По крайней мере, его голос теперь дрожал немного меньше.
– Алена мне оставила адрес… Ну, где она будет отдыхать. Специально, чтобы я ее навестил, когда приеду и устроюсь.
«Устраивался» он дольше, чем ожидал. Рабочие руки требовались, и их стройотряд встречали вроде бы приветливо, но потом оказывалось, что денег нет, платить нечем, договор не составлен и не утвержден, условий для проживания ни малейших. А вскоре объявлялись вдруг откуда-то, как из-под земли, местные носатые «старатели» в больших кепках, для которых моментально находилось абсолютно все, или другие, без кепок, небритые, с потухшими глазами бездомной собаки, что были готовы работать чуть ли не за просто так, за краюшку хлеба и брезентовый полог над головой. В конце концов студенты все же сумели найти работу и пристанище без малейшего следа удобств. Денег, которые им предлагали, едва хватило бы, чтобы возместить затраты на дорогу, и командир весь день просидел за столом переговоров, представляющим из себя длинный узкий ящик из-под апельсинов в грязном строительном вагончике на колесах. Поначалу Валера изъявил желание участвовать в конференции. Командир хмыкнул и обреченно пожал плечами. Участвуй, мол, дуракам закон не писан.
В тесном вагончике было накурено так, что в сизом дыму терялись и стол-ящик, и лампочка под потолком, и топчаны с засаленными телогрейками вдоль фанерных стенок.
Переговоры явно зашли в тупик с самого начала. Хозяева успели изрядно «принять на грудь», претензии студентов выслушивали с вежливым равнодушием, даже командир (комиссар по-старорежимному), собаку съевший за годы комсомольской деятельности, вскоре опустил руки. Он еще пытался что-то доказывать упавшим голосом, когда Валерка встал и вышел на открытый воздух – с таким чувством, будто впервые за много месяцев открыл люк подводной лодки.
Какой-то работяга, по виду из русских, сидел прямо на голой земле, привалившись к колесу вагончика, и держал двумя пальцами догоревшую до фильтра сигарету. Странно, но работяга был относительно трезв, хотя и изрядно потрепан.
– Кто ж вас звал в такую даль-то? – спросил он, обращаясь к ближайшей бочке с соляркой.
– Гаркави, – буркнул Валера. – Реваз Ревазович. Был у нас в институте этой весной. Обещал заработок на сезон.
– В долларах небось?
– В «зайчиках».
– Ну-ну.
Работяга длинно сплюнул сквозь отсутствующий передний зуб.
– Катились бы, пионеры, по домам. Сублимация – сам видишь, ни туда, ни в Красную армию. С зимы сидим без копейки и еще сидеть будем… Хорошо, заварка осталась. А курево – только у бригадира… У тебя нет случаем?
Валера протянул пачку «Космоса». Работяга взял две штуки – осторожно, как величайшую ценность. Одну сунул в рот, другую спрятал за ухо.
– Чего ж не шумите?
Рабочий вздохнул:
– Толку-то. Бригадир – звание общественное. А так – тот же чифирь жрет, что и мы… Вместо водки.
– Ну а Гаркави? – возмутился Валерка. – Он-то куда смотрит?
– Слинял твой Гаркави. С неделю назад. Бабки, все, которые были, из ящика выгреб – и слинял. Так-то, братан. Мой тебе совет: бери своих товарищей по партии и дуй… Если бомжами заделаться не хотите.
На следующее утро Валера вышел на дорогу, поймал попутку и покатил в гости к Аленке. Планов у него особых не было. Не хотелось строить планы, не хотелось вообще заглядывать в будущее. В конце концов, стояло лето, дорога вилась серой лентой по склону горы, в низине игрушечные выбеленные домики утопали в садах, а там где-то, в двух часах езды, ждала девушка, лучше которой нет на всей Земле. Характер, правда, еще тот… Все равно.
– Приехали, – окликнул шофер. – Вон асфальтовая дорога, по ней метров сто – и упрешься прямо в ворота.
– А это точно здесь? – вдруг засомневался Валерка. – Непохоже что-то на спортивный лагерь.
– Согласно адресу.
Он открыл дверцу грузовика и прислушался.
– Тихо как-то.
– А может, у них тихий час, – хохотнул водитель. – Как раз к кроватке и поспеешь.
В конторке, сразу за массивными воротами, сидела молоденькая медсестра в коротком белом халатике и, подперев голову кулачком, читала книгу. Увидев ее, Валерка еще больше смутился. Все вокруг напоминало скорее заштатную больницу для убогих, нежели базу отдыха спортсменов.
– Здравствуйте, – хмуро сказал он. Сестричка подняла темную головку и с интересом оглядела запыленного чумазого пришельца с ног до головы.
– Привет. Ты к кому?
– К Колесниковой, – ответил он, раздельно и четко выговаривая слова. – Елена Игоревна Колесникова.
– Да не кричи, я слышу. Она давно у нас?
– Гм… Недели две.
– Неда-авно, – протянула она, листая журнал. – Жалко, я думала, ты ко мне… Скучно одной, знаешь ли. А тут – приятный молодой человек… Родственник?
– Да нет, собственно…
– Ро-одственник, – певуче сказала сестричка. – Я таких навидалась. Сначала сдают, а потом совесть вдруг просыпается. У кого она есть, конечно.
– Куда сдают? – растерялся он.
– К нам, куда же еще… Что-то не найду. Сколько ей лет?
– Четырнадцать.
– Как? – удивилась она.
– Через три дня будет пятнадцать. День рождения…
Сестричка смотрела на него серьезно и с едва уловимым сожалением.
– А вы не ошиблись? Какой вам дали адрес?
Он назвал.
– Странно. Адрес наш… Но вашей родственницы здесь быть не может.
– Алена мне сказала, что будет в спортивном лагере… Она гимнастка.
– Тут не спортивный лагерь.
– А что же это? – спросил он упавшим голосом.
– Дом престарелых.
– Ты перепутал адрес, – утвердительно сказал Колесников.
– Я и сам на это надеялся. Но я объездил всю округу… Есть альплагерь, только для иностранцев – тех, кто за валюту… Охраняют их, как ядерную базу, меня за сто метров остановили. Документы проверили… Нет, там Аленки быть не может, это точно. Ближе к Терсколу – две турбазы и лыжный курорт. Курорт закрыт, не сезон, а турбазы я обшарил вдоль и поперек.
– А писем она тебе не писала?
Валерка вздохнул и покачал головой. Игорь Иванович вытащил из кармана сложенный пополам конверт и протянул собеседнику. Парень не ошибся. Если верить адресу и штемпелю на конверте (почерк Аленкин: буквы сильно, будто деревья под порывом ветра, склонились вправо, петельки у "д" и "у" размашистые, но не лишенные чисто женского кокетства… Такие вещи не подделаешь, для родительского глаза они неповторимы, как отпечатки пальцев), то дочь отправила письмо именно из богадельни.
– Только Алле пока ничего нельзя говорить, – прошептал Игорь Иванович, как заклинание. – Она этого не перенесет…
«Что же, друг детства, – подумалось ему. – Видно, судьба связала нас надолго. Пора бы отдать долги».
Первое, что пришло ему на ум, когда он переступил порог тесного кабинета – это тягостное впечатление болезни и уныния. Туровского никак нельзя было назвать цветущим. Мельком посмотрев на Колесникова большими воспаленными глазами, он отвернулся к зарешеченному окну и так и остался стоять у подоконника с засохшим цветком – худой, сутулый, измученный, будто застывший с того момента, когда Олег Германович Воронов, бизнесмен и преступник, с доброй улыбкой на открытом лице взял подписанный следователем пропуск.
– Вот и закончилась наша эпопея, Сергей Павлович, – проговорил он, и сколько Туровский ни старался, так и не сумел уловить в его голосе злорадства, только некоторую грусть, будто расстаются старые друзья. – Вообще-то я так уходить не собирался. Правда-правда.
Воронов мягко улыбнулся.
– Знаете, все это время, сидя в камере, я представлял себе эту процедуру… Меня отпускают… Я требую бумаги, пишу жалобу прокурору… Думаете, сумели бы отбрехаться, а? Только честно! – Он обвиняюще вытянул указательный палец. – Вы бы и не подумали! Как же, вы ведь выше этого. Вы бы страдали молча, встав в позу… Какую позу вы предпочитаете? Сверху, снизу?
– Подпишите протокол…
– Где? Ах да, вижу. Где птичка… – Воронов поставил витиеватую подпись, откинулся на спинку стула. – А потом я поразмыслил и вдруг понял, что жаловаться на вас не буду. Как бы это объяснить… Ну, если бы меня покусала собака – кому я побежал бы бить морду? Не собаке же. Хозяину!
Он помолчал.
– А вами, Сергей Павлович, я всегда восхищался. Нет, я без иронии, на полном серьезе. У вас все есть: хватка, профессионализм, хорошая злость, великолепная реакция… Вы ведь там, в санатории, убийцу вычислили за двое суток – с нуля, на голом месте! Почему я вас не купил? Ей-богу, не пожалел бы никаких денег. Чего молчите?
– Банальности говорить не хочется. – Туровский протянул через стол подписанный пропуск. – Вы свободны, гражданин Воронов.
Тот усмехнулся, подумав, что ежели проигравший в схватке не хочет говорить банальностей типа клятв о кровной мести и фраз «не все в этом мире продается», значит, он умеет проигрывать и тем более достоин уважения.
– Жалко Тамару, – сказал Воронов. – Я ведь бизнесмен, Сергей Павлович, а не убийца. Лишать человека жизни – это пошло… Непрофессионально. Я совершил ошибку – не в том, что ликвидировал ее, а в том, что допустил необходимость этого… Вас-то вина не гложет? Кабы не вы…
Туровский вздохнул.
– А сейчас вас потянуло на банальности. Берите пропуск, Олег Германович, и до свидания. У меня работы чертова уйма.
Воронов пожал плечами и с независимым видом направился к выходу. Но так и не дошел, остановился в дверях, будто что-то кольнуло.
– «До свидания»? Или вы хотели сказать «прощайте»?
– Не зарекайтесь.
Туровский встал из-за стола, подошел к Воронову и оказался с ним лицом к лицу:
– Знаете, вы были правы насчет собаки. Ее можно не кормить (раз уж хозяин кретин), можно бить смертным боем… Можно заставить сбежать. Одного только нельзя: перевербовать ее, чтобы она была на стороне волков и лисиц. Собака этого просто не умеет. И поэтому, коли мой хозяин не желает на вас охотиться – что ж, я буду делать это сам. С сегодняшнего дня, с того момента, как вы выйдете отсюда, перед всеми вашими партнерами (особенно зарубежными, наши стоят мало, хоть они и не очень щепетильны) полным ходом начнется ваша компрометация. Любыми доступными мне способами.
– Что вы имеете в виду?
– Вы заметная фигура – с одной стороны, а с другой – важный винтик в отлаженной машине. У вас наверняка есть какой-то «жучок» – в руководстве Вооруженных сил и МВД… Вряд ли это крупный человек, слишком опасно, скорее некая серая мышка, имеющая влияние на определенное лицо… Так ведь? Кто-то ворует оружие с военных баз – и не только пистолеты с автоматами… Без прикрытия, на голом энтузиазме… Не верю. Боевики в Чечне получают это оружие. Кто финансирует такие сделки? Нашим инвесторам это не по зубам – не тот размах. Значит, западные.
– Доказательства? – хрипло спросил Воронов.
– Опять вы за свое. Я же говорю, что действую сам, на свой страх и риск. Мне доказательства ни к чему. И вашим иностранцам они тоже до фени… И не смотрите так на меня, я вовсе не наивный. Конечно, они знают, куда вкладывают деньги – и откуда их получают… Акулы долбаные. Но ведь они тоже не делают дела в одиночку, а поэтому перед внешним миром они просто обязаны остаться чистыми… Ни один банк, ни одна фирма-инвестор не связаны с вами напрямую, только через десятые руки… Им всем – всей цепочке, достаточно будет даже слуха, что они практически финансируют торговлю оружием в России. Это вам не наш базарный капитализм. И пойдет волна, Олег Германович. Крупные финансисты тут же открестятся. Мелкие останутся, им терять нечего… Но ведь на то они и мелкие! А война в Чечне идет, мы там увязли по уши. Каюм Сахов будет требовать оружия. И если вы остановите вашу деятельность, быстренько найдет другой канал. А вас элементарно уберет. Возможно, не сразу, сначала мягко предупредит. Пошлет, так сказать, «черную метку». Вы, сидя на нарах, Стивенсоном не увлекались? Зря, батенька. Архизанимательная история.
Воронов облизнул пересохшие губы и взглянул на потолок. Туровский понял этот взгляд.
– Микрофонов нет, никто не пишет.
– Уверены?
– А смысл? Я же вас отпустил, вон и пропуск у вас в руке.
– Откуда вы знаете про Каюма?
– «Наружка» сняла на аэродроме. Тамаре предъявили фото, она опознала.
– Как же ты, сука, сумел ее вербануть? – прошептал Воронов. – Не пойму. Не верю.
– Да ну? – хмыкнул Сергей Павлович. – А как я перевербовал вас, Штирлиц? За пять минут и безо всяких фокусов.
Дежа вю. Перед Вороновым вдруг всплыло лицо Жреца – кроткое, улыбающееся, с внимательными добрыми глазами. И их разговор, почти дословно повторивший нынешний. «Они и мыслят одинаково, – с раздражением подумал Олег Германович. – И бьют одинаково – точно и безжалостно, как боксеры-профессионалы… Значит, Каюм. Теперь он – главная опасность, его за спиной просто так не оставишь. Нужно идти к Жрецу. А Жрец выдвинет свои условия…»
– Чего ты хочешь? – тяжело спросил Воронов.
– Я должен ехать туда, – упрямо проговорил Колесников.
Валерка, принесший в дом Колесниковых (правда, Алле пока – ни слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Алена мне оставила адрес… Ну, где она будет отдыхать. Специально, чтобы я ее навестил, когда приеду и устроюсь.
«Устраивался» он дольше, чем ожидал. Рабочие руки требовались, и их стройотряд встречали вроде бы приветливо, но потом оказывалось, что денег нет, платить нечем, договор не составлен и не утвержден, условий для проживания ни малейших. А вскоре объявлялись вдруг откуда-то, как из-под земли, местные носатые «старатели» в больших кепках, для которых моментально находилось абсолютно все, или другие, без кепок, небритые, с потухшими глазами бездомной собаки, что были готовы работать чуть ли не за просто так, за краюшку хлеба и брезентовый полог над головой. В конце концов студенты все же сумели найти работу и пристанище без малейшего следа удобств. Денег, которые им предлагали, едва хватило бы, чтобы возместить затраты на дорогу, и командир весь день просидел за столом переговоров, представляющим из себя длинный узкий ящик из-под апельсинов в грязном строительном вагончике на колесах. Поначалу Валера изъявил желание участвовать в конференции. Командир хмыкнул и обреченно пожал плечами. Участвуй, мол, дуракам закон не писан.
В тесном вагончике было накурено так, что в сизом дыму терялись и стол-ящик, и лампочка под потолком, и топчаны с засаленными телогрейками вдоль фанерных стенок.
Переговоры явно зашли в тупик с самого начала. Хозяева успели изрядно «принять на грудь», претензии студентов выслушивали с вежливым равнодушием, даже командир (комиссар по-старорежимному), собаку съевший за годы комсомольской деятельности, вскоре опустил руки. Он еще пытался что-то доказывать упавшим голосом, когда Валерка встал и вышел на открытый воздух – с таким чувством, будто впервые за много месяцев открыл люк подводной лодки.
Какой-то работяга, по виду из русских, сидел прямо на голой земле, привалившись к колесу вагончика, и держал двумя пальцами догоревшую до фильтра сигарету. Странно, но работяга был относительно трезв, хотя и изрядно потрепан.
– Кто ж вас звал в такую даль-то? – спросил он, обращаясь к ближайшей бочке с соляркой.
– Гаркави, – буркнул Валера. – Реваз Ревазович. Был у нас в институте этой весной. Обещал заработок на сезон.
– В долларах небось?
– В «зайчиках».
– Ну-ну.
Работяга длинно сплюнул сквозь отсутствующий передний зуб.
– Катились бы, пионеры, по домам. Сублимация – сам видишь, ни туда, ни в Красную армию. С зимы сидим без копейки и еще сидеть будем… Хорошо, заварка осталась. А курево – только у бригадира… У тебя нет случаем?
Валера протянул пачку «Космоса». Работяга взял две штуки – осторожно, как величайшую ценность. Одну сунул в рот, другую спрятал за ухо.
– Чего ж не шумите?
Рабочий вздохнул:
– Толку-то. Бригадир – звание общественное. А так – тот же чифирь жрет, что и мы… Вместо водки.
– Ну а Гаркави? – возмутился Валерка. – Он-то куда смотрит?
– Слинял твой Гаркави. С неделю назад. Бабки, все, которые были, из ящика выгреб – и слинял. Так-то, братан. Мой тебе совет: бери своих товарищей по партии и дуй… Если бомжами заделаться не хотите.
На следующее утро Валера вышел на дорогу, поймал попутку и покатил в гости к Аленке. Планов у него особых не было. Не хотелось строить планы, не хотелось вообще заглядывать в будущее. В конце концов, стояло лето, дорога вилась серой лентой по склону горы, в низине игрушечные выбеленные домики утопали в садах, а там где-то, в двух часах езды, ждала девушка, лучше которой нет на всей Земле. Характер, правда, еще тот… Все равно.
– Приехали, – окликнул шофер. – Вон асфальтовая дорога, по ней метров сто – и упрешься прямо в ворота.
– А это точно здесь? – вдруг засомневался Валерка. – Непохоже что-то на спортивный лагерь.
– Согласно адресу.
Он открыл дверцу грузовика и прислушался.
– Тихо как-то.
– А может, у них тихий час, – хохотнул водитель. – Как раз к кроватке и поспеешь.
В конторке, сразу за массивными воротами, сидела молоденькая медсестра в коротком белом халатике и, подперев голову кулачком, читала книгу. Увидев ее, Валерка еще больше смутился. Все вокруг напоминало скорее заштатную больницу для убогих, нежели базу отдыха спортсменов.
– Здравствуйте, – хмуро сказал он. Сестричка подняла темную головку и с интересом оглядела запыленного чумазого пришельца с ног до головы.
– Привет. Ты к кому?
– К Колесниковой, – ответил он, раздельно и четко выговаривая слова. – Елена Игоревна Колесникова.
– Да не кричи, я слышу. Она давно у нас?
– Гм… Недели две.
– Неда-авно, – протянула она, листая журнал. – Жалко, я думала, ты ко мне… Скучно одной, знаешь ли. А тут – приятный молодой человек… Родственник?
– Да нет, собственно…
– Ро-одственник, – певуче сказала сестричка. – Я таких навидалась. Сначала сдают, а потом совесть вдруг просыпается. У кого она есть, конечно.
– Куда сдают? – растерялся он.
– К нам, куда же еще… Что-то не найду. Сколько ей лет?
– Четырнадцать.
– Как? – удивилась она.
– Через три дня будет пятнадцать. День рождения…
Сестричка смотрела на него серьезно и с едва уловимым сожалением.
– А вы не ошиблись? Какой вам дали адрес?
Он назвал.
– Странно. Адрес наш… Но вашей родственницы здесь быть не может.
– Алена мне сказала, что будет в спортивном лагере… Она гимнастка.
– Тут не спортивный лагерь.
– А что же это? – спросил он упавшим голосом.
– Дом престарелых.
– Ты перепутал адрес, – утвердительно сказал Колесников.
– Я и сам на это надеялся. Но я объездил всю округу… Есть альплагерь, только для иностранцев – тех, кто за валюту… Охраняют их, как ядерную базу, меня за сто метров остановили. Документы проверили… Нет, там Аленки быть не может, это точно. Ближе к Терсколу – две турбазы и лыжный курорт. Курорт закрыт, не сезон, а турбазы я обшарил вдоль и поперек.
– А писем она тебе не писала?
Валерка вздохнул и покачал головой. Игорь Иванович вытащил из кармана сложенный пополам конверт и протянул собеседнику. Парень не ошибся. Если верить адресу и штемпелю на конверте (почерк Аленкин: буквы сильно, будто деревья под порывом ветра, склонились вправо, петельки у "д" и "у" размашистые, но не лишенные чисто женского кокетства… Такие вещи не подделаешь, для родительского глаза они неповторимы, как отпечатки пальцев), то дочь отправила письмо именно из богадельни.
– Только Алле пока ничего нельзя говорить, – прошептал Игорь Иванович, как заклинание. – Она этого не перенесет…
«Что же, друг детства, – подумалось ему. – Видно, судьба связала нас надолго. Пора бы отдать долги».
Первое, что пришло ему на ум, когда он переступил порог тесного кабинета – это тягостное впечатление болезни и уныния. Туровского никак нельзя было назвать цветущим. Мельком посмотрев на Колесникова большими воспаленными глазами, он отвернулся к зарешеченному окну и так и остался стоять у подоконника с засохшим цветком – худой, сутулый, измученный, будто застывший с того момента, когда Олег Германович Воронов, бизнесмен и преступник, с доброй улыбкой на открытом лице взял подписанный следователем пропуск.
– Вот и закончилась наша эпопея, Сергей Павлович, – проговорил он, и сколько Туровский ни старался, так и не сумел уловить в его голосе злорадства, только некоторую грусть, будто расстаются старые друзья. – Вообще-то я так уходить не собирался. Правда-правда.
Воронов мягко улыбнулся.
– Знаете, все это время, сидя в камере, я представлял себе эту процедуру… Меня отпускают… Я требую бумаги, пишу жалобу прокурору… Думаете, сумели бы отбрехаться, а? Только честно! – Он обвиняюще вытянул указательный палец. – Вы бы и не подумали! Как же, вы ведь выше этого. Вы бы страдали молча, встав в позу… Какую позу вы предпочитаете? Сверху, снизу?
– Подпишите протокол…
– Где? Ах да, вижу. Где птичка… – Воронов поставил витиеватую подпись, откинулся на спинку стула. – А потом я поразмыслил и вдруг понял, что жаловаться на вас не буду. Как бы это объяснить… Ну, если бы меня покусала собака – кому я побежал бы бить морду? Не собаке же. Хозяину!
Он помолчал.
– А вами, Сергей Павлович, я всегда восхищался. Нет, я без иронии, на полном серьезе. У вас все есть: хватка, профессионализм, хорошая злость, великолепная реакция… Вы ведь там, в санатории, убийцу вычислили за двое суток – с нуля, на голом месте! Почему я вас не купил? Ей-богу, не пожалел бы никаких денег. Чего молчите?
– Банальности говорить не хочется. – Туровский протянул через стол подписанный пропуск. – Вы свободны, гражданин Воронов.
Тот усмехнулся, подумав, что ежели проигравший в схватке не хочет говорить банальностей типа клятв о кровной мести и фраз «не все в этом мире продается», значит, он умеет проигрывать и тем более достоин уважения.
– Жалко Тамару, – сказал Воронов. – Я ведь бизнесмен, Сергей Павлович, а не убийца. Лишать человека жизни – это пошло… Непрофессионально. Я совершил ошибку – не в том, что ликвидировал ее, а в том, что допустил необходимость этого… Вас-то вина не гложет? Кабы не вы…
Туровский вздохнул.
– А сейчас вас потянуло на банальности. Берите пропуск, Олег Германович, и до свидания. У меня работы чертова уйма.
Воронов пожал плечами и с независимым видом направился к выходу. Но так и не дошел, остановился в дверях, будто что-то кольнуло.
– «До свидания»? Или вы хотели сказать «прощайте»?
– Не зарекайтесь.
Туровский встал из-за стола, подошел к Воронову и оказался с ним лицом к лицу:
– Знаете, вы были правы насчет собаки. Ее можно не кормить (раз уж хозяин кретин), можно бить смертным боем… Можно заставить сбежать. Одного только нельзя: перевербовать ее, чтобы она была на стороне волков и лисиц. Собака этого просто не умеет. И поэтому, коли мой хозяин не желает на вас охотиться – что ж, я буду делать это сам. С сегодняшнего дня, с того момента, как вы выйдете отсюда, перед всеми вашими партнерами (особенно зарубежными, наши стоят мало, хоть они и не очень щепетильны) полным ходом начнется ваша компрометация. Любыми доступными мне способами.
– Что вы имеете в виду?
– Вы заметная фигура – с одной стороны, а с другой – важный винтик в отлаженной машине. У вас наверняка есть какой-то «жучок» – в руководстве Вооруженных сил и МВД… Вряд ли это крупный человек, слишком опасно, скорее некая серая мышка, имеющая влияние на определенное лицо… Так ведь? Кто-то ворует оружие с военных баз – и не только пистолеты с автоматами… Без прикрытия, на голом энтузиазме… Не верю. Боевики в Чечне получают это оружие. Кто финансирует такие сделки? Нашим инвесторам это не по зубам – не тот размах. Значит, западные.
– Доказательства? – хрипло спросил Воронов.
– Опять вы за свое. Я же говорю, что действую сам, на свой страх и риск. Мне доказательства ни к чему. И вашим иностранцам они тоже до фени… И не смотрите так на меня, я вовсе не наивный. Конечно, они знают, куда вкладывают деньги – и откуда их получают… Акулы долбаные. Но ведь они тоже не делают дела в одиночку, а поэтому перед внешним миром они просто обязаны остаться чистыми… Ни один банк, ни одна фирма-инвестор не связаны с вами напрямую, только через десятые руки… Им всем – всей цепочке, достаточно будет даже слуха, что они практически финансируют торговлю оружием в России. Это вам не наш базарный капитализм. И пойдет волна, Олег Германович. Крупные финансисты тут же открестятся. Мелкие останутся, им терять нечего… Но ведь на то они и мелкие! А война в Чечне идет, мы там увязли по уши. Каюм Сахов будет требовать оружия. И если вы остановите вашу деятельность, быстренько найдет другой канал. А вас элементарно уберет. Возможно, не сразу, сначала мягко предупредит. Пошлет, так сказать, «черную метку». Вы, сидя на нарах, Стивенсоном не увлекались? Зря, батенька. Архизанимательная история.
Воронов облизнул пересохшие губы и взглянул на потолок. Туровский понял этот взгляд.
– Микрофонов нет, никто не пишет.
– Уверены?
– А смысл? Я же вас отпустил, вон и пропуск у вас в руке.
– Откуда вы знаете про Каюма?
– «Наружка» сняла на аэродроме. Тамаре предъявили фото, она опознала.
– Как же ты, сука, сумел ее вербануть? – прошептал Воронов. – Не пойму. Не верю.
– Да ну? – хмыкнул Сергей Павлович. – А как я перевербовал вас, Штирлиц? За пять минут и безо всяких фокусов.
Дежа вю. Перед Вороновым вдруг всплыло лицо Жреца – кроткое, улыбающееся, с внимательными добрыми глазами. И их разговор, почти дословно повторивший нынешний. «Они и мыслят одинаково, – с раздражением подумал Олег Германович. – И бьют одинаково – точно и безжалостно, как боксеры-профессионалы… Значит, Каюм. Теперь он – главная опасность, его за спиной просто так не оставишь. Нужно идти к Жрецу. А Жрец выдвинет свои условия…»
– Чего ты хочешь? – тяжело спросил Воронов.
– Я должен ехать туда, – упрямо проговорил Колесников.
Валерка, принесший в дом Колесниковых (правда, Алле пока – ни слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59