— С этими словами он снял с потолочной балки сетку с большой головкой сыра. Отрезав изрядный кусок, он протянул его Пакс. — Перед серьезным разговором всегда следует хотя бы немного перекусить.
Пакс казалось, что кусок не полезет ей в горло, но сыр оказался таким вкусным и мягким, что она сама не заметила, как проглотила его. Киакдан налил ей вторую кружку ароматной воды и достал откуда-то большую краюшку аппетитно пахнущего свежего хлеба.
Магистр Оукхеллоу сидел во главе стола, откинув капюшон и жуя хлеб с сыром. Пакс внимательно посмотрела на него. Все то же загорелое, обветренное лицо, кустистые темные брови, длинные густые волосы, на затылке перехваченные в пучок витым шнурком цвета коры. Он глядел куда-то за окно, слегка нахмурившись. Пакс посмотрела в ту же сторону. На стволе ближайшего к дому дерева устроилась черно-белая птица, которая, поразмыслив над чем-то, начала усиленно долбить кору. Дробь звонко разнеслась по лесу, словно ударили в небольшой барабанчик. «И как у нее голова-то не расколется», — подумала Пакс. Ей не раз доводилось слышать в лесу этот звук, но откуда он берется, она и понятия не имела. Кусочки коры посыпались вниз из-под острого клюва.
— Это дятел, — сказал киакдан, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Он находит под корой вредных насекомых и съедает их. Не будь дятлов, деревья давно были бы уничтожены этими крохотными паразитами.
Пакс чувствовала, как ее мышцы одна за другой расслабляются.
— А он… они… этих птиц — их много? Киакдан улыбнулся:
— Да. В основном они такие — черно-белые с красными шапочками. Но бывают и буровато-коричневые, и серые. Одни большие, другие поменьше. Есть те, что отмечены желтой полоской, а не красной шапочкой.
— Как же им удается долбить дерево с такой силой? Магистр пожал плечами:
— Так уж они устроены. Жизнь приспособила их для этого. Животные, следуя своему предназначению, вряд ли смогут навредить себе. Вот скажи мне: как лошади умудряются скакать по камням на своих крохотных копытах? Ну, я имею в виду — копыта ведь маленькие по сравнению с размером и весом лошади.
С этими словами он снова налил себе и Пакс ароматной воды. Пакс взяла со стола еще один кусок хлеба.
— А еще я слышала в роще, когда только входила сюда, как пела другая птица. Ее песенка была короткой: три ноты, одна выше другой. — Тут Пакс попыталась просвистеть услышанный сигнал.
— Понятно, — кивнул киакдан. — Это пересмешник. Веселая птичка, но очень пугливая. Перышки у нее сверху коричневые, а на брюшке серые с черными пятнышками. Она питается комарами и мухами. А яйца у нее зеленые, в темно-коричневую крапинку.
— А я думала, что большинство птиц, не считая орлов и ворон—падальщиц, едят семена.
— Некоторые действительно питаются семенами — большинство воробьиных, например. Но есть птички, которые любят хлебные крошки. Вот смотри.
Он взял кусок хлеба и раскрошил его на широком подоконнике, затем вынул откуда-то из складок плаща тоненькую деревянную дудочку и подул в нее. Раздалась легкая мелодичная трель. Пакс увидела, как между веток ближайшего дерева замелькали крылышки, и на подоконник тотчас же опустились пять небольших птичек. Пакс замерла. Три птицы были одинаковые — зелененькие, с желтыми грудками, одна коричневая, а еще одна — огненно-красная с черными крыльями. Клюя крошки, они перескакивали с места на место и опасливо поглядывали на Пакс, сверкая бусинками глаз. Когда крошки кончились, киакдан взмахнул рукой и птицы разлетелись. Девушка перевела дыхание.
— Какие они красивые! Мне никогда не доводилось видеть таких красивых птиц, особенно такую, как та — оранжевая с черным.
— Согласен. И ты согласись с тем, что видела еще далеко не все в этом мире. Так почему же ты так запросто решила покинуть его?
Этот вопрос снова вогнал Пакс в оцепенение и заставил ссутулиться. Она услышала, как киакдан вздохнул, затем встал и отодвинул табуретку от стола.
— Побудь здесь, пока я не вернусь, — строго сказал он.
Пакс, не поднимая головы, слышала, как магистр прошагал по комнате, подошел к двери и вышел за порог. Дверь сама с легким стуком захлопнулась за ним. У нее в голове мелькнула мысль выбраться через окно, но солнце уже начало опускаться, и роща выглядела мрачной и непроходимой. Дятел улетел, и теперь его стук доносился откуда-то издалека. Пакс отложила недоеденный хлеб и огляделась. Комната словно потемнела. Пакс задумалась, не придется ли ей провести здесь одной всю ночь. Спать в этом помещении можно было только на полу — никакой мебели, кроме двух столов, тут не было. Откуда-то из леса донесся странный, незнакомый крик. Пакс вздрогнула. Она вспомнила, что, по слухам, ночами киакдан превращается в огромного медведя.
Как открылась дверь, она не слышала — просто в какой-то момент колдун оказался рядом с нею.
— Пойдем, поможешь мне принести дров, — сказал он, и Пакс послушно вышла за порог, где лежала большая груда хвороста. Пакс обратила внимание, что солнце уже село за верхушки деревьев. Впрочем, тут ей стало не до наблюдений за природой: пришлось помогать киакдану ломать хворост и затаскивать его в дом. Затем колдун зажег свечи и, выйдя вновь за порог, вернулся с громадным свертком. Под несколькими слоями плотной материи в нем оказался большой глиняный горшок на специальной подставке, в которой несколько все еще тлевших углей поддерживали тепло. По всей комнате поплыл аромат тушеного мяса, грибов и лука. У Пакс непроизвольно потекли слюнки.
— У самого Хеббинфорда брал, — гордо сказал киакдан, расставляя миски на столе. — Лучшая похлебка во всем городе. А уж что касается жареных грибов, так ты, по-моему, всегда была большой любительницей этого блюда. Давай-ка садись и принимайся за еду, пока не остыла.
— Я не хочу есть, — уныло ответила Пакс.
— Вот чушь! Видела бы ты себя, когда я приподнял крышку. Твое тело лучше разберется, нужна ему пища или нет, если уж у тебя ум за разум зашел.
Пакс медленно, словно нехотя, опустила ложку в миску с жареными грибами. Не успела она даже осознать, что происходит, как с грибами было покончено. А вскоре подошла к концу и густая мясная похлебка. Пакс опомнилась, только обнаружив, что вытирает куском хлеба дно миски. Ее желудок довольно урчал. Пакс уже и вспомнить не могла, когда она ела так много и с таким удовольствием. Оторвав взгляд от миски, она заметила, что магистр Оукхеллоу внимательно смотрит на нее.
— Теперь десерт, — строго, словно приказывая, сказал он. — Сливовый пирог или яблочный?
— Яблочный, — не задумываясь, ответила Пакс и с не меньшим усердием, чем прежде, принялась за пирог. Доев сладкое, она взяла со стола оставшийся кусок хлеба и быстро сжевала его. Только теперь она ощутила настоящую сытость. Более того, ее тотчас же стало клонить в сон.
Киакдан доел пирог и, вытерев рот салфеткой, сказал:
— Вот так-то оно лучше. А теперь, я думаю, ты будешь не прочь помыться и привести себя в порядок. Давай я тебе покажу, где у меня тут умывальня.
Киакдан слегка надавил на кусок стены у очага, и та немного отъехала в сторону. Открылся узкий коридорчик с парой дверей по обеим сторонам. За одной из них скрывалась небольшая лесенка, спустившись по которой, Пакс оказалась в выложенной камнями темной комнатушке, вдоль одной из стен которой бежал по каменному желобу ручеек. Колдун внес в помещение несколько свечей и сказал:
— Увы, вода только холодная. Здесь лежит мыльный корень, а вот тебе полотенце. Если захочешь переодеться — тут на крючке висит что-то вроде платья.
На вешалке у дверей действительно висел темно-коричневый балахон.
— Ну все, я пошел. Теперь умывайся, — сказал киакдан. — Когда закончишь, иди обратно в комнату. Можешь делать все, что хочешь, только ни в коем случае не выходи из дому. Все ясно?
— Так точно, — по-военному ответила Пакс.
— Вот и хорошо. — Киакдан развернулся, поднялся по лесенке и скрылся в коридоре, освещая себе путь свечкой.
В маленькой комнате было сыро и холодно, но при этом абсолютно чисто и пахло здесь лишь свежей водой и землей. Пакс вымыла руки, ополоснула лицо, а затем с опаской выглянула за дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, сбросила с себя одежду. Она так давно не переодевалась и толком не мылась, что на теле запеклась короста из грязи и пота. Пакс, поеживаясь от холода, тем не менее с удовольствием намылилась и, встав на дно каменного желоба, стала обливаться ледяной водой. Когда купание было закончено, она дрожала от холода, у нее стучали зубы, но энергичное растирание чистым полотенцем быстро согрело ее. Посмотрев на свою одежду, она даже пожалела, что отдала в качестве подношения запасную рубашку. Уж на что грязной была она сама, но одежда была еще грязнее. Поколебавшись, она все же сняла с крючка оставленное ей платье и надела его. Ткань оказалась мягкой и теплой. Затем Пакс с сомнением поглядела на оставшуюся на полу одежду. «Подтирать ее сейчас?» — мелькнуло у нее в голове. Но от этого решения пришлось отказаться. Чтобы отстирать такую грязь, потребовалась бы горячая вода и что-нибудь вроде таза. Пакс сгребла одежду в кучу, надела сапоги на босу ногу и, пройдя по лестнице и коридору, вернулась в большую комнату.
Перед тем как уйти, киакдан зажег еще несколько свечей, и теперь приятный теплый свет заливал все помещение. Ставни были закрыты, что немало порадовало Пакс. Она села за стол и приготовилась ждать, когда же вернется хозяин. Потом задумалась о том, где бы ей пришлось провести эту ночь, не забрось ее судьба в этот дом: скорее всего, она ушла бы в холмы, и вряд ли дожила бы до рассвета. Она поежилась и ощутила приятное теплое прикосновение чистой ткани к телу. Как же это здорово — чистая одежда, вода, мыло, хорошая еда! «Интересно, — подумала Пакс, — почему я ни разу… Ведь хотя бы жареных грибов-то могла бы себе купить». Потом ее мысли побежали в другом направлении. Она задумалась о том, где сейчас мог быть киакдан и на какие деньги он купил такой вкусный обед. Не на те ли, что она оставила в чаше? А еще больше ее занимало, что он собирается делать дальше. Пакс сама себе удивилась, обратив внимание, что размышляет о таком непонятном и странном человеке, не испытывая ни малейшего страха.
Так, сидя за столом, она и не заметила, как уснула. Когда вернулся киакдан, Пакс не услышала. Проснувшись, она обнаружила, что лежит, завернутая в одеяло, на полу у стены, неподалеку от очага. Ставни были раскрыты, и в окна пробивался солнечный свет. Пакс чувствовала себя совершенно выспавшейся и отдохнувшей. В животе у нее урчало: организм явно требовал пищи. Она скинула одеяло, встала, и в этот момент в дом вошел колдун.
— Пора завтракать, — сообщил он прямо с порога.
В руках он держал какой-то котелок, на крышке которого лежал большой кусок сотового меда. Пакс непроизвольно по-собачьи облизнулась. Быстро свернув и аккуратно сложив у стены одеяло, она подошла к столу, на котором уже лежали сыр, хлеб и мед.
— Такого меда ты еще не пробовала, — заявил киакдан. — Это яблоневый — ранний весенний мед, его никогда не бывает много. — Внимательно посмотрев Пакс в лицо, он улыбнулся:
— Ты, похоже, отлично выспалась.
Пакс впервые за долгое время улыбнулась в ответ:
— Да… Благодарю вас. Я действительно хорошо отдохнула.
— Давай-давай, садись за стол, — сказал он, наливая в кружку из кувшина козье молоко. — Добавь в молоко меду — увидишь, как будет вкусно.
Пакс отломила кусочек сот и бросила в молоко. Действительно, получился ароматный и вкусный напиток. Киакдан тем временем нарезал сыр и протянул несколько кусков Пакс. Сделав бутерброд, он полил его медом. Пакс последовала его примеру и стала уписывать завтрак за обе щеки. Через открытое окно в комнату влетели несколько пчел и уселись на остатки сот.
— Ну уж нет, сестрички, — сказал киакдан, — это нам и самим пригодится. — Он издал какой-то звук, похожий на пчелиное жужжание, и пчелы немедленно вылетели в окно. Пакс изумленно посмотрела на колдуна, а он лишь улыбнулся ей в ответ.
— Вы действительно умеете разговаривать с пчелами? — спросила она.
— Ну, нельзя сказать, чтоб я с ними разговаривал. Это скорее похоже на песню. Пчелы — очень музыкальные создания. Они прекрасно чувствуют ритм, мелодию и, кстати, неплохо танцуют. Ты когда-нибудь видела, как танцует пчелиный рой?
— Пакс покачала головой, про себя прикидывая, не подшучивает ли колдун над нею.
— Честное слово. Я как-нибудь тебе покажу, — заверил он ее.
— А с животными вы умеете разговаривать?
— Киакдан тем и отличается от других людей и колдунов, что умеет говорить с природой: с деревьями, с травой, птицами, животными, пчелами и другими насекомыми. Нужно научиться понимать, что есть что в этом мире и какое место занимает в нем каждое живое существо. Поймешь — сумеешь и общаться с ними. Только научиться этому нелегко и учиться нужно долго. Все живые существа отличаются друг от друга, все говорят на разных языках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Пакс казалось, что кусок не полезет ей в горло, но сыр оказался таким вкусным и мягким, что она сама не заметила, как проглотила его. Киакдан налил ей вторую кружку ароматной воды и достал откуда-то большую краюшку аппетитно пахнущего свежего хлеба.
Магистр Оукхеллоу сидел во главе стола, откинув капюшон и жуя хлеб с сыром. Пакс внимательно посмотрела на него. Все то же загорелое, обветренное лицо, кустистые темные брови, длинные густые волосы, на затылке перехваченные в пучок витым шнурком цвета коры. Он глядел куда-то за окно, слегка нахмурившись. Пакс посмотрела в ту же сторону. На стволе ближайшего к дому дерева устроилась черно-белая птица, которая, поразмыслив над чем-то, начала усиленно долбить кору. Дробь звонко разнеслась по лесу, словно ударили в небольшой барабанчик. «И как у нее голова-то не расколется», — подумала Пакс. Ей не раз доводилось слышать в лесу этот звук, но откуда он берется, она и понятия не имела. Кусочки коры посыпались вниз из-под острого клюва.
— Это дятел, — сказал киакдан, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Он находит под корой вредных насекомых и съедает их. Не будь дятлов, деревья давно были бы уничтожены этими крохотными паразитами.
Пакс чувствовала, как ее мышцы одна за другой расслабляются.
— А он… они… этих птиц — их много? Киакдан улыбнулся:
— Да. В основном они такие — черно-белые с красными шапочками. Но бывают и буровато-коричневые, и серые. Одни большие, другие поменьше. Есть те, что отмечены желтой полоской, а не красной шапочкой.
— Как же им удается долбить дерево с такой силой? Магистр пожал плечами:
— Так уж они устроены. Жизнь приспособила их для этого. Животные, следуя своему предназначению, вряд ли смогут навредить себе. Вот скажи мне: как лошади умудряются скакать по камням на своих крохотных копытах? Ну, я имею в виду — копыта ведь маленькие по сравнению с размером и весом лошади.
С этими словами он снова налил себе и Пакс ароматной воды. Пакс взяла со стола еще один кусок хлеба.
— А еще я слышала в роще, когда только входила сюда, как пела другая птица. Ее песенка была короткой: три ноты, одна выше другой. — Тут Пакс попыталась просвистеть услышанный сигнал.
— Понятно, — кивнул киакдан. — Это пересмешник. Веселая птичка, но очень пугливая. Перышки у нее сверху коричневые, а на брюшке серые с черными пятнышками. Она питается комарами и мухами. А яйца у нее зеленые, в темно-коричневую крапинку.
— А я думала, что большинство птиц, не считая орлов и ворон—падальщиц, едят семена.
— Некоторые действительно питаются семенами — большинство воробьиных, например. Но есть птички, которые любят хлебные крошки. Вот смотри.
Он взял кусок хлеба и раскрошил его на широком подоконнике, затем вынул откуда-то из складок плаща тоненькую деревянную дудочку и подул в нее. Раздалась легкая мелодичная трель. Пакс увидела, как между веток ближайшего дерева замелькали крылышки, и на подоконник тотчас же опустились пять небольших птичек. Пакс замерла. Три птицы были одинаковые — зелененькие, с желтыми грудками, одна коричневая, а еще одна — огненно-красная с черными крыльями. Клюя крошки, они перескакивали с места на место и опасливо поглядывали на Пакс, сверкая бусинками глаз. Когда крошки кончились, киакдан взмахнул рукой и птицы разлетелись. Девушка перевела дыхание.
— Какие они красивые! Мне никогда не доводилось видеть таких красивых птиц, особенно такую, как та — оранжевая с черным.
— Согласен. И ты согласись с тем, что видела еще далеко не все в этом мире. Так почему же ты так запросто решила покинуть его?
Этот вопрос снова вогнал Пакс в оцепенение и заставил ссутулиться. Она услышала, как киакдан вздохнул, затем встал и отодвинул табуретку от стола.
— Побудь здесь, пока я не вернусь, — строго сказал он.
Пакс, не поднимая головы, слышала, как магистр прошагал по комнате, подошел к двери и вышел за порог. Дверь сама с легким стуком захлопнулась за ним. У нее в голове мелькнула мысль выбраться через окно, но солнце уже начало опускаться, и роща выглядела мрачной и непроходимой. Дятел улетел, и теперь его стук доносился откуда-то издалека. Пакс отложила недоеденный хлеб и огляделась. Комната словно потемнела. Пакс задумалась, не придется ли ей провести здесь одной всю ночь. Спать в этом помещении можно было только на полу — никакой мебели, кроме двух столов, тут не было. Откуда-то из леса донесся странный, незнакомый крик. Пакс вздрогнула. Она вспомнила, что, по слухам, ночами киакдан превращается в огромного медведя.
Как открылась дверь, она не слышала — просто в какой-то момент колдун оказался рядом с нею.
— Пойдем, поможешь мне принести дров, — сказал он, и Пакс послушно вышла за порог, где лежала большая груда хвороста. Пакс обратила внимание, что солнце уже село за верхушки деревьев. Впрочем, тут ей стало не до наблюдений за природой: пришлось помогать киакдану ломать хворост и затаскивать его в дом. Затем колдун зажег свечи и, выйдя вновь за порог, вернулся с громадным свертком. Под несколькими слоями плотной материи в нем оказался большой глиняный горшок на специальной подставке, в которой несколько все еще тлевших углей поддерживали тепло. По всей комнате поплыл аромат тушеного мяса, грибов и лука. У Пакс непроизвольно потекли слюнки.
— У самого Хеббинфорда брал, — гордо сказал киакдан, расставляя миски на столе. — Лучшая похлебка во всем городе. А уж что касается жареных грибов, так ты, по-моему, всегда была большой любительницей этого блюда. Давай-ка садись и принимайся за еду, пока не остыла.
— Я не хочу есть, — уныло ответила Пакс.
— Вот чушь! Видела бы ты себя, когда я приподнял крышку. Твое тело лучше разберется, нужна ему пища или нет, если уж у тебя ум за разум зашел.
Пакс медленно, словно нехотя, опустила ложку в миску с жареными грибами. Не успела она даже осознать, что происходит, как с грибами было покончено. А вскоре подошла к концу и густая мясная похлебка. Пакс опомнилась, только обнаружив, что вытирает куском хлеба дно миски. Ее желудок довольно урчал. Пакс уже и вспомнить не могла, когда она ела так много и с таким удовольствием. Оторвав взгляд от миски, она заметила, что магистр Оукхеллоу внимательно смотрит на нее.
— Теперь десерт, — строго, словно приказывая, сказал он. — Сливовый пирог или яблочный?
— Яблочный, — не задумываясь, ответила Пакс и с не меньшим усердием, чем прежде, принялась за пирог. Доев сладкое, она взяла со стола оставшийся кусок хлеба и быстро сжевала его. Только теперь она ощутила настоящую сытость. Более того, ее тотчас же стало клонить в сон.
Киакдан доел пирог и, вытерев рот салфеткой, сказал:
— Вот так-то оно лучше. А теперь, я думаю, ты будешь не прочь помыться и привести себя в порядок. Давай я тебе покажу, где у меня тут умывальня.
Киакдан слегка надавил на кусок стены у очага, и та немного отъехала в сторону. Открылся узкий коридорчик с парой дверей по обеим сторонам. За одной из них скрывалась небольшая лесенка, спустившись по которой, Пакс оказалась в выложенной камнями темной комнатушке, вдоль одной из стен которой бежал по каменному желобу ручеек. Колдун внес в помещение несколько свечей и сказал:
— Увы, вода только холодная. Здесь лежит мыльный корень, а вот тебе полотенце. Если захочешь переодеться — тут на крючке висит что-то вроде платья.
На вешалке у дверей действительно висел темно-коричневый балахон.
— Ну все, я пошел. Теперь умывайся, — сказал киакдан. — Когда закончишь, иди обратно в комнату. Можешь делать все, что хочешь, только ни в коем случае не выходи из дому. Все ясно?
— Так точно, — по-военному ответила Пакс.
— Вот и хорошо. — Киакдан развернулся, поднялся по лесенке и скрылся в коридоре, освещая себе путь свечкой.
В маленькой комнате было сыро и холодно, но при этом абсолютно чисто и пахло здесь лишь свежей водой и землей. Пакс вымыла руки, ополоснула лицо, а затем с опаской выглянула за дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, сбросила с себя одежду. Она так давно не переодевалась и толком не мылась, что на теле запеклась короста из грязи и пота. Пакс, поеживаясь от холода, тем не менее с удовольствием намылилась и, встав на дно каменного желоба, стала обливаться ледяной водой. Когда купание было закончено, она дрожала от холода, у нее стучали зубы, но энергичное растирание чистым полотенцем быстро согрело ее. Посмотрев на свою одежду, она даже пожалела, что отдала в качестве подношения запасную рубашку. Уж на что грязной была она сама, но одежда была еще грязнее. Поколебавшись, она все же сняла с крючка оставленное ей платье и надела его. Ткань оказалась мягкой и теплой. Затем Пакс с сомнением поглядела на оставшуюся на полу одежду. «Подтирать ее сейчас?» — мелькнуло у нее в голове. Но от этого решения пришлось отказаться. Чтобы отстирать такую грязь, потребовалась бы горячая вода и что-нибудь вроде таза. Пакс сгребла одежду в кучу, надела сапоги на босу ногу и, пройдя по лестнице и коридору, вернулась в большую комнату.
Перед тем как уйти, киакдан зажег еще несколько свечей, и теперь приятный теплый свет заливал все помещение. Ставни были закрыты, что немало порадовало Пакс. Она села за стол и приготовилась ждать, когда же вернется хозяин. Потом задумалась о том, где бы ей пришлось провести эту ночь, не забрось ее судьба в этот дом: скорее всего, она ушла бы в холмы, и вряд ли дожила бы до рассвета. Она поежилась и ощутила приятное теплое прикосновение чистой ткани к телу. Как же это здорово — чистая одежда, вода, мыло, хорошая еда! «Интересно, — подумала Пакс, — почему я ни разу… Ведь хотя бы жареных грибов-то могла бы себе купить». Потом ее мысли побежали в другом направлении. Она задумалась о том, где сейчас мог быть киакдан и на какие деньги он купил такой вкусный обед. Не на те ли, что она оставила в чаше? А еще больше ее занимало, что он собирается делать дальше. Пакс сама себе удивилась, обратив внимание, что размышляет о таком непонятном и странном человеке, не испытывая ни малейшего страха.
Так, сидя за столом, она и не заметила, как уснула. Когда вернулся киакдан, Пакс не услышала. Проснувшись, она обнаружила, что лежит, завернутая в одеяло, на полу у стены, неподалеку от очага. Ставни были раскрыты, и в окна пробивался солнечный свет. Пакс чувствовала себя совершенно выспавшейся и отдохнувшей. В животе у нее урчало: организм явно требовал пищи. Она скинула одеяло, встала, и в этот момент в дом вошел колдун.
— Пора завтракать, — сообщил он прямо с порога.
В руках он держал какой-то котелок, на крышке которого лежал большой кусок сотового меда. Пакс непроизвольно по-собачьи облизнулась. Быстро свернув и аккуратно сложив у стены одеяло, она подошла к столу, на котором уже лежали сыр, хлеб и мед.
— Такого меда ты еще не пробовала, — заявил киакдан. — Это яблоневый — ранний весенний мед, его никогда не бывает много. — Внимательно посмотрев Пакс в лицо, он улыбнулся:
— Ты, похоже, отлично выспалась.
Пакс впервые за долгое время улыбнулась в ответ:
— Да… Благодарю вас. Я действительно хорошо отдохнула.
— Давай-давай, садись за стол, — сказал он, наливая в кружку из кувшина козье молоко. — Добавь в молоко меду — увидишь, как будет вкусно.
Пакс отломила кусочек сот и бросила в молоко. Действительно, получился ароматный и вкусный напиток. Киакдан тем временем нарезал сыр и протянул несколько кусков Пакс. Сделав бутерброд, он полил его медом. Пакс последовала его примеру и стала уписывать завтрак за обе щеки. Через открытое окно в комнату влетели несколько пчел и уселись на остатки сот.
— Ну уж нет, сестрички, — сказал киакдан, — это нам и самим пригодится. — Он издал какой-то звук, похожий на пчелиное жужжание, и пчелы немедленно вылетели в окно. Пакс изумленно посмотрела на колдуна, а он лишь улыбнулся ей в ответ.
— Вы действительно умеете разговаривать с пчелами? — спросила она.
— Ну, нельзя сказать, чтоб я с ними разговаривал. Это скорее похоже на песню. Пчелы — очень музыкальные создания. Они прекрасно чувствуют ритм, мелодию и, кстати, неплохо танцуют. Ты когда-нибудь видела, как танцует пчелиный рой?
— Пакс покачала головой, про себя прикидывая, не подшучивает ли колдун над нею.
— Честное слово. Я как-нибудь тебе покажу, — заверил он ее.
— А с животными вы умеете разговаривать?
— Киакдан тем и отличается от других людей и колдунов, что умеет говорить с природой: с деревьями, с травой, птицами, животными, пчелами и другими насекомыми. Нужно научиться понимать, что есть что в этом мире и какое место занимает в нем каждое живое существо. Поймешь — сумеешь и общаться с ними. Только научиться этому нелегко и учиться нужно долго. Все живые существа отличаются друг от друга, все говорят на разных языках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117