Эверетт Френкел, фельдшер, работавший с доктором Ван Алленом, купил
трубку, на которую в свое время обратил внимание Брайан Раск, за двенадцать
долларов и обещание подшутить над Сэлли Рэтклифф. Бедняга Слоупи Додд,
заика, ходивший на уроки речи по вторникам вместе с Брайаном, приобрел
оловянный чайник в подарок маме на день рождения. Это стоило ему семидесяти
одного цента и обещания подшутить над женихом Сэлли, Лестером Праттом.
Мистер Гонт пообещал, что когда придет время, он снабдит Слоупи несколькими
вещицами, необходимыми для того, чтобы шутка получилась смешная, на что
заика беззаботно отвечал: д-да, к-кон-нечно, ззздоррово. Джун Гэвино,
супруга одного из самых богатых людей города, торговца молочными
продуктами, стала владелицей вазочки с эмалевым покрытием, заплатив за нее
девяносто семь долларов и пообещав подшутить над Отцом Брайамом из Собора
Царицы Святой Водицы. Вскоре после ее ухода мистер Гонт устроил так, что
очередной покупатель согласился подобным образом подшутить над Преподобным
Вилли.
День прошел по-деловому плодотворно, а когда к вечеру Гонт вывесил на
двери табличку ЗАКРЫТО, он чувствовал усталость, смешанную с
удовлетворением. Он за этот день свернул горы и даже сделал первый шаг к
тому, чтобы на его пути не встал шериф Пэнгборн. Прекрасно. Работа в дни
открытия всегда приносила самые приятные ощущения, но и выматывала, а
иногда оказывалась достаточно рискованной ко всему прочему. Может быть, он,
конечно, и ошибается относительно Пэнгборна, но Гонт привык доверять своим
чувствам в подобных делах, а Пэнгборн весьма смахивал на человека, от
которого надо отделаться, во всяком случае до тех пор, пока он не готов
будет схватиться с шерифом один на один. Мистер Гонт рассчитывал, что
следующая неделя пройдет с успехом и закончится полной победой с
праздничным фейерверком. Ох и ослепительный же будет фейерверк!
4
В четверть седьмого вечера, в пятницу. Алан Пэнгборн подъехал к дому
Полли и выключил двигатель. Полли встретила его в дверях и нежно
поцеловала. Заметив, что она надела перчатки даже для того, чтобы выйти из
дома на такое короткое время, он нахмурился.
- Перестань, - сказала Полли. - Мне сегодня лучше. Цыпленка принес?
Он протянул ей пакет.
- К вашим услугам, милая дама.
Она шутливо поклонилась.
- А я к вашим.
Забрав пакеты, Полли первой прошла в кухню. Алан выдвинул из-за стола
стул и, сев на него верхом, задом-наперед, стал наблюдать, как она, сняв
перчатки, выкладывает цыпленка на стеклянную тарелку. Он купил его в Клак-
Клак Тунайт. Название у заведения было чудовищно провинциальным, зато
цыплят там готовили превосходно (если верить Норрису, то с рыбными
продуктами дело там обстояло совсем не так хорошо). Единственной проблемой
оставалось неминуемое охлаждение продукта, если везти приходится не менее
двадцати минут, но на этот случай, как предполагал Алан, и были изобретены
микроволновые печи. Они годились только для того, считал он, чтобы
разогреть готовый кофе, консервированную кукурузу и освежить цыплят, если
везешь их из такого далека, где располагался Клак-Клак Тунайт.
- Тебе в самом деле лучше? - спросил он, когда Полли положила цыпленка
в печь и нажала нужную кнопку. Уточнять не приходилось - оба прекрасно
знали о чем речь.
- Немного, - призналась она. - Но я почти уверена, что грядет
значительное улучшение. Я уже ощущаю покалывание в ладонях, а это первый
признак.
Полли подняла руки. Она никак не могла привыкнуть и стеснялась их
уродства, но уже давно поняла, что его сочувствие это часть любви. Алану
казалось, что какой-то нерадивый мастер сшил перчатки, нацепил их Полли на
руки, а потом взял да и приклеил их навеки к ее запястьям.
- Тебе сегодня не нужно принимать лекарства?
- Я приняла одну таблетку. С утра.
На самом деле она приняла три - две с утра и одну в обед, но боль не
уменьшалась по сравнению со вчерашним днем. Она догадывалась, что
покалывание, о котором говорила, происходило скорее всего в ее воображении.
Она не любила лгать Алану и считала, что ложь и любовь несовместны, а если
и встречаются, то ненадолго. Но она так долго жила одна и теперь так
боялась его потерять. Она верила Алану, но не считала нужным рассказывать
ему все до конца.
Он уже давно твердил насчет Мэйо Клиник, и Полли опасалась, что если
он догадается насколько ей худо теперь на самом деле, то станет еще
настойчивее. Она не желала, чтобы ее проклятые руки стали самой важной
частью их взаимоотношений... и еще она боялась того, что ей могли бы
сказать на консультации в больнице. С болью она еще могла жить, но без
надежды едва ли.
- Ты не достанешь из духовки картофель? - попросила Полли. - Я хотела
позвонить Нетти прежде, чем мы сядем за стол.
- А что с Нетти?
- Расстройство желудка. Она сегодня не пришла. Я хотела убедиться, что
это не инфекция. Резали говорит, что сейчас ходит желудочный грипп, а Нетти
до смерти боится врачей.
Алан, который знал и понимал гораздо больше, чем Полли могла себе
представить, подумал: кто бы говорил о страхе, любимая? Полли пошла к
телефону, а Алан продолжал свои наблюдения. Он был полицейским и не мог
расстаться со своими профессиональными привычками даже вне службы. Не мог и
не желал, и не пытался. Если бы он был бдительнее в последние месяцы жизни
Энни, она и Тодд скорее всего были бы живы до сих пор.
Когда Полли направилась к двери, он обратил внимание на перчатки и
вспомнил, что Полли стягивала их зубами вместо того, чтобы снять как
снимают все люди. Он видел, как она выкладывает на тарелку цыпленка, и от
его внимания не ускользнула гримаса боли и закушенная губа, когда она
приподняла тарелку, чтобы поставить ее в печь. Это все признаки плохие. Он
встал и подошел к двери, ведущей из кухни в гостиную, чтобы пронаблюдать,
достаточно ли легко или с усилием Полли будет снимать телефонную трубку.
Это один из самых верных способов определить ее состояние. Но именно тут он
увидел улучшение или ему, во всяком случае, так показалось.
Полли набирала номер Нетти быстро и уверенно, но поскольку стояла в
дальнем конце комнаты, он не смог разглядеть, что аппарат, как и все
остальные аппараты в доме, был другой конструкции - кнопки огромного
размера. Алан вернулся в кухню, продолжая прислушиваться к тому, что
происходило в комнате.
- Алло, Нетти?... Я уже собиралась повесить трубку. Я тебя
разбудила?... Да... Ага... Как ты себя чувствуешь?... Ну хорошо... Я думала
о тебе... Со мной все в порядке. Алан принес на ужин цыпленка из Клак-Клак
Тунайт... Да, спасибо.
Доставая деревянное блюдо с полки над кухонным столом, Алан
раздумывал: врет она все насчет своих рук. Неважно, как она орудует с
телефоном, все равно рукам не лучше, чем в прошлом году, а, может быть, и
хуже. Ее ложь Алана не удивляла, он так же как Полли понимал смысл лжи во
благо. Вспомнить хотя бы историю с младенцем. Она родила в начале 1971
года, приблизительно через семь месяцев после того, как покинула Касл Рок
на автобусе, направляющемся в Грейхаунд. Алану она поведала, что ребенок -
мальчик, Полли назвала его Келтоном - умер в Денвере в возрасте трех
месяцев. Задохнулся во время приступа астмы, кошмар, который пришлось
пережить молодой матери. История была вполне реальна, и Алан ни секунды не
сомневался, что Келтон Чалмерс в самом деле умер. Проблема с версией,
выдвинутой Полли, состояла лишь в том, что она была неправдой. Алан, как
профессиональный полицейский, ложь от правды мог отличить всегда
(исключение составляло только вранье Энни)
Да, подумал Алан, это было единственное исключение из правила, и оно
обошлось дорого.
Что подсказывало ему, что Полли обманывает? Мимолетное подрагивание
век над широко распахнутыми глазами, чересчур прямой взгляд. Пальцы левой
руки, теребящие мочку уха. Переступание с ноги на ногу, крест-накрест как в
детской игре, когда надо предупредить - я подвираю.
Все это и ничего из этого. Главное - внутренний звонок. Звонок
наподобие того, какой звучит в аэропорту на пропускном пункте, когда через
него проходит кто-нибудь с металлическими коронками во рту.
Ложь Алана не злила и не беспокоила. Есть люди, лгущие из корысти,
люди, лгущие дабы избежать боли, и те, которые лгут только потому, что
правдивость им чужда по сути... но есть и такие, кто лжет, чтобы выиграть
время до того момента, когда придется сказать правду. Алану казалось, что
вранье Полли насчет Келтона было как раз из последней категории, и он
собирался ждать правды столько, сколько понадобится. Пройдет время, и она
решится поведать ему свою тайну. К чему спешить? Спешки нет, даже сама
мысль об этом казалась роскошью. Голос ее - глубокий и спокойный -
доносившийся из гостиной, тоже доставлял радость, незаслуженную. Он еще не
отделался от чувства вины за то, что находился здесь и знал, где, в каком
ящике, на какой полке стоит та или иная кухонная утварь, за то, что знал, в
каком ящике гардероба Полли держит свою нейлоновую ночную сорочку, и даже
на каком уровне закрепляются летние оконные жалюзи, но все это сразу же
переставало мучить, как только он слышал ее голос. Смысл во всем этом
простой и единственный - звук ее голоса становился звуком дома.
- Если хочешь, я могу попозже зайти, Нетти... Ты отдыхаешь? Ну,
конечно, отдых самое лучшие лекарство. Завтра?
Полли рассмеялась. От ее смеха, такого раскованного и мелодичного,
всегда веяло весной, свежестью. Алан думал, что готов до скончания века
ждать, когда она решится сказать правду, если только она будет почаще так
смеяться.
- О, Господи, нет! Завтра суббота! Я собираюсь валяться в постели и
грешить.
Алан улыбнулся. Выдвинув один из ящиков под плитой, он достал оттуда
пару рукавиц и открыл духовку. Одна картофелина. Две картофелины. Три...
Четыре... Как им вдвоем удастся поглотить четыре таких огромных печеных
картофелины? Но он был заранее готов к тому, что всего будет много, потому
что таков был кулинарный стиль Полли. В этих картофелинах тоже наверняка
скрыт свой тайный смысли, может быть, когда Алан будет знать ответы на все
"почему?", растает и мучительное чувство вины.
Секунду спустя после того, как Алан достал картофель, запищала
микроволновая печь.
- Я должна идти, Нетти...
- Все в порядке, - крикнул Алан из кухни. - У меня все под контролем.
Не забывай, что я полицейский, милая дама.
- ... но ты мне позвони, если что-нибудь понадобится. Ты уверена, что
лучше себя чувствуешь?... А ты скажешь, если станет хуже?... Обещаешь?...
Ладно... Что?... Нет, я просто спросила... И тебе тоже... Спокойной ночи,
Нетти.
Когда она вошла в кухню. Алан уже выложил на блюдо цыпленка и
занимался картофелем.
- Алан, милый, тебе вовсе не надо было все это делать самому.
- Я весь к вашим услугам, милая дама. - Алан хорошо понимал и то, что
когда руки Полли болели, вся жизнь для нее становилась бесконечной битвой;
самые простейшие обыденные мероприятия превращались в труднопреодолимые
препятствия, а наказанием за неудачу - растерянность и боль. Загрузить
посудомоечную машину. Положить поленья в камин. Работать ножом и вилкой,
чтобы очистить печеную картофелину от кожуры.
- Садись к столу, - сказал Алан, - и давай лопать.
Она расхохоталась и обняла его. Она гладит мне спину не ладонями, а
запястьями, подметил все тот же наблюдатель внутри Алана. Но другая часть,
менее наблюдательная, зато более чувственная, обратила внимание на то, как
тесно прижалось к нему ее тело и как приятно пахнет шампунь, которым она
пользовалась.
- Ты мой самый дорогой, - тихо произнесла Полли. Он целовал ее сначала
осторожно, нежно, потом настойчивее, а руки скользнули со спины к округлым
ягодицам. Ткань старых джинсов под его ладонями была мягкая и гладкая, как
кротовая шкурка.
- Расслабься, парень, - шепнула Полли. - Сначала танцы, потом
обжиманцы.
- Не обманешь? - в шутку спросил Алан и подумал, что если ее рукам и в
правду не стало легче, она найдет отговорку.
Но Полли сказала:
- Зуб даю, - и Алан уселся за стол довольный.
Временно.
5
- Эл приедет домой на выходные? - спросила Полли, когда они убрали со
стола после ужина. Старший сын Алана учился в Милтонской академии на юге
Бостона.
- Не-е, - промычал Алан, отмывая тарелки. Полли продолжала наигранно
небрежно.
- Я думала раз в понедельник тоже свободный день по поводу Дня
Колумба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30