«Холодает. Надо развести в камине огонь. – Ольга закрыла дверь на засов. – Если Цебеш придет, постучится... Или выбьет дверь. Его можно понять. Он так надеялся на своего василиска. Ну почему разумный вроде бы человек, целеустремленный, бесстрашный, стремящийся к справедливости, болеющий за весь мир... Почему он так?..
Таких, наверное, много. Фанатизм в этом мире так же обычен, как в нашем обычна серость и безразличие. Это прошлое моего мира или все-таки какая-то параллельная реальность? Как бы определить наверняка? Что может послужить неопровержимым доказательством?.. Есть ли такие доказательства вообще, или это исключительно вопрос моей веры? Боже, как мне не хочется верить, что это наше прошлое, что у нас на земле, каких-то четыреста лет назад, было все так, как здесь... Так страшно и беспросветно, что единственным прибежищем раздавленного жизнью человека оказывается Бог! Бог, которого нет!»
Огонь не зажигался. Огниво исправно высекало искры, но трут отсырел, а щепки и угли в камине были залиты водой. Ольга вспомнила, что там, в комнате с пентаграммой, горели сальные свечи. Но за ними было страшно идти. Ольге все казалось, что в этой комнате кто-то есть.
Дом окончательно погрузился во мрак. Лишь луна светила прямо в окно, да из полуприкрытой двери комнаты с пентаграммой исходил странный, мертвенный свет. А еще Ольга услышала шаги. Кто-то неторопливо ходил в этой комнате, подволакивая ногу.
«Там никого не может быть. Никого не может... – Ольга взяла в руку кочергу, для уверенности, и медленно двинулась к двери. – Там никого нет. Если я сейчас посмотрю, то уже не буду бояться».
Из-за двери раздалось низкое, утробное кваканье и повеяло такой затхлой жутью, что Ольга, вскрикнув, выронила кочергу и бросилась вон. Дверь скрипнула у нее за спиной, пол, кажется, шатнулся. По ногам больно ударило оказавшееся на дороге ведро. Оно полетело куда-то в темноту, сбивая другие предметы и невыносимо грохоча...
Выскочив за входную дверь, Ольга захлопнула ее. Луна лишь чуть сместилась, но все также светила прямо в глаза.
«Скорее. Запереть там эту тварь чем-нибудь». – Ольга нашла черенок от лопаты и большое полено и подперла всем этим дверь снаружи...
Низкоутробно квакали лягушки. И, кажется, со всех сторон, словно дом стоял посреди болота. В этом кваканье Ольге все явственней слышалось: «К нам, к нам. Иди к нам». И все ближе подползал болотный туман. Ни в одном из деревенских домов не горел огонь.
«Да есть ли вообще здесь дома, или вокруг одно жадно квакающее болото?» – затравленно подумала Ольга.
Она заметила у стены деревянную лестницу. Внутри дома у самой двери послышались шаги. «Теперь только туда». Ольга приставила лестницу и торопливо взобралась на чердак. В дверь тыркнулись. Еще раз. Черенок от лопаты пошатнулся и упал. Раздирая душу, торжествующе заквакало и забулькало вокруг дома. У Ольги от ужаса что-то словно оборвалось внутри. Напрягая все свои силы, она стала поднимать лестницу вверх, а тварь колотила, колотила по двери внизу.
– Господи, скорей бы рассвет... Отчего мне так холодно?
Стук в дверь прекратился. Тварь неторопливо двинулась по комнатам, изредка утробно квакая так, что было слышно даже через потолочный настил.
«Неужели меня отделяет от этого ужаса лишь несколько сантиметров дерева и глины?»
Все пространство внизу уже накрыл болотный туман. Холодок пробежал у нее по позвоночнику: «Что будет, когда туман поднимется до чердака, до самой крыши?» Жабы вокруг дома квакали не переставая, а тварь внизу ходила вдоль стен и стучала по ним чем-то тяжелым.
На чердаке было довольно просторно. При проникающем сквозь открытую дверцу лунном свете были различимы разные предметы: веники из какой-то травы, доски, старое корыто, ржавое лезвие косы, битые горшки и сломанный стул.
«Коса! Это хоть какая-то защита». Ольга изо всех сил сжала кривое лезвие в правой руке. Держать было неудобно, но на душе стало чуть спокойнее. Туман клубился уже на уровне ее ног, постепенно просачиваясь на чердак. Шаги твари внизу затихли возле камина, а затем начался шорох и скрежет в каминной трубе.
Что-то ужасное должно было произойти сейчас. Она стала лихорадочно ощупывать каменную кладку трубы. В ней вроде бы не было трещин и дыр, но Ольге показалось, что некоторые камни шевелятся, закрепленные на своих местах неплотно. Тварь, судя по усиливающемуся скрежету и сопению, подбиралась все ближе.
«Не может быть! Оно не сможет разбить каменную кладку!» Но изнутри уже послышалось бульканье и стук. Туман заполнил почти весь чердак, холодным липким потом оседая Ольге на спину, а каминная труба, кажется, зашаталась. Сверху посыпалась какая-то труха. Мерзкое кваканье раздалось над самым ухом...
Ольга увидела что-то темное, потянувшееся к ней от трубы, завизжала и с силой ударила косой. Пятясь, она кромсала и била тянущиеся к ней, кажется, уже со всех сторон черные руки. Не было воздуха, чтобы кричать – всюду липкий туман, пыль и листья сухой травы. Что-то цеплялось за ее волосы, падало ей на ноги или рядом, пока она не прорвалась к ведущей на воздух дверце. Вцепившись левой рукой в дверной косяк, а в правой сжимая косу, она посмотрела вниз: земли не было видно. Только туман.
– Мария! Это ты?! – В тумане, под стеной, стоял Цебеш. Он держал в руке стеклянный фонарь и был совершенно спокоен. – Что у тебя в руках?! Выбрось немедленно, а то порежешься. Опусти лестницу и слезай. Давай, только аккуратно!
Ольгу била крупная дрожь. Ослабевшие вдруг ноги стали сами собой подгибаться. Она выкинула косу и попыталась спустить совсем недавно с таким трудом втянутую лестницу вниз. «Уж лучше Цебеш, чем это страшное из трубы». Но лестница не поддавалась, словно ее кто-то держал. Держал и с булькающим сипением подбирался все ближе и ближе.
С криком омерзения и ужаса она упала вниз, в туман, под радостный вопль сотен жаб.
– Мария... Мария! – Цебеш тряс ее за плечи и заглядывал в глаза. – Ты вообще соображаешь, что творишь?
– Что... что это было? – спросила она шепотом.
– Что именно?
– Там, в доме... Оно на меня нападало. Лезло в трубу.
– Зачем ты забралась на крышу? Схватила эту ужасную косу. Не умея обращаться, косой очень легко себя ранить.
Цебеш помог ей встать и повел к дому. Дернул за дверную ручку и, заметив чурбачок, отбросил его в сторону ногой.
– Зачем ты подпирала дверь?
– Нет! Не ходи туда. Там... Водяной или... не знаю. Он все хотел до меня добраться.
Старик открыл дверь и зашел внутрь. Посветил фонарем и пригласил ее войти следом за собой.
– Что ты тут видела, можешь толком мне рассказать? Я пошел за фонарем к соседям... Ты же залила камин кипятком, а трут был сырой, я промочил его, пока ловил жабу в болоте... Ты от меня пряталась на крыше или?..
– Или.
И Ольга стала подробно рассказывать ему о том ужасе, который ей довелось пережить. Цебеш тем временем развел в камине огонь и установил над ним котелок. Потом он взял фонарь, шпагу, заглянул во все двери и затем, выслушав Ольгу, обошел дом вокруг. Она чувствовала себя как выжатый лимон. Рассказав обо всем, она словно смотрела теперь на происшедшее со стороны. Все новые вопросы и подозрения появлялись у нее.
– Ты мне соврал. У тебя был огонь – в той комнате, с пентаграммой. Он и сейчас горит. Ты не за огнем ходил к соседям... Тогда зачем? Зачем ты уходил?!
Цебеш посмотрел на нее удивленно, словно увидел в первый раз:
– Это же священный огонь. Его нельзя тревожить... Ты нарушила свое Предначертание. Вот откуда весь этот ужас. Ты не должна была красть у меня и прятать яйцо, понимаешь? То, что произошло с тобой сегодня, только начало. Нарушать Предначертанное нельзя. Это бессмысленно. Господь все равно вернет тебя на путь истинный, но это может достаться тебе такой ценой, что сегодняшний ночной страх покажется шуткой.
– Ты хочешь сказать, что этот водяной... Он преследовал меня потому, что я спрятала яйцо?
– Да. Никому не позволено безнаказанно сходить с Пути... Силы, которые ты потревожила, безразличны к судьбам отдельного человека. На шестеренках, движущих мировой механизм, можно ехать, можно использовать их в своих целях. Но остановить эти шестеренки нельзя. Слепой механизм просто перемелет тебя в пыль.
Сознание Ольги вдруг пронзила догадка.
– Ты натравил на меня водяного, свою болотную жабу, чтобы заставить участвовать в этом безумном эксперименте!
Цебеш рассмеялся:
– По-твоему, мне больше нечем заняться?.. Впрочем, думай что хочешь. Если ты считаешь, что я смог наколдовать все описанные тобой ужасы, то это мне даже льстит. Запомни одно: сегодняшняя ночь – наказание тебе за то, что осмелилась свернуть с Пути. Ты могла видеть водяного, огненных человечков, что угодно еще. Большей частью, я уверен, это были иллюзии... Так или иначе, но я нашел тебя доведенной до отчаяния, забравшейся на крышу, с косой в руке и с совершенно безумным взглядом. Ты могла легко зарезаться косой, свернуть себе шею, прыгая с крыши, утопиться в пруду, еще что-нибудь. Это происходит со всеми, кто сходит с Пути. На самом деле ничего не было, все ужасы тебе показались. Я осмотрел дом. Нет никаких следов того, о чем ты говоришь.
– Неправда! – выдохнула Ольга. Ей и сейчас виделись в блеске каминного пламени рыбьи чешуйки, лягушачьи лапы с перепонками и прочая мерзость.
– Ты правильно все рассчитала. Ты нужна мне для главного ритуала. Я не могу ни убить тебя, ни как-то принудить. Я вселил твою душу в тело Марии ради великой цели. Ты сейчас в прошлом своего мира. И любое отступление, отказ от того, чему ты Предназначена, – это удар не только по этому, но и по твоему, грядущему миру. Что-то здесь сломав, там, в грядущем, ты просто не родишься. Или умрешь раньше срока... Тогда ты погибнешь и здесь. Это очень просто...
«Парадоксы времени. В нашей фантастике часто обыгрываются подобные сюжеты», – мелькнуло в голове у Ольги.
– ...Ты нужна мне. Но уже выпущены силы, от которых я просто не смогу тебя защитить. Даже если я свяжу тебя и поставлю Томаса, еще кого-то, сторожить тебя от чудовищ, которых ты сама накликала на свою голову, ты можешь умереть от разрыва сердца, или подавиться костью, или захлебнуться стаканом воды. Своим безумным упрямством ты и меня ставишь под удар. Где я теперь возьму еще одну душу? У меня нет ни времени, ни сил, чтобы заново проводить вселение.
«Значит, дело не в Цебеше? Как мне разобраться во всем этом кошмаре?» – подумала Ольга, а вслух спросила:
– Ну хорошо... Теперь нам что делать?
– До сегодняшнего дня я сомневался. Сомневался в том, что василиск – необходимая часть Предначертания. Это ты посеяла в моей душе сомнение. Но то, что случилось с тобой... Гордыня – страшнейший из грехов. Не думай, что ты мудрее Всевышнего. Он направит тебя, дав силу обуздать василиска и свершить еще многое другое на твоем Пути. Твои видения – явное свидетельство того, что василиск нам необходим, что он часть Божьего Предначертания... Если бы он не был так необходим, Предупреждение не было бы явлено тебе столь ярко и быстро. Верни на место яйцо, и кошмар прекратится. Ты должна не просто вернуть его. Надо раскаяться в содеянном, со смирением и радостью принять предназначенный Господом Путь. Только тогда все встанет на место. В противном случае тебя ждут безумие и смерть, от которых даже я не в силах буду тебя спасти.
«Может быть, он прав? Господи! Я ничего не понимаю... А если действительно я в прошлом моего мира и это реакция вселенной на мою попытку изменить прошлое... Никакой магии здесь нет, как нет ее и в моем мире. Просто суеверия, гипноз... А все остальное – это я схожу с ума...»
– Хорошо. Только я не знаю, сумею ли найти его теперь.
– Сумеешь.
Цебеш встал, вложил в ножны шпагу и взял в правую руку фонарь.
– Что, прямо сейчас?
– Ты что, соскучилась по своему водяному? Или думаешь, в следующий раз тебе привидится кто-то более симпатичный?
Они вышли на улицу. Половинка луны скрылась за тучей. Ночь сейчас была особенно темна, как это бывает всегда перед рассветом.
Глава 15
– Пан Цебеш... Вы простите меня, но...
– Что еще? Ты снова засомневалась?
– Нет. Просто я не помню, в каком доме спрятала яйцо.
– Вспомнишь. Я готов теперь пройти хоть по всей деревне. – Голос его изменился и стал вдруг хриплым. Из-за туч снова вынырнула луна, и Цебеш задул фонарь. – Ты была без фонаря, когда прятала яйцо.
Выдернув из забора жердь и опираясь на нее, как на посох, он уверенной походкой двинулся вперед.
Ольга шла рядом, пытаясь вспомнить дом, и настороженно поглядывала на Старика. Черты его лица обострились, и резким серебром проступила в волосах седина. Снова ударил в лицо холодный встречный ветер. По всей деревне истошно завыли собаки. Губы Цебеша шевелились, но ветер сдувал назад, не давая расслышать, страшные, полные силы слова.
Издалека, словно подсвеченный каким-то серебряным сиянием, вставал тот самый дом. Собаки выли так, словно настал конец света и все мертвые встанут сейчас из могил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49