнеткой, похожей по внешнему виду на шведку. Нордин расстегнул плащ, сел, положил шляпу на колени и подумал, что благодаря охотничьей шляпе с пером и шерстяному плащу он не отличается от большинства немцев.
Ему пришлось ждать пятнадцать минут, прежде чем подошла официантка. Подруга брюнетки, сидящая напротив, время от времени с любопытством поглядывала на него.
Помешивая кофе, которое ему наконец принесли, Нордин посмотрел на сидящую рядом девушку. Стараясь говорить со стокгольмским произношением в надежде, что его примут за постоянного посетителя, он спросил:
— А куда это сегодня подевалась Белокурая Малин?
Брюнетка широко раскрыла рот. Потом улыбнулась и, наклонившись над столом, сказала подруге:
— Этот норландец интересуется Белокурой Малин. Эва, ты не знаешь, где она?
Подруга посмотрела на Нордина и крикнула кому-то за соседним столиком:
— Тут какой-то сыщик интересуется Белокурой Малин. Кто-нибудь знает, где она?
— Не-е-а, — прозвучало в унисон.
Прихлебывая кофе, Нордин с досадой размышлял, по каким признакам можно догадаться, что он полицейский. Трудно понять, что за город этот Стокгольм.
Когда он выходил, наверху его остановила официантка, которая подавала ему кофе.
— Я слыхала, что вы разыскиваете Белокурую Малин. Вы действительно полицейский?
После короткого колебания Нордин хмуро кивнул.
— Если вы собираетесь арестовать за что-то эту кривляку, никто не обрадуется сильнее меня. Мне кажется, я могу сказать вам, где она. Раз здесь ее нет, она наверняка сидит в кафе на Энгельбрехтплан.
Нордин поблагодарил и вышел на холод.
В кафе на Энгельбрехтплан, где, по-видимому, собирались только постоянные посетители, Белокурой Малин тоже не оказалось. Нордин, однако, решил не сдаваться и подошел к сидящей в одиночестве женщине, которая просматривала потрепанный еженедельник. Она не знала, кто такая Белокурая Малин, но посоветовала ему заглянуть в винный погребок на Кунгсгатан.
Нордин брел по ненавистным улицам Стокгольма и страстно желал оказаться дома, в Сундсвалле.
На этот раз ему повезло.
Отправив кивком гардеробщика, который подошел, чтобы взять у него плащ, Нордин остановился в дверях и окинул взглядом заведение. Он узнал ее почти сразу.
Рослая, однако не тучная. Отливающие серебром светлые волосы собраны в искусную высокую прическу.
У него не было сомнений, что это Белокурая Малин.
Она сидела на диванчике в углу, перед ней стоял бокал вина. Рядом с ней находилась довольно пожилая женщина с длинными, спадающими на плечи черными кудрями, которые вовсе не молодили ее. Наверное, тоже такая же бесплатная, подумал Нордин.
Он немного понаблюдал за обеими женщинами. Они не разговаривали друг с другом. Белокурая Малин разглядывала бокал, вертя его кончиками пальцев. Черноволосая осматривалась по сторонам, время от времени кокетливо отбрасывая длинные волосы. Нордин обратился к гардеробщику:
— Прошу прощения, вы не знаете, как зовут ту даму со светлыми волосами, которая сидит на диванчике?
Гардеробщик посмотрел в ту сторону.
— Дама, — иронично произнес он. — Как ее зовут я не знаю, но все называют ее Толстуха Малин или как-то в таком духе.
Нордин отдал ему плащ и шляпу.
Когда он подходил к столику, черноволосая с надеждой посмотрела на него.
— Прошу прощения за назойливость, — сказал Нордин, — но мне хотелось бы, если можно, поговорить с фрёкен Малин.
— А в чем дело? — спросила она.
— Речь идет об одном из ваших друзей, — ответил Нордин. — Вы не возражаете, если мы пересядем за другой столик, где сможем спокойно побеседовать, так, чтобы нам никто не мешал? — Увидев, что Малин посмотрела на подругу, он поспешно добавил: — Если, конечно, ваша подруга не имеет ничего против.
Черноволосая наполнила свой бокал и встала.
— Я вовсе не мешаю, — обидчиво сказала она и, поскольку Белокурая Малин никак не отреагировала на ее слова, добавила: — Я пересяду к Торе. До свидания. — Она взяла свой бокал и ушла в глубь заведения.
Нордин сел. Белокурая Малин выжидательно глядела на него.
— Ульф Нордин, первый ассистент криминальной полиции, — представился он. — Надеюсь, вы сможете помочь мне в одном деле.
— Ясно, — сказала Белокурая Малин. — И что же это за дело? Вы там что-то говорили о моем друге.
— Да. Мне нужна кое-какая информация о человеке, которого вы знали.
Белокурая Малин окинула его презрительным взглядом.
— Я не доносчица, — сказала она.
Нордин вынул из кармана пачку сигарет, предложил Малин и поднес ей огонь.
— Это не доносительство. Несколько недель назад вы приехали на белом «вольво-амазони» вместе с двумя мужчинами в гараж в Хегерстене. Гараж находится на Клуббакен и принадлежит одному швейцарцу по имени Хорст. За рулем сидел испанец. Припоминаете?
— Конечно, я прекрасно это помню, — ответила Белокурая Малин. — Ну и что? Ниссе и я поехали с тем Пако, чтобы показать ему дорогу в гараж. Он уже вернулся домой, в Испанию.
— Пако?
— Да.
Она осушила бокал и вылила туда остатки вина из графинчика.
— Вы позволите угостить вас? Может быть, еще вина?
Девушка изъявила согласие, и Нордин, подозвав официантку, заказал полграфина вина и кружку пива.
— А кто такой Ниссе? — спросил он.
— Ну, так это ведь тот, что был в автомобиле, вы же сами минуту назад сказали.
— Да, но какая фамилия у того Ниссе, чем он занимался?..
— Его фамилия Ёранссон. Нильс Эрик Ёранссон. А чем он занимается, я не знаю. Я уже пару недель не видела его.
— Почему? — спросил Нордин.
— Что «почему»?
— Почему вы уже несколько недель не видели его? Раньше ведь вы, вероятно, виделись довольно часто.
— Мы вовсе не из одной компании. Просто иногда ходили вместе. Наверняка он встречался с какой-то девушкой. Откуда мне знать. Во всяком случае, он уже давно не показывается.
— А вы знаете, где он живет?
— Ниссе? Нет, у него, очевидно, не было квартиры. Какое-то время он жил у меня, потом у одного приятеля в Сёдермальме, но, по-моему, он там больше не живет. А где он живет теперь, я и в самом деле не знаю. А даже если бы и знала, все равно не сказала бы полицейскому. Я ни на кого не доношу.
Нордин сделал глоток пива и дружелюбно посмотрел на могучую блондинку.
— Вам не нужно этого делать, фрекен… извините, я не знаю вашей фамилии, фрёкен Малин.
— Мое имя вовсе не Малин, а Магдалена. Магдалена Розен. А прозвали меня Белокурой Малин, потому что у меня светлые волосы. Она потрогала рукой прическу. — А что вам нужно от Ниссе? Что он сделал? Я не хочу отвечать на вопросы, а их наверняка будет много, до тех пор, пока не узнаю, в чем дело.
— Да, понимаю, — сказал Нордин. — Сейчас я объясню, каким образом вы можете нам помочь, фрёкен Розен. — Он снова сделал глоток пива и вытер губы. — Однако предварительно я хотел бы задать один вопрос. Как одевался Ниссе?
Она нахмурила брови и задумалась.
— В основном он ходил в костюме. Таком светлом, бежевом с обтянутыми тканью путницами. На нем была рубашка, ботинки, наверное, трусы, как на каждом мужчине.
— А плащ он не носил?
— Нет, настоящий плащ он не носил. Он ходил в таком тоненьком, нейлоновом. Ну, знаете?
Она вопросительно посмотрела на Нордина.
— Фрёкен Розен, он, вероятно, мертв.
— Мертв? Ниссе? Но… почему… почему, вы говорите «вероятно»? И откуда вам известно, что он мертв?
Ульф Нордин вынул носовой платок и вытер шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31