– Оплачиваю педиатра.
– Туго приходится?
– Да вроде того…
– Ладно, послушай, я просто хотела сказать, что уйду сегодня пораньше – наконец-то! Хочешь, я по дороге домой прихвачу что-нибудь на ужин?
– Это было бы отлично, – сказал я.
К половине шестого дети были дома, обчищали холодильник. Николь поедала здоровый кусок сыра. Я велел ей остановиться – так она не сможет ничего съесть за ужином. Потом пошел накрывать на стол.
– А где ужин-то?
– Скоро будет. Мама привезет.
– Ага, – Николь на несколько минут отлучилась. – Мама очень извиняется, что не позвонила, но она сегодня задержится допоздна, – сказала она, возвратясь.
– Что? – Я разливал воду по стоявшим на столе стаканам.
– Ей очень жаль, но она задерживается. Я с ней только что разговаривала.
– Черт!
Это было совсем уж неприятно. При детях я старался, как мог, не выказывать раздражение, но иногда оно прорывалось наружу. Я вздохнул:
– Ладно. Излови брата и забирайтесь в машину. Мы едем в кафе.
В этот вечер я так и оставил стол накрытым – в виде безмолвного упрека. Джулия, вернувшись около десяти, это, конечно, заметила.
– Извини, милый.
– Я понимаю, ты была занята.
– Очень. Прости меня, ладно?
– Уже простил, – ответил я.
– Ты у меня самый лучший на свете, – Джулия послала мне через комнату воздушный поцелуй. – Пойду приму душ, – сказала она и вышла.
Я смотрел, как Джулия спускается по лестнице, заглядывает в детскую. Миг спустя я услышал, как она воркует с малышкой и как та что-то лепечет. Я спустился следом за Джулией.
В темной детской жена держала малышку на руках, тычась в нее носом. Я сказал:
– Джулия… ты ее разбудила.
– Нет, она не спала. Правда, сладенькая моя?
Аманда потерла крохотными кулачками глаза и зевнула. Она явно только что проснулась. Джулия повернулась ко мне:
– Нет. Честно. Я ее не будила. Почему ты так смотришь на меня? Будто в чем-то обвиняешь?
– Я ни в чем тебя не обвиняю.
Дочка захныкала, потом расплакалась всерьез. Джулия тронула подгузник.
– По-моему, мокрая, – сказала она и, вручив мне ребенка, вышла из комнаты.
Я поменял подгузник, уложил Аманду в кроватку и тут услышал, что Джулия вышла из душа, хлопнув дверью. Когда Джулия начинала хлопать дверьми, это был знак мне: надо пойти и успокоить ее. Однако сегодня успокаивать Джулию мне совсем не хотелось. Меня злило, что она разбудила ребенка, злила безответственность, с которой Джулия обещала вернуться домой пораньше и даже не соизволила позвонить мне и сказать, что не сможет. Наверное, ей просто стало наплевать на семью. Я не знал, что со всем этим делать, однако и сглаживать возникшее между нами напряжение не хотел.
Я вернулся в гостиную, присел. Взял книгу, которую читал до прихода Джулии, и попытался сосредоточиться на чтении, но, разумеется, не смог.
Когда я наконец добрался до постели, Джулия уже крепко спала. Я залез под одеяло и повернулся на бок, спиною к ней.
Аманда заплакала в час ночи. Я нащупал выключатель.
– Что с ней такое? – сонно спросила Джулия.
– Не знаю.
Я вылез из постели, тряхнул головой, отгоняя сон. Прошел в детскую, включил свет. Дочка стояла в кроватке и рыдала во весь голос. Я протянул к ней руки, она потянулась ко мне, и я попытался ее успокоить. Может, приснилось что, подумал я.
Однако она продолжала плакать, не умолкая. Возможно, что-то причиняет ей боль, что-то попавшее в подгузник. Я осмотрел ее. И увидел воспаление, красную сыпь на животе, расползающуюся полосами на спину, а по спине к шее.
Вошла Джулия.
– Ты не можешь ее угомонить? – спросила она.
– С ней что-то неладное, – я показал Джулии сыпь.
– Жар у нее есть?
Я тронул лоб Аманды. Лоб был потный, горячий, но это могло объясняться и плачем. Тело оставалось прохладным.
– Нет, не думаю.
Теперь я вдруг увидел сыпь и на бедрах. Была ли она там мгновением раньше? Аманда плакала теперь еще громче.
– Господи, – сказала Джулия. – Я позвоню врачу.
– Да, позвони.
Я уложил девочку на спину – она еще пуще зашлась в крике – и внимательно осмотрел все ее тельце. Сыпь распространялась, сомневаться в этом не приходилось.
Джулия вернулась, сказала, что оставила врачу сообщение.
– Ждать нельзя. Отвезу ее в «скорую», – сказал я.
– Хочешь, я поеду с тобой?
– Нет, оставайся с детьми.
– Ладно, – сказала Джулия и ушла обратно в спальню. Малышка продолжала вопить.
– Я понимаю, плач причиняет неудобства, – говорил интерн, – однако не думаю, что давать ей успокоительное безопасно.
Мы находились в палате больницы «скорой помощи». Интерн склонялся над Амандой, заглядывая ей в ухо с помощью какого-то инструмента. К этому времени уже все ее тело отливало яркой, воспаленной краснотой.
Эта краснота меня пугала. Да и интерну я не доверял, он казался мне слишком молодым и неопытным. Судя по лицу, он и бриться-то еще не начал.
– Жара у нее не было, – сказал, игнорируя вопли Аманды, интерн. – Впрочем, в таком возрасте это ничего не значит. До года температура может не подниматься даже при острых инфекциях.
– Так все дело в этом? – спросил я. – В инфекции?
– Не знаю. Сыпь наводит на мысль о вирусе. Но сначала надо посмотреть анализ крови. А, хорошо… – Проходившая мимо сестра вручила ему листок бумаги. – Угу… хмм…
– Ну что там? – спросил я, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.
Он смотрел в листок и покачивал головой.
– Так что?
– Это не инфекция, – сказал он. – Лейкоциты в норме, белок тоже.
– И что это значит?
Интерн выглядел очень спокойным. Я подумал: может, он просто тупица?
– Придется проводить расширенное обследование, – сказал он. – Я закажу консультацию хирурга, невропатолога, вызовем дерматолога, инфекциониста. Это означает, что множество людей будут задавать вам одни и те же вопросы, однако…
– Не страшно, – сказал я. – Просто… вы-то как думаете, что с ней неладно?
– Не знаю. Если это не инфекция, нужно искать другие причины… Из страны она не выезжала?
– Нет.
– Воздействию тяжелых металлов или токсинов в последнее время не подвергалась?
– Нет, нет.
– Можете вы вспомнить хоть что-то, способное вызвать такую реакцию?
– Нет, ничего… постойте, ей вчера делали прививки.
– Какие именно?
– Не знаю, – раздраженно ответил я, – те, какие положены в ее возрасте… Вы же тут врач, черт побери…
– Все в порядке, мистер Форман, – успокаивающе произнес он. – Я понимаю, вам нелегко. Если вы назовете мне имя вашего педиатра, я ему позвоню.
Я кивнул. Вытер ладонями лоб. Я был весь в поту. Я продиктовал интерну имя педиатра, и тот занес его в записную книжку. Я пытался успокоиться. Пытался мыслить трезво.
А малышка все продолжала плакать.
Через полчаса у нее начались судороги – как раз когда над ней склонился один из облаченных в белый халат консультантов. Маленькое тельце ее вдруг задергалось, она беспорядочно забила ногами.
Не помню, что я говорил и делал в ту минуту, однако в палате появился здоровенный, как футболист, санитар, который вытащил меня наружу и держал, не отпуская, за руки. Я взглянул из-за его огромного плеча на шестерых врачей, столпившихся вокруг моей дочери, на сестру, вводившую ей в лоб иглу. Тут я закричал и забился, однако санитар объяснил, что это всего лишь внутривенное вливание. У девочки обезвоживание организма. Отсюда и судороги.
Судороги прекратились через несколько секунд. Но плакать она не перестала.
Незадолго до рассвета вызванные к Аманде специалисты, посовещавшись, объявили, что у нее либо кишечная непроходимость, либо опухоль мозга – что именно, они решить не могли и потому распорядились о проведении магнитно-резонансного сканирования.
Аманду пристегнули ремнями к доске, которая вкатывалась на роликах внутрь большой белой машины. Дочка смотрела на нее в ужасе, по-прежнему продолжая рыдать. Медицинская сестра сказала, что я могу подождать в соседнем кабинете, вместе с оператором. Я перешел в комнату с окном во всю стену, в которое был виден прибор.
Аманда была уже внутри его. Микрофон доносил до нас ее тоненький писк. Оператор щелкнул переключателем, заработал, создавая изрядный шум, насос. Но я все равно слышал крик моей дочери.
И вдруг он прекратился. Аманда замолкла.
Я глянул на оператора, на сестру. На лицах у них застыл ужас. Нам всем пришла в голову одна и та же мысль – случилось что-то страшное. Сердце затрепетало у меня в груди. Оператор торопливо выключил насос, и мы бросились к Аманде.
Она лежала на доске, все еще пристегнутая, дышала тяжело, но, похоже, чувствовала себя лучше. Кожа ее уже значительно посветлела, став розовой, местами на ней появились участки нормального цвета. Сыпь исчезала прямо у нас на глазах.
Мы вернулись в палату, однако отпустить Аманду домой врачи не решались. Они все еще подозревали, что у нее опухоль или непорядок с кишечником, и хотели понаблюдать ее в больнице. Между тем сыпь проходила и час спустя исчезла совсем.
Никто не мог понять, что произошло, врачи пребывали в растерянности. Аманда же с жадностью высосала бутылочку детского питания и заснула у меня на руках.
Спустя некоторое время врачи объявили об очередной победе современной медицины и разрешили нам ехать домой. Аманда всю дорогу крепко спала. Когда я нес ее от машины к дому, небо было уже совсем светлым.
День третий: 6.07
В доме было тихо, дети еще спали. Джулию я обнаружил в столовой, она стояла и смотрела на задний двор. Я сказал:
– Мы вернулись.
Джулия повернулась ко мне:
– Ну как, с ней уже все в порядке?
Я протянул ей ребенка:
– Кажется, да.
– Слава богу, – сказала Джулия. – Я так волновалась. Впрочем, к Аманде жена не приблизилась и не коснулась ее.
– Я ужасно себя чувствую. Всю ночь не могла заснуть. Взгляд ее скользнул по моему лицу и ушел в сторону. Вид у Джулии был виноватый.
– Хочешь ее подержать?
– Я, э-э… – Джулия покачала головой. – Не сейчас. Мне надо проверить разбрызгиватели. По-моему, они выливают на розы слишком много воды.
Я смотрел, как Джулия выходит на задний двор, как стоит, рассматривая разбрызгиватели. Она обернулась, взглянула на меня, потом сделала вид, будто проверяет висевший на стене таймер. Я не понимал, что там проверять. Садовники отрегулировали таймер разбрызгивателей всего лишь на прошлой неделе.
На руках у меня зашевелилась Аманда. Я отнес ее в детскую, поменял подгузник и уложил в кровать.
Когда я вернулся, Джулия на кухне разговаривала по сотовому телефону. Это была еще одна из ее новых привычек. Домашним телефоном она больше не пользовалась. Я как-то спросил у нее почему. Она ответила, что ей приходится делать много междугородных звонков, а компания оплачивает счета за сотовую связь.
Я замедлил шаг и услышал, как она говорит:
– Да, черт возьми, конечно, сделала, но теперь нужно быть осторожнее… – Тут она подняла взгляд и увидела меня. Тон ее изменился: – Хорошо, э-э… послушай, Кэрол, я думаю, мы сможем все уладить, надо только позвонить во Франкфурт. Пошли следом факс и дай мне знать, что они ответят. Она щелкнула крышкой телефона. Я вошел в кухню.
– Джек, мне ужасно не хочется уходить, не повидав детей, но на работе опять произошла какая-то заваруха.
Я взглянул на часы: пятнадцать минут седьмого.
– Хорошо. Конечно.
– Спасибо. Я тебе позвоню попозже. И она ушла.
От усталости у меня путались мысли. Аманда по-прежнему спала, и, если повезет, она проспит еще несколько часов. В половине седьмого пришла наша домработница Мария. Дети позавтракали, и я повез их в школу, изо всех сил стараясь не заснуть. Эрик сидел на переднем сиденье рядом со мной и отчаянно зевал.
– Ты что-то сонный сегодня.
– Да меня эти парни все время будили, – сказал он.
– Какие парни?
– Ну, которые приходили к нам ночью. Пропылесосили все. И привидение в пылесос засосали.
На заднем сиденье фыркнула Николь:
– Привидение…
– Думаю, тебе это приснилось, – сказал я.
В последнее время Эрика одолевали ночные кошмары. Я был совершенно уверен, что виновата в этом Николь, позволявшая брату смотреть вместе с ней фильмы ужасов.
– Не, пап, не приснилось, – ответил Эрик и снова зевнул. – Парни к нам точно приходили. Целая куча.
– А что за привидение?
– Ну, привидение. Серебристое такое. И без лица.
Мы уже подъехали к школе. Ребятишки выгрузились из машины, волоча за собой рюкзаки. Я поехал домой, надеясь, что удастся поспать хоть пару часов. Больше я ни о чем думать не мог.
Мария разбудила меня около одиннадцати:
– Мистер Форман! Мистер Форман! Взгляните на малышку, мистер Форман. Она вся…
Я тут же проснулся.
– Что с ней?
– Вы сами взгляните, мистер Форман.
Я выполз из постели и поплелся в детскую. Аманда стояла в кроватке, подпрыгивая и радостно улыбаясь. Все было бы нормально, но только тело ее приобрело однородный лиловато-синий оттенок.
– О господи! – вырвалось у меня.
Я подошел к Аманде, она залопотала что-то и потянулась ко мне ручонками, показывая, что я должен взять ее на руки.
Я так и сделал. Похоже, чувствовала она себя хорошо – тут же вцепилась мне в волосы и попыталась стянуть с носа очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23