он и его совет находят обвинения в «мерзкой ереси», выдвинутые против ордена, достойными «всяческого удивления»106, а две недели спустя, 17 ноября, Хайме II Арагонекий писал, что послания Филиппа вызвали у него «не просто удивление, но и тревогу», потому что орден тамплиеров до сих пор оказывал христианскому миру поистине неоценимые услуги в борьбе с сарацинами107. Ни один монарх пока не был готов последовать примеру Филиппа на своей территории. Без сомнения цинизм в немалой степени был свойствен и этим королям. В начале ноября некто Кристиан Спинола, житель Генуи, писал Хайме II, что слышал об обвинениях, выдвинутых против тамплиеров, однако считает, что «папа и король Франции начали это расследование, просто чтобы заполучить богатства ордена, а также — желая создать единый орден, объединив госпитальеров, тамплиеров и некоторые другие братства, и во главе этого нового ордена Филипп очень хотел бы поставить одного из своих сыновей»108.
Но Филипп IV почтил своим вниманием не только королей; так, среди его адресатов был, например, каталонский доктор медицины Арнольд из Виллановы, человек светский, но активно поддерживавший учение францис-канцев-спиритуалов о неминуемом конце света и создании на земле нового утопического общества, в котором Дух Святой уничтожит совершенно разложившуюся, пришедшую в упадок Римскую церковь. 19 февраля 1308 г., будучи в Марселе, Арнольд в ответ на письмо Хайме II Арагонского писал, что получил от Филиппа IV известия о еретических преступлениях тамплиеров, однако в отличие от большинства совсем этим не удивлен, а, напротив, скорее, даже единодушен с французским королем относительно безнравственности членов ордена, хотя и не видит в обнаружении подобной ереси благочестивым королем-христианином ничего «чудесного», ибо рассматривает это как прелюдию к раскрытию куда более серьезных преступлений, в том числе со стороны королей и сеньоров. Видимо, в сентябре 1307 г. сам Господь решил начать преображение рода человеческого, раз уж даже христиане стали вопиющим образом отрекаться от веры в существование Иисуса Христа и мечтать лишь об удовольствиях, богатстве и славе, испытывая не более религиозного рвения, чем варвары или язычники109.
Однако обескураживающая реакция христианских правителей сама по себе не стала решающей для планов Филиппа IV; куда важнее для него было каким-то образом заставить молчать папу. Филипп IV и Гийом де Нога-ре явно недооценили слабого и больного Климента V, забыв о той яростной вспышке гнева, когда он отбросил даже свою обычную осторожность в отношениях с французским монархом. 27 октября 1307 г., еще до признаний в суде Гуго де Пейро, папа писал королю, что его (короля) предки, «воспитанные в уважении к церкви», признавали необходимость представлять на рассмотрение именно церковного суда «все, что имеет отношение к религии и вере, поскольку именно к Святой церкви в лице ее пастыря, первого из апостолов, обращено повеление Господа нашего: „Паси агнцев моих“. Высказав этот относительно мягкий упрек, папа пишет более уверенно и грозно: „Сам Сын Божий, жених Святой церкви, пожелал, чтобы, согласно установленному Им закону, Святой Престол был главой и правителем всех церквей; и законы Отцов Церкви, как и установления светских монархов подтверждают это“. Действительно, даже „правители Рима в те времена, когда судно апостола Петра носило по волнам моря житейского среди различных сект и ересей“, признавали все, что касается веры, подлежащим „следствию и суду Святой церкви“, а вовсе не их самих, „им же самим предписано уважать Святой Престол и подчиняться ему, когда он того требует“. Однако же, пишет далее папа, король самым вызывающим образом просто отобрал у тамплиеров их „людей“ и имущество. „Эти действия повергают нас в пучину горького изумления и печали, ибо Вы всегда пользовались в нашем лице куда большим расположением Святого Престола, чем во времена всех прочих римских понтификов, возглавлявших Римскую церковь“. Однако же, несмотря на договоренность постоянно обмениваться всеми сведениями по данному вопросу, „Вы предприняли эту акцию, арестовав множество тамплиеров и захватив их имущество и людей, хотя члены ордена подчиняются непосредственно Римской церкви“. А вот, наконец, и кульминационный момент письма: „в Ваших столь неожиданных действиях любой увидит — и не без оснований! — оскорбительное презрение к Римской церкви и к нам лично“. И потому, пишет далее папа, он посылает кардиналов Беренгара Фредоля и Этьена де Суизи с тем, чтобы они внимательно изучили данную проблему совместно с королем Франции. Имущество же, принадлежавшее тамплиерам, и арестованных членов ордена папа требует передать этим кардиналам, действующим от имени Римской церкви110.
3
ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПАПЫ
Узнав об арестах, произошедших 13 октября, Кли-мент V, хотя и находился не в самом Пуатье, тут же поспешил туда и, прибыв 15 октября, на следующее утро приказал собрать консисторию, т. е. коллегию кардиналов, которая рассматривала жалобы и различные обвинения, вынесенные на папский суд. О важности этого события свидетельствует, например, то, что кардинал Пьер де ла Шапель, направлявшийся в Пуатье, однако задержавшийся в пути по болезни, получил приказ немедленно возобновить путешествие. В Пуатье все еще продолжали хозяйничать чиновники короля, так что Гуго де Пейро и еще 16-17 тамплиеров, остававшихся там и обязанных предстать перед папским судом, были схвачены и насильно отправлены в соседний замок Лош. Только cubicularii или казначеи ордена, подчинявшиеся непосредственно папе, были оставлены в Пуатье — исключительно «из уважения» к Клименту, как рассказывал позднее один из свидетелей1. В течение нескольких дней папская консистория заседала тайно, в охраняемом помещении, и, возможно, именно тогда Климент решил бросить вызов французскому королю. Возможно также, что именно он призвал тамплиеров хранить мужество, ибо в анонимном письме папскому суду, автором которого предположительно являлся один из казначеев ордена, говорилось, что папа советовал тамплиерам не впадать в отчаяние и не поддаваться угрозам и обещал найти достойный выход и позаботиться о них. Но более всего он убеждал их не совершать побегов. Приор Ломбардии, видимо самый старший из тамошних тамплиеров по званию, отвечал папе, что они ничего не боятся, раз папа проявляет о них такую заботу и обещает справедливый суд, ибо все они добрые христиане, католики, и тверды в своей вере, за которую в любое мгновение готовы отдать жизнь, как не раз отдавали ее их братья в бою и в застенках сарацин. Ни разу за 190 лет существования ордена никто из тамплиеров не выказал страха перед смертью2. Вскоре после этого, 27 октября, папа весьма раздраженно пишет об «оскорбительном презрении» Филиппа IV к Святому престолу.
Таким образом, первой реакцией Климента V на аресты тамплиеров были гнев и возмущение. Однако и в гневе он отлично понимал, что к чему. Независимая акция светского монарха, хоть номинально и санкционированная инквизитором Франции, могла быть истолкована только как лобовая атака на авторитет Климента и те традиции, которые он представлял. Для папы, несмотря на его сочувствие к тамплиерам, о чем свидетельствуют его эмоциональные заверения по их адресу на консистории в октябре, где не просто — и даже не в первую очередь — решалась судьба одного из духовно-рыцарских орденов, это был вопрос об авторитете самого папства. Упорство, с которым Климент сражался со своим, уже более могущественным, чем он сам, противником, должно быть истолковано именно так. Климент был явно готов пожертвовать тамплиерами ради более высоких целей, а потому с этих пор орден стал всего лишь залогом в затянувшемся конфликте папы с королем. Одним из трагических аспектов происходящего было то, что подавляющее большинство тамплиеров — и прежде всего великий магистр ордена Жак де Моле, неискушенный в политических интригах и оторванный от остальных братьев во время —тюремного заключения, — так и не поняли основных причин предательства папы и продолжали свято верить в его могущество и в то, что он непременно сумеет их защитить. Но ни разу за семь лет, что длился процесс, папа не оправдал их веры!
Французское правительство, таким образом, опередило папу; и было совершенно очевидно, что он не сможет нанести Филиппу IV ответный удар. Более того, поскольку формально аресты инициировал Гийом де Пари, было по меньшей мере спорно, что производились они согласно духу, а не просто букве закона. А потому Климент попытался извлечь из сложившейся ситуации максимум пользы для себя, всячески подчеркивая свое верховенство. В результате 22 ноября 1307 г. он издал буллу «Pastoralis praeeminentiae», которая отмечала решающий поворот в процессе тамплиеров: Климент брал на себя центральную роль в происходящих событиях и активно в них вмешивался, желая воспрепятствовать чересчур поспешному завершению расследования, чего весьма желал бы Филипп. Если бы папа проявил готовность примкнуть к акции, начавшейся 13 октября, то, вероятно, буллу можно было бы считать явным свидетельством тайного и позорного сговора с французским королем (материально выгодного Филиппу), и орден был бы распущен. Однако изданная булла утверждала, что большая часть слушаний будет публичной, и это не сможет не сказаться на репутации всех замешанных в процессе высоких лиц.
Главным в булле «Pastoralis praeeminentiae» было повеление правителям всех христианских стран произвести аресты тамплиеров в пределах своих государств и именем папы взять под контроль собственность ордена. По заявлению папы, слухи относительно положения дел в ордене давно уже достигли его ушей — еще в конце 1305 г., т. е. примерно тогда, когда он занял Святой Престол. Ему не хотелось верить этим грязным историям, содержание которых, впрочем, он излагает, хотя именно из-за этих слухов король Франции по просьбе инквизитора этой страны произвел аресты тамплиеров и взял под свой контроль их собственность. Затем вдруг великий магистр ордена «признался публично в Париже, причем в присутствии прелатов, а также магистров богословия и других наук, в совершенных им ошибках и преступлениях, а также в том, что заставлял неофитов отрекаться от Иисуса Христа при вступлении в орден, что делалось по наущению дьявола и в нарушение Устава». Затем стали признаваться многие другие тамплиеры по всему французскому королевству, и среди них был даже один рыцарь, который лично предстал перед папой. «Из чего следует, что если на том поле добродетели и светлой веры, что служило основой упомянутому ордену, посеяны были семена дьявола, противные нашему духу, то душа наша не может не трепетать от гнева и возмущения». Однако Климент еще не был готов вынести окончательный приговор. Так, в булле далее говорится: «Если же будет доказано, что все эти слухи и обвинения ложны, то душа наша успокоится и на смену гневу и возмущению по воле Божией придет радость; а посему мы и предлагаем безотлагательно провести соответствующее расследование и выявить истину». Климент слышал так много обвинений по адресу тамплиеров и историй о якобы совершенных ими тяжких преступлениях, что совесть велит ему выполнить свой святой долг и выяснить, правда ли это. Таким образом, правители христианских государств получили приказ «осмотрительно и без лишнего шума» арестовать всех тамплиеров, проживающих на их территории, а также взять под стражу их собственность и произвести подробную опись их имущества3. В конечном счете булла давала официальное разрешение именем папы организовать ряд широкомасштабных акций в Англии, Ирландии, Кастилии, Арагоне, Португалии, Германии, Италии и в королевстве крестоносцев на Кипре, где по-прежнему находилась штаб-квартира ордена тамплиеров.
***
Филипп Красивый давно уже был информирован о намерениях папы: еще за несколько дней до издания буллы, 17 ноября, Арно де Фожер, папский капеллан, был доставлен к Филиппу и сообщил о предложении произвести массовые аресты тамплиеров4. О том, каковы были истинные чувства самого короля, можно лишь догадываться. Ему не удалось заставить папу полностью одобрить произведенные уже аресты тамплиеров и согласиться с полученными от них признаниями; король, возможно, был даже несколько удивлен гневной реакцией Климента, нашедшей отражение в письме от 27 октября, однако он все же сумел подтолкнуть папу к тому, чтобы проблема была воспринята им серьезно и он начал широкомасштабное судебное расследование — хотя как раз этого Филиппу и не удавалось добиться до 13 октября. К этому времени он сумел вырвать у великого магистра публичное признание, а также собрать немало прочих доказательств. В какой-то степени, видимо, Филипп был готов даже к временному примирению с папой, надеясь, что сотрудничество с ним поможет ему достигнуть собственных далеко идущих целей, — и это безусловно имело под собой серьезные основания, особенно если вспомнить кое-что из прошлого Климента, а также издание им буллы «Pastoralis praeeminentiae».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Но Филипп IV почтил своим вниманием не только королей; так, среди его адресатов был, например, каталонский доктор медицины Арнольд из Виллановы, человек светский, но активно поддерживавший учение францис-канцев-спиритуалов о неминуемом конце света и создании на земле нового утопического общества, в котором Дух Святой уничтожит совершенно разложившуюся, пришедшую в упадок Римскую церковь. 19 февраля 1308 г., будучи в Марселе, Арнольд в ответ на письмо Хайме II Арагонского писал, что получил от Филиппа IV известия о еретических преступлениях тамплиеров, однако в отличие от большинства совсем этим не удивлен, а, напротив, скорее, даже единодушен с французским королем относительно безнравственности членов ордена, хотя и не видит в обнаружении подобной ереси благочестивым королем-христианином ничего «чудесного», ибо рассматривает это как прелюдию к раскрытию куда более серьезных преступлений, в том числе со стороны королей и сеньоров. Видимо, в сентябре 1307 г. сам Господь решил начать преображение рода человеческого, раз уж даже христиане стали вопиющим образом отрекаться от веры в существование Иисуса Христа и мечтать лишь об удовольствиях, богатстве и славе, испытывая не более религиозного рвения, чем варвары или язычники109.
Однако обескураживающая реакция христианских правителей сама по себе не стала решающей для планов Филиппа IV; куда важнее для него было каким-то образом заставить молчать папу. Филипп IV и Гийом де Нога-ре явно недооценили слабого и больного Климента V, забыв о той яростной вспышке гнева, когда он отбросил даже свою обычную осторожность в отношениях с французским монархом. 27 октября 1307 г., еще до признаний в суде Гуго де Пейро, папа писал королю, что его (короля) предки, «воспитанные в уважении к церкви», признавали необходимость представлять на рассмотрение именно церковного суда «все, что имеет отношение к религии и вере, поскольку именно к Святой церкви в лице ее пастыря, первого из апостолов, обращено повеление Господа нашего: „Паси агнцев моих“. Высказав этот относительно мягкий упрек, папа пишет более уверенно и грозно: „Сам Сын Божий, жених Святой церкви, пожелал, чтобы, согласно установленному Им закону, Святой Престол был главой и правителем всех церквей; и законы Отцов Церкви, как и установления светских монархов подтверждают это“. Действительно, даже „правители Рима в те времена, когда судно апостола Петра носило по волнам моря житейского среди различных сект и ересей“, признавали все, что касается веры, подлежащим „следствию и суду Святой церкви“, а вовсе не их самих, „им же самим предписано уважать Святой Престол и подчиняться ему, когда он того требует“. Однако же, пишет далее папа, король самым вызывающим образом просто отобрал у тамплиеров их „людей“ и имущество. „Эти действия повергают нас в пучину горького изумления и печали, ибо Вы всегда пользовались в нашем лице куда большим расположением Святого Престола, чем во времена всех прочих римских понтификов, возглавлявших Римскую церковь“. Однако же, несмотря на договоренность постоянно обмениваться всеми сведениями по данному вопросу, „Вы предприняли эту акцию, арестовав множество тамплиеров и захватив их имущество и людей, хотя члены ордена подчиняются непосредственно Римской церкви“. А вот, наконец, и кульминационный момент письма: „в Ваших столь неожиданных действиях любой увидит — и не без оснований! — оскорбительное презрение к Римской церкви и к нам лично“. И потому, пишет далее папа, он посылает кардиналов Беренгара Фредоля и Этьена де Суизи с тем, чтобы они внимательно изучили данную проблему совместно с королем Франции. Имущество же, принадлежавшее тамплиерам, и арестованных членов ордена папа требует передать этим кардиналам, действующим от имени Римской церкви110.
3
ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПАПЫ
Узнав об арестах, произошедших 13 октября, Кли-мент V, хотя и находился не в самом Пуатье, тут же поспешил туда и, прибыв 15 октября, на следующее утро приказал собрать консисторию, т. е. коллегию кардиналов, которая рассматривала жалобы и различные обвинения, вынесенные на папский суд. О важности этого события свидетельствует, например, то, что кардинал Пьер де ла Шапель, направлявшийся в Пуатье, однако задержавшийся в пути по болезни, получил приказ немедленно возобновить путешествие. В Пуатье все еще продолжали хозяйничать чиновники короля, так что Гуго де Пейро и еще 16-17 тамплиеров, остававшихся там и обязанных предстать перед папским судом, были схвачены и насильно отправлены в соседний замок Лош. Только cubicularii или казначеи ордена, подчинявшиеся непосредственно папе, были оставлены в Пуатье — исключительно «из уважения» к Клименту, как рассказывал позднее один из свидетелей1. В течение нескольких дней папская консистория заседала тайно, в охраняемом помещении, и, возможно, именно тогда Климент решил бросить вызов французскому королю. Возможно также, что именно он призвал тамплиеров хранить мужество, ибо в анонимном письме папскому суду, автором которого предположительно являлся один из казначеев ордена, говорилось, что папа советовал тамплиерам не впадать в отчаяние и не поддаваться угрозам и обещал найти достойный выход и позаботиться о них. Но более всего он убеждал их не совершать побегов. Приор Ломбардии, видимо самый старший из тамошних тамплиеров по званию, отвечал папе, что они ничего не боятся, раз папа проявляет о них такую заботу и обещает справедливый суд, ибо все они добрые христиане, католики, и тверды в своей вере, за которую в любое мгновение готовы отдать жизнь, как не раз отдавали ее их братья в бою и в застенках сарацин. Ни разу за 190 лет существования ордена никто из тамплиеров не выказал страха перед смертью2. Вскоре после этого, 27 октября, папа весьма раздраженно пишет об «оскорбительном презрении» Филиппа IV к Святому престолу.
Таким образом, первой реакцией Климента V на аресты тамплиеров были гнев и возмущение. Однако и в гневе он отлично понимал, что к чему. Независимая акция светского монарха, хоть номинально и санкционированная инквизитором Франции, могла быть истолкована только как лобовая атака на авторитет Климента и те традиции, которые он представлял. Для папы, несмотря на его сочувствие к тамплиерам, о чем свидетельствуют его эмоциональные заверения по их адресу на консистории в октябре, где не просто — и даже не в первую очередь — решалась судьба одного из духовно-рыцарских орденов, это был вопрос об авторитете самого папства. Упорство, с которым Климент сражался со своим, уже более могущественным, чем он сам, противником, должно быть истолковано именно так. Климент был явно готов пожертвовать тамплиерами ради более высоких целей, а потому с этих пор орден стал всего лишь залогом в затянувшемся конфликте папы с королем. Одним из трагических аспектов происходящего было то, что подавляющее большинство тамплиеров — и прежде всего великий магистр ордена Жак де Моле, неискушенный в политических интригах и оторванный от остальных братьев во время —тюремного заключения, — так и не поняли основных причин предательства папы и продолжали свято верить в его могущество и в то, что он непременно сумеет их защитить. Но ни разу за семь лет, что длился процесс, папа не оправдал их веры!
Французское правительство, таким образом, опередило папу; и было совершенно очевидно, что он не сможет нанести Филиппу IV ответный удар. Более того, поскольку формально аресты инициировал Гийом де Пари, было по меньшей мере спорно, что производились они согласно духу, а не просто букве закона. А потому Климент попытался извлечь из сложившейся ситуации максимум пользы для себя, всячески подчеркивая свое верховенство. В результате 22 ноября 1307 г. он издал буллу «Pastoralis praeeminentiae», которая отмечала решающий поворот в процессе тамплиеров: Климент брал на себя центральную роль в происходящих событиях и активно в них вмешивался, желая воспрепятствовать чересчур поспешному завершению расследования, чего весьма желал бы Филипп. Если бы папа проявил готовность примкнуть к акции, начавшейся 13 октября, то, вероятно, буллу можно было бы считать явным свидетельством тайного и позорного сговора с французским королем (материально выгодного Филиппу), и орден был бы распущен. Однако изданная булла утверждала, что большая часть слушаний будет публичной, и это не сможет не сказаться на репутации всех замешанных в процессе высоких лиц.
Главным в булле «Pastoralis praeeminentiae» было повеление правителям всех христианских стран произвести аресты тамплиеров в пределах своих государств и именем папы взять под контроль собственность ордена. По заявлению папы, слухи относительно положения дел в ордене давно уже достигли его ушей — еще в конце 1305 г., т. е. примерно тогда, когда он занял Святой Престол. Ему не хотелось верить этим грязным историям, содержание которых, впрочем, он излагает, хотя именно из-за этих слухов король Франции по просьбе инквизитора этой страны произвел аресты тамплиеров и взял под свой контроль их собственность. Затем вдруг великий магистр ордена «признался публично в Париже, причем в присутствии прелатов, а также магистров богословия и других наук, в совершенных им ошибках и преступлениях, а также в том, что заставлял неофитов отрекаться от Иисуса Христа при вступлении в орден, что делалось по наущению дьявола и в нарушение Устава». Затем стали признаваться многие другие тамплиеры по всему французскому королевству, и среди них был даже один рыцарь, который лично предстал перед папой. «Из чего следует, что если на том поле добродетели и светлой веры, что служило основой упомянутому ордену, посеяны были семена дьявола, противные нашему духу, то душа наша не может не трепетать от гнева и возмущения». Однако Климент еще не был готов вынести окончательный приговор. Так, в булле далее говорится: «Если же будет доказано, что все эти слухи и обвинения ложны, то душа наша успокоится и на смену гневу и возмущению по воле Божией придет радость; а посему мы и предлагаем безотлагательно провести соответствующее расследование и выявить истину». Климент слышал так много обвинений по адресу тамплиеров и историй о якобы совершенных ими тяжких преступлениях, что совесть велит ему выполнить свой святой долг и выяснить, правда ли это. Таким образом, правители христианских государств получили приказ «осмотрительно и без лишнего шума» арестовать всех тамплиеров, проживающих на их территории, а также взять под стражу их собственность и произвести подробную опись их имущества3. В конечном счете булла давала официальное разрешение именем папы организовать ряд широкомасштабных акций в Англии, Ирландии, Кастилии, Арагоне, Португалии, Германии, Италии и в королевстве крестоносцев на Кипре, где по-прежнему находилась штаб-квартира ордена тамплиеров.
***
Филипп Красивый давно уже был информирован о намерениях папы: еще за несколько дней до издания буллы, 17 ноября, Арно де Фожер, папский капеллан, был доставлен к Филиппу и сообщил о предложении произвести массовые аресты тамплиеров4. О том, каковы были истинные чувства самого короля, можно лишь догадываться. Ему не удалось заставить папу полностью одобрить произведенные уже аресты тамплиеров и согласиться с полученными от них признаниями; король, возможно, был даже несколько удивлен гневной реакцией Климента, нашедшей отражение в письме от 27 октября, однако он все же сумел подтолкнуть папу к тому, чтобы проблема была воспринята им серьезно и он начал широкомасштабное судебное расследование — хотя как раз этого Филиппу и не удавалось добиться до 13 октября. К этому времени он сумел вырвать у великого магистра публичное признание, а также собрать немало прочих доказательств. В какой-то степени, видимо, Филипп был готов даже к временному примирению с папой, надеясь, что сотрудничество с ним поможет ему достигнуть собственных далеко идущих целей, — и это безусловно имело под собой серьезные основания, особенно если вспомнить кое-что из прошлого Климента, а также издание им буллы «Pastoralis praeeminentiae».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67