Тебе я хотел бы поручить наружное наблюдение. Как только появится кто-нибудь с подозрительными мыслями – оповещать всех нас. Согласен?
– Без проблем! – Откликнулся пацан.
– И последнее, подготовь несколько матриц для программ. Одну, скажем, для добровольной сдачи властям, другую – для уничтожения бывших коллег. Сделаешь?
– Проволока нужна... После этой реплики мальчика, из кейса Сергея Владимировича появился здоровенный моток разноцветных проводов.
– Хватит?
– До будущего века!
– 3 -
Этим же днем произошло небольшое событие, которое, хотя и не повлияло на весь ход этой истории, но заметно увеличило темп разворачивающихся событий.
Ровно в шестнадцать десять над Бутырской тюрьмой появился небольшой красно-белый вертолет. За пять минут до этого времени, Рыбак вышел на прогулку. Прогулочные дворики для зеков, из-за нехватки территории почти в центре Москвы, находились на крыше тюремного здания. Несмотря на то, что бежать оттуда заключенным было все равно некуда, каждый из двориков был перекрыт со стороны неба металлической сеткой.
Наркобарон же во всем любил комфорт и уют. Поэтому и площадка для гуляния и воздушных процедур у него была своя собственная. Как, впрочем и солярий с тренажерным залом. Но эти помещения находились в подвале и использовались, большей частью, чинами не ниже капитана.
По сравнению с обычными площадками, где сотня сокамерников ходила по кругу диаметром пять метров, в центре которого находилась приваренная к полу скамья, составлявшая единственный предмет роскоши, дворик Рыбака был оборудован просто, но со вкусом. По углам его стояли кадки с кипарисами и елями. Стены покрывала мозаика, изображавшая лесные пейзажи. С лета у дальней стены стоял инкрустированный столик для нард. А по центру находилась плетеная из ивовых прутьев широкая скамья со спинкой, на которой и восседал наркобарон, кутаясь в роскошную доху. Телохранитель же скромно сидел на стулике у входа во двор.
Вертолет прошелся над Рыбаком, потом некоторое время звук мотора отдалялся и вдруг стал вновь нарастать.
Одновременно показалось днище летающей машины и на сетку, которую, несмотря на все уговоры и подмазывания наркодельца никто не захотел убрать, что-то упало.
Рыбак едва успел поднять голову и осознать, что оброненный предмет является ничем иным, как гранатой, как его телохранитель, рванувшись со своего места, уже накрыл тщедушное тело старика своей тушей.
Рвануло.
Волна раскаленного воздуха, вперемешку с кусочками стали обрушилась на два сплетенных тела. Охранник лишь тихо ойкнул и обмяк. Скамья под Рыбаком развалилась и он оказался прижат к ледяному полу неподъемным телохранителем.
Это и спасло старого мафиози.
Вертолет сделал еще один заход и, не обращая внимания на беспорядочный огонь автоматчиков, дежуривших на вышках, сбросил еще две гранаты. Их осколки, визжа, окончательно изрешетили тело охранника, но Рыбак, полузадушенный, промокший от чужой крови, остался цел и невредим. Лишь потом в его дохе обнаружилось несколько зазубренных кусочков гранат. Каждый застрял в считанных миллиметрах от кожи старого вора в законе.
Через десять минут после неудавшегося покушения, с головы до пят перепачканный кровью, Рыбак уже говорил с Кикозом, приказывая тому максимально ускорить все запланированные акции.
Глава 33
– 1 -
В эту ночь Кикозу спать не пришлось. После звонка чудом оставшегося в живых Рыбака, Зарайский вынужден был, забыв об отдыхе, колесить по всей Москве и пригородам лично контролируя выполнение приказов наркобарона.
В подконтрольной наркомафии школе телохранителей рыбаковский помощник лично выбрал одного, наиболее подходящего для этой цели. Парень, по заверениям тренера, не витал в облаках, был мастером по единоборствам, снайпером и, кроме того, уже прошел полный курс наркообработки, в результате которой ему промыли мозги и внушили беззаветную преданность идеям поголовной наркотизации населения России.
Избранника тут же отправили в тюрьму, а Кикоз продолжил свое путешествие. Следующим пунктом было Кожухово. Там проходил сбор штурмовой группы, которая должна была, наконец, уничтожить Пономаря.
Проведя небольшой смотр и пройдясь мимо нестройного ряда наркоманов-головорезов, правая рука наркодельца остался удовлетворен. Убедившись, что состав укомплектован, а боевики экипированы должным образом, Иван Ильич приказал ждать и быть готовыми к немедленному выступлению. Впрочем, после его отъезда был моментально объявлен отбой и небольшая армия отправилась дожидаться приказа во сне.
По пути к следующему пункту инспекции, Кикозу позвонили и он вынужден был сделать небольшой крюк и заехать в Беляево, чтобы лично посмотреть на странного перебежчика. Мужик, заявившийся прямо домой к одному из окружных пушеров, заявлял, что его разочаровал его бывший хозяин Корень и у него есть информация, которая крайне заинтересует лично Рыбака. Ему не поверили, но все-таки связали с Зарайский, которому перебежчик сказал пароль:
– Пономарь.
Именно это слово и заставило Кикоза изменить первоначальный маршрут. Он несколько минут наедине побеседовал с мужиком, выяснил у того адрес Дарофеева и историю его обретения. Затем, руководствуясь скорее подсознательной тревогой, чем накладками в речах мужика, Зарайский приказал вколоть тому “сыворотку правды”. У пушера, как раз, нашлось несколько ампул этого зелья и допрос начался по новой.
Адрес остался прежним, зато подоплека появления этого деятеля предстала в совершенно ином свете. Оказалось, что он не перебежчик, а засланный агент. Его хозяину, Корню, казалось, что легенда, подтвержденная реальным адресом, позволит тому внедриться в наркомафию.
Кикоз не стал объяснять агенту, что его элементарно подставили, позволив тому умереть, чувствуя себя героем.
На самом же деле Иван Ильич сразу сообразил, что таким способом, пожертвовав одним из своих людей, Репнев показывает, что не хочет больше иметь ничего общего с наркомафией и, одновременно, пытается ее руками устранить своего противника. Оба эти пункта следовало принять к сведению и, оставив пушера и его ребят разбираться со свежим трупом, Кикоз поехал дальше.
Его черный “Мерседес”, который Зарайский не любил из-за его броскости, промчался по Профсоюзной, повернул направо у станции метро Академическая. Еще два поворота и машина остановилась на улице Виноградова, около одной из панельных высоток.
Иван Ильич поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь, используя кодовую комбинацию. Через несколько мгновений в замке щелкнуло, дерматиновая дверь отворилась и Кикоз увидел Рыбака.
– Чего застрял? – Спросил двойник мафиози. – Заходи!
Сходство было потрясающее. И голос, слегка скрипучий и властный, и внешность, и манера держаться. Зарайский, если бы не знал, что перед ним всего лишь копия, мог бы подумать, что вор в законе уже каким-то образом сбежал из Бутырки.
И лишь когда за Иваном Ильичом захлопнулась дверь, он понял, что происходящее является нарушением его инструкций. Двойник не должен играть Рыбака без прямого указания самого наркобарона.
– Теперь докладывай! – Приказал Кикозу дублер.
– Да пошел, ты!.. – Огрызнулся Зарайский. – Стремак! – Крикнул он в следующее мгновение. – Выходи, сука!
В коридорчик вышел улыбающийся Стремак. Он был “воспитателем” двойника. Психолог по образованию, одно время работавший в КГБ, Стремак занимался профессиональным промыванием мозгов, используя при этом все достижения современной психологии и фармакологии. Прежде чем взяться за двойника, он несколько недель мучил Рыбака бесчисленными анкетами и тестами, после которых был составлен полный характерологический портрет наркобарона.
– Картуз, варикоз, мороз, понос! – Воскликнул Стремак. После этих слов с псевдоРыбаком произошла моментальная метаморфоза. Он ссутулился, исчезла уверенность на его лице, и дублер стал тем, кем он и являлся – стариком, которого наняли сыграть роль.
– Здравствуйте... Кикоз... – Залепетал старикашка. – Вы уже пришли... А я и не заметил как...
– Отвали! – Буркнул на него Зарайский и дублер испарился.
– Что это за представление? – С ледяным безразличием Иван Ильич стал медленно подходить к Стремаку. Выражение веселья на лице у психолога сменилось пониманием, что он действительно совершил серьезную ошибку.
– Я не успел... До вашего прихода... – Наконец, справившись с первой неловкостью, психолог заговорил более уверенно. – Я испытывал его соответствие образу. Ведь это надо было сделать.
– Да, – холодно кивнул Кикоз, – но не самодеятельно.
Отступая, Стремак уже зашел в комнату,Зарайский вслед за ним. Притворив за собой дверь, Иван Ильич продолжил с несколько большей теплотой в голосе:
– Эта фраза, которую ты произнес – код?
– Да. Она ключ для проявления и запирания наложенных личностных характеристик. Я ее вам запишу...
– Не надо. – Покачал головой Кикоз. – Я запомнил. Картуз с варикозом и мороз с поносом.
– По одному и без связок. – Поправил Стремак.
– Не лечи. – Скривился Зарайский. – Я не хочу опять случайно встретиться с Рыбаком. Кстати... За твою оплошность тебе придется немножко поработать...
Не по доброму усмехнувшись, Иван Ильич извлек из кармана ампулу, заключенную в прозрачный пластиковый футляр.
– Что это? – Тревожно спросил Стремак и уставился на демонстрируемый ему предмет.
– Не бойся, не яд. – Кикоз плотоядно осклабился. – Это вещество, не помню химического названия, наши спецы прозвали “узнавайка”. С его помощью ты на несколько часов станешь ясновидящим. Но так, что пользоваться этим твоим новоприобретенным свойством смогу лишь я один. Впрочем, ты все равно не будешь потом ничего помнить...
– Это не опасно?
– Не опаснее чая. – Уверенно проговорил Зарайский. Рыбаковец лгал. Это соединение действовало действительно несколько часов. Но оно наделяло человека ясновидением на всю оставшуюся жизнь. Вся беда была в том, что употребившему “узнавайку” жить оставалось как раз те несколько часов, что длилось действие.
– Ладно, давайте. – Пожав плечами, согласился Стремак и начал снимать рубашку.
Через пару минут, когда вещество ясновидения уже было введено в подмышечный катетер, Кикоз задал первый вопрос:
– Перечисли, где хранятся результаты твоего тестирования Рыбака.
Психолог, побледневший, лежащий с закрытыми глазами на диванчике, начал механически перечислять:
– Одна копия находится в моем компьютере в директории FISH. Вторая – на дискетах в верхнем ящике рабочего стола. Третья – в виде распечаток с моими пометками в нижнем ящике того же стола.
Оставив Стремака лежать в одиночестве, Зарайский быстрым шагом прошел в соседнюю комнату, служившую одновременно кабинетом и спальней, и без труда нашел все копии. Разобрав компьютер, Иван Ильич извлек из него жесткий диск, положил его в кейс. Та же судьба постигла дискеты и распечатку. Все это Кикоз планировал уничтожить в ближайшем будущем. Не стоило, чтобы хотя бы единая живая душа знала такие интимные подробности о главаре наркомафии.
– А теперь, – Сказал Зарайский, вернувшись к отравленному психологу, – Найди Дарофеева Игоря Сергеевича, по кличке Пономарь и скажи мне адрес по которому он находится в данный момент.
Стремак глубоко задышал и вскоре выдал название улицы и номера дома и квартиры.
И то, и другое разительно отличалось от тех сведений, которые принес корневский псевдоперебежчик.
– Находился ли этот человек по адресу: Проспект Вернадского, дом... квартира...
Через несколько секунд молчания, губы психолога разжались:
– Он съехал оттуда два часа назад.
Больше вопросов у Кикоза не было. Поэтому он, захватив кейс и старичка-дублера, немедленно покинул это помещение.
– 2 -
– Идут! – Разбудил Пономаря истошный телепатический крик.
Игорь Сергеевич открыл глаза и, в свете зажженной люстры, увидел над собой склоненного чернокожего гиганта. Через мгновение, целитель осознал, что это всего лишь картина, а сам он находится в мастерской художника.
Вчера вечером Сергей Владимирович рассказывал о нем. Фамилия безвременно ушедшего была Миркаян, поэтому этот плодовитый автор решил создать эпохальный цикл полотен под названием “Мир “каян”. Состояла она из трех завершенных работ и гигантского плана на будущее. Живописец решил изобразить все нации и народности мира, с прилагательными, у которых наличествовал бы корень “каян”. Так появились “Эфиоп окаянный”, “Эфиоп неприкаянный” и “Эфиоп покаянный”. Последнее полотно – “Раскаяние эфиопа” автор собственноручно уничтожил, как не вписывающееся в стержневую линию своего творчества. Почему Миркаян начал именно с эфиопов, оставалось, и, наверное, навсегда, совершеннейшей загадкой.
И именно на “Эфиопа неприкаянного” наткнулся взор Дарофеева по пробуждении.
– Кто идет? Который час?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Без проблем! – Откликнулся пацан.
– И последнее, подготовь несколько матриц для программ. Одну, скажем, для добровольной сдачи властям, другую – для уничтожения бывших коллег. Сделаешь?
– Проволока нужна... После этой реплики мальчика, из кейса Сергея Владимировича появился здоровенный моток разноцветных проводов.
– Хватит?
– До будущего века!
– 3 -
Этим же днем произошло небольшое событие, которое, хотя и не повлияло на весь ход этой истории, но заметно увеличило темп разворачивающихся событий.
Ровно в шестнадцать десять над Бутырской тюрьмой появился небольшой красно-белый вертолет. За пять минут до этого времени, Рыбак вышел на прогулку. Прогулочные дворики для зеков, из-за нехватки территории почти в центре Москвы, находились на крыше тюремного здания. Несмотря на то, что бежать оттуда заключенным было все равно некуда, каждый из двориков был перекрыт со стороны неба металлической сеткой.
Наркобарон же во всем любил комфорт и уют. Поэтому и площадка для гуляния и воздушных процедур у него была своя собственная. Как, впрочем и солярий с тренажерным залом. Но эти помещения находились в подвале и использовались, большей частью, чинами не ниже капитана.
По сравнению с обычными площадками, где сотня сокамерников ходила по кругу диаметром пять метров, в центре которого находилась приваренная к полу скамья, составлявшая единственный предмет роскоши, дворик Рыбака был оборудован просто, но со вкусом. По углам его стояли кадки с кипарисами и елями. Стены покрывала мозаика, изображавшая лесные пейзажи. С лета у дальней стены стоял инкрустированный столик для нард. А по центру находилась плетеная из ивовых прутьев широкая скамья со спинкой, на которой и восседал наркобарон, кутаясь в роскошную доху. Телохранитель же скромно сидел на стулике у входа во двор.
Вертолет прошелся над Рыбаком, потом некоторое время звук мотора отдалялся и вдруг стал вновь нарастать.
Одновременно показалось днище летающей машины и на сетку, которую, несмотря на все уговоры и подмазывания наркодельца никто не захотел убрать, что-то упало.
Рыбак едва успел поднять голову и осознать, что оброненный предмет является ничем иным, как гранатой, как его телохранитель, рванувшись со своего места, уже накрыл тщедушное тело старика своей тушей.
Рвануло.
Волна раскаленного воздуха, вперемешку с кусочками стали обрушилась на два сплетенных тела. Охранник лишь тихо ойкнул и обмяк. Скамья под Рыбаком развалилась и он оказался прижат к ледяному полу неподъемным телохранителем.
Это и спасло старого мафиози.
Вертолет сделал еще один заход и, не обращая внимания на беспорядочный огонь автоматчиков, дежуривших на вышках, сбросил еще две гранаты. Их осколки, визжа, окончательно изрешетили тело охранника, но Рыбак, полузадушенный, промокший от чужой крови, остался цел и невредим. Лишь потом в его дохе обнаружилось несколько зазубренных кусочков гранат. Каждый застрял в считанных миллиметрах от кожи старого вора в законе.
Через десять минут после неудавшегося покушения, с головы до пят перепачканный кровью, Рыбак уже говорил с Кикозом, приказывая тому максимально ускорить все запланированные акции.
Глава 33
– 1 -
В эту ночь Кикозу спать не пришлось. После звонка чудом оставшегося в живых Рыбака, Зарайский вынужден был, забыв об отдыхе, колесить по всей Москве и пригородам лично контролируя выполнение приказов наркобарона.
В подконтрольной наркомафии школе телохранителей рыбаковский помощник лично выбрал одного, наиболее подходящего для этой цели. Парень, по заверениям тренера, не витал в облаках, был мастером по единоборствам, снайпером и, кроме того, уже прошел полный курс наркообработки, в результате которой ему промыли мозги и внушили беззаветную преданность идеям поголовной наркотизации населения России.
Избранника тут же отправили в тюрьму, а Кикоз продолжил свое путешествие. Следующим пунктом было Кожухово. Там проходил сбор штурмовой группы, которая должна была, наконец, уничтожить Пономаря.
Проведя небольшой смотр и пройдясь мимо нестройного ряда наркоманов-головорезов, правая рука наркодельца остался удовлетворен. Убедившись, что состав укомплектован, а боевики экипированы должным образом, Иван Ильич приказал ждать и быть готовыми к немедленному выступлению. Впрочем, после его отъезда был моментально объявлен отбой и небольшая армия отправилась дожидаться приказа во сне.
По пути к следующему пункту инспекции, Кикозу позвонили и он вынужден был сделать небольшой крюк и заехать в Беляево, чтобы лично посмотреть на странного перебежчика. Мужик, заявившийся прямо домой к одному из окружных пушеров, заявлял, что его разочаровал его бывший хозяин Корень и у него есть информация, которая крайне заинтересует лично Рыбака. Ему не поверили, но все-таки связали с Зарайский, которому перебежчик сказал пароль:
– Пономарь.
Именно это слово и заставило Кикоза изменить первоначальный маршрут. Он несколько минут наедине побеседовал с мужиком, выяснил у того адрес Дарофеева и историю его обретения. Затем, руководствуясь скорее подсознательной тревогой, чем накладками в речах мужика, Зарайский приказал вколоть тому “сыворотку правды”. У пушера, как раз, нашлось несколько ампул этого зелья и допрос начался по новой.
Адрес остался прежним, зато подоплека появления этого деятеля предстала в совершенно ином свете. Оказалось, что он не перебежчик, а засланный агент. Его хозяину, Корню, казалось, что легенда, подтвержденная реальным адресом, позволит тому внедриться в наркомафию.
Кикоз не стал объяснять агенту, что его элементарно подставили, позволив тому умереть, чувствуя себя героем.
На самом же деле Иван Ильич сразу сообразил, что таким способом, пожертвовав одним из своих людей, Репнев показывает, что не хочет больше иметь ничего общего с наркомафией и, одновременно, пытается ее руками устранить своего противника. Оба эти пункта следовало принять к сведению и, оставив пушера и его ребят разбираться со свежим трупом, Кикоз поехал дальше.
Его черный “Мерседес”, который Зарайский не любил из-за его броскости, промчался по Профсоюзной, повернул направо у станции метро Академическая. Еще два поворота и машина остановилась на улице Виноградова, около одной из панельных высоток.
Иван Ильич поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь, используя кодовую комбинацию. Через несколько мгновений в замке щелкнуло, дерматиновая дверь отворилась и Кикоз увидел Рыбака.
– Чего застрял? – Спросил двойник мафиози. – Заходи!
Сходство было потрясающее. И голос, слегка скрипучий и властный, и внешность, и манера держаться. Зарайский, если бы не знал, что перед ним всего лишь копия, мог бы подумать, что вор в законе уже каким-то образом сбежал из Бутырки.
И лишь когда за Иваном Ильичом захлопнулась дверь, он понял, что происходящее является нарушением его инструкций. Двойник не должен играть Рыбака без прямого указания самого наркобарона.
– Теперь докладывай! – Приказал Кикозу дублер.
– Да пошел, ты!.. – Огрызнулся Зарайский. – Стремак! – Крикнул он в следующее мгновение. – Выходи, сука!
В коридорчик вышел улыбающийся Стремак. Он был “воспитателем” двойника. Психолог по образованию, одно время работавший в КГБ, Стремак занимался профессиональным промыванием мозгов, используя при этом все достижения современной психологии и фармакологии. Прежде чем взяться за двойника, он несколько недель мучил Рыбака бесчисленными анкетами и тестами, после которых был составлен полный характерологический портрет наркобарона.
– Картуз, варикоз, мороз, понос! – Воскликнул Стремак. После этих слов с псевдоРыбаком произошла моментальная метаморфоза. Он ссутулился, исчезла уверенность на его лице, и дублер стал тем, кем он и являлся – стариком, которого наняли сыграть роль.
– Здравствуйте... Кикоз... – Залепетал старикашка. – Вы уже пришли... А я и не заметил как...
– Отвали! – Буркнул на него Зарайский и дублер испарился.
– Что это за представление? – С ледяным безразличием Иван Ильич стал медленно подходить к Стремаку. Выражение веселья на лице у психолога сменилось пониманием, что он действительно совершил серьезную ошибку.
– Я не успел... До вашего прихода... – Наконец, справившись с первой неловкостью, психолог заговорил более уверенно. – Я испытывал его соответствие образу. Ведь это надо было сделать.
– Да, – холодно кивнул Кикоз, – но не самодеятельно.
Отступая, Стремак уже зашел в комнату,Зарайский вслед за ним. Притворив за собой дверь, Иван Ильич продолжил с несколько большей теплотой в голосе:
– Эта фраза, которую ты произнес – код?
– Да. Она ключ для проявления и запирания наложенных личностных характеристик. Я ее вам запишу...
– Не надо. – Покачал головой Кикоз. – Я запомнил. Картуз с варикозом и мороз с поносом.
– По одному и без связок. – Поправил Стремак.
– Не лечи. – Скривился Зарайский. – Я не хочу опять случайно встретиться с Рыбаком. Кстати... За твою оплошность тебе придется немножко поработать...
Не по доброму усмехнувшись, Иван Ильич извлек из кармана ампулу, заключенную в прозрачный пластиковый футляр.
– Что это? – Тревожно спросил Стремак и уставился на демонстрируемый ему предмет.
– Не бойся, не яд. – Кикоз плотоядно осклабился. – Это вещество, не помню химического названия, наши спецы прозвали “узнавайка”. С его помощью ты на несколько часов станешь ясновидящим. Но так, что пользоваться этим твоим новоприобретенным свойством смогу лишь я один. Впрочем, ты все равно не будешь потом ничего помнить...
– Это не опасно?
– Не опаснее чая. – Уверенно проговорил Зарайский. Рыбаковец лгал. Это соединение действовало действительно несколько часов. Но оно наделяло человека ясновидением на всю оставшуюся жизнь. Вся беда была в том, что употребившему “узнавайку” жить оставалось как раз те несколько часов, что длилось действие.
– Ладно, давайте. – Пожав плечами, согласился Стремак и начал снимать рубашку.
Через пару минут, когда вещество ясновидения уже было введено в подмышечный катетер, Кикоз задал первый вопрос:
– Перечисли, где хранятся результаты твоего тестирования Рыбака.
Психолог, побледневший, лежащий с закрытыми глазами на диванчике, начал механически перечислять:
– Одна копия находится в моем компьютере в директории FISH. Вторая – на дискетах в верхнем ящике рабочего стола. Третья – в виде распечаток с моими пометками в нижнем ящике того же стола.
Оставив Стремака лежать в одиночестве, Зарайский быстрым шагом прошел в соседнюю комнату, служившую одновременно кабинетом и спальней, и без труда нашел все копии. Разобрав компьютер, Иван Ильич извлек из него жесткий диск, положил его в кейс. Та же судьба постигла дискеты и распечатку. Все это Кикоз планировал уничтожить в ближайшем будущем. Не стоило, чтобы хотя бы единая живая душа знала такие интимные подробности о главаре наркомафии.
– А теперь, – Сказал Зарайский, вернувшись к отравленному психологу, – Найди Дарофеева Игоря Сергеевича, по кличке Пономарь и скажи мне адрес по которому он находится в данный момент.
Стремак глубоко задышал и вскоре выдал название улицы и номера дома и квартиры.
И то, и другое разительно отличалось от тех сведений, которые принес корневский псевдоперебежчик.
– Находился ли этот человек по адресу: Проспект Вернадского, дом... квартира...
Через несколько секунд молчания, губы психолога разжались:
– Он съехал оттуда два часа назад.
Больше вопросов у Кикоза не было. Поэтому он, захватив кейс и старичка-дублера, немедленно покинул это помещение.
– 2 -
– Идут! – Разбудил Пономаря истошный телепатический крик.
Игорь Сергеевич открыл глаза и, в свете зажженной люстры, увидел над собой склоненного чернокожего гиганта. Через мгновение, целитель осознал, что это всего лишь картина, а сам он находится в мастерской художника.
Вчера вечером Сергей Владимирович рассказывал о нем. Фамилия безвременно ушедшего была Миркаян, поэтому этот плодовитый автор решил создать эпохальный цикл полотен под названием “Мир “каян”. Состояла она из трех завершенных работ и гигантского плана на будущее. Живописец решил изобразить все нации и народности мира, с прилагательными, у которых наличествовал бы корень “каян”. Так появились “Эфиоп окаянный”, “Эфиоп неприкаянный” и “Эфиоп покаянный”. Последнее полотно – “Раскаяние эфиопа” автор собственноручно уничтожил, как не вписывающееся в стержневую линию своего творчества. Почему Миркаян начал именно с эфиопов, оставалось, и, наверное, навсегда, совершеннейшей загадкой.
И именно на “Эфиопа неприкаянного” наткнулся взор Дарофеева по пробуждении.
– Кто идет? Который час?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48