– Порядочные!.. Ну-ну…
Живчик в мундире, подойдя к окну, выглянул во двор. Он, должно быть, изучал путь моего возможного побега. Я встревожил его, потянувшись за своими брюками.
– Вы по какому, собственно, делу? – спросил я, теряя терпение.
– По делу Куровского, – небрежно бросил комиссар. – Я сяду? – Он явно намеревался сесть в кресло. В то самое…
– Пожалуйста, не здесь. В кабинете будет удобней…
Комиссар сделал вид, что не расслышал меня. Они оба сели: Хыдзик – куда и хотел, а моя так называемая «кузина» на краешек дивана. На ней, между прочим, были все те же белые носки. Я взглянул на ее лицо и с удовлетворением отметил, что, кроме румянца, ничего такого интересного для пана комиссара на нем не было. Черновласка держалась молодцом.
– Ну и что Куровский? – вздохнул я. – Подал на меня жалобу?
– Жалобу?! – Хыдзик вытащил пачку сигарет из кармана куртки. – А где вы видели его труп?
Не скажу, что я очень расстроился. Прежде всего я сделал вид, что не совсем понял его.
– Труп?! Какой труп?
– И он еще спрашивает, – осклабился пан комиссар. Он прикурил сигарету и пустил дым под потолок. – Тут не спрашивать, а молиться надо…
– Силы небесные! – Я всплеснул руками. – Он что… умер?
– Это вы сказали, Малкош! А почему вы так подумали?
Я объяснил ему:
– Да потому, что еще могу думать. Отёка головного мозга, пан комиссар, я пока еще не схлопотал.
– И вы подумали…
– И я подумал, что его нет в живых.
– Браво! С головой у вас действительно все в порядке. Он мертв.
Я дважды глубоко вздохнул.
– И что случилось? Несчастный случай? Самоубийство?
– Вам лучше знать.
– Ага. Понимаю…
– Естественно. Для того, кто ни о чем не имеет понятия, вы хорошо информированы, Малкош.
– Ну, кое-что я о нем знаю. Знаю, к примеру, чем он занимался. И это очень опасное занятие, пан комиссар…
– Что вы делали вчера в тринадцать часов десять минут? – спросил Хыдзик, ловко пустив колечко дыма.
Ответить я не успел.
– Марчин был со мной.
Мы с комиссаром устремили взоры на Черновласку. Хыдзик много потерял в эти мгновения. Он не увидел моих округлившихся от удивления глаз. Не увидел их и его помощничек, сунувший нос в шкаф.
– Вы уверены в этом? – грозно вопросил пан комиссар.
– У меня есть часы. Командирский хронометр, между прочим.
Лицо Хыдзика закаменело.
– А в четырнадцать ноль-ноль?
– То же самое, – не задумываясь, соврала она.
– Что «то же самое»?
– Он был со мной.
Для себя я с удовлетворением отметил, что эти ее заявления были более или менее правдивыми. В особенности первое. Что же касается второго, то ее со мной вроде бы не было. Ну не могла же она ходить за мною тайком по забегаловкам и кнайпам, мною вчера посещенным. После такой увлекательной прогулки любая потенциальная работодательница в ужасе отказалась бы от моих сомнительных услуг и помчалась искать другого детектива.
– Вы что, и в двенадцать часов были вместе? – шевельнул усищами пан Хыдзик.
– В двенадцать еще нет, – мотнула головой моя черноволосая защитница. Ответила она опять без тени сомнения на лице, ни на секунду не задумавшись.
Очень точно и по делу ответила, ибо усатый «мусор» явно огорчился. А вот меня кареглазая порадовала. Я боялся, что она по инерции подтвердит мое алиби и на двенадцать часов. Коварный Хыдзик только и ждал этого.
– Могу я взглянуть на ваши документы? – засопел он.
Нет, что ни говори, а вчерашнее упражнение в безумии, должно быть, уничтожило миллиона полтора моих серых клеточек. Только последнего идиота обрадовало бы алиби такой «кузины». Мне лично нравился ее акцент, но ведь он же был категорически чужой, не польский!
Все находившиеся в помещении мужчины устремили свои взоры на черноволосую красотку, грациозно пересекшую спальню и вынувшую сначала сумку из шкафа, а затем пудру и зеркальце из сумки. Махровое полотенце, которым она прикрывала плечи, осталось на диване, и каждый из пялившихся таил в душе надежду, что пани Мария Элеонора добьется своего, то бишь испепелит бесстыдницу взглядом. А поскольку на тех, кого подвергают сожжению, одежда горит в первую очередь, ожидания наши имели известную специфику.
– Пани полячка? – Хыдзик, которому надоело копание Черновласки в недрах сумочки, не выдержал первым.
– Ну разумеется, – мило улыбнулась она. – Вот мой паспорт.
Комиссар положил дымящуюся сигарету на краешек раковины и принялся внимательно изучать протянутый ему документ.
– Йованка Бигосяк. – Комиссар читал фамилию громко, с явным расчетом на эффект. – По-вашему, это польское имя?!
– А кто в Польше пользуется польскими именами? – пожала плечами черноволосая. – Много пан знает Земовитов, Бренчиславов, Милан?…
«Нет, не на меня, на нее нужно надевать наручники», – подумал я. Моя «кузина» явно пришлась не по душе пану Хыдзику. И ничего удивительного в этом не было. Стоило только разок заглянуть в глаза этой ведьме.
– Предупреждаю, – мрачно заявил пан комиссар, – если пани будет врать, я арестую ее за попытку помешать расследованию.
– Да никому я не пытаюсь помешать, – улыбнулась пани Йованка Бигосяк. – Марчин был здесь в тринадцать десять. И это могут подтвердить другие.
Комиссар не смог скрыть своего разочарования.
– Есть еще свидетели?
Я с трудом оторвал взгляд от оставленного им на раковине окурка. Улыбка, появившаяся на моем лице, была несколько запоздалой. Я с трудом собрался с мыслями:
– А?… Ну да, конечно. – (Подняв брови, он посмотрел сначала на меня, потом туда, куда я смотрел только что.) – Просто вылетело из головы… Пани Поплавская тоже меня видела. Пани помнит…
– На часы я не смотрела, – отрезала старая кикимора.
– Ну и мой шеф тоже был здесь… Мы немного с ним поспорили. Он подтвердит. Только не говорите ему, что это из-за моего алиби: у него тотчасже обнаружатся провалы в памяти. А мне придется бегать по магазинам…
– Вы что-то покупали? – Настроение у комиссара окончательно испортилось.
– Пиццу и лук, – сказал я. – А на стройке пану комиссару скажут, когда я уехал. Там, конечно, бомба взорвись – ни черта не заметят, но, как я уехал, помнят. Голову даю на отсечение! Так вот, накиньте время на дорогу, на магазины – и у вас, пан комиссар, как раз и будет мое алиби на тринадцать десять…
Мне казалось, я доконал его. Плохо же я знал комиссара Хыдзика.
– А зачем вы положили здесь этот матрас? – Он подошел к раковине и взял свой чертов окурок. Затягиваясь, Хыдзик смотрел на меня странным взглядом. Так умеют смотреть только настоящие полицейские. И так красиво курить. Хотелось бы надеяться, что то, чем они себя травят, по крайней мере качественно набито и горящий табак оттуда не высыпается. Стоял он как раз над матрасом, одна из камер которого была кое-чем наполнена…
– Э-э… М-м-м-ме… – произнес я.
– Марчин вчера немножко выпил, – услышал я голос моей кузины Йованки. Мягкий и мелодичный, как плеск спасательного круга. – Он проверял, нет ли в матрасе дырок. – Она рассмеялась. – Только не спрашивайте меня, как он это делал, я в этом, честное слово, ничего не понимаю.
Ну не ведьма ли?! Разве что дети малые не знали, как это делается с автомобильными и велосипедными камерами. Но только не с надувными матрасами. И не в такой говенной раковине. Не в такой тесной берлоге!..
– Вы собирались спать на нем, пан Малкош? – вкрадчиво поинтересовался комиссар Хыдзик.
И прежде чем я успел кивнуть головой, она опять встряла:
– Мы с ним вчера чуточку поругались. Марчин обиделся, ну и захотел лечь отдельно…
Тут уж комиссар своего шанса не проморгал. Она поднесла ему этот шанс на блюдечке с голубой каемочкой, отчего я впал в легкую панику.
– Ну а до того, как поругались, что между вами было? – Глаза его блестели, усы встопорщились. Так бы и врезал по косточкам. Сначала ему, потом ей. Этой дуре за то, чтобы не распускала язык, а ему, чтобы не стряхивал пепел куда не следует!..
– До этого мы лежали на диване, – мило улыбнулась Йованка, на щеках которой цвел нежный румянец. А вот у пани Марии Элеоноры щеки были густо-бурячного цвета.
Комиссар Хыдзик иронически усмехнулся:
– Пани всегда спит в одной постели со своими кузенами? В таком возрасте, знаете ли… – Он хмыкнул и расправил усы.
– Страх Господень! Блудница вавилонская! – пробормотала пани Поплавская.
– Ну уж не до такой степени я испорчена! – возразила Йованка с непосредственностью законченной идиотки, сующей голову в пасть льву.
– А до какой? – Глаза комиссара сияли.
Йованка многозначительно глянула на пани Поплавскую. Хыдзик ее намек понял и после троекратно повторенной глубокой благодарности за содействие чуть ли не волоком вытащил бедную старушку на лестницу. Вернулся он тяжело дыша.
– Пана Малкоша я тоже должен попросить выйти?
Она пожала плечами:
– А зачем, собственно? Он знает, по какому поводу я пришла…
Этот хам не дал ей договорить:
– И по какому же поводу она к вам пришла, пан Малкош?
Никогда в жизни не был я участником перекрестного допроса. Комиссар явно хотел подловить нас на деталях и неточностях. Должно быть, в молодости, когда он учился на полицейского и одновременно заканчивал начальную школу, кто-то вбил ему в башку, что подозреваемых надо допрашивать по отдельности. Это желание читалось на его морде невооруженным глазом.
Йованка открыла рот:
– Но ведь это же так есте…
Пан комиссар опять перебил ее:
– Я вас спрашиваю, Малкош.
Нужно было что-то сказать. И немедля. Его подозрения рухнули под тяжестью моего алиби. Но подозрительность полицейского – чувство особое. Одна моя ошибка – и пан Хыдзик снова возведет меня в ранг подозреваемого номер один. Хотя бы по причине отсутствия других подозреваемых. Если бы Йованка вдруг подумала, что Хыдзик меня загнал в угол, и опять заговорила бы… Честно говоря, я уже и подумать боялся, что вышло бы в этом случае!
– А что, по-вашему, можно делать на собственном диване с такой вот женщиной в ночной рубашке?
– Вы собирались заниматься сексом? – Глаза комиссара Хыдзика стали похожи на две канцелярские печати.
Я пожал плечами:
– Естественно.
Йованка, на которую он глянул исподлобья, торопливо кивнула головой.
– С кузиной? – криво ухмыльнулся Хыдзик.
Я в свою очередь широко улыбнулся: инициатива была за нами.
– Ну вы же понимаете, комиссар! Эта сказочка про кузину была для пани Поплавской. Вы знаете, какие они, эти старые девы…
Хыдзик затянулся дымом так, что глаза у него заслезились.
– А в том, что Малкош был здесь в четырнадцать часов, пани Бигосяк уверена?
Снова пахнуло тюремной камерой. Комиссар Хыдзик, похоже, сменил тактику перекрестного допроса. Мое алиби на тринадцать часов десять минут его как бы уже не интересовало, а вот что касается четырнадцати… Я украдкой взглянул на Йованку. Взгляды наши на мгновение встретились. Ни страха, ни растерянности в ее глазах не было.
– Я уже, кажется, говорила вам, – сказала моя бывшая кузина с легкой обидой в голосе. – Марчин вернулся с работы в час с минутами. Сначала он поговорил на лестнице со своим шефом, а потом мы остались одни. Он сбегал в магазин, и после этого мы стали заниматься любовью. Надеюсь, подробности пана комиссара не интересуют?
Комиссар Хыдзик раздраженно отмахнулся. Это означало одно из двух: либо вранье моей сообщницы показалось ему убедительным, либо ни эта моя сообщница, ни все прочие существа женского пола Хыдзика уже на самом деле не интересовали.
– Детали тут несущественны, – хмуро сказал он, направляясь опять к раковине. – Хотелось бы знать только одно: а зачем вы это делаете? – Он глянул на наши удивленные лица и уточнил вопрос: – Зачем вы спите друг с другом?
Сначала у меня возникло острое желание спросить в свою очередь этого идиота, все ли в порядке у него с простатой? Потом я передумал и решил мягко поинтересоваться его сексуальной ориентацией. На эту мысль меня навела шустрая задница его сотрудника, заглянувшего под мой диван. К счастью, озвучить свои мысли я не успел. Я просто лишился дара речи, когда увидел, как комиссар Хыдзик собирается стряхнуть пепел на мой матрас. И опять Йованка вмешалась.
– Я ведь проститутка, – сказала она удивительно по делу и вовремя. Сказала и очаровательно улыбнулась.
Вот на этот раз она добилась своего. Мы с Хыдзиком попросту растерялись от услышанного. В особенности комиссар, который в замешательстве начал вдруг гасить сигарету о край эмалированной раковины. Искры из окурка так и посыпались…
– Что вы сказали? – вопросил он, глядя почему-то не на нее, а на меня.
Повторить свое шокирующее признание Йованка не успела. На этот раз я оказался проворней.
Комиссар Хыдзик чудом не завалился на пол, только отменная реакция спасла его. Слава богу, пистолет из-под мышки выхватить он не успел. А когда запоздало схватился за свою «беретту», стало ясно, что посягать на его жизнь я не собираюсь. К тому же стрелять ему пришлось бы мне в спину. Упав на колени, чтобы стряхнуть этот его чертов окурок с матраса, я по инерции оказался под раковиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48