— Что вы будете пить, профессор? — спросил дворецкий.
— Очень слабое шенди, — ответил Скотт, прежде чем представиться Долларовому Биллу.
— Не можете позволить себе ничего другого, профессор, или просто попались пьяным за рулём? — спросил Долларовый Билл, видимо, решив задать Скотту такую же трёпку, как инструктор по дзюдо.
— Боюсь, что не могу, — ответил с улыбкой Скотт.
— Из такого ответа, — сказал Долларовый Билл, — можно лишь заключить, что вы преподаёте какую-нибудь мёртвую науку или что-то одинаково бесполезное для простых смертных.
— Я преподаю конституционное право, — ответил Скотт, — но специализируюсь на логике.
— Значит, вам удалось совместить сразу то и другое, — заключил Долларовый Билл, когда в гостиную вошёл Декстер Хатчинз.
— Джин с тоником, Чарльз, — сказал Декстер, пожимая руку Скотту. — Извини, что не подъехал раньше, но эти ребята из Туманного дна весь день висели на телефоне.
— Есть много причин, по которым можно устать от своих собратьев, — заметил Долларовый Билл, — и, спросив джин с тоником, вы продемонстрировали сразу две из них.
Чарльз принёс на серебряном подносе шенди и джин с тоником.
— Во времена моей учёбы в университете логики не существовало, — сказал Долларовый Билл, когда Декстер предложил им пройти к столу. — Тринити-колледж в Дублине не нуждался в таком предмете. Я не могу вспомнить ни одного случая в истории Ирландии, когда бы мои соплеменники полагались на логику.
— И кого вы там изучали? — спросил Скотт.
— В основном Флеминга, немного Джойса и совсем чуть-чуть Платона и Аристотеля, которые никогда не привлекали к себе внимание ни одного экзаменатора.
— А как продвигается работа над Декларацией? — спросил Декстер, меняя тему разговора.
— Господин Хатчинз у нас ярый сторонник трудовой этики, профессор, — сказал Долларовый Билл, когда перед ним появилась чашка с супом. — Имейте в виду, что он будет полагаться на логику, чтобы довести дело до конца. Но поскольку бесплатный сыр бывает только в мышеловке, я попытаюсь ответить на вопрос моего тюремщика. Сегодня я закончил текст в том виде, в каком его исполнил Тимоти Мэтлок, помощник секретаря конгресса. Это заняло у него семнадцать часов. Мне же понадобилось гораздо больше времени.
— И сколько времени у вас займут фамилии? — продолжал давить Декстер.
— Вы хуже папы Юлия Второго, вечно допытывавшегося у Микеланджело, когда тот закончит потолок Сикстинской капеллы, — сказал Долларовый Билл, когда дворецкий убрал суповые чашки.
— Фамилии, — настаивал Декстер. — Фамилии.
— Ох, нетерпеливый и неутонченный человек.
— Шоу, — сказал Скотт.
— Вы мне нравитесь все больше и больше, — заметил Долларовый Билл.
— Фамилии, — повторил Декстер, когда Чарльз поставил на стол тушёную баранину по-ирландски и Долларовый Билл немедленно принялся накладывать её себе на тарелку.
— Теперь мне понятно, почему вы не директор, — сказал Долларовый Билл. — Разве вы не знаете, что под оригиналом стоят пятьдесят шесть подписей, каждая из которых сама по себе произведение искусства? Позвольте продемонстрировать вам. Бумагу, пожалуйста, Чарльз. Мне нужна бумага.
Дворецкий взял блокнот, лежавший возле телефона, и положил рядом с Орейли. Долларовый Билл достал ручку из внутреннего кармана и написал:
Господин Орейли может свободно пользоваться служебным вертолётом в любое время, когда пожелает.
— И что это доказывает? — спросил Декстер, когда они со Скоттом увидели написанное.
— Терпение, господин Хатчинз, терпение, — сказал Долларовый Билл, взяв у них лист, и поставил под текстом сначала подпись Декстера Хатчинза, а затем, сменив ручку, написал:
Скотт Брэдли.
Он вновь дал им посмотреть на плоды своих стараний.
— Но как… — начал Скотт.
— С вами, профессор, все очень просто. Мне достаточно было заглянуть в книгу посетителей.
— Но я не расписываюсь в книге посетителей, — сказал Декстер.
— Это было бы странно для заместителя директора, — заметил Долларовый Билл, — хотя в вашем случае я не удивлюсь ничему. И тем не менее, господин Хатчинз, у вас есть раздражающая привычка ставить подпись и дату на внутренней стороне обложки каждой приобретённой вами книги. Подозреваю, что ближе всего к славе вы окажетесь в случае первых изданий. — Он помолчал. — Но хватит пустой болтовни. Вы можете сами убедиться, какая задача стоит передо мной. — Долларовый Билл сложил салфетку, встал из-за стола, не доев свою баранину, и вышел из комнаты. Его компаньоны тоже вскочили и молча последовали за ним через западное крыло в его импровизированный кабинет.
На чертёжной доске под яркой лампой лежала рукопись. Декстер со Скоттом подошли и склонились над законченным текстом, под которым было оставлено много свободного места, испещрённого карандашными крестиками, где должны были стоять пятьдесят шесть подписей.
Скотт стоял, восхищённо разглядывая работу…
— А почему вы не занялись…
— Достойным делом? — договорил за него Долларовый Билл. — И не закончил школьным учителем в Уэксфорде, а может быть, даже сделал головокружительную карьеру советника в Дублине? Нет, сэр, я лучше буду вкалывать в тюрьме, чем считаться посредственностью.
— Через сколько дней вы должны покинуть нас, молодой человек? — спросил Декстер у Скотта.
— Крац звонил сегодня днём, — Скотт обернулся к заместителю директора, — и сказал, что вчера вечером они погрузились на паром Треллеборг — Сассниц и рассчитывают пройти Босфор в понедельник утром.
— Это значит, что они будут на границе с Ираком к следующей среде.
— Отличное время для плавания по Босфору, — сказал Долларовый Билл. — Особенно когда есть надежда встретить замечательную девушку на другой стороне, — добавил он, глядя на Скотта. — Так что мне лучше закончить с Декларацией к понедельнику, не так ли, профессор?
— Самое позднее, — сказал Декстер Хатчинз, пока Скотт удивлённо разглядывал маленького ирландца.
Глава XXV
Вернувшись в Париж, Аль-Обайди получил в камере хранения свой багаж и встал в очередь на такси.
Называя адрес таксисту, он не сказал, что это представительство Ирака при посольстве Иордании, ибо так советовала мисс Саиб в своих рекомендациях о том, что можно и чего нельзя делать в Париже. Персонал представительства не был предупреждён, что он приезжает в этот день. Официально Аль-Обайди должен был приступить к исполнению новой должности только через две недели, и он отправился бы прямо в Иорданию, если бы туда этим вечером был рейс. Теперь, когда он докопался, кто такой Риффат, ему как можно скорее надо было оказаться в Багдаде. Доложив непосредственно министру иностранных дел, он пошёл бы по правильному пути. Это защитило бы его самого и гарантировало, что президенту будет точно известно, кто предупредил его о возможной попытке покушения на его жизнь и кто из послов палец о палец не ударил для этого, несмотря на свои родственные отношения.
Аль-Обайди вышел из такси возле посольства в Ньилли и достал чемоданы из багажника, пока шофёр упрямо сидел за рулём своей машины.
Парадная дверь посольства приоткрылась на пару сантиметров, затем распахнулась настежь, из неё выскочил мужчина лет сорока и побежал к нему вниз по ступеням, сопровождаемый двумя девушками и молодым человеком.
— Ваше превосходительство! — воскликнул первый. — Я виноват, вы должны простить меня, мы не имели представления о том, что вы приезжаете. — Молодой человек схватил два больших чемодана, а девушки поделили между собой три оставшихся.
Аль-Обайди не удивился, узнав, что первым подскочившим был Абдул Канук.
— Нам сказали, что вы прибудете через две недели, ваше превосходительство. Мы думали, вы все ещё в Багдаде. Надеюсь, вы не считаете нас нетактичными?
Аль-Обайди не пытался прерывать нескончаемый поток лести, надеясь, что он в конце концов иссякнет сам. В любом случае этого человека нельзя было настраивать против себя с первого дня.
— Не пожелает ли ваше превосходительство осмотреть помещение, пока горничная распаковывает ваши чемоданы?
Поскольку у него были вопросы, на которые мог ответить только Канук, Аль-Обайди решил воспользоваться предложением.
Главный администратор проводил экскурсию по зданию и одновременно выплёскивал потоки сплетён. Через несколько минут Аль-Обайди перестал слушать. В голове у него были вещи поважнее, и вскоре он хотел лишь, чтобы ему поскорее показали его комнату и оставили в покое, дав возможность подумать. Первый рейс в Иорданию будет следующим утром, и нужно было обдумать, как ему представить своё открытие министру иностранных дел.
Во время осмотра помещения, которое вскоре должно было стать его кабинетом с видом на Париж, погружавшийся в сумерки, главный администратор сказал что-то, чего он не уловил, и решил, что ему следует быть повнимательнее.
— Я с сожалением должен констатировать, что ваша секретарша в отпуске, ваше превосходительство. Как и все мы, мисс Ахмед рассчитывала, что вы прибудете через две недели. Мне известно, что она собиралась вернуться в Париж на неделю раньше вас, чтобы все приготовить к вашему приезду.
— Это не проблема, — сказал Аль-Обайди.
— Вы, конечно, знаете мисс Саиб, секретаршу заместителя министра иностранных дел?
— Я встречал мисс Саиб, когда был в Багдаде.
Главный администратор кивнул и, похоже, на какой-то момент заколебался.
— Думаю, мне надо отдохнуть перед обедом, — сказал посол, воспользовавшись паузой.
— Я пришлю вам что-нибудь в вашу комнату, ваше превосходительство. В восемь часов вас устроит?
— Спасибо, — сказал Аль-Обайди, пытаясь закончить разговор.
— Давайте я положу ваш паспорт и билеты в сейф, как я всегда делал это для предыдущего посла.
— Хорошая идея, — сказал Аль-Обайди, довольный тем, что нашёл наконец способ избавиться от главного администратора.
Скотт опустил трубку и повернулся к Декстеру Хатчинзу, который сидел с вопрошающим видом в большом кожаном кресле за своим столом, сцепив руки за головой.
— Так где они сейчас? — спросил Декстер.
— По понятным причинам Крац не стал называть мне точное место, но он считает, что если они и дальше будут двигаться с такой же скоростью, то доберутся до иорданской границы дня через три.
— Тогда будем надеяться, что наши эксперты были правы, когда утверждали, что в министерстве промышленности Ирака не привыкли работать быстро. Если это так, то мы будем опережать их ещё на несколько дней. Ведь мы начали действовать с момента снятия санкций, и до твоего появления в Кальмаре Петерссон ни от кого не слышал ни звука за последние два года.
— Согласен. Но меня беспокоит, что Петерссон может оказаться слабым звеном в цепочке Краца.
— Когда идёшь на такой риск, ни один план не может быть абсолютно надёжным, — сказал Декстер.
Скотт кивнул.
— А если Крацу остаётся до границы меньше трех дней езды, ты должен будешь вылететь в Амман в понедельник вечером, если, конечно, господин Орейли закончит с подписями к тому времени.
— Я думаю, тут не будет проблем, — сказал Скотт.
— Почему ты так думаешь? Ему оставалось скопировать не так уж мало подписей, когда я в последний раз смотрел рукопись.
— Их не может быть много, — сказал Скотт, — потому что этим утром из Вашингтона прилетал Мендельсон, чтобы дать свою оценку, а он, похоже, единственный, чьё мнение интересует Билла.
— Тогда пойдём и посмотрим сами, — сказал Декстер, вставая с кресла.
Когда они вышли из кабинета и направлялись по коридору, Декстер спросил:
— А как у тебя продвигается изучение инструкции к Берте? Я пролистал этим утром введение, но так и не понял, почему лампочки из красных становятся зелёными.
— Только один человек знает мадам Берту ближе, чем я, но он в данный момент торчит в Скандинавии, — сказал Скотт, когда они поднимались по каменной лестнице в комнату Долларового Билла.
Оказавшись перед дверью Билла, Декстер хотел уже было войти, но Скотт положил ему руку на плечо:
— Может, нам следует постучать? Возможно, он…
— В следующий раз ты захочешь, чтобы я называл его «сэр».
Скотт усмехнулся, когда Декстер тихо постучал и, не получив ответа, так же тихо открыл дверь. Крадучись пробравшись в дверь, он увидел склонившегося над рукописью Мендельсона с лупой в руках.
— Бенджамин Франклин, Джон Мортон и Джордж Клаймер, — бормотал хранитель.
— С Клаймером у меня была масса хлопот, — говорил Долларовый Билл, смотревший из окна на залив. — У него чертовски витиеватая подпись, которую нужно было выполнить одним росчерком. Вы найдёте сотни две его подписей в корзине для бумаг.
— Можно посетить ваш цех? — спросил Декстер. Долларовый Билл обернулся и взмахом руки пригласил их войти.
— Добрый день, господин Мендельсон. Я Декстер Хатчинз, заместитель директора ЦРУ.
— А вы разве могли быть кем-нибудь другим? — спросил Долларовый Билл.
Декстер проигнорировал его замечание и обратился к Мендельсону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55