С сердечным приветом - Бен Мерс".
- Теперь вам придется ее украсть, - сообщил он, возвращая книгу. -
"Воздушный танец" больше не издается, увы.
- Найду у букиниста в Нью-Йорке, - чуть поколебавшись, сказала она. -
Ужасно хорошая книга.
- Спасибо. Когда я ее перечитываю, я удивляюсь, как ее вообще могли
опубликовать.
- Вы часто ее перечитываете?
- Да, но я стараюсь бросить.
Они рассмеялись, и сразу почувствовали себя естественно. Позднее у
него был случай удивиться, как легко это произошло. Судьба... Да, судьба,
но не слепая, а вооруженная двадцатикратным биноклем и непременно желающая
перемолоть несчастных смертных своими гигантскими жерновами, чтобы испечь
нечто непостижимое.
- Я и "Дочь Конуэя" читала тоже. Я люблю эту книгу. Наверное, вам
такое говорят каждый день.
- Поразительно редко, - признался он. Миранде тоже нравилась "Дочь
Конуэя", но приятели в кафе не проявляли на ее счет энтузиазма, а
критики... Чего ждать от критиков...
- Вы читали последнюю?
- Нет еще. Мисс Куген из аптеки говорит, что она очень скабрезная.
- Черт! Да она почти что пуританская, - возмутился Бен. - Язык
грубоват, но когда пишешь о деревенских парнях, нельзя же... Послушайте, а
не угостить ли мне вас мороженым? Я как раз собирался сам подкрепиться.
Она еще раз исследовала его взгляд. Потом тепло улыбнулась.
- Конечно. Я не против. У Спенсера отличное мороженое.
Так это началось.

- Это и есть мисс Куген? - вполголоса спросил Бен, глядя на высокую
женщину в красном плаще поверх белой униформы.
- Она самая. Она каждый четверг заказывает книги в библиотеке тоннами
и доводит мисс Старчер до сумасшествия.
Они сидели на табуретках, обитых кожей, и попивали содовую: он -
шоколадную, она - клубничную. Заведение Спенсера - аптека и кондитерская -
обслуживало еще и местный автовокзал, и со своего места они могли видеть
через старомодную арку пустой зал ожидания, где одинокий молодой человек в
голубой форме военно-воздушных сил сидел с угрюмым видом, обхватив ногами
чемодан.
- Куда бы он ни ехал, он, кажется, не очень-то этому рад, -
проследила девушка взгляд Бена.
- Увольнительная кончилась, наверное, - предположил тот и подумал:
"Сейчас она спросит, служил ли я когда-нибудь".
Но вместо этого она сказала:
Когда-нибудь и я сяду вот так на автобус в пол-одиннадцатого и скажу
"прощай" Салему. И буду, наверное, такой же мрачной, как этот парень.
- И куда?
- В Нью-Йорк, пожалуй. Надо же посмотреть, не смогу ли я наконец жить
самостоятельно.
- А здесь что-нибудь не так?
- В Лоте? Я люблю его. Но родственники, знаете... Они всегда как
будто заглядывают мне через плечо. Да и Лот немного может предложить
честолюбивой девушке.
Она пожала плечами и наклонилась к своей соломинке. На загорелой шее
красиво проступали мышцы. Цветастое платье намекало на красивую фигуру.
- И какую же работу вы ищете?
Она опять пожала плечами:
- У меня диплом Бостонского университета. Он, конечно, не стоит
бумаги, на которой напечатан. По искусству - максимум, по английскому -
минимум. Прямым ходом в категорию образованных дурочек. Меня даже не
научили украшать учреждение. Несколько моих школьных приятельниц работают
секретаршами - мне выше машинистки никогда не подняться.
- Так что же остается?
- Ну... может быть, издательство, - проговорила она неуверенно. - Или
какой-нибудь журнал... В таких местах всегда найдется место тому, кто
умеет рисовать по заказу.
- А вам делали заказы? - мягко спросил он.
- Нет... но...
- Без заказов в Нью-Йорк ехать не стоит. Поверьте мне. Только каблуки
стопчете. Вам случалось продавать что-нибудь здесь?
- О, да! - она резко засмеялась. - В Портленде открывали новый
кинотеатр и купили двенадцать моих картин, чтобы повесить в фойе. Семьсот
долларов заплатили. Я внесла последний взнос за свой автомобильчик. Но как
насчет вас? - Она оставила соломинку и погрузила ложку в мороженое. - Что
вы делаете в процветающем сообществе Джерусалемз Лота, основное население
тринадцать сотен человек?
Он пожал плечами:
- Пытаюсь писать роман.
Она тут же загорелась возбуждением:
- В Лоте? О чем? Почему именно здесь? Вы...
- Вы расплескали содовую, - серъезно прервал он ее.
- Я... Да, действительно. Прошу прощения, - она промокнула дно
стакана носовым платком. - Послушайте, я вовсе не хотела надоедать вам. Я
обычно неназойлива.
- Не за что извиняться. Все писатели любят говорить о своих книгах.
Иногда перед сном я сочиняю себе интервью с "Плэйбоем". Напрасная трата
времени.
Молодой летчик встал - подъезжал автобус.
- Я четыре года жил в Салеме Лоте ребенком. Там, на Бернс-роуд.
- На Бернс-роуд? Там сейчас ничего нет, кроме кладбища.
- Я жил у тети Синди. Синтия Стоунс. Мой отец умер, и с мамой
случилось что-то... вроде, знаете, нервного срыва. Она и отправила меня "в
деревню к тетушке", покамест придет в себя. Тетя Синди усадила меня на
автобус и отправила обратно в Лонг-Айленд к маме ровно через месяц после
большого пожара. От мамы я уезжал - плакал, и от тети Синди уезжал - тоже
плакал.
- Я родилась в год пожара, - сообщила Сьюзен. - Самая чертовски
занимательная вещь, какая случалась в этом городе, - и я ее проспала. Бен
рассмеялся:
- В самом деле? Значит, вы на семь лет старше, чем я решил там, в
парке.
Она явно обрадовалась:
- Спасибо... Дом вашей тети, должно быть, сгорел?
- Да. Ту ночь я навсегда запомнил. Люди с насосами на спинах пришли и
велели нам выбираться. Это было так интересно! Тетя Синди суетилась,
таскала вещи в свой автомобиль... Боже, что за ночь!
- Ваша тетя страховалась?
- Нет, но дом мы снимали и все ценное вывезли, кроме телевизора. Мы
вдвоем не смогли оторвать его от пола. Это был "Видео Кинг" с семидюймовым
экраном и линзой, но что за важность - все равно тут показывал только один
канал. Фермерские новости и Китти Клоун.
- И вы вернулись сюда писать книгу? - удивилась она.
- Да, - ответил Бен не сразу. Он повернулся и в первый раз взглянул
ей прямо в лицо. Очень милое лицо: спокойные голубые глаза и высокий ясный
загорелый лоб. - Это город вашего детства? - спросил он.
- Да.
Он кивнул:
- Тогда вы понимаете. Я жил в Салеме Лоте ребенком, и это для меня
город с призраками. Возвращаясь, я чуть не проехал мимо из страха, что все
окажется другим.
- Здесь ничего не меняется, - возразила она. - Во всяком случае, не
сильно.
- Я часто играл в войну с мальчишками Гарднеров. Пиратство на
Королевском пруду. Разведки в парке и битвы за знамя. Потом, с мамой, я
мотался по довольно жестоким местам. Она погибла, когда мне было
четырнадцать, но волшебная пыльца с моих крылышек облетела гораздо раньше.
Она вся осталась здесь. И она здесь до сих пор. Город не настолько
изменился. Взглянуть с Джойнтер-авеню - как будто сквозь глыбу льда на
собственное детство: нечетко, туманно, кое-где вовсе сходит на нет, но оно
там.
Он замолк в изумлении. Кажется, он только что произнес речь.
- Вы говорите в точности как в книгах, - проговорила она со священным
ужасом в голосе.
Он рассмеялся.
- Я сказал нечто подобное первый раз в жизни. Во всяком случае,
вслух.
- Что вы делали после того, как ваша мама... после ее смерти?
- Продолжал мотаться, - ответил он коротко. - Ешьте мороженое.
Она послушалась.
- Кое-что все-таки изменилось, - начала она, помолчав. - Мистер
Спенсер умер. Вы помните его?
- Конечно. Каждый четверг тетя Синди выбиралась в город за покупками
к Кроссену, а потом мы с ней заходили сюда. Она выдавала мне пятицентовик,
завернутый в платочек.
- В мое время это уже был десятицентовик. Вы помните, что мистер
Спенсер обычно говорил?
Бен согнулся, ревматически скрючил руку, паралитически искривил рот и
прошептал: "Хо, пузырь! От этих сластей твой пузырь скоро лопнет, парень".
Ее смех взлетел вверх к медленно крутящемуся вентилятору. Мисс Куген
бросила на них подозрительный взгляд.
- Это восхитительно! Только меня он называл крошкой.
Они в восторге смотрели друг на друга.
- Послушайте, как вы насчет кино вечером? - спросил Бен.
- С удовольствием.
- Какое ближе всех?
Она хихикнула:
- Декорированный мною "Кинекс" в Портленде.
- А еще? Какие вы любите картины?
- Что-нибудь волнующее, с автомобильной погоней.
- А помните "Нордику"? Прямо здесь, в городе.
- Еще бы! Его закрыли в 1968-ом. Я ходила туда школьницей. Мы швыряли
в экран коробки из-под попкорна, когда фильм был плохой. - Она снова
хихикнула. - Обычно коробок не хватало.
- Там показывали старые сериалы, - вспомнил он. - "Человек-ракета",
"Крушитель Гэллахен", "Вуду - бог смерти"...
- Я этого не застала.
- И что же с ним случилось?
- Телевидение задушило, наверное.
Минуту они помолчали, каждый думал о своем. Часы автовокзала
показывали без четверти одиннадцать.
Оба произнесли хором: "А помните?.."
Они переглянулись, и на этот раз взгляд мисс Куген был еще
выразительнее, когда раздался смех. Даже мистер Лэбри за стойкой поднял
голову.
Они проболтали еще четверть часа, пока Сьюзен неохотно не вспомнила о
своих делах и не пообещала быть готовой в половине восьмого. Они разошлись
в разные стороны, изумляясь, как легко и естественно сплелись их жизни.
Бен задержался на углу Брок-стрит взглянуть на Марстен Хауз. Он
вспомнил, что большой лесной пожар 1951-го уже дошел до самых дверей этого
дома, когда ветер вдруг переменился.
"Может быть, ему следовало сгореть, - подумал Бен. - Может, так было
бы лучше".

Нолли Гарднер вышел из здания муниципалитета и уселся на крыльце
рядом с Перкинсом Джиллеспи как вовремя, чтобы увидеть, как Бен и Сьюзен
вместе входят к Спенсеру. Перкинс курил "Пэлл-Мэлл" и вычищал складным
ножом пожелтевшие ногти.
- Это ведь тот парень, что пишет? - поинтересовался Нолли.
- Ну.
- Это с ним была Сюзи Нортон?
- Ну.
- Интересно. - Нолли поправил форменный пояс. Звезда важно сияла у
него на груди. За обоими этими предметами ему пришлось посылать в
специальный магазин, город не мог себе позволить снабжать констеблей
знаками отличия. У Перкинса звезда тоже была, но тот носил ее в жилетном
кармане - поведение, для Нолли абсолютно непостижимое. Конечно, в Лоте все
наперечет знали, что он - констебль, но есть же такая вещь, как традиция.
И такая вещь, как ответственность. Если ты - служащий закона, ты должен
думать об обеих. И Нолли о них думал.
Нож Перкинса соскользнул и царапнул тому палец.
- Дерьмо, - лениво произнес Перкинс.
- Он настоящий писатель, Перк?
- Конечно. В библиотеке три его книги.
- Правда или выдумка?
- Выдумка, - Перкинс отложил нож и вздохнул.
- Флойду Тиббитсу не понравится, что какой-то тип проводит время с
его женщиной.
- Они не женаты, - возразил Перкинс. - И ей больше восемнадцати.
- Флойду это не понравится.
- По мне, Флойд может нагадить себе в шляпу и носить ее вверх ногами,
- сообщил Перкинс. Он смел пепел со ступеньки, достал из кармана коробочку
и спрятал туда окурок.
- Где этот писатель живет?
- У Евы, - Перкинс внимательно рассматривал поцарапанный палец. - Он
заглядывал как-то в Марстен Хауз. Забавная у него была физиономия.
- Что значит забавная?
- Забавная и все. - Наслаждаясь солнцем, Перкинс достал новую
сигарету. - Потом он навестил Ларри Кроккета. Хочет снять дом.
- Марстен Хауз?
- Ну.
- Он что, чокнутый?
- Может быть, - Перкинс смахнул с колена муху и проследил, как она
унеслась, жужжа, в солнечное утро. - У старины Ларри нынче дел по горло. Я
слыхал, он взял и продал Городскую Лохань. Уже пару дней, как продал.
- Что, эту старую прачечную?
- Ну.
- Да какому дьяволу она могла понадобиться?
- Не знаю.
- Ладно, - Нолли встал и подтянул пояс, - схожу, пожалуй, обойду
город.
- Давай, - Перкинс зажег сигарету.
- Пойдешь со мной?
- Нет, я лучше посижу.
- О'кей. Пока.
Нолли спустился с крыльца, удивляясь, когда же наконец Перкинс уйдет
на пенсию, чтобы он, Нолли, смог работать на полную ставку, а не на
половинную, как до сих пор. Как, во имя Бога, можно расследовать
преступление, сидя на ступеньках здания муниципалитета!
Перкинс следил за ним с ленивым удовлетворением. Неплохой парень
Нолли, но страшно беспокойный. Перкинс достал нож и опять принялся за
ногти.

Джерусалемз Лот был основан в 1765 (двухсотлетие отпраздновали
фейерверком в парке, водворением шестерых пьяных в городскую кутузку и
подожжением маскарадного костюма маленькой Дебби Форестер при посредстве
отлетевшей искры), за добрых двадцать пять лет до того, как Мэн сделался
штатом Америки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47