План кампании стал созревать у него уже через несколько секунд после предложения Анны. Он уже видел себя сидящим в большом кожаном кресле в кабинете наркома…
— А что ж… — улыбаясь, ответил он Вольскому.
На этом и порешили.
Делегацию к наркому составили из трех человек: директора, главного инженера и Тунгусова.
* * *
Неизвестно, какими хитроумными путями они добились своего, но уже на четвертый день после технического совещания был назначен прием. Успеху этому удивлялись сами секретари: встречи с деятелями своего-то ведомства едва втискивались в плотно упакованные на две недели вперед рабочие дни наркома, а тут — «музыканты», и — нате вам! Правда, обнаруживались все признаки того, что нарком заинтересовался проблемой, изложенной в письме, где мотивировалась просьба о приеме. Но ведь у каждого, кто идет к наркому — проблема. Надо уметь написать письмо. Надо уметь добиться, чтобы оно было прочтено немедленно…
В три часа они сидели в приемной.
Большая группа посетителей вышла из кабинета и удалилась в молчании. Секретарь исчез за дверью, тотчас вышел и сказал:
— Пожалуйста, товарищи.
Николай волновался. Это было своеобразное волнение, какого он еще не знал. Судьба дела не играла тут решающей роли. Было другое — как бы трепетное прикосновение к истории. Вот сейчас он, Николай Тунгусов, встретится с этим большим человеком, старым революционером, крупным организатором, создателем, а теперь руководителем советской промышленности, в руках которого были судьбы многих дел, событий, людей. Какой же волей должен обладать человек, взявший на себя такую ответственность! Ведь многое решает он сам, один. Вот к нему приходят люди со своими разнообразными «вопросами». Приходят за решением, потому что сами не могут его найти, спорят между собой, борются… Кто-то неправ. Кто этот неправый? Кто может решиться принести сюда свою неправду — личную или ведомственную, невежественную или корыстную?..
Теперь Николай осознал свой трепет, как ответственность за правду перед наркомом. Его нельзя обманывать, даже неумышленно. Он мгновенно окинул мыслью, будто с большой высоты, свой проект, свои лампы. Нет… все в порядке. Все — чисто.
Еще шаг, и… Николай уже видел мысленно монументальную фигуру наркома, сошедшую с праздничных плакатов — статичных, как бы созданных раз и навсегда — дорисованную воображением: высокий рост, суровые, холодные черты, строгий тон высокого начальника…
Он вошел последним.
Из-за огромного письменного стола поднялся небольшой пожилой человек, приветливо пожал руки гостям. Храпов представился сам, представил своих спутников.
* * *
— Присаживайтесь, друзья.
«Вот он какой!» — думал Николай, наблюдая, как внимательно нарком расспрашивает, слушает директора. Сразу ушло волнение, стало легко. Перед ним был простой и заботливый хозяин, которому дорого все, что может принести пользу его огромному, сложному делу.
Храпов и Вольский коротко ввели наркома в курс событий. Тунгусов изложил суть своего предложения. Нарком долго рассматривал, взвешивал на руках небольшие брусочки сырого и высушенного дерева, разложенные на столе Николаем, расспросил его о принципе высокочастотной сушки, о конструкции генератора…
Потом, взглянув на Тунгусова, он просто сказал:
— Ну, что ж, товарищи, я считаю, что идея замечательная. Действуйте! Что, собственно, вас затрудняет?
Когда ему рассказали историю с Витковским, с лампами для профессора Флерова, он недовольно шевельнул своими седеющими усами, потом улыбнулся.
— Да, у Витковского были недавно такие дела с изобретениями, которые заставляют его теперь быть очень осторожным. Ладно, я с ним поговорю, лампы будут. Сдавайте ваши заявки. Все?
Лица гостей сияли, когда они вышли в приемную. Директор с инженером спускались по лестнице вниз, сидели уже в машине, мчались к себе на фабрику, а блаженное сияние так и держалось на их физиономиях.
— Вот, брат, настоящий человек! — говорил Храпов, изо всей силы толкая инженера плечом. — Ну, теперь дело пойдет!
Тунгусова нарком просил задержаться «на несколько минут». Когда они остались вдвоем, он снова пристально посмотрел на изобретателя.
— Я вижу, что вы хорошо знакомы с вопросом, над которым работаете, — сказал он. — Я вам верю. Верю, что ваш лабораторный аппарат действительно дает такие результаты. Но скажите, вы сами вполне убеждены, что то же самое даст и большая промышленная установка? Ведь тут, насколько я понимаю, дело не только в том, чтобы просто увеличить масштаб, тут размеры связаны с новым качеством.
— Конечно, вы совершенно правы, — ответил Тунгусов. — Но я имею это в виду. Промышленная установка будет значительно отличаться по своей конструкции от моего маленького генератора. Как вам сказать?.. Некоторый элемент риска, конечно, есть. Высокая частота очень капризная вещь. Может быть, и возникнут какие-нибудь затруднения. Но я убежден, что преодолею их, потому что основные, принципиальные вопросы уже решены и проверены.
— Меня интересует сейчас вот что, — сказал нарком. — В последнее время в некоторых научно-исследовательских институтах были получены очень эффектные результаты применения ультракоротких волн, например, для уничтожения зерновых вредителей, для повышения урожайности сельскохозяйственных культур. Я сам видел несколько подобных опытов, они прямо поразительны. И у меня нет оснований подозревать авторов этих опытов в недобросовестности. Почему же, скажите, до сих пор ни один из этих приемов не получил окончательного признания и не вошел в практику нашего хозяйства?
Николай снова ощутил всю ответственность своего положения. Он должен познакомить наркома с этим сложным и важным делом, в которое он верит, которому посвятил жизнь!.. Да, нарком задал самый существенный вопрос, нужно быть предельно правым, объективным в оценке положения.
Ничего не получалось из объективности. Всей силой своего гнева Николай обрушился на косность некоторых ученых авторитетов, на их замкнутость в рамках собственной науки, на отсутствие необходимых научных сведений у многих хозяйственников, на боязнь ответственности и риска, недостаток размаха. С присущей ему осведомленностью Николай в виде иллюстрации рассказал в мельчайших подробностях, как позорно была погублена ценнейшая работа в Зерновом институте, где люди уже создали полупроизводственную установку для дезинсекции зерна. Оставалось только наладить и пустить ее в ход. Когда автор проекта, дважды встретив неожиданные затруднения в процессе наладки, не выдержал намеченных им же сроков, его совершенно неосновательно обвинили в жульничестве, прекратили работу и разобрали установку.
Николай сел на своего конька. Увлекшись, он бил и крошил своих врагов направо и налево, и чем непосредственнее бушевало его возмущение, тем больше нравился он наркому своей прямотой, искренностью и обоснованностью суждений.
«Такие не обманывают», думал нарком, внимательно слушая молодого инженера.
— Дело в том, — заключил Николай, — что, несмотря на все опыты, мы еще не объяснили до конца механизма действия лучистой электроэнергии. Почему повышается урожай от облученных семян? Почему гибнут бактерии в поле высокой частоты? Этого мы еще не знаем. Но разве это значит, что нужно отказаться от попыток практически использовать могучее действие лучистой энергии? Конечно, нет! Именно, решая практические задачи, мы и найдем недостающие звенья теории. И если лабораторные опыты дают такие удивительные результаты — пусть даже не всегда, — этого уже достаточно, чтобы приступить к практике.
Нам, физикам, приходится преодолевать большие трудности.
Чтобы создать, например, дезинсекционную установку, нужно быть одновременно и физиком и биологом. Чтобы применить лучистую энергию для повышения урожайности хлебных культур, нужно знать — и очень глубоко знать! — физиологию растений. Такие сочетания крайне редки, а коллективная работа людей, обладающих столь разнородными знаниями, в данном случае тоже не решает вопроса. Чтобы творить, изобретать, нужно иметь эти разнородные знания в одной голове.
Вот и ответ на ваш вопрос, товарищ нарком. Наша наука о лучистой энергии делает только первые шаги. Трудностей много, а доверия и помощи мало. Впрочем, я понимаю отчасти и хозяйственников. Среди нас есть, конечно, и увлекающиеся, и недостаточно компетентные люди. Бывает трудно разобраться в нашей «тонкой механике» — кому тут можно, а кому нельзя доверять…
Нарком встал, добродушно глядя на Тунгусова.
— Ничего, разберемся. — Он взял трубку. — Товарищ Витковский? Да, да, добрый день! Вот что, уважаемый, сейчас к вам придет инженер Тунгусов… Да, он самый… Займитесь им как следует, все его претензии нужно удовлетворить. И возможно быстрее. Составьте вместе с ним заявку, копию дайте мне.
— А вы, — сказал он, снова обращаясь к Тунгусову, — не стесняйтесь, требуйте все, что нужно для успеха. Заказы выполним, денег дадим, сколько потребуется. Сушилку эту надо сделать во что бы то ни стало. А потом пойдем и дальше. Очень прошу вас держать меня в курсе дела. Вот вам мои телефоны. Если встретятся какие-нибудь затруднения, если понадобится помощь, звоните непосредственно мне в любое время.
— Спасибо, — заикаясь от волнения, пробормотал Николай. Впервые в жизни он был так тронут вниманием. У него защекотало где-то глубоко в носу. — Спасибо за доверие, товарищ нарком! — он схватил бумажку с номерами телефонов наркома, крепко стиснул протянутую ему руку и быстро вышел.
* * *
— Профессор Ридан, — доложил секретарь, входя в кабинет.
— Ридан? Физиолог? — удивился нарком.
— Очевидно, он.
— Просите… просите…
Они встретились, как старые знакомые, хотя едва ли они когда-нибудь встречались. Нарком хорошо знал имя Ридана, одного из первых учёных, без колебаний примкнувших в свое время к социалистической революции, знал его славу крупного хирурга, слышал о недавнем выступлении профессора, прерванном внезапным приступом болезни.
— Вас, вероятно, удивляет появление человека, столь далекого по своей специальности от вопросов промышленности… — начал Ридан.
— Вот и ошибаетесь, — смеясь, ответил нарком. — Нисколько я не удивлен. К нам теперь все идут, и я думаю, что сейчас не найдется ни одного ведомства, ни одной отрасли знания, которые не были бы кровно заинтересованы в нашей промышленности. Знаете, кто у меня был сейчас? Музыканты! — оба весело рассмеялись. — Однако, как вы себя чувствуете, профессор? Я слышал, вы болели.
— Вы слышали о моем провале в Доме ученых?
— Почему «провале»? Говорят, доклад был очень интересен.
— Может быть… Но я выступал не для того только, чтобы сделать интересное сообщение. Мой доклад преследовал определенную, очень важную для моей дальнейшей работы цель, которой я так и не достиг. Какая-то минутная слабость, непонятный шок, не подходящий под определение «болезнь», заставил меня прервать доклад. И именно провал, а не болезнь, — основное значение этого инцидента. Он, собственно, и привел меня к вам.
Нарком пристально посмотрел на бледное лицо ученого. Ридан еще не вполне оправился от потрясения, вызванного неудачей с физиками и непонятностью самого «шока», для которого он не нашел никаких оснований в своем организме. Озабоченность тронула живые глубокие глаза наркома.
— Скажите, сколько часов в день вы работаете? — спросил он. — Или, лучше, сколько вы отдыхаете?
Легкая улыбка шевельнула усы Ридана.
— А вы, товарищ нарком? — спросил он вместо ответа. Нарком отвел глаза и тоже улыбнулся. Всем известна была его манера совершать после работы в наркомате внезапные прогулки «для отдыха», причем местом таких прогулок всегда оказывались заводы, требовавшие в данный момент особого внимания наркомата.
— Ведь нам с вами по полвека, приблизительно, — продолжал Ридан. — Отдыхать, вы говорите? Как это, отдыхать? Только голова может заставить нас отдыхать: она управляет человеком. Я могу дать отдых рукам, желудку, даже сердцу. Но мы с вами работаем головой. Как же быть с ней, когда она сама не хочет… не может отдыхать?!
Они сидели друг против друга, пожилые, крепкие еще, внимательные, и молчали несколько секунд.
— Вы правы, — сказал, наконец, нарком. — Нам этого сделать нельзя. Никакой отдых не заставит наши головы прекратить работу… Чем же я могу помочь вам?
Ридан рассказал вкратце о своем открытии, о «конфликте с физикой». Решение серьезнейшей физиологической проблемы кроется в области, недоступной ему. Нужна помощь. Промышленность объединяет все лучшие технические силы страны. Она, конечно, знает выдающихся радиотехников, конструкторов-изобретателей.
— Укажите мне человека, которому я мог бы поручить разработку генератора. Если такой человек найдет, что задача не безнадёжна и согласиться взяться за ее решение, дайте мне его. Вот всё, что я прошу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— А что ж… — улыбаясь, ответил он Вольскому.
На этом и порешили.
Делегацию к наркому составили из трех человек: директора, главного инженера и Тунгусова.
* * *
Неизвестно, какими хитроумными путями они добились своего, но уже на четвертый день после технического совещания был назначен прием. Успеху этому удивлялись сами секретари: встречи с деятелями своего-то ведомства едва втискивались в плотно упакованные на две недели вперед рабочие дни наркома, а тут — «музыканты», и — нате вам! Правда, обнаруживались все признаки того, что нарком заинтересовался проблемой, изложенной в письме, где мотивировалась просьба о приеме. Но ведь у каждого, кто идет к наркому — проблема. Надо уметь написать письмо. Надо уметь добиться, чтобы оно было прочтено немедленно…
В три часа они сидели в приемной.
Большая группа посетителей вышла из кабинета и удалилась в молчании. Секретарь исчез за дверью, тотчас вышел и сказал:
— Пожалуйста, товарищи.
Николай волновался. Это было своеобразное волнение, какого он еще не знал. Судьба дела не играла тут решающей роли. Было другое — как бы трепетное прикосновение к истории. Вот сейчас он, Николай Тунгусов, встретится с этим большим человеком, старым революционером, крупным организатором, создателем, а теперь руководителем советской промышленности, в руках которого были судьбы многих дел, событий, людей. Какой же волей должен обладать человек, взявший на себя такую ответственность! Ведь многое решает он сам, один. Вот к нему приходят люди со своими разнообразными «вопросами». Приходят за решением, потому что сами не могут его найти, спорят между собой, борются… Кто-то неправ. Кто этот неправый? Кто может решиться принести сюда свою неправду — личную или ведомственную, невежественную или корыстную?..
Теперь Николай осознал свой трепет, как ответственность за правду перед наркомом. Его нельзя обманывать, даже неумышленно. Он мгновенно окинул мыслью, будто с большой высоты, свой проект, свои лампы. Нет… все в порядке. Все — чисто.
Еще шаг, и… Николай уже видел мысленно монументальную фигуру наркома, сошедшую с праздничных плакатов — статичных, как бы созданных раз и навсегда — дорисованную воображением: высокий рост, суровые, холодные черты, строгий тон высокого начальника…
Он вошел последним.
Из-за огромного письменного стола поднялся небольшой пожилой человек, приветливо пожал руки гостям. Храпов представился сам, представил своих спутников.
* * *
— Присаживайтесь, друзья.
«Вот он какой!» — думал Николай, наблюдая, как внимательно нарком расспрашивает, слушает директора. Сразу ушло волнение, стало легко. Перед ним был простой и заботливый хозяин, которому дорого все, что может принести пользу его огромному, сложному делу.
Храпов и Вольский коротко ввели наркома в курс событий. Тунгусов изложил суть своего предложения. Нарком долго рассматривал, взвешивал на руках небольшие брусочки сырого и высушенного дерева, разложенные на столе Николаем, расспросил его о принципе высокочастотной сушки, о конструкции генератора…
Потом, взглянув на Тунгусова, он просто сказал:
— Ну, что ж, товарищи, я считаю, что идея замечательная. Действуйте! Что, собственно, вас затрудняет?
Когда ему рассказали историю с Витковским, с лампами для профессора Флерова, он недовольно шевельнул своими седеющими усами, потом улыбнулся.
— Да, у Витковского были недавно такие дела с изобретениями, которые заставляют его теперь быть очень осторожным. Ладно, я с ним поговорю, лампы будут. Сдавайте ваши заявки. Все?
Лица гостей сияли, когда они вышли в приемную. Директор с инженером спускались по лестнице вниз, сидели уже в машине, мчались к себе на фабрику, а блаженное сияние так и держалось на их физиономиях.
— Вот, брат, настоящий человек! — говорил Храпов, изо всей силы толкая инженера плечом. — Ну, теперь дело пойдет!
Тунгусова нарком просил задержаться «на несколько минут». Когда они остались вдвоем, он снова пристально посмотрел на изобретателя.
— Я вижу, что вы хорошо знакомы с вопросом, над которым работаете, — сказал он. — Я вам верю. Верю, что ваш лабораторный аппарат действительно дает такие результаты. Но скажите, вы сами вполне убеждены, что то же самое даст и большая промышленная установка? Ведь тут, насколько я понимаю, дело не только в том, чтобы просто увеличить масштаб, тут размеры связаны с новым качеством.
— Конечно, вы совершенно правы, — ответил Тунгусов. — Но я имею это в виду. Промышленная установка будет значительно отличаться по своей конструкции от моего маленького генератора. Как вам сказать?.. Некоторый элемент риска, конечно, есть. Высокая частота очень капризная вещь. Может быть, и возникнут какие-нибудь затруднения. Но я убежден, что преодолею их, потому что основные, принципиальные вопросы уже решены и проверены.
— Меня интересует сейчас вот что, — сказал нарком. — В последнее время в некоторых научно-исследовательских институтах были получены очень эффектные результаты применения ультракоротких волн, например, для уничтожения зерновых вредителей, для повышения урожайности сельскохозяйственных культур. Я сам видел несколько подобных опытов, они прямо поразительны. И у меня нет оснований подозревать авторов этих опытов в недобросовестности. Почему же, скажите, до сих пор ни один из этих приемов не получил окончательного признания и не вошел в практику нашего хозяйства?
Николай снова ощутил всю ответственность своего положения. Он должен познакомить наркома с этим сложным и важным делом, в которое он верит, которому посвятил жизнь!.. Да, нарком задал самый существенный вопрос, нужно быть предельно правым, объективным в оценке положения.
Ничего не получалось из объективности. Всей силой своего гнева Николай обрушился на косность некоторых ученых авторитетов, на их замкнутость в рамках собственной науки, на отсутствие необходимых научных сведений у многих хозяйственников, на боязнь ответственности и риска, недостаток размаха. С присущей ему осведомленностью Николай в виде иллюстрации рассказал в мельчайших подробностях, как позорно была погублена ценнейшая работа в Зерновом институте, где люди уже создали полупроизводственную установку для дезинсекции зерна. Оставалось только наладить и пустить ее в ход. Когда автор проекта, дважды встретив неожиданные затруднения в процессе наладки, не выдержал намеченных им же сроков, его совершенно неосновательно обвинили в жульничестве, прекратили работу и разобрали установку.
Николай сел на своего конька. Увлекшись, он бил и крошил своих врагов направо и налево, и чем непосредственнее бушевало его возмущение, тем больше нравился он наркому своей прямотой, искренностью и обоснованностью суждений.
«Такие не обманывают», думал нарком, внимательно слушая молодого инженера.
— Дело в том, — заключил Николай, — что, несмотря на все опыты, мы еще не объяснили до конца механизма действия лучистой электроэнергии. Почему повышается урожай от облученных семян? Почему гибнут бактерии в поле высокой частоты? Этого мы еще не знаем. Но разве это значит, что нужно отказаться от попыток практически использовать могучее действие лучистой энергии? Конечно, нет! Именно, решая практические задачи, мы и найдем недостающие звенья теории. И если лабораторные опыты дают такие удивительные результаты — пусть даже не всегда, — этого уже достаточно, чтобы приступить к практике.
Нам, физикам, приходится преодолевать большие трудности.
Чтобы создать, например, дезинсекционную установку, нужно быть одновременно и физиком и биологом. Чтобы применить лучистую энергию для повышения урожайности хлебных культур, нужно знать — и очень глубоко знать! — физиологию растений. Такие сочетания крайне редки, а коллективная работа людей, обладающих столь разнородными знаниями, в данном случае тоже не решает вопроса. Чтобы творить, изобретать, нужно иметь эти разнородные знания в одной голове.
Вот и ответ на ваш вопрос, товарищ нарком. Наша наука о лучистой энергии делает только первые шаги. Трудностей много, а доверия и помощи мало. Впрочем, я понимаю отчасти и хозяйственников. Среди нас есть, конечно, и увлекающиеся, и недостаточно компетентные люди. Бывает трудно разобраться в нашей «тонкой механике» — кому тут можно, а кому нельзя доверять…
Нарком встал, добродушно глядя на Тунгусова.
— Ничего, разберемся. — Он взял трубку. — Товарищ Витковский? Да, да, добрый день! Вот что, уважаемый, сейчас к вам придет инженер Тунгусов… Да, он самый… Займитесь им как следует, все его претензии нужно удовлетворить. И возможно быстрее. Составьте вместе с ним заявку, копию дайте мне.
— А вы, — сказал он, снова обращаясь к Тунгусову, — не стесняйтесь, требуйте все, что нужно для успеха. Заказы выполним, денег дадим, сколько потребуется. Сушилку эту надо сделать во что бы то ни стало. А потом пойдем и дальше. Очень прошу вас держать меня в курсе дела. Вот вам мои телефоны. Если встретятся какие-нибудь затруднения, если понадобится помощь, звоните непосредственно мне в любое время.
— Спасибо, — заикаясь от волнения, пробормотал Николай. Впервые в жизни он был так тронут вниманием. У него защекотало где-то глубоко в носу. — Спасибо за доверие, товарищ нарком! — он схватил бумажку с номерами телефонов наркома, крепко стиснул протянутую ему руку и быстро вышел.
* * *
— Профессор Ридан, — доложил секретарь, входя в кабинет.
— Ридан? Физиолог? — удивился нарком.
— Очевидно, он.
— Просите… просите…
Они встретились, как старые знакомые, хотя едва ли они когда-нибудь встречались. Нарком хорошо знал имя Ридана, одного из первых учёных, без колебаний примкнувших в свое время к социалистической революции, знал его славу крупного хирурга, слышал о недавнем выступлении профессора, прерванном внезапным приступом болезни.
— Вас, вероятно, удивляет появление человека, столь далекого по своей специальности от вопросов промышленности… — начал Ридан.
— Вот и ошибаетесь, — смеясь, ответил нарком. — Нисколько я не удивлен. К нам теперь все идут, и я думаю, что сейчас не найдется ни одного ведомства, ни одной отрасли знания, которые не были бы кровно заинтересованы в нашей промышленности. Знаете, кто у меня был сейчас? Музыканты! — оба весело рассмеялись. — Однако, как вы себя чувствуете, профессор? Я слышал, вы болели.
— Вы слышали о моем провале в Доме ученых?
— Почему «провале»? Говорят, доклад был очень интересен.
— Может быть… Но я выступал не для того только, чтобы сделать интересное сообщение. Мой доклад преследовал определенную, очень важную для моей дальнейшей работы цель, которой я так и не достиг. Какая-то минутная слабость, непонятный шок, не подходящий под определение «болезнь», заставил меня прервать доклад. И именно провал, а не болезнь, — основное значение этого инцидента. Он, собственно, и привел меня к вам.
Нарком пристально посмотрел на бледное лицо ученого. Ридан еще не вполне оправился от потрясения, вызванного неудачей с физиками и непонятностью самого «шока», для которого он не нашел никаких оснований в своем организме. Озабоченность тронула живые глубокие глаза наркома.
— Скажите, сколько часов в день вы работаете? — спросил он. — Или, лучше, сколько вы отдыхаете?
Легкая улыбка шевельнула усы Ридана.
— А вы, товарищ нарком? — спросил он вместо ответа. Нарком отвел глаза и тоже улыбнулся. Всем известна была его манера совершать после работы в наркомате внезапные прогулки «для отдыха», причем местом таких прогулок всегда оказывались заводы, требовавшие в данный момент особого внимания наркомата.
— Ведь нам с вами по полвека, приблизительно, — продолжал Ридан. — Отдыхать, вы говорите? Как это, отдыхать? Только голова может заставить нас отдыхать: она управляет человеком. Я могу дать отдых рукам, желудку, даже сердцу. Но мы с вами работаем головой. Как же быть с ней, когда она сама не хочет… не может отдыхать?!
Они сидели друг против друга, пожилые, крепкие еще, внимательные, и молчали несколько секунд.
— Вы правы, — сказал, наконец, нарком. — Нам этого сделать нельзя. Никакой отдых не заставит наши головы прекратить работу… Чем же я могу помочь вам?
Ридан рассказал вкратце о своем открытии, о «конфликте с физикой». Решение серьезнейшей физиологической проблемы кроется в области, недоступной ему. Нужна помощь. Промышленность объединяет все лучшие технические силы страны. Она, конечно, знает выдающихся радиотехников, конструкторов-изобретателей.
— Укажите мне человека, которому я мог бы поручить разработку генератора. Если такой человек найдет, что задача не безнадёжна и согласиться взяться за ее решение, дайте мне его. Вот всё, что я прошу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77