Вторжение рабства на Великие равнины препятствовало бы преданности и приязни между человеком и человеком, между мужчиной и женщиной. Мы носились, как степной ветер, и, подобно ветру, появлялись тут и там, исчезая прежде, чем успевали заметить неуклюжие смертные. На Великих равнинах под семью лунами Крегена мистицизм приходит легко.
Большинство поединков оби проводилось верхом. То, что первые поединки я провел на ногах, обеспечило мне несомненное преимущество. Кланнер живет в седле. Когда юноша и девушка соединяются после брачной церемонии, которая проходит с одобрения старейшин, они едут дальше на своих скакунах, и это естественное продолжение известной им жизни. Я это понимал. Среди многих языков Крегена — а я достаточно скоро научился говорить не только по-крегенски, но и на наречии кланнеров — существует много различных названий для красного и зеленого солнц, и для каждой из семи лун и каждой из фаз. Если возникнет необходимость, я буду употреблять наиболее подходящие названия, поскольку названия и имена на Крегене очень важны — важнее, чем на Земле. Благодаря названию и имени первобытный человек чувствует, что обладает внутренней природой названной вещи. Названия даются не просто так, и коль скоро они даны, значит, объекты пользуются уважением. Да, имена и названия очень важны, об этом не следует забывать.
Я не буду пока рассказывать о кланнерах Сегестеса и перейду к событиям одного дня ранней весны — крегенские времена года сменяются так же, как и наши, поэтому там есть время сева, время сбора урожая и время пиров. Но два солнца вызывают неизбежные элементарные отличия, постоянно, год за годом меняющиеся. В тот день я ехал во главе охотничьей партии. Воины скакали весело и беззаботно, ибо жизнь была хороша. Они говорили, что никогда не знали столь великого вождя, столь неистового зоркандера , чем Дрей Прескот.
Мы углубились далеко на юг, оставив много миль между собой и блистающим морем, для которого у кланнеров нет названия, ибо они — дети Великой равнины. Нам удалось присоединить к своим пастбищным угодьям новые участки, благодаря слиянию с кланом Лонгуэльм. Это и являлось одной из причин для дальнейшего продвижения моей дипломатии мечей.
Мы вступили в края, неизвестные кланнерам Лонгуэльма, и наш отряд отправился на разведку.
Теперь, оглядываясь назад, я виню себя в плохой организации разведки и плохом руководстве. Но если бы наш передовой дозорный не прозевал того, что следовало увидеть, прежде чем его убили, то всего того, что последовало, не произошло бы и вы не слушали бы сейчас эту кассету.
Местность была прекрасна из-за расцветающей весенней зелени. Мы скакали меж двух округлых холмов, поросших лесом, радуясь деревьям, видя в них признак близости воды и пахотных земель. Воздух был душистым и свежим. Два солнца сияли, изумрудно-алый огонь отбрасывал ставшие такими привычными для меня двойные тени.
Мы ехали верхом на горячих зорках , а сзади следовала цепочка вавов . Несколько вьючных животных, по большей части калсаниев — крегенских ослов, везли наши принадлежности для лагеря. Да, жизнь была хороша, свободна и полна вкуса для следовавших со мной людей. Но во мне все еще отзывался постоянной тупой болью образ Делии с Синих гор. И все же я начинал наконец допускать, что мне придется жить без нее.
Туча стрел и копий неожиданно накрыла нас, свалив четверых людей. Подо мной убило зорка , я оказался сброшен в пыль. Мгновенно вскочив на ноги, я выхватил меч, но над моей головой уже сомкнулась сеть. Я увидел швыряющих сети тварей странного вида и попытался разрубить и рассечь путы — а потом мне врезали дубиной по голове, и я рухнул, потеряв сознание.
Как же я был удивлен, когда, придя в сознание, обнаружил, что на мне нет ничего, кроме набедренной повязки, руки скручены веревкой, а сам я привязан за шею к немногим оставшимся в живых моим людям.
Нас толчками подняли на ноги и приказали идти.
Взявшие нас в плен звери пахли не самым приятным образом. Не выше четырех футов ростом, покрытые густыми волосами темно-коричневого цвета, темнеющими на кончиках, они обладали шестью конечностями. Нижняя пара была обута в грубые сандалии, в верхней они держали копья, которыми тыкали нас, мечи и щиты, а средняя выполняла прочие функции, в которых возникала необходимость. Они одевались в туники с разрезами, сделанные из какого-то блестящего материала изумрудного цвета — цвета зеленого солнца Антареса. Лимонообразные головы, с массивными челюстями и выступающими резцами, увенчивали нелепые плоские шапочки из изумрудного бархата. Копья они держали так, словно действительно умели ими орудовать.
— Ты цел, зоркандер ! — спросил меня один из моих ребят. Ближайший зверь тут же гортанно зарычал, как пес, и ударил его по голове, но парень даже не вскрикнул. Он был кланнером.
— Мы должны держаться вместе, кланнеры! — крикнул я, и прежде, чем зверь успел ударить меня, повысил голос и проревел: — Мы прорвемся, друзья!
Острие копья прошлось вдоль моей головы, и некоторое время я спотыкался, ослепленный, ослабевший и оглушенный.
Лагерь, куда нас привели, блистал богато изукрашенными большими палатками и шатрами. Видимые повсюду признаки изобилия и роскоши указывали, что эти существа считали, что жизнь на Великих равнинах должна быть устроена как можно удобнее. Ряды привязанных зорков соответствовали рядам других животных, восьминогих зверей, напоминающих вавов , за исключением того, что эти были мельче, легче, без рогов и клыков, и явно не обладали свирепостью. Привели и наших скакунов, привязав вместе с другими. Однако взявшие нас в плен не привели ни единого вава . Будь я склонен к пустым жестам, я бы улыбнулся.
Из шатра вышел мужчина. Он встал, широко расставив ноги, подбоченясь, и стал рассматривать нас, скривив губы. У него была очень белая кожа, темные волосы, тело облегала кожаная одежда того же изумрудно-зеленого цвета, что и одеяния поймавших нас тварей.
Я решил, что сломать ему шею будет достойным событием, способным скрасить однообразие будней.
Он повернулся к входу в шатер. Этот шатер был самой грандиозной постройкой во всем лагере. Мы стояли голые и вымазанные в пыли.
— Взгляните, моя принцесса, — крикнул белолицый. — Оши добыли улов, который может позабавить вас.
Так, подумал я, значит, у них здесь есть принцессы, да?
Принцесса степенно вышла из шатра.
Да, она была прекрасна. После всех этих лет я должен признать, что она была прекрасна. В первую очередь бросались в глаза волосы цвета спелой пшеницы, освещаемой утренним солнцем на полях нашей родной Земли. Глаза сияли васильковой голубизной цветов. Эти штампы устарели и стерлись задолго до того, как добрались до Крегена, но я вспоминаю ее такой, какой впервые увидел в тот давний день, когда она стояла, глядя на нас, пленников, брошенных лицом в пыль.
Она подняла округлую белую руку, светившуюся от пульсации теплой розовой крови. Прекрасные губы, красные и мягкие, напоминали сладкий плод. Она была одета в изумрудно-зеленое платье, открывавшее шею, руки и нижнюю часть ног, а на шее висело ожерелье из сверкающих изумрудов, на которые, наверное, можно было купить целый город. Она смотрела на нас сверху вниз, сморщив нос, словно от неприятного запаха. Она была прекрасной и властной — такой я запомнил ее.
Я поднял голову и посмотрел ей в лицо.
Белолицый подошел и пнул меня ногой.
— Отверни свой взгляд в грязь, раст , когда проходит принцесса Натема!
Я перекатился, насколько позволяли путы и ярмо, продолжая смотреть на принцессу, хотя пинок, которым этот тип наградил меня, был жестоким и сильным.
— Разве принцесса не желает видеть восхищения в глазах мужчины?
Белолицый впал в бешенство.
Он пинал и пинал меня. Я откатывался, но мешали путы. Послышался гневный крик принцессы:
— Зачем вытирать сапоги об этого раста , Гална? Проткни его копьем, и делу конец. Мне это надоело.
Ну, если мне предстоит умереть, эта обезьяна умрет вместе со мной.
Я дал Галне подножку и, навалившись на него, нажал на горло связанными запястьями. Его лицо побагровело, глаза вылезли из орбит. Я зло глянул на него.
— Ты пнул меня, пустобрех, и умрешь за это!
Он что-то пробулькал. Раздался рев. Подбежали, размахивая копьями, оши . Я рывком поднялся, сжимая Галну, привязанные ко мне ребята поднялись вместе со мной. Я пнул первого оша в живот, и тот с воплем отлетел прочь. Мимо просвистело копье. На боку Галны висела пижонская шпажонка, усыпанная драгоценными камнями. Я выронил Гална, словно гремучую змею, сумев вытащить эту маленькую колючку в самоцветах. Следующий ош получил удар шпаги в глотку. Она сломалась, зверь пронзительно завизжал, задергался и издох.
Я швырнул рукоять в следующего оша , раскроив ему голову.
Затем снова приподнял Галну. Мои руки напряглись, разрывая путы, и я швырнул его прямо в принцессу.
Она вскрикнула и исчезла в шатре.
Затем, как случалось не раз, когда дела принимали интересный оборот, на меня упало небо.
Никому из нас не забыть моей первой встречи с принцессой Натемой Кидонес из Знатного Дома Эстеркари города Зеникка.
Глава 9
ЧЕРНЫЙ МРАМОР ЗЕНИККИ
Мраморные карьеры Зеникки лежат на поверхности, открытые двум солнцам, чьи топазовые и опаловые огни горят на белом камне, расцвечивая его миллионами оттенков. Добывать белый мрамор было тяжелой каторгой. Но самых непокорных рабов отправляли извлекать из недр черный мрамор. И работа в Черных Шахтах была непрерывной пыткой.
Многие ли люди, восхищающиеся прекрасной скульптурой из черного мрамора, изящной вазой или великолепной архитектурой, понимают, сколько мук и отвращения было испытано при их создании? Черный мрамор черен из-за примеси битумного материала. Всякий раз, когда этот мрамор раскалывается, при каждом ударе, он испускает зловонный, мерзкий, отвратительный запах.
Мы работали совершенно голыми, обматывая набедренными повязками рты и носы, пытаясь хоть таким нехитрым способом ослабить смрад.
В чашах из черного мрамора горели, шипя, жировые фитили, немного раздвигая границы тьмы. В этой шахте работали двадцать из нас, и охранники закрывали над нами тяжелую бревенчатую дверь. Нас кормили только тогда, когда мы нарубали и подымали на поверхность требуемое количество мрамора. Если мы не укладывались в норму, мы оставались без еды. Семь дней полагалось нам трудиться в Черных Шахтах, страдая от тошноты, отчаянно пытаясь приспособиться к вони и усталости. На следующие семь дней нас переводили в открытые карьеры добывать белый мрамор, а потом еще семь дней мы занимались перетаскиванием и перевозкой мрамора по каналам города.
Мы часто лишались этого третьего периода и отбывали семь дней в черном низу и семь дней на белом верху. Я плохо помню это время. Город был большим, впечатляющим, прорезан каналами, реками и широкими проспектами, застроен прекрасными зданиями и аркадами. Зеленые и пурпурные растения вырастали из-за каждой стены. На улицах толпилось много странного вида полулюдей-полузверей. Все они, как я понял, занимали невысокое положение, немногим лучше рабов.
Мое негодование на рабство было столь велико, что, должен признаться, я не пытался рассуждать, отбивался, отвечал ударом на удар, вырывал у охранников кнуты и ломал об их головы, прежде чем ко мне вернулась толика мудрости.
Когда юный Локи, прекрасный кланнер, у которого я счел за честь принять оби , умер у меня на руках в зловонной атмосфере Черных Шахт, я понял, что в ответе за его смерть, понял, как эгоистичен был в ненависти.
Охранники поступали умно и хитро. Они разделили моих кланнеров на три группы, и все трудились в разных сменах, поэтому, находясь наверху в белых карьерах, когда побег был в принципе возможен, я не мог использовать эту возможность, ибо со мной не было большинства моих ребят. Треть из них в это время горбатилась в Черных Шахтах. Никто из нас не посмел бы оставить друзей.
Охранников вербовали из множества рас. Оши и другие зверо-люди, особенно часто — рапы , монстры, которые напоминали результат кощунственного скрещения серых людей со стервятниками. Они очень ловко орудовали кнутами, эти рапы — быстро, виртуозно и резко.
Из многочисленных безрассудно храбрых поступков, совершенных мной за долгую жизнь, тот, что я совершил в Черных Шахтах Зеникки, следует расценивать как один из самых глупых. В конце нашего семидневного срока пребывания в мерзости и вони, когда нас выпустили наверх для работы в белых карьерах, я затаился за вонючим камнем и дождался новой смены. Один из моих кланнеров в группе выходящих рабов схватил своего друга из новоприбывших и поторопил его занять мое место, чтобы численность осталась прежней.
Когда массивные бревенчатые двери закрылись, я поднялся из-за камня.
— Лахал , Ров Ковно, — поздоровался я.
Ров Ковно молча воззрился на меня. Он был джиктаром тысячи, могучим воином, с телом как бочка и светлыми волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27