Кирилофф понял меня, признал, что со мной поступили несправедливо, утешал меня, обещал, что я полечу в следующий раз, но я не могу больше ждать, понимаете? Тогда меня послали к доктору Гуссону попытать счастья...
- Все солнца в туманности Конской Головы! - выругался Петя. - Это же наш корабельный врач! Если вы и разбираетесь немного в атомных двигателях, то тут придется иметь дело с моторчиками нашего тела - сердцем, легкими, желудком; их приводит в движение не жидкий кислород или озон, не какая-нибудь металлоутлеродная суспензия, а кровь, всем жидкостям жидкость! И вы решились бы заменить нашего доктора, который, кроме всего прочего, является также знаменитым астрохимиком?
- Уверяю вас, - перебил его юношa, - Я прошел через все, чтобы попасть к вам; я занимался два года у доктора Петерсеяа - сколько времени уже прошло с тех пор, как он вернулся на Землю. Я знаю все, что может произойти с человеческим организмом при любой температуре, давлении и излучении; я буду залечивать даже ваши шишки, когда вы перестанете ощущать вес и будете летать под потолок; я знаю ровно столько, сколько положено знать каждому специалисту по космомедицине на высоте от трехсот километров и выше. Умею пользоваться походной аптечкой на случай, если бы там с вами приключилась какая-нибудь земная неприятность, начиная с шума в ушах и кончая поносом...
- Хватит! - воскликнул Петя со злобным смехом. - Ничего мне больше не рассказывайте! Я могу себе представить, как вы бежали от Гуссона к Винаржицкому, потому что вы так же хорошо умеете стряпать, как и лечить, как измерять силу тяготения, обращаться с моторами, передатчиком и радиолокатором, - вы просто гений...
- Я действительно был и у Винаржицкого, но только после того, как ничего не добился у пана Шарлампье...
Петя снова засмеялся:
- Ах вот как! Я совершенно забыл - вы ведь и кинооператор, и репортер, а, по всей вероятности, также биолог и ботаник, раз вы и обо мне вспомнили и хотите заменить меня в этой области науки...
- Я делал все, что было в человеческих силах, - тяжело вздохнул юноша. - Старался познать все, что может объять дух одного человека, стремящегося вырваться из когтей этой Земли...
- Неужели она так вам опротивела? - спросил Петя с неожиданным участием, на мгновение вспомнив об Ольге.
- Этого я не могу сказать. Может быть, немного надоела. Вечно одно и то же - весна, лето, осень, зима. Я знаю ее уже как свои пять пальцев - но это ничего! Я тем не менее люблю ее, как свою бабушку. Но Марс, Венера, Меркурий - вот наши новые привязанности. Куда бы я ни попал, я всюду буду любить... Мы прилипли к нашей планете, как к прянику! Будущий гражданин космоса будет чувствовать себя как дома на любой планете, если он найдет на ней условия для развития своих умственных способностей. Точно так же, как стало пережитком стремление накапливать личное имущество, так и любовь к одной планете станет ненужным балластом...
- Никогда!-страстно воскликнул Петя. Он был до глубины души возмущен такими подрывными речами, воспринимая их как личное оскорбление. - Я буду ее любить, - сказал он, - даже если бы нашел самую красивую звезду с самыми совершенными существами во всей вселенной! - Ему хотелось крикнуть: "Ну и проваливай на другую планету, раз тебе не нравится наша!"
- А вам она дорога, - неумолимо продолжал юноша. - Вы будете тосковать по ней, она будет все время стоять у вас перед глазами, и всюду, где бы вы ни находились, вы будете стараться уловить ее всеми органами чувств; вы пропитаны и насыщены ею, как невидимой пылью. Она забилась вам в волосы и под ногти. Воспоминания будут преследовать вас на каждом шагу. Вы еще не успели оторваться, а уже думаете о возвращении и замираете от ужаса, а что если...
- Что если?.. - закричал Петя возмущенно.
- Например, что еcли "Путник" не долетит...
Петя иронически усмехнулся. Юноша становился не только назойливым, но и смешным и противным.
- Понимаю! - сказал Петя с презрением. - Точно так же, очевидно, вы запугивали всех, кого удостоили своим посещением. Но, как видно, без толку.
- Никого я не запугиваю, - запротестовал Доминик. - Вы благополучно долетите до места, все будет идти как по маслу, ни один волос не упадет у вас с головы, но трудно будет добираться обратно... Не верите, смеетесь надо мной, а потом вспомните меня, путнички, но будет уже поздно, потому что вы застрянете там до конца своих дней...
- Вы думаете, - спросил Петя насмешливо, - что "Путник" во время посадки расплющится о поверхность Марса, как бомба из сливочного мороженого?
- Этого я не думаю. Я, так же как и вы, прекрасно знаю, что на Марсе не может приземлиться такой гигант, как воздушный корабль. Известно, что "Путник" несет с собой "Золотую мушку", которая доставит вас на сушу. Но труднее будет попасть обратно на авиаматку, которая будет тем временем кружить вокруг Марса, как его третья луна. Она будет дожидаться обратного старта "Золотой мушки", но, клянусь вам, она ее не дождется. "Золотая мушка" взлетит, но никогда не долетит, никогда не догонит "Путника", хотя бы потому, что она не сможет тягаться с ним в скорости. "Путник" будет всякий раз удирать у нее из-пoд носа, и "Золотая мушка" несолоно хлебавши будет возвращаться на Землю, извините, на Марс! "Мушка" должна была бы развивать большую скорость, чем "Путник", вот как обстоит дело, и пан Кирнлофф может хоть сто раз смеяться надо мной...
Юноша стал сыпать числами и формулами скоростей, расстояний и силы, которые, правда, ничего Пете не говорили, но должны были поколебать его уверенность, вселить сомнения в его личной безопасности.
- Пока "Путник" будет виден на горизонте, - продолжал юноша, - вы не перестанете надеяться и верить, будете переговариваться с ним, сообщать ему о своих открытиях и, кроме того, передавать страстные мольбы и проклятия, пока не поймете всю тщетность ваших начинаний. Но в один прекрасный день вы посмотрите на небо и ничего на нем не увидите! "Путник" вернется обратно на Землю, и последняя ваша надежда исчезнет, оборвется последняя связь с родиной. Он принесет весть о героическом экипаже, о передовом отряде завоевателей космоса, о новом маяке Земли в море бесконечности. Вас будут прославлять в стихах и в песнях, будут отливать ваши фигуры из металла и высекать из мрамора. Да будет это утешением для вас!
Против своего желания Петя внимательно слушал въедливый голос Доминика, и внезапно его охватил ужас при мысли о том, что он мог бы там застрять неважно, по какой причине. А если бы он и выбрался оттуда благополучно, то сколько лет пришлось бы провести там, жутких лет тревоги и отчаяния в марсианских тундрах, в беспросветной тишине, где не слышно будет ни птичьего щебега, ни пчелиного жужжания, в то время как эта земля изобилия будет и дальше звучать музыкой и пением, сиять огнями и всеми цветами радуги, опьянять ароматами и греметь ритмом скорости...
Совершенно невозможно, чтобы он взял и бросил все это как раз в тот момент, когда он это только что открыл. Едва он протянул руку, едва вдохнул в себя аромат Земли, как уже должен быть изгнан из земного рая - это было бы ужасно несправедливо, никто не может требовать от него такой жертвы!
Он представил себе Ольгу, ее серые глаза, прикосновение ее руки - нет, ничто никогда не разлучит его с ней!..
Петя взглянул на Доминика Эрбана. И тот понял, что для него наступил решающий момент. Он молчал в напряженном ожидании, устремив взгляд на Петю. В этом взгляде было и отчаяние, и слабая искорка надежды. Рот приоткрылся, губы дрожали, словно с них готов был сорваться крик радости или стоя отчаяния.
А между тем Пете казалось, что он принял решение остаться не сейчас, а гораздо раньше. Даже если бы и не было этoго назойливого кандидата космонавтики с его мольбами, он остался бы, не покинул бы эту Землю- так представлялось ему сейчас!
Ему даже пришло в голову, хотя такая мысль могла показаться совершенно нелепой, что этот чудак своим запугиванием только мешает ему принять окончательное решение. Он, казалось, сделал все от него зависящее, чтобы вызвать у Пети отвращение к этому решению и затруднить его принятие, и теперь Петя должен все это преодолеть.
Да, он останется на Земле, говорил себе Петя, но совсем не из-за этого вздора о "Золотой мушке"! Он останется единственно потому, что ни за что на свете не может покинуть Ольгу! Ольга - его звезда, утренняя и вечерняя, в ее лучах он узрел эту благословенную Землю! И это - единственная причина, первая и последняя, почему Петя решил остаться!
- Я не разбираюсь в ваших подсчетах, - сказал он Эрбану, - в них, наверное, меньше веса, чем в одном атоме водорода! Конструкторы высчитали скорость полета "Золотой мушки" с такой же точностью, как и скорость "Путника"! Вашему мнению противостоит авторитет ученых, как свет солнца неясному мерцанию! Все восемь человек справедливо посмеялись над вами. И я тоже, простите, присоединяюсь к ним...
- Так, значит...- прохрипел Доминик Эрбан, и в его глазах погасли искорки.
- Подождите, - продолжал Петя, - я еще не сказал последнего слова. Я все же не буду девятым, но вы должны понять, что у меня для этого совершенно другая причина, чем ваши наивные, дилетантские и устрашающие расчеты.
- Что, что вы говорите? - закричал Эрбан и подскочил в кресле, чуть не перевернув его. - Я не расслышал, повторите, повторите...
- Повторяю, я не полечу на "Путнике"...
- Вы не полетите? Звезда моей матери, это правда?
- Я решил не лететь еще до того, как вы ко мне пришли, - сказал Петя, и в этот момент он был твердо убежден, что так оно и есть. - Вы чуть не испортили все вашими ужасами, которым вы и сами-то не верите...
Юноша схватил Петю в объятия, приподнял его и пустился танцевать с ним но комнате, потом ухватился за ручку кресла и сделал на ней стойку.
Перевернувшись через голову, он спрыгнул на ковер ж начал без остановки кувыркаться по ковру и по креслам, словно желая доказать, что, кроме всего прочего, он владеет и этим искусством, на случай если бы оно когда-нибудь понадобилось...
Радость Доминика была так безыскусственна, в ней было столько детского, а пожалуй, и наивного желания развеселить зрителя и таким образом отблагодарить, его, что Петя не выдержал и начал сочувственно следить за его акробатическими номерами. А когда юноша выбился из сил и в изнеможении опустился на кресло, Петя совершенно растаял и разоткровенничался:
- То, что заставляет меня пока остаться здесь, сильнее стремления ученого к познанию. Я тоже мечтал подняться вверх, познать непознанное, как и вы сейчас, я отдал этому всю свою молодость, а теперь все померкло...
- Значит, здесь замешана девушка! - воскликнул юноша.
Этим восклицанием он, сам того не подозревая, нежно тронул Петю за сердце. Лед был сломан, сердце Пети захлестнула волна доверия. Он был готов сию же минуту открыть юноше свою сладостную тайну, поделиться с ним своими тревогами, рассказать о своих сомнениях.
Петя разговорился. И, как раньше он необоснованно ожесточался, так теперь он вдруг обмяк. Он рассказывал о том, как жил до сих пор, как все время возился в лабораториях и как его мозг тоже превратился в лабораторию, в которой не было места ни для чего облагораживающего - ни для песен, ни для ландышей, которые девушки приносят из Дворца цветов. За холодным светом звезд в телескопе он не видел рубиновых звезд на вершинах домов-гигантов и гирлянд огней, окаймляющих магистрали и набережные каналов. И только ясное лицо Ольги, как солнышко, осветило ему землю.
Юноша слушал, но его интерес не выходил за пределы правил приличия. Когда Петя закончил, он вежливо выждал несколько мгновений, а потом прямо и без обиняков спросил, как Петя думает устроить, чтобы он, Доминик Эрбан, занял его место на воздушном корабле. После этих слов Петя поднялся и, укоризненно посмотрев на юношу, решительно подошел к аппарату. Он вызвал инженера Покровского. Вскоре он услышал его голос. А через несколько мгновений принял его лицо и передал ему свое.
Инженер Евгений Покровский был старым другом и сотрудником знаменитого Криштофа Бернарда, а теперь - большим заступником и, если можно так выразиться, защитником его сына. Петя в основном благодаря ему был удостоен чести из тысячи кандидатов быть принятым девятым в состав экипажа. Инженер Покровский считал своим долгом перед умершим другом сделать из Пети наследника славы его отца и при этом охранять его, насколько это вообще в человеческих силах.
- Евгений Павлович, здравствуйте! - начал Петя, наведя на фокус его угловатое багровое лицо с крепким внушительным носом. На одно мгновение на синих глазах сверкнули круглые стеклышки без оправы и тут же снова слились с моложавым лицом, так что казалось, будто Покровский вообще не носил очков.
- Петя, сын мой! - послышался мелодичный бархатный бас. Полные губы сложились в счастливую улыбку. - Поздравляю тебя с великим завтра! Сынок, наконец ты дождался - наступила твоя минута, попрощайся с миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47