Огород у таинственных бородачей был небольшой, но весьма ухоженный. В отсутствие отца Арсения за порядком здесь приглядывал чёрный, с рыжими бровями, поджарый и страшно деловой котяра по имени Мракобес. Мракобес не только держал на строгом учёте всех здешних птиц и полевых мышей, не давая им бесконтрольно размножаться, но, прохаживаясь по грядкам, он также с потрясающей ловкостью пинал баклажаны и тыквы, выстраивая их ровными рядами, дабы отцу Арсению сразу была видна степень зрелости каждой особи.
— Я сейчас, братца ты моя, Мракобеса учу огород поливать, — рассказывал Ваньке отец Арсений, когда они волокли от источника двадцатилитровые бидоны, доверху наполненные ключевой водой. — Ага, вот научу, тогда у меня и вовсе забот не будет! Можно весь день на лавке лежать!
Ваня засмеялся, ему не верилось, что отец Арсений сможет просидеть без дела хотя бы полминуты — не то что лежать на лавке весь день!
Кот Мракобес придирчиво оглядел нового помощника — и, видимо, остался Ваней вполне доволен, особенно когда Царицын, взвалив на спину опустевший бидон, снова побежал к источнику. На этот раз кадет категорически отверг помощь старичка.
— Мы, орнитологи, народ привычный, тяжести таскать любим, — сказал Ваня и умчался, грохоча бидоном.
— Мррм-мрмрмяу, — подумав, произнёс кот Мракобес, глядя вслед убежавшему русскому мальчику.
— Пожалуй, ты прав, — согласился отец Арсений. — Парнишка, и правда, неплохой. По крайней мере, воду носит быстро и на тяжесть не жалуется. Будет жаль, если его всё-таки отчислят из училища.
Глава 16.
Орден идёт напролом
В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят…
Любимый город может спать спокойно…
Песня из кинофильма «Истребители»
Навстречу от белого домика спешил по тропинке отец Ириней. Бежал, задевая серым подолом по траве.
— Ваня, скорее! Геронда ждёт тебя, он хочет поговорить.
Наверху, под кипарисом, на тёплом пенёчке сидел Геронда. Завидев Ваню, он поднялся, опираясь на кривую палку.
— Ну что, птицелов, поисповедовал помидоры?
К этому времени Иван потрудился с тяпкой добрых два часа и уже знал, что прополка грядок среди бородачей называется «исповедыванием огорода».
— У нас в Москве таких помидоров не бывает, — признался Ваня. — Невкусные какие-то продаются, и без запаха совсем. Наверное, у нас климат плохой для помидоров.
— Нужно просто почаще их исповедывать, — улыбнулся старец. Он вытащил из кармана небольшую фотокарточку — и протянул Ване:
— Гляди. Это тот самый юный колдун с Тибета. Точнее, бывший колдун. Теперь он живёт недалеко отсюда, на берегу во-он того залива.
С фотографии на Ваню смотрел совершенно счастливый рыжеволосый парень с помидорным румянцем на щеках — и в точно таком же, как у бородачей, сероватом халатике. Взгляд у парня был такой, будто он часа три тащил на плечах тяжёлый холодильник или даже рояль, а буквально пару секунд назад дотащил груз до места, сбросил, расправил плечи и теперь интересуется, где бы тут славненько пообедать.
— Ты понял то, что за трапезой для тебя читали? — без улыбки спросил Геронда, убирая фотографию в карман.
— Я понял, что Вы догадались, что мы никакие не орнитологи, — тихо сказал Ваня. — А откуда знаете, что мне придётся столкнуться с колдунами?
Геронда улыбнулся. Кажется, он вовсе не собирался отчитываться перед Царицыным.
— Я прошу Вас ответить! — тихо, но твёрдо повторил кадет.
— Ладно, так уж и быть, расскажу, — старец припрятал улыбку в седенькие усы и перешёл на шёпот, как настоящий заговорщик. — Только дай честное слово натуралиста, что никому не скажешь. Видишь ли, у меня в глазах специальные контактные линзы. С их помощью я вижу, что у человека на сердце.
— Я серьёзно спрашиваю…
— А вам в училище такие очки не выдают? Очень полезно любому кадету иметь такие линзы. Помогает в деле.
«Он и про училище знает, — Царицын совершенно поник. — А может быть… старичок-то — из ЦРУ? Может, он с „Моссад“ сотрудничает? Или с „Ми-5“, например…»
Старец ласково обнял его за плечи:
— Дурачок ты, дурачок… Какой там «Моссад»! Слушай внимательно. Тебя ждёт серьёзное дело, опасное. Отправляешься к колдунам, а в броне у тебя дырка. И знаешь, где дырка? Вот здесь…
Геронда ткнул пальцем против сердца.
— Какая дырка? — немного испугался Ваня, ему показалось, что это розыгрыш. — Откуда?
— Ты сам её просверлил, — строго сказал старец. — Ты уже приготовил дырку, чтобы повесить сюда красивый орден. Ты очень хочешь получить орден, ведь так?
Ваня покраснел.
— Разве это плохо — хотеть быть лучшим?
— Да, ты очень хочешь стать лучше всех, ты стараешься изо всех сил. Такое упорство в ученье достойно русского офицера. Я знал одного бывшего офицера русской Империи, он был чуть ли не самый умный и твёрдый человек на всей нашей горе. Да, ты хорошо работаешь над собой. Ты любишь всегда и во всём побеждать других, получать первые призы. Но давай подумаем, зачем ты всё это делаешь?
Ваня вдруг понял, что с Герондой бесполезно играть в кошки-мышки. Он знает даже про заветную Ванину мечту, которой он ни с кем никогда не делился — про орден! Этого не могли проведать даже в ЦРУ.
Кадет Царицын вдруг почувствовал, что старенький Геронда видит его попросту насквозь. Словно Ваня — крохотный, прозрачный и сидит у него на ладони. От этой мысли Ване стало страшновато — но одновременно как-то уютно. Он чувствовал, что Геронда добрый. И никогда не воспользуется своими страшными «контактными линзами» Ване во зло. Потому что он его — Ваню — любит.
— Отвечай! — Геронда строго сдвинул брови. — Зачем ты стараешься, надрываешь пупок? Ради чего?
Ваня вздохнул и ответил честно:
— Чтобы стать сильным и служить России.
— Ради России… — протянул старец и вдруг жёстко сказал: — Нет, брат, не ври. Ты делаешь это для себя! Чтобы быть лучше других в училище. Чтобы быть первым, завоевать авторитет, славу, почести. Ты хочешь служить России, но при этом обязательно в роли сильного, прославленного человека. Чтобы тобой все гордились, чтобы расхваливали тебя, какой ты умный и самоотверженный.
Старец помолчал немного и спросил сурово:
— Скажи, если бы твоей Родине понадобилось, чтобы ради неё ты стал никому не известным, скромным, незаметным — разве ты стал бы ей служить?
— Это как? — переспросил Ваня.
— А вот так! Разве согласился бы ты служить своей любимой Родине, если бы заранее знал, что об этой службе никто не узнает, не скажет тебе даже «спасибо»? Представь, что тебе пришлось бы до старости командовать какой-нибудь подводной лодкой в дальнем океане и ты бы затопил за свою жизнь больше вражеский кораблей, чем весь остальной флот, — а за это тебе даже самой маленькой медальки, даже почётной грамоты бы не дали? Что? На такую службу Родине ты согласился бы?
— Ну…
Ваня отвёл взгляд. Ему очень хотелось сказать «да», но что-то внутри мешало. Какой-то невидимый тормоз включился и железной хваткой зацепился за совесть.
— Эм-м. Ну…
— Баранки гну. Сам видишь, на кого ты работаешь. Стало быть, все твои успехи — от гордости, от желания славы и похвал, чтобы тебя ставили в пример другим. Слышишь меня? — Геронда неожиданно ухватил Ванин рукав железными пальцами — и вдруг дёрнул так, что пуговица отлетела. — Слышишь?! Ты не понимаешь, дурень, что, если ты будешь и дальше так тщеславиться, они, эти колдуны, тебя сожрут!
— Что?! — Ване вмиг сделалось жарко.
— Они сразу увидят эту дырку в твоей броне и начнут туда бить! Они купят тебя на тщеславии — и потом уничтожат.
Следи за собой! Делай всё не для того, чтобы потом получить награду, а ради дела, ради чистой совести, ради того, чтобы порадовался за тебя Бог. Старайся не тщеславию своему угодить, а Богу! Заделывай дырку, Ваня! Ну всё, хватит лясы точить. Пора в путь.
Ваня вздрогнул. Последние пять минут он слушал, точно в забытьи. Перед мысленным взором его внезапно и удивительно ясно предстала картина: он, Иванушка Царицын, стоит на рыхлом мартовском льду Чудского озера в доспехах древнерусского богатыря, с топором в руках. А навстречу плотными рядами, выстроившись свиньёй, прут с пустоглазыми кабаньими рылами враги: рогатые рыцари, клыкастые ландскнехты. Орден напирает на передовой полк наших ратников, пытается проделать брешь в русской обороне.
— Эй, парень, проснись, — Геронда легко похлопал Ивана по плечу. — Тебе пора лететь дальше.
— А как же… мой начальник? Он остаётся?
— Полетишь без него. Не волнуйся, вылечим твоего «доцента». Ещё много поганых ворон отловите вместе. Ага, вот и отец Арсений бежит, видать, начальник твой очнулся.
Ваня посмотрел на тропинку, огляделся вокруг — никого. Впрочем… через секунду распахнулась дверь и чёрно-серым, мохнатым, загорелым колобком выскочил отец Арсений.
— Геронда, благослови! Раненая доцента глазы открыл, мальчика к себе просит.
— Беги, парень, — Геронда подтолкнул Царицына в спину. — Успокой своего начальника, пусть не волнуется.
Ваня пулей влетел в избушку, кинулся к скамейке. Вместо самоуверенного супермена Телегина на скамейке лежал чужой человек: голубовато-белая, почти прозрачная кожа, на веках голубые жилки дрожат. Усы посерели и повисли, а губы дёргаются, точно пить просят.
—… Кадет Царицын, так. Я ранен, видишь, ранен, — быстро захрипел незнакомый человек телегинским голосом. — Рана позорная, эх, как же обидно! В задницу попали. Монахи вокруг. Ты зачем их позвал, пионер? Мне не монахи нужны, мне доктор нужен! Видать, помирать мне, раз ты попов позвал.
— Никак нет, товарищ подполковник, не помирать! Врачи говорят, через две недели Вы совершенно поправитесь, честное слово, — прошептал Ваня, наклоняясь к страшному, точно пудрой засыпанному лицу раненого. — Только лететь Вам пока нельзя.
— Да уж, куда мне теперь лететь… я уже прилетел. О деле, теперь о деле. Запоминай всё намертво, кадет. Повторить не смогу. Капитан второго ранга Шевцов! Он тебя встретит. Координаты в планшете. Ровно в семнадцать часов. И Тихогромова с собой бери. Ах, отставить, мы же его потеряли. Слушай Царицын, плохо всё у нас складывается, но ты должен дойти до конца. Тихогромова потеряли — ужасно. Меня потеряем — невелико горе. Я человек военный, для того и живу, чтобы однажды честно помереть. А вот тебя потерять нельзя. Полетишь один. Будешь там не позже семнадцати часов, понял?.. Точка примерно в двухстах километрах отсюда, к юго-востоку.
— Товарищ подполковник, а что находится в этой точке? — быстро спросил Ваня, каждую секунду опасаясь, что Телегин снова потеряет сознание. — Остров или корабль?
— Отставить разговоры! Слушай, вот ещё важное… Помнишь, девушку нашу перевербовали? Остерегайся подлюку. Там, в планшете, найдёшь её фотографию. Когда будешь в замке, главное, не попадайся ей на глаза. Эта рыжая кошка тебя сразу раскусит, понял?
Ваня кивнул, присел на пенёк. Телегин подёргал губами, поводил глазами под закрытыми веками и снова захрипел:
— Куда, Царицын?! А ну ко мне! Ах, ты здесь… Слушай дальше. Перед рыжей девкой посылали парня. Геннадий Перепелкин, лейтенант.
— Его тоже перевербовали?
— Не перебивай. Его убили. Родители в Орловской области получили посылку. Срочная почтовая служба доставила. Ужасно, кадет, ужасно. Мать когда открыла, у неё инфаркт случился.
— Что в посылке?
— Пластиковая банка, а в банке… — Телегин немного дёрнулся, запрокинул голову, под волосами на лбу обильно выступил пот. — Так, о чём я, Царицын, о чём? Ага, в посылке… голова заспиртована. И уши на голове отрезаны. Понимаешь, зачем говорю? Не запугиваю. Чтоб ты понял: миссия будет опаснее, чем мы думали.
Ваня сглотнул и зачем-то потрогал себя за ухо.
— Там на острове непонятное что-то, — Телегин приоткрыл правый глаз и мутноватым зрачком уставился на Ваню. — Поэтому так: в замке — никакой самодеятельности. Услышал меня?
— Так точно, — Ваня быстро кивнул, а сам вдруг подумал: «Вот сволочи! Обязательно отомщу вам за бедного лейтенанта! Это ж надо так: русскому офицеру голову отрезать и заспиртовать!»
— Никакой удали молодецкой, кадет! Иначе и твоя голова может очутиться в такой же банке. Запомни: тихо высадился ночью на свалке, вышел к людям, смешался с толпой. Походил-погулял по студенческому городку, поискал наших деток. Нашёл — хорошо, попытался заговорить с кем-то из них, поспрашивал, как настроение и всё такое. Не нашёл — тоже хорошо: вернулся на свалку, дождался темноты и улетел. Туда, куда скажет Шевцов.
— Как я попаду на остров?
— На «осе».
— Товарищ подполковник! — Ваня чуть не подскочил от досады: неужто Телегин опять бредит? — Но я ведь не долечу! Через пол-Европы…
— Доберёшься сперва до точки, указанной на карте. Достань-ка планшет, я покаж-ж-жах…
Он пытался повернуться набок — видимо, слишком резко. Дёрнулся от боли — и вмиг побелел, медленно закинул голову. Нижняя челюсть отвалилась, и лицо сразу сделалось страшным, совсем неживым.
Отец Ириней прибежал, кинулся приводить Телегина в чувство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72