.. Ты куда пропал, Ду?
– Да здесь я, здесь... А вам не кажется, господа, что мы потеряли тропинку? Объяснишь ты нам наконец, Ахмет, за каким чертом мы сюда...
– Не богохульствуй, Ду. И потерпи. Всему свое время.
– Так где она, Пончес?
– Н-не могу знать, ваша милость... Вот, только что каталась верхом возле дома. – Слуга жалобно шмыгнул носом. – Я как заметил, что она долго не появляется, побежал посмотреть, не случилось ли чего. Вдруг ее опять лошадь... того...
Родриго нервной походкой направился туда, куда махнул рукой Пончес.
«Так и есть. Свежий след подков. Два круга вокруг дома, а потом на большую дорогу».
– Да я тебе собственноручно шею сверну, собака!.. Ты что, разбудить меня сразу не мог?!
– Простите, ваша милость. Я боялся вас рассердить... Как только... Мы сразу вскочили на коней и обшарили всю округу. Может, еще раз все прочесать?
«Ничего они не прочесывали. На земле следы только ее лошади... Упустили, ленивые ублюдки!»
– Поди вон! – Родриго развернулся и отправился обратно на постоялый двор. По дороге с силой пнул оказавшуюся у него на пути собаку. Та с визгом уползла прочь. Полковник сплюнул и вошел в дом.
«Почему она сбежала? Чем я ей был неприятен? Чем обидел? – Родриго не мог прийти в себя от неожиданности. – Неужели эта девчонка всерьез считает, что я ей не ровня? И дернул меня черт вчера сказать, что мои родители из простых галиссийских идальго. Это, наверное, сильно уронило меня в ее глазах... Тоже мне, потомственная знать, баронесса в седьмом поколении... Разве ей мало того, что мой дядюшка по матери – вице-король Неаполя, а сам я теперь его стараниями полковник армии? Какое самомнение! Счесть, что я ее не достоин, и уехать, даже не попрощавшись... Высокомерная дрянь! А я ведь даже думал просить ее руки...»
Поднявшись к себе в комнату, он закрыл дверь и запер ее на щеколду. Растерянность и досада на самого себя. Никого не хотелось видеть.
– Куда ты ее спрятал? Говори по-хорошему, щенок, иначе я тебе мозги вышибу! – Холодное дуло пистоля уперлось ему в затылок.
– Да как ты смеешь?! – возмущенно взвизгнул дон Родриго... и получил ногой в пах.
Задохнувшись от боли, он не мог даже вскрикнуть. Ноги подкосились, и полковник упал на пол. Ему придавили спину коленом.
– Ты, что ли, Родриго де Овандо? – напавший говорил на немецком.
«Мужлан. Ты ответишь за это! Еще никто не осмеливался так со мной обращаться». Для крика не было воздуха в легких, и Родриго осталось только мысленно ругаться.
– Ну? Будешь ты отвечать или мне сходить за переводчиком? – На правую руку Родриго, потянувшуюся в сторону шпаги, обрушился удар пистолетной рукоятью.
«Как больно! Собака! Я же теперь совсем не чувствую свою руку... О боже! Кто этот негодяй и что ему нужно?»
– Если будешь молчать, я тебя просто зарежу. Я знаю, ты прекрасно понимаешь по-немецки... Так что, будем говорить?
– Да, – выдохнул дон Родриго.
– Вот и хорошо. – Матиш облизнул потрескавшиеся губы и уселся прямо на спину испанца. – С тобой была девица. Некая Мария... Так?
– Так.
– Где она теперь?
– Каналья! Да как ты смеешь... – Родриго закашлялся, получив по ребрам пистолетной рукоятью.
– Повторяю вопрос. Где она?
– Не знаю. Да что вам...
Еще один удар.
– Испанцы что, все такие тупые? – вздохнул Матиш. – Слушай: я задаю вопросы, ты на них отвечаешь. Если не отвечаешь, тебе от этого хуже. Разве это трудно усвоить?
– Пончес, Альваро! На по... – завопил наконец Родриго, набрав воздуха в легкие. Но новый удар рукоятью по ребрам прервал его крик. Теперь он мог только хрипеть.
В дверь постучали.
– Открой, Матиш. Это я, Ульбрехт.
– Уф... А я уж думал... – Матиш подошел к двери и открыл щеколду. – Ну, как там дела?
– Ее нигде нет. Хозяев постоялого двора и всех слуг этого мальчишки мы загнали в погреб.
– Сопротивление было?
– Да, – скривился Бибер. – Двоих пришлось заколоть. Остальным хватило и тумаков... Милош сейчас их сторожит, чтоб никто не сбежал... Этот рассказал что-нибудь?
Родриго попытался встать, но, получив удар ногой в копчик, содрогнулся от боли и снова распластался на полу.
Матиш покачал головой.
Снизу послышались шаги. На лестнице появился Милош.
– Подлец Питти сбежал... Бросили меня там одного, идиоты! Я ж не могу за всем уследить.
– Испугался, бедняга, наших методов. И теперь мы без переводчика, – сокрушенно вздохнул Матиш.
– Не беда. Пока он еще был с нами, я допросил одного. Отделал его так, что он все-все рассказал. Мария от этого испанца сбежала, – кивнул Милош на лежащего на полу полковника Родриго. – Слуги это подтвердили. Правда, Жакомо как-то вяло переводил. Слова стал подбирать, словно скрыть хотел что-то, собака...
– Понятно, почему он сбежал. – Матиш укоризненно посмотрел на товарища. – Ты и его решил с пристрастием допросить, так?
– Ну да, – потупился Милош. – Ну так я ж все разузнал! Она и правда сбежала. Сделала вид, что собирается прокататься на лошади с утра, выехала за двор и ищи-свищи... А этот молодой хлыщ взбесился. Наверное, не вынесла она его общества, вот и...
– Все так? – обратился Матиш к Родриго, который в этот момент пытался привстать.
– Да.
– А куда она убежала? В Венецию? Или еще куда?..
Родриго покачал головой.
– Отвечать, когда тебя спрашивают! – Бибер пнул испанца ногой в живот.
Милош сморщился:
– Лишнее. Он наверняка не знает... Или знаешь? – И инквизитор за волосы приподнял голову полковника над полом.
– Не знаю... Богом клянусь, что не знаю...
Матиш отпустил Родриго и вытер руку о штаны.
– Ладно, поехали. Здесь мы больше ничего не узнаем. Надо прочесать тракт, расспросить, не садилась ли она на один из паромов, соединяющих Венецию с берегом.
– А с этим что делать? Так оставим или... – Ульбрехт выразительно провел пальцем по горлу.
– Вот еще! Буду я мараться из-за какого-то сопляка... Пошли. Надо спешить.
Хлопнула дверь. Проскрипели сапоги по лестнице. Звук удаляющихся лошадиных копыт. Где-то далеко, внизу, под выкрики Пончеса, слуги ломали дверь, за которой их заперли Ульбрехт и Милош. Дон Родриго, беспомощно распластавшись на полу, плакал от досады, обиды и боли.
Сначала она заметила три белые скалы. Потом, неожиданно вынырнув из тумана, появилась бухта. Корабль – небольшой, почти плоскодонный, стоял у самого берега. Какие-то люди весело смеялись, сгрудившись над дымящимся котелком. Один из них, увидев ее, встал и пошел навстречу. Он был одет в потертый халат, когда-то выглядевший богато. Босой. С непокрытой головой. Редкая седая бородка. Открытое приветливое лицо.
«Ну, вот и все. Я нашла их».
Она соскочила с лошади и пошла ему навстречу. Остановившись перед ней, он секунду стоял молча, словно изучая. Добрые, словно бы все-все понимающие глаза.
– Ты Мария?
– Да.
Он грустно улыбнулся. Из-под полы халата вылетел, сверкнув на утреннем солнце, ятаган. Удар по горлу
Она даже не успела вздохнуть. Только удивленно смотрела на его решительное и в то же время умиротворенное лицо.
«Может быть, Ахмет хотел именно так?» Небо в осенних перистых облаках. Возбужденные крики. Кто-то, склонившись над ней, трясет за плечи... Темнота.
Душу дьяволу – да пожалуйста!
Лишь бы ты не был ранен в бою.
Ни к себе, ни к другим нет жалости,
Если в сердце набатом – люблю!
Кони в ночь – сквозь безумье пожарища,
Я в ладони мгновенья ловлю.
Мы расстанемся? – да, расстанемся,
Не потрогав губами «люблю».
Уже поздно жалеть или каяться –
С темной силой я душу делю.
Ты уходишь, и ночь вспыхнет заревом,
Неродившимся криком: «Люблю!»
Боль и кровь – тело падает замертво.
Кто я?.. Где я?.. В аду?.. В раю?..
Здесь залогом спасенья – прощание
Глаз и губ, не сказавших «люблю».
В сумасшедшей горячке погони и поисков. С самого утра. Они выскочили, вооружившись клинками и заряженными пистолями, на взмыленных лошадях, на берег бухты Трех скал в полдень.
Шебека уже вышла на веслах из гавани и, поймав благоприятный ветер, подняла черный парус.
– Поздно! Они ее увезли! – Матиш в сердцах бросил наземь саблю, шапку.
Бибер вложил шпагу в ножны и, спрыгнув с коня, облегченно вздохнул:
– Хорошо, что они уже далеко. Если бы у тебя хватило дури напасть на этих турок сейчас, нас бы просто убили. Может, все к лучшему?
Милош проехал верхом до самой воды. Потом стал объезжать весь пляж кругом, внимательно изучая следы. Задержался у брошенного костра. Двинулся дальше.
– Братцы! Братцы, смотрите! – голос его дрожал.
Они побежали к нему. Руки, по привычке, на рукоятях пистолей, на эфесах клинков. Милош спрыгнул с коня. Они встали рядом. У их ног лежало залитое кровью тело. Почти вся кровь уже запеклась или впиталась в песок. Это была она – та, за кем они гонялись по всей Австрии и окрестным землям.
– Боже мой... Что тут произошло? – прошептал Матиш, часто крестясь.
– Это Мария? – спросил Бибер.
– Да... – Милош сглотнул. – Что же нам теперь делать?
Погода была ясной, но на душе Абдуллы чернели тучи.
«Не гонись за властью, моряк... – Он криво усмехнулся. – Вот, значит, какой ты, старик. Бродячий дервиш. Суфийский мудрец, дьявол тебя забери! Раньше всех увидел, подошел и убил. И скрылся в тумане. Словно и не было тебя. Словно призрак... Ведь нутром чуял я, что кончится это дело бедой... Теперь, для полноты, остается еще нарваться на венецианский флот».
– А я говорил, говорил ему! Не надо было спасать старика. Пусть бы он утонул. Ничего мы теперь от Гофур-паши не получим. Остаться б живыми после такого провала. Позор! Ведь и Гофур-паша нас предупреждал... Эта сопливая доброта капитана ко всяким... А он, старик этот... Наверняка он был шпион. И все специально подстроил. А потом улучил момент и... С самого начала он мне не понравился...
Абдулла внимательно смотрел на Джафара. И беспокойство в его душе росло. «Всех нас потопит, лишь бы выгородить себя... Эх, старик, старик. Так-то ты мне отплатил за добро».
И вдруг капитана осенило. Он вспомнил до мельчайших деталей тот час, когда все случилось. Вспомнил, кто куда шел, что делал. Вспомнил, каким был тот ятаган, которым дервиш зарезал девчонку.
Подойдя к Джафару, капитан вынул из его ножен клинок. Вся команда удивленно затихла, и в наступившей тишине Абдулла, усмехаясь, спросил:
– Говоришь, ты все заранее знал? Но можешь ли ты нам объяснить, почему старик убил ее твоим ятаганом? Почему именно твой клинок оказался в руках у безумца?
Темнота, полная, без малейшей искорки. Нет ощущения тела, нет ничего, только осознание себя и холод свободы.
«Что со мной? – думала Ольга. – Где я?.. Хоть бы капельку света. Удивительно, что я все помню. Все, до мельчайших деталей: как бежала от Родриго, как встретила босоногого старца с ятаганом... Кто он? Откуда взялся?.. Ведь я ждала, надеялась, что кто-то убьет меня, освободит от этого кошмара, а получилось все равно неожиданно... И где теперь Сатана? Его убили вместе со мной?»
«Сатану, как ты его называешь, невозможно убить. Так же, как нельзя, например, убить северный ветер».
«Кто ты?»
«Босоногий старик с ятаганом. – Он, кажется, улыбнулся. – Так меня еще никто не называл».
«Зачем ты меня... Что все это значит?»
«Это долгий рассказ... Начнем с того, что меня попросил об этом Ахмет».
«Попросил убить меня?..»
«Не убить, а спасти. И не только тебя... Помнишь, он рассказывал тебе о дервише, который может помочь? Он говорил обо мне. Вчера, в полдень, я узнал от него... Это просто удивительно, что ему удалось ко мне достучаться. Ведь он даже не знал, где я нахожусь. А я был очень далеко отсюда. В Египте, в Гизе, среди древних гробниц... В подобных местах особенно четко осознаешь, что весь наш мир всего лишь хрупкая чаша из горного хрусталя, забытая Творцом на холодном ветру... Впрочем, это не относится к делу. Я давно знаком с Ахметом. Он, в сущности, хороший человек. Просто занялся со скуки дурным ремеслом... Но это тоже не относится к делу.
Тот, кого ты называешь Сатаной, тот, кто недавно через тебя пришел в этот мир... Я о нем знал и раньше. И я знал о коварстве стылого ветра. О его силе и о том, как он слаб. Почти ничего не может он сделать сам. Всегда действует лишь через тех, кто призывает его. Им, призывающим, дает он силу. Вот только душа человека начинает гнить изнутри, когда человек получает несоразмерно тому, чего он достоин. Сила стылого ветра так велика, что ее не достоин ни один из живущих. Любой из получивших ее губит свою душу. Но не многие знают об этом.
Иногда, нечасто, может быть, раз в сотню, в тысячу лет стылый ветер обращает свое внимание на один из миров. Потому что звезды становятся так, что он в этом мире может действовать сам. Не выполнять волю тех, кто из-за своего несовершенства или из ненависти к миру обратись к нему, нет – диктовать свою. На этот год и, возможно, на следующие годы он обрел такую возможность у нас. Это было предсказано. Давно. Многими из наших пророков. Цебеш был одним из тех, кто расшифровал эти пророчества. Другой, Джеронимо Ари, тоже кое-что почувствовал. Оба теперь мертвы. Потому что сила стылого ветра так велика, что он, в конце концов, убивает тех, к кому прикоснется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Да здесь я, здесь... А вам не кажется, господа, что мы потеряли тропинку? Объяснишь ты нам наконец, Ахмет, за каким чертом мы сюда...
– Не богохульствуй, Ду. И потерпи. Всему свое время.
– Так где она, Пончес?
– Н-не могу знать, ваша милость... Вот, только что каталась верхом возле дома. – Слуга жалобно шмыгнул носом. – Я как заметил, что она долго не появляется, побежал посмотреть, не случилось ли чего. Вдруг ее опять лошадь... того...
Родриго нервной походкой направился туда, куда махнул рукой Пончес.
«Так и есть. Свежий след подков. Два круга вокруг дома, а потом на большую дорогу».
– Да я тебе собственноручно шею сверну, собака!.. Ты что, разбудить меня сразу не мог?!
– Простите, ваша милость. Я боялся вас рассердить... Как только... Мы сразу вскочили на коней и обшарили всю округу. Может, еще раз все прочесать?
«Ничего они не прочесывали. На земле следы только ее лошади... Упустили, ленивые ублюдки!»
– Поди вон! – Родриго развернулся и отправился обратно на постоялый двор. По дороге с силой пнул оказавшуюся у него на пути собаку. Та с визгом уползла прочь. Полковник сплюнул и вошел в дом.
«Почему она сбежала? Чем я ей был неприятен? Чем обидел? – Родриго не мог прийти в себя от неожиданности. – Неужели эта девчонка всерьез считает, что я ей не ровня? И дернул меня черт вчера сказать, что мои родители из простых галиссийских идальго. Это, наверное, сильно уронило меня в ее глазах... Тоже мне, потомственная знать, баронесса в седьмом поколении... Разве ей мало того, что мой дядюшка по матери – вице-король Неаполя, а сам я теперь его стараниями полковник армии? Какое самомнение! Счесть, что я ее не достоин, и уехать, даже не попрощавшись... Высокомерная дрянь! А я ведь даже думал просить ее руки...»
Поднявшись к себе в комнату, он закрыл дверь и запер ее на щеколду. Растерянность и досада на самого себя. Никого не хотелось видеть.
– Куда ты ее спрятал? Говори по-хорошему, щенок, иначе я тебе мозги вышибу! – Холодное дуло пистоля уперлось ему в затылок.
– Да как ты смеешь?! – возмущенно взвизгнул дон Родриго... и получил ногой в пах.
Задохнувшись от боли, он не мог даже вскрикнуть. Ноги подкосились, и полковник упал на пол. Ему придавили спину коленом.
– Ты, что ли, Родриго де Овандо? – напавший говорил на немецком.
«Мужлан. Ты ответишь за это! Еще никто не осмеливался так со мной обращаться». Для крика не было воздуха в легких, и Родриго осталось только мысленно ругаться.
– Ну? Будешь ты отвечать или мне сходить за переводчиком? – На правую руку Родриго, потянувшуюся в сторону шпаги, обрушился удар пистолетной рукоятью.
«Как больно! Собака! Я же теперь совсем не чувствую свою руку... О боже! Кто этот негодяй и что ему нужно?»
– Если будешь молчать, я тебя просто зарежу. Я знаю, ты прекрасно понимаешь по-немецки... Так что, будем говорить?
– Да, – выдохнул дон Родриго.
– Вот и хорошо. – Матиш облизнул потрескавшиеся губы и уселся прямо на спину испанца. – С тобой была девица. Некая Мария... Так?
– Так.
– Где она теперь?
– Каналья! Да как ты смеешь... – Родриго закашлялся, получив по ребрам пистолетной рукоятью.
– Повторяю вопрос. Где она?
– Не знаю. Да что вам...
Еще один удар.
– Испанцы что, все такие тупые? – вздохнул Матиш. – Слушай: я задаю вопросы, ты на них отвечаешь. Если не отвечаешь, тебе от этого хуже. Разве это трудно усвоить?
– Пончес, Альваро! На по... – завопил наконец Родриго, набрав воздуха в легкие. Но новый удар рукоятью по ребрам прервал его крик. Теперь он мог только хрипеть.
В дверь постучали.
– Открой, Матиш. Это я, Ульбрехт.
– Уф... А я уж думал... – Матиш подошел к двери и открыл щеколду. – Ну, как там дела?
– Ее нигде нет. Хозяев постоялого двора и всех слуг этого мальчишки мы загнали в погреб.
– Сопротивление было?
– Да, – скривился Бибер. – Двоих пришлось заколоть. Остальным хватило и тумаков... Милош сейчас их сторожит, чтоб никто не сбежал... Этот рассказал что-нибудь?
Родриго попытался встать, но, получив удар ногой в копчик, содрогнулся от боли и снова распластался на полу.
Матиш покачал головой.
Снизу послышались шаги. На лестнице появился Милош.
– Подлец Питти сбежал... Бросили меня там одного, идиоты! Я ж не могу за всем уследить.
– Испугался, бедняга, наших методов. И теперь мы без переводчика, – сокрушенно вздохнул Матиш.
– Не беда. Пока он еще был с нами, я допросил одного. Отделал его так, что он все-все рассказал. Мария от этого испанца сбежала, – кивнул Милош на лежащего на полу полковника Родриго. – Слуги это подтвердили. Правда, Жакомо как-то вяло переводил. Слова стал подбирать, словно скрыть хотел что-то, собака...
– Понятно, почему он сбежал. – Матиш укоризненно посмотрел на товарища. – Ты и его решил с пристрастием допросить, так?
– Ну да, – потупился Милош. – Ну так я ж все разузнал! Она и правда сбежала. Сделала вид, что собирается прокататься на лошади с утра, выехала за двор и ищи-свищи... А этот молодой хлыщ взбесился. Наверное, не вынесла она его общества, вот и...
– Все так? – обратился Матиш к Родриго, который в этот момент пытался привстать.
– Да.
– А куда она убежала? В Венецию? Или еще куда?..
Родриго покачал головой.
– Отвечать, когда тебя спрашивают! – Бибер пнул испанца ногой в живот.
Милош сморщился:
– Лишнее. Он наверняка не знает... Или знаешь? – И инквизитор за волосы приподнял голову полковника над полом.
– Не знаю... Богом клянусь, что не знаю...
Матиш отпустил Родриго и вытер руку о штаны.
– Ладно, поехали. Здесь мы больше ничего не узнаем. Надо прочесать тракт, расспросить, не садилась ли она на один из паромов, соединяющих Венецию с берегом.
– А с этим что делать? Так оставим или... – Ульбрехт выразительно провел пальцем по горлу.
– Вот еще! Буду я мараться из-за какого-то сопляка... Пошли. Надо спешить.
Хлопнула дверь. Проскрипели сапоги по лестнице. Звук удаляющихся лошадиных копыт. Где-то далеко, внизу, под выкрики Пончеса, слуги ломали дверь, за которой их заперли Ульбрехт и Милош. Дон Родриго, беспомощно распластавшись на полу, плакал от досады, обиды и боли.
Сначала она заметила три белые скалы. Потом, неожиданно вынырнув из тумана, появилась бухта. Корабль – небольшой, почти плоскодонный, стоял у самого берега. Какие-то люди весело смеялись, сгрудившись над дымящимся котелком. Один из них, увидев ее, встал и пошел навстречу. Он был одет в потертый халат, когда-то выглядевший богато. Босой. С непокрытой головой. Редкая седая бородка. Открытое приветливое лицо.
«Ну, вот и все. Я нашла их».
Она соскочила с лошади и пошла ему навстречу. Остановившись перед ней, он секунду стоял молча, словно изучая. Добрые, словно бы все-все понимающие глаза.
– Ты Мария?
– Да.
Он грустно улыбнулся. Из-под полы халата вылетел, сверкнув на утреннем солнце, ятаган. Удар по горлу
Она даже не успела вздохнуть. Только удивленно смотрела на его решительное и в то же время умиротворенное лицо.
«Может быть, Ахмет хотел именно так?» Небо в осенних перистых облаках. Возбужденные крики. Кто-то, склонившись над ней, трясет за плечи... Темнота.
Душу дьяволу – да пожалуйста!
Лишь бы ты не был ранен в бою.
Ни к себе, ни к другим нет жалости,
Если в сердце набатом – люблю!
Кони в ночь – сквозь безумье пожарища,
Я в ладони мгновенья ловлю.
Мы расстанемся? – да, расстанемся,
Не потрогав губами «люблю».
Уже поздно жалеть или каяться –
С темной силой я душу делю.
Ты уходишь, и ночь вспыхнет заревом,
Неродившимся криком: «Люблю!»
Боль и кровь – тело падает замертво.
Кто я?.. Где я?.. В аду?.. В раю?..
Здесь залогом спасенья – прощание
Глаз и губ, не сказавших «люблю».
В сумасшедшей горячке погони и поисков. С самого утра. Они выскочили, вооружившись клинками и заряженными пистолями, на взмыленных лошадях, на берег бухты Трех скал в полдень.
Шебека уже вышла на веслах из гавани и, поймав благоприятный ветер, подняла черный парус.
– Поздно! Они ее увезли! – Матиш в сердцах бросил наземь саблю, шапку.
Бибер вложил шпагу в ножны и, спрыгнув с коня, облегченно вздохнул:
– Хорошо, что они уже далеко. Если бы у тебя хватило дури напасть на этих турок сейчас, нас бы просто убили. Может, все к лучшему?
Милош проехал верхом до самой воды. Потом стал объезжать весь пляж кругом, внимательно изучая следы. Задержался у брошенного костра. Двинулся дальше.
– Братцы! Братцы, смотрите! – голос его дрожал.
Они побежали к нему. Руки, по привычке, на рукоятях пистолей, на эфесах клинков. Милош спрыгнул с коня. Они встали рядом. У их ног лежало залитое кровью тело. Почти вся кровь уже запеклась или впиталась в песок. Это была она – та, за кем они гонялись по всей Австрии и окрестным землям.
– Боже мой... Что тут произошло? – прошептал Матиш, часто крестясь.
– Это Мария? – спросил Бибер.
– Да... – Милош сглотнул. – Что же нам теперь делать?
Погода была ясной, но на душе Абдуллы чернели тучи.
«Не гонись за властью, моряк... – Он криво усмехнулся. – Вот, значит, какой ты, старик. Бродячий дервиш. Суфийский мудрец, дьявол тебя забери! Раньше всех увидел, подошел и убил. И скрылся в тумане. Словно и не было тебя. Словно призрак... Ведь нутром чуял я, что кончится это дело бедой... Теперь, для полноты, остается еще нарваться на венецианский флот».
– А я говорил, говорил ему! Не надо было спасать старика. Пусть бы он утонул. Ничего мы теперь от Гофур-паши не получим. Остаться б живыми после такого провала. Позор! Ведь и Гофур-паша нас предупреждал... Эта сопливая доброта капитана ко всяким... А он, старик этот... Наверняка он был шпион. И все специально подстроил. А потом улучил момент и... С самого начала он мне не понравился...
Абдулла внимательно смотрел на Джафара. И беспокойство в его душе росло. «Всех нас потопит, лишь бы выгородить себя... Эх, старик, старик. Так-то ты мне отплатил за добро».
И вдруг капитана осенило. Он вспомнил до мельчайших деталей тот час, когда все случилось. Вспомнил, кто куда шел, что делал. Вспомнил, каким был тот ятаган, которым дервиш зарезал девчонку.
Подойдя к Джафару, капитан вынул из его ножен клинок. Вся команда удивленно затихла, и в наступившей тишине Абдулла, усмехаясь, спросил:
– Говоришь, ты все заранее знал? Но можешь ли ты нам объяснить, почему старик убил ее твоим ятаганом? Почему именно твой клинок оказался в руках у безумца?
Темнота, полная, без малейшей искорки. Нет ощущения тела, нет ничего, только осознание себя и холод свободы.
«Что со мной? – думала Ольга. – Где я?.. Хоть бы капельку света. Удивительно, что я все помню. Все, до мельчайших деталей: как бежала от Родриго, как встретила босоногого старца с ятаганом... Кто он? Откуда взялся?.. Ведь я ждала, надеялась, что кто-то убьет меня, освободит от этого кошмара, а получилось все равно неожиданно... И где теперь Сатана? Его убили вместе со мной?»
«Сатану, как ты его называешь, невозможно убить. Так же, как нельзя, например, убить северный ветер».
«Кто ты?»
«Босоногий старик с ятаганом. – Он, кажется, улыбнулся. – Так меня еще никто не называл».
«Зачем ты меня... Что все это значит?»
«Это долгий рассказ... Начнем с того, что меня попросил об этом Ахмет».
«Попросил убить меня?..»
«Не убить, а спасти. И не только тебя... Помнишь, он рассказывал тебе о дервише, который может помочь? Он говорил обо мне. Вчера, в полдень, я узнал от него... Это просто удивительно, что ему удалось ко мне достучаться. Ведь он даже не знал, где я нахожусь. А я был очень далеко отсюда. В Египте, в Гизе, среди древних гробниц... В подобных местах особенно четко осознаешь, что весь наш мир всего лишь хрупкая чаша из горного хрусталя, забытая Творцом на холодном ветру... Впрочем, это не относится к делу. Я давно знаком с Ахметом. Он, в сущности, хороший человек. Просто занялся со скуки дурным ремеслом... Но это тоже не относится к делу.
Тот, кого ты называешь Сатаной, тот, кто недавно через тебя пришел в этот мир... Я о нем знал и раньше. И я знал о коварстве стылого ветра. О его силе и о том, как он слаб. Почти ничего не может он сделать сам. Всегда действует лишь через тех, кто призывает его. Им, призывающим, дает он силу. Вот только душа человека начинает гнить изнутри, когда человек получает несоразмерно тому, чего он достоин. Сила стылого ветра так велика, что ее не достоин ни один из живущих. Любой из получивших ее губит свою душу. Но не многие знают об этом.
Иногда, нечасто, может быть, раз в сотню, в тысячу лет стылый ветер обращает свое внимание на один из миров. Потому что звезды становятся так, что он в этом мире может действовать сам. Не выполнять волю тех, кто из-за своего несовершенства или из ненависти к миру обратись к нему, нет – диктовать свою. На этот год и, возможно, на следующие годы он обрел такую возможность у нас. Это было предсказано. Давно. Многими из наших пророков. Цебеш был одним из тех, кто расшифровал эти пророчества. Другой, Джеронимо Ари, тоже кое-что почувствовал. Оба теперь мертвы. Потому что сила стылого ветра так велика, что он, в конце концов, убивает тех, к кому прикоснется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49