Покачал головой укоризненно, поднял опрокинувшуюся коньячную бутылку.
— Ты!.. — Борис стоял, наклонившись над столом, упираясь одной ладонью, другой — слепо хлопая по скатерти. Под ладонь попался кусок хлеба, смятая салфетка. Старик без эмоций смотрел на нож перед собой. Борис оторопел — он не задал вопрос вслух!.. Откуда известно на что ответил Леонард? Разве Борис верит тому, что старик тут наговорил — о просчете реакций индивидуума? Как вообще можно верить или не верить в чужой бред?! Борис медленно опустился на место. Спокойнее… Что-то вроде неловкости перед самим собой овладело им.
Тяжесть вдруг исчезла. Теперь Бориса охватила отвратительная безвольная легкость, когда не можешь сжать кулак, когда вместо мышц пустота, а вместо воли — страх.
Старик вздохнул:
— Борис Александрович, успокойтесь, прошу вас. Вы не дали мне договорить. Я просто умоляю вас посмотреть на ситуацию трезво… Простите, простите — это был неудачный и случайный каламбур. Наталью мы вам не подсунули. Вас ведь именно это предположение так взволновало? И этот, простите, глагол? Кстати, я правильно просчитал вашу реакцию на свои слова? — в тоне старика прорезался холод.
Борис сидел не шевелясь. Загнанное сердце торопливо и неуверенно, словно не расчитывая догнать события, стучало где-то внизу, рядом с желудком. Борисом овладело странное ощущение, что весь он сфокусирован внутри черепа. Руки, которые он видел перед собой на краю стола, были чужими. Тело, застывшее в кресле, он ощущал лишь когда вспоминал о нем. Остальной мир так же не представлял ничего значимого.
— Я не устаю повторять: наш принцип — свобода, — тараторил неугомонный старик. — Свобода выбора. Но и глупый выбор — это ведь не свобода, верно? Если человек сделал выбор, а потом расплачивается за него — он глупец, ибо он учится на своих ошибках. Из всех девушек вашего круга лишь она одна была способна жить в семье с ученым, а именно с вами. Ваше мнение полностью совпало с нашим — вы тоже выбрали ее. Очень хорошо, что возникло обоюдное чувство. Мы лишь организовали ту вечеринку на квартире Самарского. Помните, ведь все могло сорваться в тот день?
Борис тупо смотрел на бутылки перед собой. Скотина… Жалкое ругательство неуверенно вползло в сознание и бесславно умерло. Он просто не знал что делать в этой ситуации. Кричать? Спокойно задавать каверзные вопросы, иронично комментируя ответы? Поймать на лжи? Призвать к здравому смыслу? Броситься с кулаками?.. Но зачем?!. Это же только слова, одни слова и ничего больше… Что могут изменить слова? Этот человек скоро уйдет, и слова его сразу умрут…
— …Шесть комнат, — продолжал Леонард. — Было где уединиться и спокойно все обсудить. Из залы доносилась музыка, топот, веселые крики — гости резвились от души. Вы сбежали от всех и закрылись в комнате, прихватив шампанское и шоколад. В окно светила Луна. Вы, Борис, прошедший к тому времени огонь и воду в боях за любовь, впервые наслаждались общением с женщиной. Общением! Более того, с женщиной умной и утонченной. Вас это покорило. Утром Самарский — кстати, как его прозвище для своих: Джим? — осторожно заглянул в комнату и был потрясен: вы с Наталией сидели на полу перед диваном, между вами стояло неоткрытое шампанское и вы тихо разговаривали. Причем, как вы помните, поразило Джима именно это невыпитое шампанское… Наталия уникальный человек. А вы, Борис, меня разочаровываете. Мы не следили за вами. Как? Да и зачем? Признайтесь, вы боитесь принять очевидное. Вы же сами весьма успешно участвуете в реконструкции гораздо более удаленных в прошлое событий. Борис Александрович, официально заявляю — я сообщил вам все, что был должен. Все остальное — по вашему личному желанию. Вы задали вопрос. Я ответил.
Борис схватился за первую попавшуюся бутылку — он плохо видел сейчас. Все предметы, особенно блестящие — металл, стекло — расплылись и поросли лучистыми звездочками. И это было даже хорошо — образ старика на другом конце стола потерял четкость. Плеснул в стакан. Отхлебнул. Оказалось — водка. Ну и ладно. Запрокинул голову, выпил большими глотками. В тайне он надеялся, что было бы неплохо отключиться сейчас, а придя в себя обнаружить, что все происходящее было бредом — старик ушел, остались лишь дурацкие воспоминания. Зажмурившись, он некоторое время дышал ртом. Огонь побежал по жилам. В голову хорошо ударило. В иной ситуации он поспешил бы сунуть голову под холодную воду, но сейчас только обрадовался, ибо перед мысленным взором неотвязно висела картинка. Борис на ней видел себя со стороны. Темная комната. Бледные контуры. Луна слепит в окно. Они вдвоем. Они просто разговаривают. Им уже кажется, что знакомы они тысячу лет. Мир исчез. Только мерцают глаза рядом с твоим лицом, и мелодичный голос… И никого больше в этой комнате не было и быть не могло!
Ледяной водой Бориса быстро заполнила дрожь. Он напряг мышцы. Но мышц не было. Тело состояло из пустоты и оставалось расслабленнобезвольным. Дрожь поднималась откуда-то снизу, из темных глубин. Он спрятал руки под стол. Это не был страх — боятся можно чего-то конкретного. И даже не неизвестность, показавшаяся бы теперь пустяшным недоразумением. Это было что-то другое. Что-то гораздо хуже… Что хуже страха? Неизвестность. Что хуже неизвестности?.. И он опять остановился в понимании происходящего. Но мир равнодушен к человеку. Чувствовалось, как неумолимо утекают мгновения. Мир может подождать, но не будет ждать вечно. Слабых жизнь тащит…
— Борис Александрович, — Леонард почти взмолился — и мир моментально ожил, — я вижу вам трудно. Вы ждете от меня каких-то иных путей и способов, иных объяснений… Но их нет. Поверьте, я связан определенными принципами. Могу в доказательство рассказать о вашей жизни то, что известно только вам. Опустим интимные подробности. Это было бы не интеллигентно. Можем поговорить о вашем детстве, о школе, институте, о ваших знаменитых «творческих вечерах», о Магическом Кристалле в конце концов… Прекрасная работа! Вы уникальный специалист. Таких как вы очень мало. Именно поэтому мы боремся за вас. Итак, что вы хотите услышать, что убедит вас окончательно? На мой взгляд рассказанного достаточно для принятия решения. Только не молчите! Спрашивайте, спорьте, но не молчите!
Солонников не реагировал. Он слышал старика, но никакие звуки окружающего мира сейчас ничего не значили для человека, сфокусированного в точку внутри черепа.
— Борис Александрович, время уходит. Счет идет на часы. Все наши специальные средства корректировки, как я уже сказал, не подействуют. Да и не успели бы подействовать — тут нужны недели, месяцы, и мы решились на этот шаг — обычный диалог, прямое обращение к вашему разуму. Мы никогда не действуем своими руками — мы в праве лишь поставить человека в определенную ситуацию, дальше он должен действовать сам. Вы, именно вы должны поставить последнюю точку. Но я не знаю что мне еще для вас сделать, чем помочь — вы не говорите своего решения и не задаете вопросов… Тогда спрошу я. Борис Александрович, вы мне верите? Нет-нет, исключим иррациональные категории… Вы, мастер социально-исторических реконструкций, знаток массовой психологии, вы заметили в моих словах несообразности, нарушение логики, ошибки, ложь в конце концов?
Безразличие и пустота немного отпустили Солонникова — ему задали конкретный вопрос и на него надо было отвечать. Солонников задумался. Хотя это слишком сильно сказано — просто несколько мыслей торопливо пронеслись по привычному пути анализа ситуации.
— Нет, — был вынужден тихо сказать Борис. Ученый не должен спорить с фактами, иначе он становится чиновником от науки. Терпеть не могу чиновников, хотя они тоже нужны. Наверное. А факты таковы: этот незнакомый человек словно много лет незримо прожил со мной рядом. А если верить всему, что он тут наговорил — не он один, а некие «мы». И всю его жизнь эти загадочные «мы»…
Солонников оцепенел. Леонард что-то спросил — Борис не расслышал. Перед его взором закружились, сталкиваясь и разбегаясь, рассыпаясь на мелкие кусочки яркие картины — в центре каждой из которых был он сам. Картинки прибывали, заваливая реальность осколками гигантской головоломки. Борис с удивлением, и в то же время отстраненно — как посторонний зритель, смотрел на давно и совершенно забытые сцены из собственной жизни. И это было бы даже интересно — в иной ситуации.
Я никогда не любил аквариумных рыбок. На пятилетие мне подарили аквариум. Яркие рыбки сновали в кристально чистой воде над разноцветными камешками. Маленький Борис пол-дня не отходил от аквариума — мама с папой с улыбкой переглядывались, а потом вдруг с плачем выбежал из комнаты. Что случилось, сынок? — растерянно стал утешать его отец. Их жа-алко! — ревел маленький Борис… Почему же? Смотри, как рыбкам хорошо… Не-ет! — не унимался Борис. — Им тут тесно. Давай им купим океан…
Хватит эмоций. Останемся учеными. Просто — нормальными людьми… в ненормальной ситуации.
— Кто вы, Леонард? — Солонников с трудом разлепил губы — свело как на морозе. — Зачем вам умение реконструировать историю?
— Бра-аво, — медленно сказал старик, — а я всегда высоко оценивал ваши интеллектуальные способности.
Старик надолго замолчал.
Борису показалось, это не было театральной паузой — старик действительно раздумывал над ответом. Солонников даже немного приободрился — не его одного, оказывается, можно озадачить словами. Размышляя, старик катал по скатерти шарик фольги.
— И все-таки вы упорно не хотите услышать в моих словах главное, — огорчился Леонард. — Борис Александрович, практически завершенный аппаратно-програмный комплекс под условным названием Магический Кристалл давно открыла перед вами истину: история не только на площадях творится, но больше в кабинетах, в головах. И я говорю о настоящей истории человечества. О том, что через много лет посчитают действительно важным событием, о котором, возможно, не сочли нужным сообщить бойкие газеты, живущие сегодняшним днем, видящие только верхушки айсбергов и дымы костров. Случайные события происходят по глупости. Ненужные события случайны. Остальные — результат осознанных действий. У человечества есть и всегда были две истории: одна, в которой оно стоит на месте, без устали окружая себя новыми и новыми приспособлениями для повышения комфорта, и больше ни в чем не прогрессируя, и другая… Приобщенные к ней люди шагнули очень далеко. Я кратко отвечу на вопрос — для вас это знание ничего не меняет. О нас не слагают исторических анекдотов. Впрочем, невольно мы касаемся самых разных сторон жизни, и поэтому любой желающий при некоторых навыках и упорстве может разыскать в библиотеках и архивах упоминание о некоторых из нас. Все мы обычные люди, вольно или невольно оставляем след. Разумеется, это будут крохи. Но даже специалисты вашего круга не составят всей картины. Пожалуй, могу сообщить еще одно — политикой мы не занимаемся. Вы удивлены? Забавно, даже вы попали под власть стереотипа. Однако, Борис, не стоит экстраполировать случившееся с вами на всех. Я хочу сказать, воздействие на вас, и похожих на вас, имело целью только раскрытие спящего таланта, незаметной помощи в пути. Никакого принуждения. Хорошо, допустим. Тем более, что в принципе это возможно. Но почему же тогда за тысячи лет никто не подмял человечество под себя или не осчастливил его золотым веком? Скажите мне, кому нужна власть над толпой? Зачем нужна такая власть? Что может сделать толпа? Не случайно все диктаторы были жестокими ничтожествами, ибо они — порождение толпы. Почему считается, что история человечества — это политика и войны, немного религии и искусства, и совсем немного науки? Существует много путей, пролегающих вдали от очевидного мира, так называемой цивилизации, пути эти ведут в ухоженный личный розарий, минуя огромное колхозное гороховое поле… Поверьте, Борис, пути эти при всей их скрытости обильно исхожены. Места, в которые они ведут, куда более интересны, чем те, о которых ежедневно сообщают в новостях. Там, например, нет никакого феномена молчания вселенной. Вселенная очень даже не молчит… Не бывает на тех путях чужих и случайных людей, а попавшие туда уже не хотят возвращаться. Но ходящие по этим путям — самые обычные люди. Впрочем, рожденные под крик воронья ничего не знают о соловьях. Две истории человечества существуют параллельно. Такие как вы стоят посередине. Пока. У вас всегда есть выбор. Особенно сейчас, Борис. Углубляться в объяснение кто мы я не в праве еще по одной причине — любая информация об источнике коррекции линии судьбы искажает саму коррекцию. Вы и так узнали слишком много. Точнее — слишком рано. Но никаких обязательств от вас мы не требуем, это основной принцип: человек свободен. Но придет время, вы узнаете все. Обещаю. Разве вы не хотите оказаться в заповедном месте, где мир повернется к вам новыми, неизвестными гранями?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Ты!.. — Борис стоял, наклонившись над столом, упираясь одной ладонью, другой — слепо хлопая по скатерти. Под ладонь попался кусок хлеба, смятая салфетка. Старик без эмоций смотрел на нож перед собой. Борис оторопел — он не задал вопрос вслух!.. Откуда известно на что ответил Леонард? Разве Борис верит тому, что старик тут наговорил — о просчете реакций индивидуума? Как вообще можно верить или не верить в чужой бред?! Борис медленно опустился на место. Спокойнее… Что-то вроде неловкости перед самим собой овладело им.
Тяжесть вдруг исчезла. Теперь Бориса охватила отвратительная безвольная легкость, когда не можешь сжать кулак, когда вместо мышц пустота, а вместо воли — страх.
Старик вздохнул:
— Борис Александрович, успокойтесь, прошу вас. Вы не дали мне договорить. Я просто умоляю вас посмотреть на ситуацию трезво… Простите, простите — это был неудачный и случайный каламбур. Наталью мы вам не подсунули. Вас ведь именно это предположение так взволновало? И этот, простите, глагол? Кстати, я правильно просчитал вашу реакцию на свои слова? — в тоне старика прорезался холод.
Борис сидел не шевелясь. Загнанное сердце торопливо и неуверенно, словно не расчитывая догнать события, стучало где-то внизу, рядом с желудком. Борисом овладело странное ощущение, что весь он сфокусирован внутри черепа. Руки, которые он видел перед собой на краю стола, были чужими. Тело, застывшее в кресле, он ощущал лишь когда вспоминал о нем. Остальной мир так же не представлял ничего значимого.
— Я не устаю повторять: наш принцип — свобода, — тараторил неугомонный старик. — Свобода выбора. Но и глупый выбор — это ведь не свобода, верно? Если человек сделал выбор, а потом расплачивается за него — он глупец, ибо он учится на своих ошибках. Из всех девушек вашего круга лишь она одна была способна жить в семье с ученым, а именно с вами. Ваше мнение полностью совпало с нашим — вы тоже выбрали ее. Очень хорошо, что возникло обоюдное чувство. Мы лишь организовали ту вечеринку на квартире Самарского. Помните, ведь все могло сорваться в тот день?
Борис тупо смотрел на бутылки перед собой. Скотина… Жалкое ругательство неуверенно вползло в сознание и бесславно умерло. Он просто не знал что делать в этой ситуации. Кричать? Спокойно задавать каверзные вопросы, иронично комментируя ответы? Поймать на лжи? Призвать к здравому смыслу? Броситься с кулаками?.. Но зачем?!. Это же только слова, одни слова и ничего больше… Что могут изменить слова? Этот человек скоро уйдет, и слова его сразу умрут…
— …Шесть комнат, — продолжал Леонард. — Было где уединиться и спокойно все обсудить. Из залы доносилась музыка, топот, веселые крики — гости резвились от души. Вы сбежали от всех и закрылись в комнате, прихватив шампанское и шоколад. В окно светила Луна. Вы, Борис, прошедший к тому времени огонь и воду в боях за любовь, впервые наслаждались общением с женщиной. Общением! Более того, с женщиной умной и утонченной. Вас это покорило. Утром Самарский — кстати, как его прозвище для своих: Джим? — осторожно заглянул в комнату и был потрясен: вы с Наталией сидели на полу перед диваном, между вами стояло неоткрытое шампанское и вы тихо разговаривали. Причем, как вы помните, поразило Джима именно это невыпитое шампанское… Наталия уникальный человек. А вы, Борис, меня разочаровываете. Мы не следили за вами. Как? Да и зачем? Признайтесь, вы боитесь принять очевидное. Вы же сами весьма успешно участвуете в реконструкции гораздо более удаленных в прошлое событий. Борис Александрович, официально заявляю — я сообщил вам все, что был должен. Все остальное — по вашему личному желанию. Вы задали вопрос. Я ответил.
Борис схватился за первую попавшуюся бутылку — он плохо видел сейчас. Все предметы, особенно блестящие — металл, стекло — расплылись и поросли лучистыми звездочками. И это было даже хорошо — образ старика на другом конце стола потерял четкость. Плеснул в стакан. Отхлебнул. Оказалось — водка. Ну и ладно. Запрокинул голову, выпил большими глотками. В тайне он надеялся, что было бы неплохо отключиться сейчас, а придя в себя обнаружить, что все происходящее было бредом — старик ушел, остались лишь дурацкие воспоминания. Зажмурившись, он некоторое время дышал ртом. Огонь побежал по жилам. В голову хорошо ударило. В иной ситуации он поспешил бы сунуть голову под холодную воду, но сейчас только обрадовался, ибо перед мысленным взором неотвязно висела картинка. Борис на ней видел себя со стороны. Темная комната. Бледные контуры. Луна слепит в окно. Они вдвоем. Они просто разговаривают. Им уже кажется, что знакомы они тысячу лет. Мир исчез. Только мерцают глаза рядом с твоим лицом, и мелодичный голос… И никого больше в этой комнате не было и быть не могло!
Ледяной водой Бориса быстро заполнила дрожь. Он напряг мышцы. Но мышц не было. Тело состояло из пустоты и оставалось расслабленнобезвольным. Дрожь поднималась откуда-то снизу, из темных глубин. Он спрятал руки под стол. Это не был страх — боятся можно чего-то конкретного. И даже не неизвестность, показавшаяся бы теперь пустяшным недоразумением. Это было что-то другое. Что-то гораздо хуже… Что хуже страха? Неизвестность. Что хуже неизвестности?.. И он опять остановился в понимании происходящего. Но мир равнодушен к человеку. Чувствовалось, как неумолимо утекают мгновения. Мир может подождать, но не будет ждать вечно. Слабых жизнь тащит…
— Борис Александрович, — Леонард почти взмолился — и мир моментально ожил, — я вижу вам трудно. Вы ждете от меня каких-то иных путей и способов, иных объяснений… Но их нет. Поверьте, я связан определенными принципами. Могу в доказательство рассказать о вашей жизни то, что известно только вам. Опустим интимные подробности. Это было бы не интеллигентно. Можем поговорить о вашем детстве, о школе, институте, о ваших знаменитых «творческих вечерах», о Магическом Кристалле в конце концов… Прекрасная работа! Вы уникальный специалист. Таких как вы очень мало. Именно поэтому мы боремся за вас. Итак, что вы хотите услышать, что убедит вас окончательно? На мой взгляд рассказанного достаточно для принятия решения. Только не молчите! Спрашивайте, спорьте, но не молчите!
Солонников не реагировал. Он слышал старика, но никакие звуки окружающего мира сейчас ничего не значили для человека, сфокусированного в точку внутри черепа.
— Борис Александрович, время уходит. Счет идет на часы. Все наши специальные средства корректировки, как я уже сказал, не подействуют. Да и не успели бы подействовать — тут нужны недели, месяцы, и мы решились на этот шаг — обычный диалог, прямое обращение к вашему разуму. Мы никогда не действуем своими руками — мы в праве лишь поставить человека в определенную ситуацию, дальше он должен действовать сам. Вы, именно вы должны поставить последнюю точку. Но я не знаю что мне еще для вас сделать, чем помочь — вы не говорите своего решения и не задаете вопросов… Тогда спрошу я. Борис Александрович, вы мне верите? Нет-нет, исключим иррациональные категории… Вы, мастер социально-исторических реконструкций, знаток массовой психологии, вы заметили в моих словах несообразности, нарушение логики, ошибки, ложь в конце концов?
Безразличие и пустота немного отпустили Солонникова — ему задали конкретный вопрос и на него надо было отвечать. Солонников задумался. Хотя это слишком сильно сказано — просто несколько мыслей торопливо пронеслись по привычному пути анализа ситуации.
— Нет, — был вынужден тихо сказать Борис. Ученый не должен спорить с фактами, иначе он становится чиновником от науки. Терпеть не могу чиновников, хотя они тоже нужны. Наверное. А факты таковы: этот незнакомый человек словно много лет незримо прожил со мной рядом. А если верить всему, что он тут наговорил — не он один, а некие «мы». И всю его жизнь эти загадочные «мы»…
Солонников оцепенел. Леонард что-то спросил — Борис не расслышал. Перед его взором закружились, сталкиваясь и разбегаясь, рассыпаясь на мелкие кусочки яркие картины — в центре каждой из которых был он сам. Картинки прибывали, заваливая реальность осколками гигантской головоломки. Борис с удивлением, и в то же время отстраненно — как посторонний зритель, смотрел на давно и совершенно забытые сцены из собственной жизни. И это было бы даже интересно — в иной ситуации.
Я никогда не любил аквариумных рыбок. На пятилетие мне подарили аквариум. Яркие рыбки сновали в кристально чистой воде над разноцветными камешками. Маленький Борис пол-дня не отходил от аквариума — мама с папой с улыбкой переглядывались, а потом вдруг с плачем выбежал из комнаты. Что случилось, сынок? — растерянно стал утешать его отец. Их жа-алко! — ревел маленький Борис… Почему же? Смотри, как рыбкам хорошо… Не-ет! — не унимался Борис. — Им тут тесно. Давай им купим океан…
Хватит эмоций. Останемся учеными. Просто — нормальными людьми… в ненормальной ситуации.
— Кто вы, Леонард? — Солонников с трудом разлепил губы — свело как на морозе. — Зачем вам умение реконструировать историю?
— Бра-аво, — медленно сказал старик, — а я всегда высоко оценивал ваши интеллектуальные способности.
Старик надолго замолчал.
Борису показалось, это не было театральной паузой — старик действительно раздумывал над ответом. Солонников даже немного приободрился — не его одного, оказывается, можно озадачить словами. Размышляя, старик катал по скатерти шарик фольги.
— И все-таки вы упорно не хотите услышать в моих словах главное, — огорчился Леонард. — Борис Александрович, практически завершенный аппаратно-програмный комплекс под условным названием Магический Кристалл давно открыла перед вами истину: история не только на площадях творится, но больше в кабинетах, в головах. И я говорю о настоящей истории человечества. О том, что через много лет посчитают действительно важным событием, о котором, возможно, не сочли нужным сообщить бойкие газеты, живущие сегодняшним днем, видящие только верхушки айсбергов и дымы костров. Случайные события происходят по глупости. Ненужные события случайны. Остальные — результат осознанных действий. У человечества есть и всегда были две истории: одна, в которой оно стоит на месте, без устали окружая себя новыми и новыми приспособлениями для повышения комфорта, и больше ни в чем не прогрессируя, и другая… Приобщенные к ней люди шагнули очень далеко. Я кратко отвечу на вопрос — для вас это знание ничего не меняет. О нас не слагают исторических анекдотов. Впрочем, невольно мы касаемся самых разных сторон жизни, и поэтому любой желающий при некоторых навыках и упорстве может разыскать в библиотеках и архивах упоминание о некоторых из нас. Все мы обычные люди, вольно или невольно оставляем след. Разумеется, это будут крохи. Но даже специалисты вашего круга не составят всей картины. Пожалуй, могу сообщить еще одно — политикой мы не занимаемся. Вы удивлены? Забавно, даже вы попали под власть стереотипа. Однако, Борис, не стоит экстраполировать случившееся с вами на всех. Я хочу сказать, воздействие на вас, и похожих на вас, имело целью только раскрытие спящего таланта, незаметной помощи в пути. Никакого принуждения. Хорошо, допустим. Тем более, что в принципе это возможно. Но почему же тогда за тысячи лет никто не подмял человечество под себя или не осчастливил его золотым веком? Скажите мне, кому нужна власть над толпой? Зачем нужна такая власть? Что может сделать толпа? Не случайно все диктаторы были жестокими ничтожествами, ибо они — порождение толпы. Почему считается, что история человечества — это политика и войны, немного религии и искусства, и совсем немного науки? Существует много путей, пролегающих вдали от очевидного мира, так называемой цивилизации, пути эти ведут в ухоженный личный розарий, минуя огромное колхозное гороховое поле… Поверьте, Борис, пути эти при всей их скрытости обильно исхожены. Места, в которые они ведут, куда более интересны, чем те, о которых ежедневно сообщают в новостях. Там, например, нет никакого феномена молчания вселенной. Вселенная очень даже не молчит… Не бывает на тех путях чужих и случайных людей, а попавшие туда уже не хотят возвращаться. Но ходящие по этим путям — самые обычные люди. Впрочем, рожденные под крик воронья ничего не знают о соловьях. Две истории человечества существуют параллельно. Такие как вы стоят посередине. Пока. У вас всегда есть выбор. Особенно сейчас, Борис. Углубляться в объяснение кто мы я не в праве еще по одной причине — любая информация об источнике коррекции линии судьбы искажает саму коррекцию. Вы и так узнали слишком много. Точнее — слишком рано. Но никаких обязательств от вас мы не требуем, это основной принцип: человек свободен. Но придет время, вы узнаете все. Обещаю. Разве вы не хотите оказаться в заповедном месте, где мир повернется к вам новыми, неизвестными гранями?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16