А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

..
- Мне некогда скучать, - мужественно ответила Гана. - У меня дома еще два карапуза. И все же я чуть не плачу - такая я уж неисправимая, эгоистичная мама. Чти. б со мной ни делали, Ганичку я буду любить болйше всех...
На прощание пани Бедржишка оказала Гане:
- Я воспитаю из нее прекрасного и гордого человека - это я могу вам обещать...
С тех пор они встречались дважды в неделю на Аллее колясок. Расположенное невдалеке отделение Центрального института искусственной погоды обеспечивало этот район погожими днями. Правда, иногда институту не вполне удавалось выполнить заказ, и люди посмеивались, что обещанный "легкий ветерок" срывает у мужчин шляпы и поднимает юбки у женщин. Но все же не раз институту удавалось отгонять суровые ветры, рассеивать туман и вырывать у осени еще несколько золотистых дней. Да здравствует солнце! Выманить у него последние лучи, необходимые для всех детенышей, в каких бы колясках они ни лежали!
Пани Гана ревниво наблюдала за Ганичкой и каждый раз старалась определить, идет ли ей на пользу спартанское воспитание. Она уже не боялась вынимать девочку из коляски и брать ее на руки, но никогда не забывала внимательно осмотреть ее: не отлежала ли она спинку и не натерла ли ушко.
Девочка одинаково приветливо улыбалась обеим мамашам. Наверное, она будет хохотушкой. Но Ганичка ничем не отличалась от своих сестер - тщетно пани Гана с материнской придирчивостью искала на ее личике какую-нибудь особую, отличительную чёрту, старалась уловйть, не меняется ли его выражение в новых домашних условиях, под иным солнцем материнских забот, отражая сияние другого лица. Но ничего такого пани Гана не могла найти, и это ее успокаивало. И все же порой ее охватывало желание взять ребенка к себе домой, хотя бы только на один день. Ей страстно хотелось уложить всех троих вместе в их широкую кроватку, понежничать с Ганичкой, поласкать и приголубить ее, дать ей то, что она, по мнению пани Ганы, может получить только от настоящей матери.
Однажды Гана дала подержать Бедржишке свою Аничку.
- Скажите, дорогая, заметили бы вы, если бы вам подменили девочку?
- Действительно, - ответила, ничего не подозревая, Бедржишка, - они так похожи, что их невозможно различить. Три одинаковые писанки. Но одна из них моя!
- А что, если бы вы оставили у себя на один день Аничку, - предложила ей Гана. - А я взяла бы на ночь к себе Ганичку. Завтра мы опять их обменяли бы.
Но теперь уже пани Бедржишка поняла скрытые замыслы Ганы и быстро положила обратно в коляску Аничку.
- Мне кажется, что это было бы нехорошо, - сказала она. - Ганичка уже привыкла ко мне и к своему режиму. Лучше оставить каждую в своей коляске. Когда они подрастут и начнут ходить, я с Ганичкой приду к вам в гости, а потом вы ко мне...
Осень постепенно угасала. Утро вставало в тумане, который днем поднимался вверх и закрывал солнце. Напрасны были усилия специалистов и сотрудников института, тщетно они устанавливали могучие прожекторы и полосовали ими затянутое небо на много километров ввысь.
Над парком не прояснялось, ветрозащитители не могли больше сопротивляться напорам вихрей, которые обходили их и нападали со всех сторон. Ветер перемешивал опавшие листья лип, кленов и каштанов и устилал аллеи разноцветным ковром. Ударил первый морозец и опалил георгины. Только поздние зимние розы упорствовали, но и в их бутонах таилось тоскливое предчувствие, что уже поздно, что они уже не расцветут в этом году. Озеро у берегов покрылось тонким ледком, и водяные птицы перекочевали в глубь заповедника, на более теплые озера.
И все же парк не совсем затих. Как только небо немного прояснялось, появлялись тепло одетые мамаши с жесткими колясками. В знак приветствия они обменивались улыбками, как бы поддерживая друг друга в своей стойкости. Но и они бежали с колясками согреваться в ротонду, если начинал дуть холодный резкий ветер.
Иногда выдавались ясные, прозрачные дни, увенчанные солнцем. Тогда выходили на прогулку и самые заботливые и осторожные хмамашн с самыми теплыми колясками. Парк снова оживал, появлялись и совершенно новые младенцы в новых колясках.
В один из таких искристо-ясных дней в аллее снова встретились пани Гана и пани Бедржишка.
Достаточно было одного-едннственного взгляда, брошевного на коляску, чтобы пани Гана оцепенела от ужаса. Ганичка была укрыта только тонким одеяльцем, и обе ее ручки, красные как раки, высовывались наружу.
- Она же простудится! - простонала перепуганная Гана. - Я вам дам что-нибудь из своих вещей.
И, действительно, у нее было что раздавать. Пуховые одеяльца почти доверху наполняли ее коляску, на дне которой едва виднелись две закутанные головки.
- Не простудится, - улыбнулась Бедржишка. - Для этого я и закаляю ее. Как видите, она не имеет ничего против.
"Ты заморозишь моего ребенка! У тебя вместо сердца кусок льда! Верни мне ее, пока она еще не замерзла!" -рвалось у Ганы из сердца, но она не имела права произнести эти слова. Ребенок принадлежит атой мерзавке, она может с ним делать, что хочет; хоть бы девочка заплакала - а она, Как нарочно, не плачет.
- Идемте скорее греться! - закричала Гана.
Обе они направились к ротонде, где их ждали тепло, музыка и закуска и где об их малютках позаботятся сестры-врачи.
Но уже издали они заметили, что там творится что-то необыкновенное. В круглом вестибюле суетятся матери с детьми на руках, их глаза полны ужаса. Одни устремляются по лестнице на верхнюю галерею ротонды, другие в смятении спускаются вниз. А где же знакомые сестры и студентки, кто возьмет наших малышей в свои бархатистые руки? Куда девались врачи и фельдшерицы со своими улыбками и одобрительными словами? Малыши, привыкшие к тому, что их ждало в эту пору и на этом месте, начали плачем добиваться восстановления привычного порядка.
Гана и Бедржишка быстро поднялись на второй этаж. Белая дверь кабинета директора распахнута настежь. Там масса народу - им не пробраться...
Что такое происходит? Что случилось?
- Там лежит замерзший ребенок!
- Нет, он еще не умер!
- Еще, говорят, двигается!
- Но как он мог замерзнуть?
- Наверное, какая-нибудь спартанка...
- Закалила его до смерти!
Пани Гапа бросила на Бедржишку уничтожающий взгляд. Но послышались новые голоса, доносившиеся из глубины комнаты.
- Сестра Марта нашла ребенка на лестнице!
- Он пролежал там всю ночь!
- Он был как сосулька!
- Ребенок на лестнице! Какая же мать?..
- Это была пе мать...
Из кабинета неслись все новые вести: - Это мальчик!
- Крепкий и здоровый мальчик!
- Вы говорите, крепкий и здоровый?
- Какой хорошенький!
- Как крепко спит...
И вдруг раздался чей-то пронзительный криК, который потряс всех матерей до глубины души.
- У него же нет глаз!
В то время как сестры занимались с малютками и укладывали их в кроватки, матери собрались в аудитории, чтобы выслушать сообщение старшего врача. Только что закончился медицинский совет.
Публично было объявлено о найденном ребенке, и теперь он, трагически величественный, лежал разверйутый на белоснежной кроватке. Временами он дрыгал ножками и размахивал ручками, довольно агукал, но веки у него оставались закрытыми, словно он спал.
Матери осмотрели его. Любопытство было удовлетворено, теперь заговорило сердце. Скатилась не одна слеза, не одна рука потянулась к нему, губы задрожали от рыдания. Так это было ужасно, так невероятно...
Матери уселись на скамьи, расположенные амфитеатром в виде подковы. Внизу на возвышении заняли места за столом члены коллегии. Председательствовала старший врач пани Шипурватти, индийка с черными, тронутыми сединой волосами и жгучими круглыми глазами.
- Матери,- сказала она спокойным, по внушительным голосом,- здесь перед вами лежит ребенок, у которого нет глаз!
Аудитория заволновалась, раздались возгласы: - Возможно ли это!
- Почему ребенок родился без глаз?
- А что же мать?
- Успокойтесь, пожалуйста,- продолжала пани Шипурватти.- Мы все испытываем одинаковое чувство боли и стыда. Нам стыдно и грустно, что на свете живет мать, которая снимает с себя заботу о ребенке так же просто, как снимает перчатку. Разве она не знала, что ребенок является не только достоянием родителей, но принадлежит и всему обществу? Разве она не знала, что мы можем ей помочь? Своим поступком она сама вынесла себе приговор. Найдется ли среди вас мать, которая могла бы защищать ее?
Слово взяла высокая женщина, худая и бледная, с черными волосами, в которых резко выделялась белая как снег прядь. Она сказала:
- Хотя она и проявила трусость своим поступком, но я беру на себя смелость защищать ее! Представьте себе ее ужас и горе, когда она установила, что у ребенка нет глаз. Что делать? Нам теперь стыдно за нее, но и она переживала, кроме других мучительных чувств, и чувство стыда - стыда перед обществом, которое спросит ее, почему у ее ребенка нет глаз. Она боялась и собственного ребенка, который однажды задаст ей тот же вопрос. Несчастная хорошо завернула маленького, чтобы защитить его от холода, и положила его на порог нашего храма. Она знала, что мы подумаем о его судьбе, возьмем его под свою охрану, что он будет жить. Но, избавившись от ребенка, она тем самым лишила себя права быть его матерью. Никто никогда не узнает о ней, как будто ее вообще не было. У ребенка нет матери. Ребенку нужна новая мать. Подбрасывая его, она, наверное, плакала. Вот все, что я хотела сказать в защиту этой матери!
Женщина села. Лицо ее приняло спокойное и выжидательное выражение. После нее снова заговорила старший врач, пани Шипурватти:
- Вернемся к ребенку. На нашем консилиуме раздался голос за то, чтобы от нас исходило предложение о безболезненном усыплении ребенка. (По аудитории, подобно электрической искре, пронеслось волнение.) Я сообщаю вам об этом только для полноты отчета, так как данное предложение моментально было отклонено. Его автор говорил, что, дескать, общество не может взять на себя ответственность за воспитание человека, который один среди всех будет несчастным...
Поднялась буря негодования:
- А кто же говорит, что он должен быть несчастным?
- Мы дадим ему все блага мира!
- Он будет иметь все остальное, так что глаза не понадобятся ему!
- Он так полно будет воспринимать жизнь другими органами чувств, что будет вполне счастлив!
- Он будет видеть посредством музыки, через вкус и запах...
- И руками!
- Мы научим его работать - в этом вся мудрость и счастье жизни!
- А что, если скрыть от него, что он слепой? - высказал кто-то несмело свою мысль, но никто не поддержал ее, настолько она была нелепа, и голос сразу же замолк. Старший врач пани Шипурватти продолжала свою речь: - Все дефекты зрения, как вам известно, можно излечить. Мне кажется, в нашем обществе уже не найдется человека; слепого на оба глаза. В прежнее время было так много незрячих, что для них устраивались специальные приюты. На улице такого человека сопровождала собака, его печальным отличительным знаком была белая палка. Теперь не существует приютов, в которых слепой мог бы жить вместе с подобно ему обиженными судьбой. Итак, что же делать с ребенком? Что предпринять немедленно, прежде чем о нем будет вынесено окончательное решение? Вот он лежит здесь - вы все его видели. Он здоров, просто поразительно - он еще ни разу не заплакал; это тоже говорит о его хорошем состоянии, если принять во внимание, как он провел ночь. Но он будет плакать, он должен плакать - так уж изъясняются младенцы...
- К чему эти длинные разговоры,- раздался голос матери с белой прядью волос в черных кудрях. - Я беру его к себе.
Но тут поднялись и другие матери. Аудитория зашумела голосами:
- Дайте его мне! У меня только один...
- Нас восемь - ему будет весело...
- Я буду любить его, как своего собственного...
- Я дам ему все, даже собственные глаза...
- А я... - воскликнула еще одна, но не договорила и побежала к кроватке, видя, что и другие матери устремились туда. Их было много, а ребенок один; к нему тянулось столько рук, посягавших на его безопасность! Пани Шипурватти преградила матерям дорогу.
- Ребенку нужна мать, но только одна мать, - сказала она. - Так кто же из вас?
- Я! - закричала пани Гана, протолкавшись вперед почти к самой кроватке.- Прошу вас, выслушайте меня!
- Я знаю, что вы хотите сказать! - поддержала ее пани Шипурватти.- Вы правы!
- Доктор Шипурватти,- возбужденно начала пани Гана,- вы ведь знаете моего ребенка, или, правильнее, моего бывшего ребенка! Я отдала его женщине, у которой не было детей! Вы хвалили меня за этот подарок, но в моем сердце образовалась пустота, трилистник разорван, ему не хватает одного листочка! Я прошу, очень прошу вас, отдайте мне этот бутончик, хотя бы только потому, что и я умела отдать...
- Действительно, ни у кого нет на него такого права, как у вас,- ни минуты не раздумывая, ласково сказала старший врач.- Мы дадим его вам...
Жепщины вполне согласились с этим решением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов