— Ясно, — сказал Бродский. — А что будем делать сегодня? Просто в потолок плевать?
Ши повернулся и посмотрел за окно.
— Пожалуй, что так, — ответил он. — Кажется, дождь собирается.
День тянулся нескончаемо долго. Кюллики и мать Лемминкяйнена неустанно носились туда-сюда, таская лежащему в лежку герою подносы с едой. Время от времени кое-что перепадало и на общий стол в зале, за которым Бродский с Уолтером Байярдом завели бесконечные разговоры о предопределении, первородном грехе и картезианстве. Через некоторое время Ши с Бельфебой удалились в уголок, оставив их за беседой, тем более что ни Кюллики, ни мать Лемминкяйнена особой общительностью не отличались. Дело уже было к вечеру, и низкое небо стало заметно темнеть, хотя факелов и свечей еще не зажигали, когда к ним подошли Бродский с Байярдом.
— Слышь, дело есть, — начал детектив. — Мы тут с этим Байярдом, мы тут подумали, и нас внезапно осенило. Ты ведь разбираешься во всех этих магических штучках, точно? Тогда почему бы тебе не накласть на этого фона-барона какие-нибудь чары, чтоб он и думать забыл про этот притон в Похъёле — чтоб раз, и как отрезало? Тогда он без всяких там яких попросту забросит нас в родные места. Ну как?
Ши призадумался.
— Не знаю. Как бы он не отплатил нам той же монетой. Чародей он далеко не из последних и играет на своем поле, где он знает все правила, а я нет. А потом, я тебе уже объяснял, что может случиться, если попытаешься нарушить магическое соглашение.
— Но послушай, — вмешался Байярд, — мы ведь не предлагаем ничего неэтичного, даже с точки зрения магии! Все, что требуется, — это заклинание, которое заставит его воспринимать вещи с нашей точки зрения. Ему доверили осуществить великое деяние по нашему спасению, которое все эти герои из романов ценят гораздо выше всего прочего, насколько я себе это представляю. В качестве более материального вознаграждения можно оставить ему что-нибудь из наших артефактов. Твой меч или лук Бельфебы, к примеру.
Ши повернулся к жене:
— Что скажешь, детка?
— Не слишком-то мне это по вкусу, но не вижу я ни единого аргумента супротив доктрины подобной. Поступай как знаешь, Гарольд.
— Ну что ж, по-моему, делать хоть что-то всяк лучше, чем не делать вообще ничего. — Он встал. — Ладно, попробую.
Действуя вокруг да около, он ухитрился выяснить у матери Лемминкяйнена немало подробностей подноготной героя, памятуя о том, что одним из основных требований магии Калевалы являлось доскональное знакомство с человеком или предметом, который ты пытаешься заколдовать. Задача была сравнима с попытками выудить кусок мыла, упавший в кипяток: хозяйка дома тарахтела с пулеметной быстротой, и вскоре Ши обнаружил, что по части памяти ему с Лемминкяйненом не сравниться, поскольку самому ему пару раз пришлось перекрывать ее словесный поток просьбами повторить.
Процесс продолжился за очередным обильным пиршеством; когда с едой было покончено, Ши удалился в уголок у очага с большой кружкой пива и принялся сочинять текст магического песнопения — четырехстопным ямбом, по образцу Лемминкяйнена. Этот стихотворный размер был ему не особо знаком, и он постоянно забывал отдельные строчки, отчего в конце концов раздобыл уголек и попытался нацарапать некоторые ключевые слова прямо на полу. Когда остальные стали отходить ко сну, дело было почти сделано. Байярд уже вовсю храпел из-под горы шкур, когда Ши, наконец удовлетворенный, запасся факелом, направился к двери спальни героя и негромко продекламировал свое сочинение.
Когда он закончил, в глазах у него на мгновенье словно что-то вспыхнуло, и он почувствовал легкое головокружение. Причиной могло быть и пиво, но все же Ши пришел к заключению, что колдовство сработало, и на ватных ногах направился в свою спальню, чуть не промахнувшись мимо держателя, когда вставлял в него факел.
Бельфеба села на постели, до подбородка завернувшись в меховое одеяло; выражение лица у нее было далеко не приветливое.
— Ку-ку, дорогая, — поприветствовал ее Ши. Негромко икнув, он уселся на постель и принялся стаскивать сапоги.
— Убирайтесь вон, сударь! — приказала Бельфеба. — Я честная жена!
— А-а? — удивился Ши. — А кто же в этом сомневается? И на кой черт вся эта пожарная тревога?
Он протянул к ней руку, но Бельфеба ловко увернулась, забилась поглубже в угол и во весь голос завопила:
— Гарольд! Уолтер! На помощь, ко мне пристают!
Ши ошалело уставился на нее. Чего это она уворачивается? Что он такого сделал? И почему она кричит «Гарольд!», когда вот он, рядом?
Прежде чем он успел сказать хоть что-нибудь вразумительное, за спиной у него послышался голос Байярда:
— Опять он за свое! Хватай его и вяжи, а уж потом Гарольд придумает, что с ним делать!
— С ума все тут, что ли, посходили? — вопросил Ши и тут же почувствовал, как в руку ему вцепился Бродский. Он вырвал ее и собрался врезать детективу как следует, но тот увернулся, ловко мотнув головой. И вдруг воцарилась тьма.
Очнулся Ши с дикой головной болью и противным вкусом во рту. Да, с пивом он вчера явно перебрал, а в довершение прочего был еще и связан — куда более основательно, чем Лемминкяйнен прошлой ночью. Только занимался рассвет; откуда-то снаружи доносилось металлическое звяканье — видимо, рабы уже приступили к работе по дому. Две кучи медвежьих шкур рядом с ним на полу представляли собой, очевидно, Бродского с Байярдом.
— Эй, ребята! — позвал он. — Что тут приключилось?
Храп под одной из куч утих, и возникла голова Бродского.
— Ну вот что, болван. Один раз тебя уже вырубили. И если ты немедля не заткнешься, получишь добавки!
Ши задохнулся от злобы. Судя по боли в голове, Бродский и впрямь здорово его приложил — не исключено, что и дубинкой. Чтобы не подвергнуться подобной экзекуции вторично, Ши предпочел смолчать, но он искренне не мог понять, почему все на него так взъелись — разве что Лемминкяйнен ухитрился наложить на него некие чары, пока он пытался заколдовать его самого. Наверняка так оно и вышло, решил Ши и, валяясь спеленатым на полу, принялся выдумывать ответное заклятие, сообразуясь с традициями Калевалы. За этим занятием его опять сморила дремота.
Пробудил его громовой хохот.
Уже совсем рассвело. Все обитатели дома столпились вокруг него, включая и Бельфебу с озабоченным выражением на лице, а хохотал не кто иной, как Лемминкяйнен, который буквально складывался пополам, икая от смеха. У Байярда был просто удивленный вид.
В конце концов хозяин дома отдышался настолько, чтобы выговорить:
— Тащи-ка мне воды бадью, Кюллики — хо, хо, хо! — сейчас вернем мы сему сыну Охайолы облик должный!
Кюллики принесла затребованную бадью. Лемминкяйнен прошептал над ней какое-то заклинание и выплеснул ее содержимое прямо в физиономию Ши.
— Гарольд! — вскричала Бельфеба. Бросившись к распростертому на полу Ши, она принялась покрывать его мокрую и всклокоченную голову поцелуями.
— Извелась я от тревоги, когда не пришел ко мне ты ночью нынешней! Следовало догадаться мне, что угодил ты в некую ловушку!
— Развяжите меня, — буркнул Ши. — Это в каком смысле я к тебе не пришел? Как же, по-твоему, я во все это вляпался?
— Нет, только теперь я это поняла! — воскликнула девушка. — А тогда наружность у тебя была точь-в-точь как у Лемминкяйнена. Ужель испытать ты меня решил?
— Во-во, — поддакнул Бродский. — Извиняй, Ши, что шмякнул тебе по башке дубинкой, но откуда, к чертям собачьим, нам было знать?..
Ши потянул затекшие руки и поскреб щетинистый подбородок. Наконец-то до него дошло. Выходит, в результате собственного колдовства этой ночью он обрел точный облик Лемминкяйнена, а выяснилась ошибка только сейчас.
— Я хотел испробовать одно чародейство, — сказал он, — но, по-моему, что-то не срослось.
— Был ты истинным близнецом Лемминкяйнена великого, — подтвердил герой. — Знай же, о пришелец из Охайолы, что законы магические гласят: когда волшебные чары плетутся ошибочно, что угодно облик свой поменять способно! Впредь и не мысли с истинным знатоком равняться, покуда искусством магическим не овладеешь получше!
Он обернулся.
— Матушка! Кюллики! Подавайте на стол, ибо пора нам в дорогу!
Бельфеба обратилась к Ши:
— Гарольд, отнесись к предостереженью сему повнимательней! Реченье о том, что ежели неточность допустишь ты в заклятии, то вещи давно знакомые наружность могут поменять, хорошенько запомнить следует!
— Угу, законы магии здесь несколько иные. Знать бы мне про это вчера!
Все расселись вокруг стола. Лемминкяйнен непрерывно острил, высмеивая случившийся с Ши казус и хвастаясь, что он сделает с обитателями Похъёлы, когда до них доберется. Про Данизу и вообще про прекрасный пол он, как видно, и думать забыл.
Вид у его матери был все более и более печальный. Наконец она вымолвила:
— Если ты ради себя самого не хочешь, так хоть ради меня выслушай! Ужель готов ты оставить мать свою одну-одинешеньку и без всякой защиты?
— А столь ли потребна тебе защита? — отозвался герой. — Но, коли так уж страшно тебе одной оставаться, изволь! Вот тебе Пайарт, вот Пийт — так и быть, побудут они с тобою, хоть даже от обоих и на треть не будет столь же проку, как от меня, героя!
— Гарольд... — начал Байярд, которого тут же перебил Бродский:
— Эй, а мы разве не с вами?
Лемминкяйнен решительно помотал головой:
— Не вижу в сем ни малейшего смыслу. Задача грядущая лишь для героев истинных. Харольд клинком искусно играет, а дева стрелы из лука мечет, хоть обоим и далеко до меня самого, как до неба. Но вам-то, жабам охайолским, — вам чего в дело такое соваться?
— Слышь, ты, деревня! — начал было Бродский, угрожающе поднимаясь из-за стола. — Выйдем-ка в тамбур, и сразу все поймешь! Мне плевать — будь ты хоть сам Финн Маккул!
Байярд примирительно поднял руку.
— Минуточку, Пит, — сказал он. — Наверное, он все-таки прав. Те виды деятельности, в которых мы преуспели в Огайо, в данном континууме не пользуются большим спросом, и от нас будет больше проку, если мы останемся охранять базу — то бишь здесь.
Он бросил взгляд на Кюллики.
— А потом, мне пришло в голову, что ты мог бы воспользоваться случаем. Сомневаюсь, чтобы местные жители когда-либо слышали о предопределении и первородном грехе.
— А ты башка! — уважительно отозвался Бродский, опускаясь на место. — Если с умом повести дело, глядишь, пару-тройку новообращенных зацепим!
Лемминкяйнен был уже на ногах и направлялся к дверям. С колышка на стене он снял длинный сыромятный аркан и направился на луг, где вокруг дуба по-прежнему терся все тот же копытный квартет. Завидев Лемминкяйнена, животные двинулись было прочь, но герой быстро раскрутил аркан и ловко набросил его на рог огромного оленя. Затем, бормоча нечто вроде: «Ну-ну, Лось Хийси!» — и быстро перебирая натянутую веревку, он приблизился к зверю вплотную и набросил петлю ему на шею. Олень попятился; Лемминкяйнен безо всякого напряжения дернул, и тот повалился на колени.
Пит Бродский вытаращил глаза.
— Батюшки! — приглушенно ахнул он. — Видать, повезло мне, что не сцепился с эдаким боровом!
Лемминкяйнен двинулся обратно через луг, ведя за собой оленя, словно комнатную собачонку. Внезапно он остановился и замер. Ши проследил направление его взгляда и увидел, что какой-то человек, для раба слишком богато наряженный, стоит в дверях дома и о чем-то беседует с Кюллики. Когда они подошли ближе, стало ясно, что ростом незнакомец примерно с Лемминкяйнена, но шире его в плечах, а борода у него длинная и седая, как у Санта-Клауса. Лучась улыбкой, он повернулся к герою. Оба упали друг другу в объятия, каждый мощно похлопал другого по спине, после чего они немного отодвинулись, держа друг друга за плечи. Незнакомец продекламировал:
— О веселый Лемминкяйнен!
Верно ли, что путь ты держишь
Во туманны земли Турьи,
Чтоб с подмогой чужеземцев
Ильпотар-каргу прищучить?
И они опять страстно обнялись, похлопывая друг друга по спинам.
— Не желаешь ли и ты Похъёлу со мною навестить? — проревел Лемминкяйнен.
— Ну уж нет, вельми я занят — все подыскиваю себе жену новую! — проорал в ответ седобородый, и оба разразились таким хохотом, будто это была невесть какая блестящая острота.
Бродский с Байярдом сдавили Ши с боков и засыпали его вопросами. Ши ответил:
— Этот старик, должно быть, Вяйнямёйнен, великий менестрель и волшебник. Черт, если б я заранее знал, где его искать, то не вляпался бы в такую историю...
— Какой еще старик? — перебил Байярд.
— Вон тот, который треплется с Лемминкяйненом и молотит его по спине. Ну, который с бородой.
— Никого похожего не вижу, — объявил Байярд. — Это же совсем мальчик, а бородка у него едва пробивается.
— Что-о?!
— Ему не больше двадцати!
Ши воскликнул:
— Тогда это опять магическая иллюзия, и этот тип наверняка что-то затевает. Следи за ним!
Мнимый Вяйнямёйнен, судя по всему, пытался задавать Лемминкяйнену какие-то вопросы, но то и дело кто-нибудь из собеседников прерывался, дабы продекламировать пять-шесть стихотворных строк, после чего следовали неизбежные объятия и похлопывания по спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12