На всякий случай. И побыстрее превратить руду в наличные. Он, конечно, не собирается терять «Соломон», но кто может знать заранее, как повернется дело? Он снова подумал о Моузеле. Хескет хорошо знал эту породу людей. Такие, как Моузел, вечно имеют на кого-то зуб, носят в сердце злобу, живут одной ненавистью. Он может быть ему полезен.
Какое-то время Эл сидел не двигаясь, думая, как поступить, и стараясь совладать со страхом, который тихо вползал в его душу. Недолго же он управлял «Соломоном», дергая за тончайшие ниточки, а теперь вот их пытаются вырвать у него из рук. Сколько он еще продержится? День, неделю, месяц? Нужно нанять еще одну смену, не прекращать работы даже ночью и сразу отгружать руду в плавильню. Если он потеряет «Соломон», то заберет деньги и скроется.
Оставить «Соломон»? Хескет почувствовал во рту привкус горечи. Его захлестнула волна страха и ярости. Нет, лучше убить их всех! Ведь уехать отсюда означает потерять не только «Соломон», но и все честолюбивые надежды и Маргриту Редэвей! Порой ему казалось, что она презирает его. Или он ошибается? Женщины любят деньги и власть. Так почему же она не восхищается им?
И надо же Крокетту объявиться именно сейчас! Неужели они успели договориться?
Сэнтли отлучился на час. Хескет запер дверь конторы и пошел по направлению к «Интернэшнл». Нет, уехать отсюда просто немыслимо. Надо найти выход.
Говорят, Крокетт сейчас в отеле. Это шанс. Даже и нож не понадобится. Лучше подушка. Пусть все думают, что он умер во сне. Только нужно действовать осторожно.
Хорошо бы сколотить шайку отчаянных головорезов, готовых на все. Опытный вожак — вот загвоздка. Сэнтли? Нет, не подойдет. Сэнтли не посвящен в его дела, так и пусть остается в неведении. Нечего левой руке знать, что творит правая.
Войдя в отель, он с удивлением обнаружил, что там происходит какая-то кутерьма. Хескет в досаде остановился.
— Что здесь такое? — спросил он.
— Сегодня будет прием, сэр, — с важным видом ответил служащий. — Сэнди и Эйли Бауэре возвращаются из поездки по Европе.
Хескет удивленно поднял брови, на его лице появилось выражение отвращения и даже гадливости. Он оглядел холл — Джекоба Тиэйла не было видно, Хескет отметил это про себя. Может, она больше не нуждается в его услугах? Или он получил какое-то другое задание? Внезапно его мозг резанула страшная мысль — а что, если его приставили охранять Уилла Крокетта?
К себе на этаж он поднялся на лифте. На все города к западу от Чикаго приходилось только два лифта, один из них установили в «Интернэшнл», и отель по справедливости гордился этим.
Хескет принес с собою из конторы часть денег и теперь убрал их в сейф, достав оттуда револьвер и кобуру. Отныне он всегда будет носить его с собой, так же как нож, который уже давно постоянно прячет за голенищем сапога, чтобы выхватить в любую минуту.
Он снова подумал о Маргрите. Нет, она тоже должна умереть. Рассудком он понимал, что она могла бы принадлежать ему, и он бы купался в лучах ее обаяния. Роскошный особняк, красавица жена… Но прежде всего ему хотелось власти и только власти, и не какой-нибудь тайной, а явной, очевидной, чтобы его боялись, чтобы ему повиновались и отступали перед ним.
Только все его планы теперь были на грани срыва. Если у него отнимут «Соломон», ему придется возвращаться к отправной точке. Но разве хватит у него сил начать с нуля? Ведь когда он пришел, основную, самую трудную работу на «Соломоне» уже выполнил Крокетт.
Сэнди и Эйли Бауэре устраивают прием. Он снова вернулся к этой мысли. Он ненавидел их всех. Эти сильные, энергичные люди, щедрые и искренние, не имели, на его взгляд, ни капли вкуса, он считал их невежами. Но у них было много друзей, их все любили. Хескет только не понимал за что. На этот прием придет почти весь город, в отеле соберется полно народу, шампанское польется рекой, и повсюду будут слоняться пьяные. В такую ночь может случиться все что угодно, и никто не заметит. Вот и прекрасно.
Наверняка явится и Ваггонер, но долго здесь не пробудет, так как избегает общества и предпочитает одиночество. Поест, попьет на дармовщинку и сразу же смоется.
Теперь Хескет знал, что делать, осталось только продумать кое-какие детали. Страх его прошел, и слепая ярость улетучилась. Он снова обрел покой, хладнокровие и уверенность в себе.
Надо обязательно купить газету и поговорить со старшим официантом.
Какое-то время он сомневался, пытаясь еще раз все просчитать. Да, идея неплохая, и он должен попробовать сыграть, ведь играл же он всю свою жизнь.
Элберт купил в киоске газету и направился в ресторан. В отель уже начали прибывать гости Бауэрсов.
— Мой столик накройте через тридцать минут, — обратился он к старшему официанту.
— Но, мистер Хескет… Сэнди Бауэре снял на сегодня весь зал и уже оплатил. Он собирается разместить…
— Меня интересует только мой столик, — оборвал его Хескет. — И мне нет никакого дела до того, что здесь сегодня ожидается. Извольте подать мне мой обед. В конце концов, я тоже плачу.
— Да, сэр, конечно.
Поднявшись в номер, он оставил дверь приоткрытой, чтобы слышать, что происходит в коридоре. Там стояла тишина, так как все спустились вниз, чтобы получить причитающуюся им долю гостеприимства Бауэрсов. Хескет прислушался, неслышно вышел и направился по коридору к лестнице. У лестницы он еще раз обернулся — никого. Комнату Крокетта нашел без особого труда. Коридор нижнего этажа тоже был пуст, Хескет торопливо прошел по нему и тихо постучался. Подождав с минуту, постучал снова — ответа не последовало.
Он взялся за дверную ручку, и та легко повернулась. Хескет открыл дверь и шагнул внутрь. Если кто-нибудь застанет его здесь, он отговорится тем, что пришел навестить своего бывшего хозяина. В конце концов, скажет, что, хоть у них и были кое-какие разногласия, но он все же любит этого старого зануду…
В комнате царил полумрак — шторы опущены, в дальнем углу тускло горела лампа. Возле постели на стуле лежала свернутая газета и стояла полупустая чашка. Сиделка, вероятнее всего, только что вышла. Больной спал, раскинувшись на подушках.
Рядом с постелью на полу лежала запасная подушка. Эл поднял ее и немного постоял, глядя на Уилла Крокетта. Он понимал, что времени у него в обрез, но ему очень хотелось, чтобы Уилл знал, что сейчас произойдет, и увидел его, Хескета, которому никогда уже больше не сможет приказывать, в свой последний, предсмертный час. Хескет улыбнулся и, коснувшись груди Уилла, тихонько потормошил его:
— Уилл! Это я, Эл Хескет. Уилл!..
Глава 48
В ресторане толпились мужчины и женщины, облаченные по случаю торжества в свои самые лучшие наряды. За импровизированной стойкой разливали шампанское, и гости стояли в три ряда, дожидаясь своей очереди.
Молча протиснувшись через толпу, Хескет пробрался к столику, занял свое место и обратился к пробегавшему мимо официанту:
— Долго я еще буду ждать?
— О, прошу прощения, сэр. Мы заняты организацией приема. Я сейчас распоряжусь, чтобы вас обслужили.
— И принесите кофе. Только дайте другую чашку. — Он протянул официанту чашку, оставленную на столе кем-то из гостей.
Хескет откинулся в кресле и раскрыл газету, но так и не смог сосредоточиться.
Уилл Крокетт мертв. Прекрасно — с одним покончено. Хескет ненавидел его, как ненавидел все, что стояло у него на пути.
Теперь можно заняться следующим. Гости приходили и уходили, и вряд ли кто заметил, когда он появился. В любом случае на часы-то они уж точно не смотрели.
Уилл Крокетт мертв. Все кончено! Осуществить задуманное оказалось совсем просто. Услышав его голос, Крокетт открыл глаза, и в них вспыхнул огонек узнавания. Очевидно, он хотел крикнуть или позвать на помощь, но подушка опустилась на его лицо, прервав и этот крик, и эту жизнь. Хескет все еще чувствовал на своих руках последние отчаянные попытки Крокетта вцепиться в нет. У него всегда были сильные руки.
Он пробыл в комнате не больше минуты, потом заглянул на минуту к себе и спустился в зал.
В ресторан вошли Сэнди и Эйли Бауэре, они видели его, но не подошли. Вот глупые, напыщенные индюки! Проматывают свои деньги, словно парочка подгулявших матросов! Неужели не понимают, что, если так пойдет дальше, они очень скоро разорятся?
Наконец к столику подошел официант и принялся сервировать обед. Хескет отложил газету и потер руки — он все еще испытывал неприятное ощущение от этих цепких пальцев.
— Что, замерзли, мистер Хескет? — спросил официант.
— Да нет. С какой стати я должен мерзнуть?
А наверху, в спальне Уилла Крокетта, сиделка вернулась к своим обязанностям. Все было спокойно, раненый мирно спал. Вот и хорошо. Она и выскочила-то всего на минутку, чтобы сделать глоточек шампанского, которого отродясь не пробовала и которое ее слегка разочаровало, ибо она ожидала от этого напитка гораздо большего. Она раскрыла книгу и принялась читать. Прошло более получаса, прежде чем сиделка забеспокоилась. Переворачивая страницу, прислушалась и насторожилась. Как странно — больной спит так спокойно, что даже не слышно его дыхания. Уж не… Она вскочила и склонилась над ним.
Элберт Хескет нарочно ел долго и не спеша, не обращая внимания на шум и беготню. Он хотел, чтобы все видели его и запомнили, как долго он сидел здесь. Хескет не сомневался, что запомнят не время его прихода, а то, что он провел за столиком весь вечер.
Он снова взял газету, заказал кофе, бренди и расслабился.
Прошел час. Теперь, должно быть, уже обнаружили, что Уилл Крокетт мертв.
Хескет допил кофе и решил подняться, когда увидел Ваггонера. Тот стоял в стороне от всех с бокалом шампанского в руках. Глаза его шарили по толпе, скользнули по Хескету, ни на миг не остановившись. Конечно, Ваггонер не узнал его и не узнает, если только у него не наступит неожиданное прозрение.
Это наблюдение навело его на воспоминание о короткой встрече с Тревэллионом возле комнаты Маргриты Редэвей. Что-то тогда блеснуло в глазах этого человека. Вне всякого сомнения, в нем зашевелились какие-то подозрения. Он уже почти вспомнил что-то… Правда, теперь это не имело никакого значения. Тревэллион обречен, он должен умереть. Если Ваггонер не справится с ним, то найдутся другие. В конце концов, он сам это сделает, Но только, конечно, не сейчас.
Тревэллион в черном костюме и с револьвером встретил Маргриту в холле, где она разговаривала с Клайдом и Манфредом.
— Прошу прощения, — извинился он, — боюсь, я опоздал.
— Уилл Крокетт мертв, — сообщила Грита. — Мистер Манфред считает, что это убийство.
— Как умер?
— Его задушили. — Глаза Манфреда были холодны как лед. — Мне уже приходилось видеть такое раньше. Нечего слушать сиделку. Она уверяет, что не отходила от него ни на минуту.
— Так она что, все отрицает?
— Да. Думаю, она отлучилась выпить шампанского, только не признается. Один из официантов вспомнил, что видел ее.
— А где находился Хескет?
— Сидел в зале, у всех на виду. Сидел, как обычно, за своим столиком и обедал.
— Он бы не стал делать этого сам, — вступил в разговор Клайд.
Манфред посмотрел на него.
— Еще как стал бы. Вы никогда не приглядывались к нему? А я приглядывался. Этот убьет кого угодно и даже глазом не моргнет. — Он перевел взгляд с Маргриты на Тревэллиона. — Вы двое следующие, так я понимаю. И относитесь к этому серьезно. Он сейчас безгранично владеет «Соломоном», прииск дает ему огромную прибыль, а деньги — это власть. Возвращение Уилла Крокетта представляло угрозу для Хескета. Крокетт мертв. Кто теперь угрожает ему?
— Думаю, я, — проговорила Грита.
— И вы тоже, — обратился Манфред к Тревэллиону. — У него есть причина беспокоиться из-за вас.
— Да, с тех пор, как я приехал в Вирджиния-Сити, тут есть кому беспокоиться, — тихо ответил Вэл.
— С тех пор, как вы вернулись. — уточнил Манфред.
Тревэллион пристально посмотрел на него.
— Что вы имеете в виду?
— А разве вы не бывали здесь раньше? — Манфред указал в сторону каньона. — Разве не здесь похоронен ваш отец?
Теперь все смотрели на Манфреда, и он вдруг заговорил по-другому:
— Все мы находимся здесь не случайно. Все, кроме Клайда. Это место, — он сделал широкий жест, — стало для нас роковым, поэтому нас влечет сюда. Ни я, ни Тревэллион никогда не забывали его. Вот и мисс Редэвей попала сюда, чтобы завершить то, что начиналось давным-давно, когда ее семья собиралась на Запад в поисках золота. Не спрашивайте, почему я здесь… Хотя нет… Я скажу — моя семья тоже похоронена в этих местах.
— А я и понятия не имела! — изумилась Грита. — Мне даже в голову не могло прийти.
Манфред пожал плечами.
— Никому не могло прийти в голову, потому что все знали, что я приехал из-за моря, и считали меня иностранцем. А я вовсе не иностранец. — Он посмотрел на Тревэллиона.
— Я хорошо помню вас, хотя вы меня совсем не помните. Я даже полагаю, что вы меня никогда не видели, хотя мы находились рядом.
— Но где я мог вас видеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Какое-то время Эл сидел не двигаясь, думая, как поступить, и стараясь совладать со страхом, который тихо вползал в его душу. Недолго же он управлял «Соломоном», дергая за тончайшие ниточки, а теперь вот их пытаются вырвать у него из рук. Сколько он еще продержится? День, неделю, месяц? Нужно нанять еще одну смену, не прекращать работы даже ночью и сразу отгружать руду в плавильню. Если он потеряет «Соломон», то заберет деньги и скроется.
Оставить «Соломон»? Хескет почувствовал во рту привкус горечи. Его захлестнула волна страха и ярости. Нет, лучше убить их всех! Ведь уехать отсюда означает потерять не только «Соломон», но и все честолюбивые надежды и Маргриту Редэвей! Порой ему казалось, что она презирает его. Или он ошибается? Женщины любят деньги и власть. Так почему же она не восхищается им?
И надо же Крокетту объявиться именно сейчас! Неужели они успели договориться?
Сэнтли отлучился на час. Хескет запер дверь конторы и пошел по направлению к «Интернэшнл». Нет, уехать отсюда просто немыслимо. Надо найти выход.
Говорят, Крокетт сейчас в отеле. Это шанс. Даже и нож не понадобится. Лучше подушка. Пусть все думают, что он умер во сне. Только нужно действовать осторожно.
Хорошо бы сколотить шайку отчаянных головорезов, готовых на все. Опытный вожак — вот загвоздка. Сэнтли? Нет, не подойдет. Сэнтли не посвящен в его дела, так и пусть остается в неведении. Нечего левой руке знать, что творит правая.
Войдя в отель, он с удивлением обнаружил, что там происходит какая-то кутерьма. Хескет в досаде остановился.
— Что здесь такое? — спросил он.
— Сегодня будет прием, сэр, — с важным видом ответил служащий. — Сэнди и Эйли Бауэре возвращаются из поездки по Европе.
Хескет удивленно поднял брови, на его лице появилось выражение отвращения и даже гадливости. Он оглядел холл — Джекоба Тиэйла не было видно, Хескет отметил это про себя. Может, она больше не нуждается в его услугах? Или он получил какое-то другое задание? Внезапно его мозг резанула страшная мысль — а что, если его приставили охранять Уилла Крокетта?
К себе на этаж он поднялся на лифте. На все города к западу от Чикаго приходилось только два лифта, один из них установили в «Интернэшнл», и отель по справедливости гордился этим.
Хескет принес с собою из конторы часть денег и теперь убрал их в сейф, достав оттуда револьвер и кобуру. Отныне он всегда будет носить его с собой, так же как нож, который уже давно постоянно прячет за голенищем сапога, чтобы выхватить в любую минуту.
Он снова подумал о Маргрите. Нет, она тоже должна умереть. Рассудком он понимал, что она могла бы принадлежать ему, и он бы купался в лучах ее обаяния. Роскошный особняк, красавица жена… Но прежде всего ему хотелось власти и только власти, и не какой-нибудь тайной, а явной, очевидной, чтобы его боялись, чтобы ему повиновались и отступали перед ним.
Только все его планы теперь были на грани срыва. Если у него отнимут «Соломон», ему придется возвращаться к отправной точке. Но разве хватит у него сил начать с нуля? Ведь когда он пришел, основную, самую трудную работу на «Соломоне» уже выполнил Крокетт.
Сэнди и Эйли Бауэре устраивают прием. Он снова вернулся к этой мысли. Он ненавидел их всех. Эти сильные, энергичные люди, щедрые и искренние, не имели, на его взгляд, ни капли вкуса, он считал их невежами. Но у них было много друзей, их все любили. Хескет только не понимал за что. На этот прием придет почти весь город, в отеле соберется полно народу, шампанское польется рекой, и повсюду будут слоняться пьяные. В такую ночь может случиться все что угодно, и никто не заметит. Вот и прекрасно.
Наверняка явится и Ваггонер, но долго здесь не пробудет, так как избегает общества и предпочитает одиночество. Поест, попьет на дармовщинку и сразу же смоется.
Теперь Хескет знал, что делать, осталось только продумать кое-какие детали. Страх его прошел, и слепая ярость улетучилась. Он снова обрел покой, хладнокровие и уверенность в себе.
Надо обязательно купить газету и поговорить со старшим официантом.
Какое-то время он сомневался, пытаясь еще раз все просчитать. Да, идея неплохая, и он должен попробовать сыграть, ведь играл же он всю свою жизнь.
Элберт купил в киоске газету и направился в ресторан. В отель уже начали прибывать гости Бауэрсов.
— Мой столик накройте через тридцать минут, — обратился он к старшему официанту.
— Но, мистер Хескет… Сэнди Бауэре снял на сегодня весь зал и уже оплатил. Он собирается разместить…
— Меня интересует только мой столик, — оборвал его Хескет. — И мне нет никакого дела до того, что здесь сегодня ожидается. Извольте подать мне мой обед. В конце концов, я тоже плачу.
— Да, сэр, конечно.
Поднявшись в номер, он оставил дверь приоткрытой, чтобы слышать, что происходит в коридоре. Там стояла тишина, так как все спустились вниз, чтобы получить причитающуюся им долю гостеприимства Бауэрсов. Хескет прислушался, неслышно вышел и направился по коридору к лестнице. У лестницы он еще раз обернулся — никого. Комнату Крокетта нашел без особого труда. Коридор нижнего этажа тоже был пуст, Хескет торопливо прошел по нему и тихо постучался. Подождав с минуту, постучал снова — ответа не последовало.
Он взялся за дверную ручку, и та легко повернулась. Хескет открыл дверь и шагнул внутрь. Если кто-нибудь застанет его здесь, он отговорится тем, что пришел навестить своего бывшего хозяина. В конце концов, скажет, что, хоть у них и были кое-какие разногласия, но он все же любит этого старого зануду…
В комнате царил полумрак — шторы опущены, в дальнем углу тускло горела лампа. Возле постели на стуле лежала свернутая газета и стояла полупустая чашка. Сиделка, вероятнее всего, только что вышла. Больной спал, раскинувшись на подушках.
Рядом с постелью на полу лежала запасная подушка. Эл поднял ее и немного постоял, глядя на Уилла Крокетта. Он понимал, что времени у него в обрез, но ему очень хотелось, чтобы Уилл знал, что сейчас произойдет, и увидел его, Хескета, которому никогда уже больше не сможет приказывать, в свой последний, предсмертный час. Хескет улыбнулся и, коснувшись груди Уилла, тихонько потормошил его:
— Уилл! Это я, Эл Хескет. Уилл!..
Глава 48
В ресторане толпились мужчины и женщины, облаченные по случаю торжества в свои самые лучшие наряды. За импровизированной стойкой разливали шампанское, и гости стояли в три ряда, дожидаясь своей очереди.
Молча протиснувшись через толпу, Хескет пробрался к столику, занял свое место и обратился к пробегавшему мимо официанту:
— Долго я еще буду ждать?
— О, прошу прощения, сэр. Мы заняты организацией приема. Я сейчас распоряжусь, чтобы вас обслужили.
— И принесите кофе. Только дайте другую чашку. — Он протянул официанту чашку, оставленную на столе кем-то из гостей.
Хескет откинулся в кресле и раскрыл газету, но так и не смог сосредоточиться.
Уилл Крокетт мертв. Прекрасно — с одним покончено. Хескет ненавидел его, как ненавидел все, что стояло у него на пути.
Теперь можно заняться следующим. Гости приходили и уходили, и вряд ли кто заметил, когда он появился. В любом случае на часы-то они уж точно не смотрели.
Уилл Крокетт мертв. Все кончено! Осуществить задуманное оказалось совсем просто. Услышав его голос, Крокетт открыл глаза, и в них вспыхнул огонек узнавания. Очевидно, он хотел крикнуть или позвать на помощь, но подушка опустилась на его лицо, прервав и этот крик, и эту жизнь. Хескет все еще чувствовал на своих руках последние отчаянные попытки Крокетта вцепиться в нет. У него всегда были сильные руки.
Он пробыл в комнате не больше минуты, потом заглянул на минуту к себе и спустился в зал.
В ресторан вошли Сэнди и Эйли Бауэре, они видели его, но не подошли. Вот глупые, напыщенные индюки! Проматывают свои деньги, словно парочка подгулявших матросов! Неужели не понимают, что, если так пойдет дальше, они очень скоро разорятся?
Наконец к столику подошел официант и принялся сервировать обед. Хескет отложил газету и потер руки — он все еще испытывал неприятное ощущение от этих цепких пальцев.
— Что, замерзли, мистер Хескет? — спросил официант.
— Да нет. С какой стати я должен мерзнуть?
А наверху, в спальне Уилла Крокетта, сиделка вернулась к своим обязанностям. Все было спокойно, раненый мирно спал. Вот и хорошо. Она и выскочила-то всего на минутку, чтобы сделать глоточек шампанского, которого отродясь не пробовала и которое ее слегка разочаровало, ибо она ожидала от этого напитка гораздо большего. Она раскрыла книгу и принялась читать. Прошло более получаса, прежде чем сиделка забеспокоилась. Переворачивая страницу, прислушалась и насторожилась. Как странно — больной спит так спокойно, что даже не слышно его дыхания. Уж не… Она вскочила и склонилась над ним.
Элберт Хескет нарочно ел долго и не спеша, не обращая внимания на шум и беготню. Он хотел, чтобы все видели его и запомнили, как долго он сидел здесь. Хескет не сомневался, что запомнят не время его прихода, а то, что он провел за столиком весь вечер.
Он снова взял газету, заказал кофе, бренди и расслабился.
Прошел час. Теперь, должно быть, уже обнаружили, что Уилл Крокетт мертв.
Хескет допил кофе и решил подняться, когда увидел Ваггонера. Тот стоял в стороне от всех с бокалом шампанского в руках. Глаза его шарили по толпе, скользнули по Хескету, ни на миг не остановившись. Конечно, Ваггонер не узнал его и не узнает, если только у него не наступит неожиданное прозрение.
Это наблюдение навело его на воспоминание о короткой встрече с Тревэллионом возле комнаты Маргриты Редэвей. Что-то тогда блеснуло в глазах этого человека. Вне всякого сомнения, в нем зашевелились какие-то подозрения. Он уже почти вспомнил что-то… Правда, теперь это не имело никакого значения. Тревэллион обречен, он должен умереть. Если Ваггонер не справится с ним, то найдутся другие. В конце концов, он сам это сделает, Но только, конечно, не сейчас.
Тревэллион в черном костюме и с револьвером встретил Маргриту в холле, где она разговаривала с Клайдом и Манфредом.
— Прошу прощения, — извинился он, — боюсь, я опоздал.
— Уилл Крокетт мертв, — сообщила Грита. — Мистер Манфред считает, что это убийство.
— Как умер?
— Его задушили. — Глаза Манфреда были холодны как лед. — Мне уже приходилось видеть такое раньше. Нечего слушать сиделку. Она уверяет, что не отходила от него ни на минуту.
— Так она что, все отрицает?
— Да. Думаю, она отлучилась выпить шампанского, только не признается. Один из официантов вспомнил, что видел ее.
— А где находился Хескет?
— Сидел в зале, у всех на виду. Сидел, как обычно, за своим столиком и обедал.
— Он бы не стал делать этого сам, — вступил в разговор Клайд.
Манфред посмотрел на него.
— Еще как стал бы. Вы никогда не приглядывались к нему? А я приглядывался. Этот убьет кого угодно и даже глазом не моргнет. — Он перевел взгляд с Маргриты на Тревэллиона. — Вы двое следующие, так я понимаю. И относитесь к этому серьезно. Он сейчас безгранично владеет «Соломоном», прииск дает ему огромную прибыль, а деньги — это власть. Возвращение Уилла Крокетта представляло угрозу для Хескета. Крокетт мертв. Кто теперь угрожает ему?
— Думаю, я, — проговорила Грита.
— И вы тоже, — обратился Манфред к Тревэллиону. — У него есть причина беспокоиться из-за вас.
— Да, с тех пор, как я приехал в Вирджиния-Сити, тут есть кому беспокоиться, — тихо ответил Вэл.
— С тех пор, как вы вернулись. — уточнил Манфред.
Тревэллион пристально посмотрел на него.
— Что вы имеете в виду?
— А разве вы не бывали здесь раньше? — Манфред указал в сторону каньона. — Разве не здесь похоронен ваш отец?
Теперь все смотрели на Манфреда, и он вдруг заговорил по-другому:
— Все мы находимся здесь не случайно. Все, кроме Клайда. Это место, — он сделал широкий жест, — стало для нас роковым, поэтому нас влечет сюда. Ни я, ни Тревэллион никогда не забывали его. Вот и мисс Редэвей попала сюда, чтобы завершить то, что начиналось давным-давно, когда ее семья собиралась на Запад в поисках золота. Не спрашивайте, почему я здесь… Хотя нет… Я скажу — моя семья тоже похоронена в этих местах.
— А я и понятия не имела! — изумилась Грита. — Мне даже в голову не могло прийти.
Манфред пожал плечами.
— Никому не могло прийти в голову, потому что все знали, что я приехал из-за моря, и считали меня иностранцем. А я вовсе не иностранец. — Он посмотрел на Тревэллиона.
— Я хорошо помню вас, хотя вы меня совсем не помните. Я даже полагаю, что вы меня никогда не видели, хотя мы находились рядом.
— Но где я мог вас видеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59