Повисло неловкое молчание. Изабо сказала робко:
— Я никогда раньше не слышала, как Энит поет. Правда, это просто чудесно?
Лахлан кивнул.
— Да, я ни разу не слышал никого, кто мог бы с ней сравниться.
Изабо мучительно пыталась придумать, что бы еще такое сказать. Ей пришло в голову, что она никогда не оставалась с Лахланом наедине с той их первой встречи много лет назад. Когда они встретились снова, он был мужем Изолт, а вскоре после этого стал и коронованным Ри. Она взглянула на него сквозь ресницы. Он угрюмо смотрел в свой кубок. Молчание явно не тяготило его.
Внезапно он поднял глаза, снова взглянув на нее. Смутившись и залившись краской, Изабо опустила глаза, уставившись на свои расшитые лилиями и розами колени.
— Тебе нравится мое платье? — ляпнула она первое, что пришло в голову. — Это Эльфрида мне дала. Правда, красивое?
— Очень красивое, — отозвался он со странной интонацией в голосе.
Каждой клеточкой чувствуя его пронзительный взгляд, она снова подняла глаза, потом отвела их. Пальцы ее здоровой руки нервно комкали салфетку.
— Ты совсем такая же, как когда мы впервые встретились, — внезапно сказал Лахлан еле слышно. — Твои волосы снова отрасли. Тогда, в первый раз, в лесу, они были очень длинными.
Изабо неловко провела рукой по волосам.
— Да, тогда они были до колен. Потом их совсем обстригли, когда у меня была лихорадка, после того, как… — Она запнулась.
— После того, как ты потеряла пальцы?
Щеки у Изабо заполыхали. Она непроизвольно натянула манжет на руку, спрятав в нем изувеченную ладонь. Лахлан протянул руку.
— Можно мне взглянуть?
Изабо заколебалась, потом медленно и неохотно протянула вперед левую руку. Он взял ее в свою, перевернув так, что она оказалась ярко освещенной. Там, где должны были находиться два меньших пальца, были две глубоких уродливых впадины, покрытых белыми рубцами. Остальные три пальца были искривленными и бесформенными, хотя с тех пор, как Изабо нырнула в Пруд Двух Лун, она снова могла ими пользоваться.
Лахлан провел по шрамам пальцем.
— Прости меня, — выдавил он с трудом. — Эта участь ждала бы меня, если бы ты не спасла меня тогда. Это меня должны были пытать.
Изабо отняла руку.
— Не могу сказать, что очень рада тому, что заняла твое место, — сказала она честно, — но я рада, что ты спасся. Ты и так тогда достаточно натерпелся.
Лахлан слегка кивнул.
— Но я очень об этом сожалею. Не думаю, чтобы я когда-либо говорил тебе это.
— Ты говорил, что не просил меня спасать тебя. — Воспоминание о негодовании заставило глаза Изабо вновь засверкать, и она впервые посмотрела прямо на него.
Он печально улыбнулся ей.
— Тогда я страшно злился на всех и вся, — сказал он. — Все, что я знал, это что я должен сбежать от Оула, отыскать Мегэн и свергнуть Колдунью. Мне было все равно, кого я смету на своем пути.
— А потом? — горячо спросила Изабо. — Ты всегда нападал на меня при первой же возможности!
Лахлан нахмурился и опустил глаза.
— Думаю, я был зол на тебя за то, что ты ввела меня в заблуждение. — Потом поднял глаза и сказал с ироничной улыбкой, — Кроме того, ты не можешь не понимать, что все это совершенно сбивало меня с толку. Вы с Изолт похожи как две капли воды. Когда я впервые увидел ее, я решил, что это ты, а когда я снова встретил тебя, ты могла бы быть ей.
— Да, могу себе представить, — сказала Изабо с принужденным смехом. Щеки у нее горели. — Надеюсь, теперь ты научился нас различать.
Его улыбка померкла.
— Да, конечно же.
Изабо нерешительно взглянула на него. Отчаянно подыскивая правильный жест или слово, она почувствовала, что к столу направляется Дайд, держа под мышкой гитару. Его черные глаза перескакивали с одного на другую. Она откинулась на спинку своего стула, внезапно осознав, что все это время они с Лахланом сидели, склонившись близко друг к другу. Ее щеки снова запылали.
Слегка нахмурившись, Дайд сказал Лахлану:
— Что-нибудь нужно, хозяин?
Лицо Лахлана было очень печальным.
— Спой песню, которую ты написал о моих братьях.
Дайд заколебался.
— Хозяин…
— Спой ее мне, Дайд.
Молодой граф кивнул и пошел обратно на свое место. Его лицо было встревоженным. Зазвучала печальная мелодия, потом Дайд начал петь. С потемневшим от вновь ожившего горя лицом Лахлан сделал слугам знак снова наполнить его кубок.
Четыре брата когда-то жили,
Четыре брата крепко дружили,
Вместе учились и вместе шалили,
Горе и радость друг с другом делили.
О, куда же вы улетели,
Мои чернокрылые братья,
Оставив меня одного?
Где же вы, братья мои?
Незнакомка юная мимо проезжала,
Красотой своей вокруг всех очаровала.
Кожа как пена морская бледна,
И черных волос шелковистых волна.
О, куда же вы улетели,
Мои чернокрылые братья,
Сердце навек мне разбив?
Где же вы, братья мои?
На старшего брата чары наложила,
И без памяти ее мгновенно полюбил он.
В ту же неделю и свадьбу сыграли,
А младшие братья безмолвно страдали.
О, куда же вы улетели,
Мои чернокрылые братья,
Оставив меня одного?
Где же вы, братья мои?
Темной ночью она в их спальню вошла,
Колдовское зеркало к их лицам поднесла.
И ни одного из них она не пощадила,
В черных дроздов всех троих оборотила.
О, куда же вы улетели,
Мои чернокрылые братья,
Сердце навек мне разбив?
Где же вы, братья мои?
Тщетно пытались два брата улететь,
Нет, не суждено им больше песни петь.
Быстро ее ястреб их во тьме ночной догнал
И когтями острыми в клочья разорвал.
О, куда же вы улетели,
Мои чернокрылые братья,
Оставив меня одного?
Где же вы, братья мои?
Лишь самый младший отчаянно крыльями бил,
И старый дуб его в своих ветвях укрыл.
Целых пять лет был он в теле дрозда заточен,
Прошлую жизнь вспоминая, как радостный сон
О, куда же вы улетели,
Мои чернокрылые братья,
Сердце навек мне разбив?
Где же вы, братья мои?
Изабо молча слушала, чувствуя, как по спине у нее бегают мурашки. Песня была такой красивой и такой печальной, что она не могла не почувствовать сострадания к молодому Ри, чью жизнь разрушила Майя и ее козни. Ничего удивительного, что Лахлан так ненавидел фэйргов, убивших его отца и всех троих братьев.
Когда песня закончилась, она поднялась и сказала, не глядя на Лахлана:
— Уже поздно, Ваше Высочество. Пожалуй, мне пора спать.
Лахлан кивнул, оторвавшись от созерцания остатков вина на дне своего бокала и сказав еле слышно:
— Спокойной ночи, Изабо.
— Спасибо, — ответила она и быстро вышла из зала, снова чувствуя, что слезы вот-вот задушат ее. Она не знала, что это так сильно подействовало на нее: то ли ее эмоциональная обнаженность с тех пор, как она прошла Испытание Колдуньи, то ли непривычная теплота Лахлана проникла сквозь все те латы, которыми она защищалась от него. Все, что она знала, это что все ее чувства находились в смятении.
Несмотря на то, что Изабо с большим трудом удалось успокоиться, в конце концов она уснула. В ясном свете следующего утра она могла лишь гадать, не был ли весь вчерашний накал страстей плодом ее воображения. Она снова облачилась в свое строгое белое одеяние, заплела волосы в тугую косу и повесила на шею шнурок с совиной лапой. С Бубой на плече она сошла по лестнице, и одна из бесшумно двигающихся служанок вывела ее на террасу.
Там стоял длинный стол, заставленный блюдами с фруктами, мисками с кашей и серебряными чайниками с обжигающе горячим чаем. Изабо сдержанно приветствовала тех, кто уже сидел за столом. Хотя большинство улыбнулось ей в ответ, Лахлан просто бросил на нее испытующий взгляд, прежде чем снова уткнуться в свою тарелку. Несмотря на его неприветливость, Изабо мгновенно почувствовала напряженность, бурлившую под внешне спокойной поверхностью.
Дайд вскочил и отодвинул для нее стул, поддразнив ее:
— Я вижу, прекрасная Бо со вчерашнего бала исчезла, снова уступив место суровой колдунье. Как ты, моя красавица?
Она села, проклиная про себя свою белую кожу, на которой опять выступил предательский румянец.
— Хорошо, спасибо, — ответила она и положила на свою тарелку несколько довольно странных на вид болотных плодов, покрытых толстой колючей кожицей, исколовшей ей все пальцы, пока она их чистила. Но мякоть внутри оказалась на удивление нежной и белой, источавшей восхитительный сладкий сок.
Айен сказал тепло:
— Сегодня замечательный день, Изабо Мы с Эльфридой хотели покататься по реке, посмотреть на золотую богиню, которая как раз сейчас цветет. Ты уже слышала о нашей золотой богине? Это цветок, такой же высокий, как ты, но, в отличие от тебя, всегда жадный до свежего мяса. Они плотоядные, ты знала об этом? Мои предки бросали ей незваных гостей, что отчасти объясняет дурную репутацию Эррана. Но она очень красива и стоит того, чтобы на нее посмотреть.
Он бросил лукавый взгляд на Дайда, сказав:
— Может, ты попробуешь медового вина, которым так славится Эрран, Изабо? Его делают из меда золотой богини. Я уверен, что Дайд, например, с радостью выпил бы его вместе с тобой.
Лахлан и Дайд вскинули головы — один нахмурясь, другой со смехом.
— Спасибо, но я уже пробовала медовое вино, — мрачно отозвалась Изабо.
— Правда? — осведомился Дайд. — И с кем же это, могу я поинтересоваться?
— Тебя это не касается, — с улыбкой парировала Изабо.
За столом зазвучали насмешливые замечания и смех. Дайд изобразил из себя смертельно раненного, схватившись за сердце и закатив глаза.
— Ох, какая жестокость, — укорил он ее. — Ну ничего, если ты однажды пила его, то захочешь попробовать его снова, и я, как всегда, к вашим услугам, миледи.
— Значит, я прикажу готовить лодки, — сквозь смех сказала Эльфрида. — Мегэн, ты поедешь с нами?
Лахлан внезапно поднялся.
— У нас нет времени на праздные развлечения, — сказал он резко. — Буду благодарен, если вместо этого ты прикажешь привести проводников. Я очень признателен за ваше гостеприимство, но нам пора трогаться в путь.
Лицо Эльфриды погасло.
— Но, Ваше Высочество, я надеялась…
— Может быть, ты немного подождешь? — тихо сказал Айен. — Мы все провели в походе уже многие месяцы, Лахлан. Мы надеялись, что сможем чуть-чуть отдохнуть.
— У меня нет времени на пиры и пикники, — отрезал Лахлан. — Если мы хотим, чтобы наша армия к осени была на месте, то должны спешить. Кто знает, сколько это займет. Нет. Мы должны снова отправиться в путь, как только пополним запасы провизии и соберемся.
Он перекинул конец своего пледа через плечо, поправил Лодестар в чехле и зашагал прочь. Его черные крылья напряженно застыли. Его кречет издал заунывный крик и полетел за ним. Не оглядываясь, Лахлан поднял обернутое кожей запястье, подставляя руку птице.
Все притихли. Эльфрида прильнула к руке Айена. Ее серые глаза были полны слез, губы дрожали.
— Ох, Айен, я так надеялась, что мы сможем немного пожить здесь…
Айен явно расстроился, что ему приходится так быстро уезжать из Эррана, но принялся утешать жену, сказав:
— Не горюй, милая. Ты же знаешь, что и так слишком мало времени проводишь в Брайде. Теперь, когда ты Банприоннса, ты должна поближе познакомиться со своими подданными. А я должен идти на войну. Так надо.
— А вдруг?.. — расплакалась она. Айен притянул к себе и поцеловал, погладив по белокурым волосам.
— Даже не думай об этом, Эльф, не говоря уж о том, чтобы произносить это вслух, — предостерег он. — Эйя повернется к нам своим светлым лицом, я уверен в этом. Мы зашли уже слишком далеко и преодолели слишком много опасностей, чтобы в самый последний миг потерпеть неудачу. Кроме того, разве ты не помнишь, как Лахлан обратился к Лодестару и в пух и в прах разнес все пиратские корабли? Такой человек не может потерпеть поражения, клянусь тебе.
Герцог Киллигарри встал и принялся раздавать своим подчиненным немногословные приказы. Его густые черные брови сошлись на переносице. Люди Ник-Эйслин что-то бормотали себе под нос, торопливо допивая чай и дожевывая последние куски гренков. Было совершенно ясно, что перспектива прямо сейчас снова отправляться в путь никого не радовала.
— Надеюсь, что эта ваша злыдня уже сделала нам драконье зелье, — хрипло сказал Дункан, — поскольку судя по тому, в каком настроении находится Его Высочество, он не обрадуется, если ему придется ждать еще.
— Я сейчас же пошлю гонца к Шанне Болотной, — нахмурившись, сказал Айен. — Без драконьего зелья нам никак не обойтись.
Дайд тоже встал, печально улыбнувшись Изабо.
— Что ж, моя Бо, придется отложить совместное распитие медового вина до другого раза. Не сегодня.
— Но он такой странный и угрюмый, — с несчастным видом сказала Эльфрида. — Я совершенно его не понимаю. Какую роль сыграют несколько лишних дней? Почему нельзя остаться здесь, где всем удобно, вместо того, чтобы ночевать на болотах?
Айен сказал строго:
— Он прав, милая. Купала давно прошел, а нам еще далеко идти и много делать. Пожалуйста, попытайся понять.
Мегэн стояла у низенькой каменной балюстрады, глядя на безмятежное голубое озеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50