Леська был совсем придурковат — косая сажень в плечах и взор мутный, как этилированный бензин.
Борик приехал в Москву из города Калининграда, где он когда-то родился, вырос и поступил служить на славный советский теплоход «Иван Неелов». В Москву же он явился год назад в качестве полномочного коммерческого представителя семерых членов экипажа, груженный шмотками с заграничных рейсов. Он пришел на вещевой рынок и, оглядевшись, понял, что ремесло бандитское не в пример выгодней.
Так он и поступил в бригаду Рыжего, причем деньги своим шестерым компаньонам отдавать не стал.
Год он жил у Рыжего за пазухой. Но год кончился, и сейчас кое-что из происходящего в банде ему явно не нравилось. Этим кое-чем был раскол — явный раскол между Шерханом и Рыжим. Обозначился этот раскол с того момента, когда Рыжий так неудачно наехал на компьютерщика Шакурова. Но началось-то все куда раньше — уж больно большую волну стал поднимать Рыжий. А Борик — Борик был наблюдательным человеком, несмотря на свой двухметровый рост и рожу наподобие начищенного кирпичом кувшина. Он видел, что дело добром не кончится и что две пушки не влезут в одну кобуру. Кто-то — либо Рыжий, либо Шерхан — завалит другого, и у Борика лично не было сомнений, что победителем будет Шерхан. Был у Рыжего один недостаток — трусость.
Поэтому из всего сказанного двенадцать часов назад Рыжим Борик вынес твердое убеждение: надо делать ноги. И немедленно.
Главной причиной такого отношения Борика к словам своего шефа был тот простой факт, что, проявляя на фотку Нестеренко, Борик наконец узнал в нем того парня, который заходил к Шутнику.
Из этого немедленно следовало два соображения. Первое, Рыжий был не прав, уверяя, что парень получил «глок» от Шерхана. Он получил его от Шутника. Второе. Рыжий был прав, уверяя, что парень действует не от себя. Шутник давно недолюбливал группировку, и было ясно, что это он дергает парня за веревочку.
Борик убедился в этом окончательно, когда за полчаса до звонка Иванцову облазил окрестные дворы и в одном из них увидел машину, принадлежащую правой руке Шутника, старому уголовнику по кличке Наждак.
И тут начиналось самое неприятное. Если бы он постучал мозгами и узнал парня еще тогда, когда тот выходил из подъезда, то сейчас бы Рыжий с Шерханом не выясняли отношения. Они бы выступили единым фронтом против Шутника.
Но Борик лажанулся, и события приняли необратимый ход. Рыжий сказал, что надо валить Шерхана. После такого заявления кто-то, Шерхан или Рыжий, не переживет эту ночь, и скорее всего это будет именно Рыжий. А он, Борик, из свиты Рыжего. И если не принять мер, он останется в свите Рыжего, сопровождая его на тот свет.
А если бы он сейчас, с опозданием в двадцать четыре часа, принес Рыжему фотку, он бы оказался крайним между Рыжим и Шерханом, а упаси Бог оказаться крайним между этими двумя!
Итак, Борик кинул «дипломат» с деньгами на заднее сиденье и сел в машину.
— Получил? — спросил Леська.
Борик вместо ответа погладил серебристую ручку кейса.
— Теперь к Кольцевой, быстро, — сказал Борик.
Но бандитам не повезло. На Сущевском валу их ждала огромная пробка, происшедшая вследствие недружелюбной встречи двухсекционного троллейбуса с грузовиком «КамАЗ». По правде говоря, пробки на Сущевском не диво, диво, когда их нет, но эта превосходила всякое вероятие. Леська, не долго думая, выбрался вправо, въехал в какой-то двор и помчался по довольно широкой пешеходной дорожке, наводя ужас на гуляющих дам с собачками.
— Идиот, — зашипел на него Борик, — а если менты?
Но маневр безмозглого бандита увенчался успехом — машина съехала с дорожки в переулок, нырнула на Трифоновскую и вскоре дула по вечереющему проспекту Мира.
Когда они свернули на Кольцевую, уже стемнело, солнце спешно, даже не выправив визу в ОВИРе, сваливало из Москвы на Запад. — Направо, — скомандовал Борик.
— Нам же налево.
— Так Рыжий велел. Направо и по Ленинградскому.
Леська беспрекословно свернул направо.
Ветер, врывавшийся через открытое окно, выдул из машины дневной жар, и навстречу мчащейся на север машине на небе вставала огромная, чуть вогнутая луна, похожая на помятую фару автомобиля. — Притормози, — сказал Борик, — отлить хочу.
Они притормозили. Мимо них, не снижая скорости, прошли, посверкивая дальним светом, голубоватые «Жигули».
Борик спустился под откос, справил нужду и на обратном пути вытащил из кобуры «вальтер» — старое, еще немецкое оружие, извлеченное трофейщиками года три назад из белорусских болот, урожайных на «вальтеры» и подберезовики.
Леська ждал его в машине и курил «Мальборо».
— Поехали? — спросил он, когда Борик, хлопнув дверцей, залез в машину.
— Погоди, — сказал Борик.
— Ты чего?
Борик молча поднял пушку, приставил к виску Леськи и выстрелил.
Он ожидал грохота, пушка была без глушака, но проклятая машинка издала этакий стариковский хмык, — осечка!
Леська мгновенно перехватил руку Борика, и тот свалился под сиденье, поддав задом бардачок.
— Ах ты гад! — заорал Леська.
— Ты с ума сошел, — вскрикнул Борик, — пушка-то незаряженная! Шуток не понимает!
Леська отпустил Борика.
— Ну, козел! Еще раз так пошутишь, уши поотрываю!
— Больше не буду, — сказал Борик, криво усмехаясь. Вскинул руку с неотобранным пистолетом и выстрелил Леське в затылок, раз и другой. На этот раз осечки не было.
Дальше Борик действовал невозмутимо и четко.
Он достал из багажника «Москвича» заранее припасенную веревку и оттуда же — обломок бетонной плиты с торчащим ушком. Перевалил Леську на соседнее сиденье и, обмотав тело одним концом, привязал другой к ушку плиты. С Леськой пришлось повозиться минут пять, тот после смерти стал совсем неповоротливым.
Наконец Борик сел за руль и медленно отжал сцепление. Ехать было недолго — через четыреста метров начинался мост через небольшую, но глубокую речку. Борик въехал на мост и остановился. Где-то на противоположном берегу светились два или три дачных домика, по небу, посверкивая зеленым огоньком, полз далекий самолет.
Борик прислушался. Шума машин не было слышно, ни с той, ни с другой стороны. Борик быстро выволок Леську из «Москвича» и перекинул через заграждение моста. Мертвое тело повисло на перилах нелепым елочным украшением — камень, к которому оно было привязано, еще лежал на обочине. Борик, поднатужившись, переправил камень вслед за Леськой. Тело еще не успело уйти под воду, а «Москвич» уже вылетел с моста и, гудя на третьей скорости, пошел в гору.
План был давно готов. Сейчас — до Ленинграда. К утру можно доехать. Там — к Генке. Генка поможет с документами. Через неделю Борик сядет на сухогруз, плывущий в Антверпен. Еще через две недели он будет в этом самом Антверпене с сорока тысячами долларов в кармане, ну, тридцатью восемью, — тоже хватит на ананасы в шампанском… Кто его будет искать? Рыжий? Шерхан? Будут, ох как будут, но что-то подсказывало Борику, что поиски эти в самое короткое время прервутся из-за других, более неотложных дел.
Дорога сама стлалась под колеса. Автомобиль под Бориком повизгивал и подпрыгиват, как женщина, и вдруг мелькнула шальная мысль: «А что как тачка сломается?»
Борик вдруг сбавил скорость. Дорога шла вниз, вниз, с крутого холма к ровному полю и дальше опять на взгорок, просматриваясь метров на триста. Борику было очень хорошо видно, что на взгорке стоит, мигая аварийной сигнализацией, машина. Это были те самые голубоватые «Жигули», что обогнали его минут двадцать назад.
Борик поехал тише. Что там у него?
Так и есть, ничего серьезного у лоха не случилось — лох менял запаску и явно был к этому непривычен. В тот самый момент, когда тачка Борика вынырнула из-за бугорка, лохова тачка с наживленным колесом сорвалась с домкрата, видно, лох не поставил машину на ручник, или домкрат вкрутил косо…
Борик сощурился. Можно было доехать до Ленинграда и в старом «Москвиче», но гораздо лучше было сделать это на голубоватой «девятке». И искать его никто не будет на «девятке», и дадут за нее потом побольше, чем за этот желтый рыдван… К тому же у лоха могли быть деньги.
Борик притормозил, открыл дверцу.
— Помочь?
Лох обрадовался.
— Да-да, — сказал он.
Борик сунул руку в карман, где покоился «вальтер», и вышел из машины. Что случилось дальше, он так и не понял: боковым зрением он успел засечь колено лоха в сантиметре от собственного паха, потом резкая боль, руки словно резиновые — и папиросная бумага неба, скручивающаяся в самодельный чинарик…
***
Когда Борик очнулся, он почувствовал, что лежит в неглубокой, но полной воды канавке. Руки-ноги его были связаны, и над головой слепыми щенятами тыкались в небо редкие березовые стволы. На плечо Борика была водружена чья-то нога в кроссовке, ну ни дать ни взять — воин-освободитель, попирающий ногами гитлеровский крест! Борик завел вверх глаза и увидел, что рядом стоит его собственная машина, а на капоте машины сидит лох. Именно его кроссовка и щекотала подбородок Борика.
Кроме того, вокруг шеи Борика была натянута толстая и гибкая струна, из тех, которыми в магазинах режут масло. Струна перекрещивалась где-то за затылком, и лох держал ее за две потемневшие от времени деревянные ручки.
Дело происходило посреди лужайки: лох уже успел отогнать машину в лес, подальше от трассы.
Заметив, что поверженный очнулся, лох спрыгнул с капота и присел над своей жертвой — и только тут Борик признал в нем Валерия Нестеренко.
— Тук-тук, — сказал лох, — можно войти? Вы мне не подскажете, как найти Рыжикова Сергея Валентиновича?
«Эх, был бы здесь Леська», — тоскливо подумал Борик. Но Леська отсутствовал по уважительной причине — не далее как полчаса назад сам Борик утопил его в подмосковной речке.
Валерий оскалился, и руки его медленно напряглись, разводя струну. Борик закашлялся и захрипел. Валерий ослабил струну и даже намотал оба ее конца на правую руку.
— Слушай, как тебя там, Нестеренко, — сказал Борик, когда ему наконец удалось набрать в легкие воздуха, — я с ними завязал. Я когти рвал, понятно?
— Понятно, — согласился Валерий, жутко скалясь и вынимая левой рукой толстый, очень толстый свиток с долларами.
— А товарищ твой где?
— Я его завалил, — вдруг неожиданно спокойно сказал Борик.
— За вот это? — и Валерий насмешливо помахал деньгами.
— Нет! Он сука был, такая сука! Они все суки… Ты не знаешь, что это за люди! Мы одну хату чистили, положили троих на пол, они лежат, не пищат, мы стали уходить, а он в них стрелять стал, из удовольствия! Перевернет и выстрелит, перевернет и выстрелит! Отморозок!
— Ну ладно, его ты убил за то, что отморозок. А за что ты меня хотел убить?
— Тебя? — Меня-меня. Фраера, который запаску менял.
Борик сглотнул. Действительно, с чего, собственно, ему понадобилась эта «девятка». Ну, ехал бы и ехал на своем желтом рыдване, ну, на кусок меньше бы получил… Эко людей портит…
— Ты как меня засек? — вдруг изумился Борик.
— А никак, — осклабился Сазан.
— Случайность, понимаешь. Пришвартовался я к обочине на Ленинградском, меняю запаску, вдруг вижу, ба, да никак моя пятка знакома с зубами этого типа…
— Я знаю. Тебя Шутник навел.
— Это ты откуда такой образованный?
— Я видел, как ты от Шутника с пушкой выходил. А люди Шутника следили за Иванцовым, как-то они нас засекли…
— А Рыжему ты это сказал?
— Нет. Рыжий ничего не знает. Рыжий говорит, что ты пушку от Шерхана получил, что это все шуточка Шерхана…
— Так! — сказал Сазан. — Рыжий так при тебе и закричал, что я — человек Шерхана?
— Да. Говорит: Шерхан этого фраера на меня навел, Шерхана за это надо валить.
— И ты решил рвать когти?
— У них там между собой такое начнется, — пробурчал Борик, — что я лучше посижу в бельэтаже.
Нестеренко помолчал, а потом переломил баксы о тускло блеснувшую в лунном свете струну.
— Когда должны отпустить мальчишку?
— Когда я привезу бабки.
— Значит, он до сих пор у Шерхана?
— Наверно.
— Где?
— Не знаю.
Носок Нестеренковой кроссовки въехал под ребра боевику.
— А-а! Правда не знаю! Может, на заводе. — Каком? Где водку гонят?
— Да.
— Это куда меня Рыжий предлагал увезти?
— Наверно.
— Где этот завод?
— У Москвы-Сортировочной. Там если по шпалам идти, то за километр от станции будет ветка, а от нее еще одна ветка. Первая — на овощебазу, а вторая — на завод. Белый такой забор.
— А почему ты считаешь, что он на заводе?
— Место глухое. Стволов много, а чужих глаз мало. Склады с замками… Шерхан там тоже сегодня будет.
— Чего он там делает?
— Товар должен прийти. Тушенка, курточки.
— Тушенка? На завод?
— Да гуманитарная помощь, — разъяснил Борик, — там же железнодорожная ветка. Они сначала по этой ветке цистерны со спиртом гоняли, а потом приспособили для гуманитарной помощи.
— Что же, — изумился Валерий, — так и воруют, вагонами?
— Подумаешь, вагонами, — обиделся Борик, — у нас мужик был из Азербайджана, так у них рядом с деревней газопровод шел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Борик приехал в Москву из города Калининграда, где он когда-то родился, вырос и поступил служить на славный советский теплоход «Иван Неелов». В Москву же он явился год назад в качестве полномочного коммерческого представителя семерых членов экипажа, груженный шмотками с заграничных рейсов. Он пришел на вещевой рынок и, оглядевшись, понял, что ремесло бандитское не в пример выгодней.
Так он и поступил в бригаду Рыжего, причем деньги своим шестерым компаньонам отдавать не стал.
Год он жил у Рыжего за пазухой. Но год кончился, и сейчас кое-что из происходящего в банде ему явно не нравилось. Этим кое-чем был раскол — явный раскол между Шерханом и Рыжим. Обозначился этот раскол с того момента, когда Рыжий так неудачно наехал на компьютерщика Шакурова. Но началось-то все куда раньше — уж больно большую волну стал поднимать Рыжий. А Борик — Борик был наблюдательным человеком, несмотря на свой двухметровый рост и рожу наподобие начищенного кирпичом кувшина. Он видел, что дело добром не кончится и что две пушки не влезут в одну кобуру. Кто-то — либо Рыжий, либо Шерхан — завалит другого, и у Борика лично не было сомнений, что победителем будет Шерхан. Был у Рыжего один недостаток — трусость.
Поэтому из всего сказанного двенадцать часов назад Рыжим Борик вынес твердое убеждение: надо делать ноги. И немедленно.
Главной причиной такого отношения Борика к словам своего шефа был тот простой факт, что, проявляя на фотку Нестеренко, Борик наконец узнал в нем того парня, который заходил к Шутнику.
Из этого немедленно следовало два соображения. Первое, Рыжий был не прав, уверяя, что парень получил «глок» от Шерхана. Он получил его от Шутника. Второе. Рыжий был прав, уверяя, что парень действует не от себя. Шутник давно недолюбливал группировку, и было ясно, что это он дергает парня за веревочку.
Борик убедился в этом окончательно, когда за полчаса до звонка Иванцову облазил окрестные дворы и в одном из них увидел машину, принадлежащую правой руке Шутника, старому уголовнику по кличке Наждак.
И тут начиналось самое неприятное. Если бы он постучал мозгами и узнал парня еще тогда, когда тот выходил из подъезда, то сейчас бы Рыжий с Шерханом не выясняли отношения. Они бы выступили единым фронтом против Шутника.
Но Борик лажанулся, и события приняли необратимый ход. Рыжий сказал, что надо валить Шерхана. После такого заявления кто-то, Шерхан или Рыжий, не переживет эту ночь, и скорее всего это будет именно Рыжий. А он, Борик, из свиты Рыжего. И если не принять мер, он останется в свите Рыжего, сопровождая его на тот свет.
А если бы он сейчас, с опозданием в двадцать четыре часа, принес Рыжему фотку, он бы оказался крайним между Рыжим и Шерханом, а упаси Бог оказаться крайним между этими двумя!
Итак, Борик кинул «дипломат» с деньгами на заднее сиденье и сел в машину.
— Получил? — спросил Леська.
Борик вместо ответа погладил серебристую ручку кейса.
— Теперь к Кольцевой, быстро, — сказал Борик.
Но бандитам не повезло. На Сущевском валу их ждала огромная пробка, происшедшая вследствие недружелюбной встречи двухсекционного троллейбуса с грузовиком «КамАЗ». По правде говоря, пробки на Сущевском не диво, диво, когда их нет, но эта превосходила всякое вероятие. Леська, не долго думая, выбрался вправо, въехал в какой-то двор и помчался по довольно широкой пешеходной дорожке, наводя ужас на гуляющих дам с собачками.
— Идиот, — зашипел на него Борик, — а если менты?
Но маневр безмозглого бандита увенчался успехом — машина съехала с дорожки в переулок, нырнула на Трифоновскую и вскоре дула по вечереющему проспекту Мира.
Когда они свернули на Кольцевую, уже стемнело, солнце спешно, даже не выправив визу в ОВИРе, сваливало из Москвы на Запад. — Направо, — скомандовал Борик.
— Нам же налево.
— Так Рыжий велел. Направо и по Ленинградскому.
Леська беспрекословно свернул направо.
Ветер, врывавшийся через открытое окно, выдул из машины дневной жар, и навстречу мчащейся на север машине на небе вставала огромная, чуть вогнутая луна, похожая на помятую фару автомобиля. — Притормози, — сказал Борик, — отлить хочу.
Они притормозили. Мимо них, не снижая скорости, прошли, посверкивая дальним светом, голубоватые «Жигули».
Борик спустился под откос, справил нужду и на обратном пути вытащил из кобуры «вальтер» — старое, еще немецкое оружие, извлеченное трофейщиками года три назад из белорусских болот, урожайных на «вальтеры» и подберезовики.
Леська ждал его в машине и курил «Мальборо».
— Поехали? — спросил он, когда Борик, хлопнув дверцей, залез в машину.
— Погоди, — сказал Борик.
— Ты чего?
Борик молча поднял пушку, приставил к виску Леськи и выстрелил.
Он ожидал грохота, пушка была без глушака, но проклятая машинка издала этакий стариковский хмык, — осечка!
Леська мгновенно перехватил руку Борика, и тот свалился под сиденье, поддав задом бардачок.
— Ах ты гад! — заорал Леська.
— Ты с ума сошел, — вскрикнул Борик, — пушка-то незаряженная! Шуток не понимает!
Леська отпустил Борика.
— Ну, козел! Еще раз так пошутишь, уши поотрываю!
— Больше не буду, — сказал Борик, криво усмехаясь. Вскинул руку с неотобранным пистолетом и выстрелил Леське в затылок, раз и другой. На этот раз осечки не было.
Дальше Борик действовал невозмутимо и четко.
Он достал из багажника «Москвича» заранее припасенную веревку и оттуда же — обломок бетонной плиты с торчащим ушком. Перевалил Леську на соседнее сиденье и, обмотав тело одним концом, привязал другой к ушку плиты. С Леськой пришлось повозиться минут пять, тот после смерти стал совсем неповоротливым.
Наконец Борик сел за руль и медленно отжал сцепление. Ехать было недолго — через четыреста метров начинался мост через небольшую, но глубокую речку. Борик въехал на мост и остановился. Где-то на противоположном берегу светились два или три дачных домика, по небу, посверкивая зеленым огоньком, полз далекий самолет.
Борик прислушался. Шума машин не было слышно, ни с той, ни с другой стороны. Борик быстро выволок Леську из «Москвича» и перекинул через заграждение моста. Мертвое тело повисло на перилах нелепым елочным украшением — камень, к которому оно было привязано, еще лежал на обочине. Борик, поднатужившись, переправил камень вслед за Леськой. Тело еще не успело уйти под воду, а «Москвич» уже вылетел с моста и, гудя на третьей скорости, пошел в гору.
План был давно готов. Сейчас — до Ленинграда. К утру можно доехать. Там — к Генке. Генка поможет с документами. Через неделю Борик сядет на сухогруз, плывущий в Антверпен. Еще через две недели он будет в этом самом Антверпене с сорока тысячами долларов в кармане, ну, тридцатью восемью, — тоже хватит на ананасы в шампанском… Кто его будет искать? Рыжий? Шерхан? Будут, ох как будут, но что-то подсказывало Борику, что поиски эти в самое короткое время прервутся из-за других, более неотложных дел.
Дорога сама стлалась под колеса. Автомобиль под Бориком повизгивал и подпрыгиват, как женщина, и вдруг мелькнула шальная мысль: «А что как тачка сломается?»
Борик вдруг сбавил скорость. Дорога шла вниз, вниз, с крутого холма к ровному полю и дальше опять на взгорок, просматриваясь метров на триста. Борику было очень хорошо видно, что на взгорке стоит, мигая аварийной сигнализацией, машина. Это были те самые голубоватые «Жигули», что обогнали его минут двадцать назад.
Борик поехал тише. Что там у него?
Так и есть, ничего серьезного у лоха не случилось — лох менял запаску и явно был к этому непривычен. В тот самый момент, когда тачка Борика вынырнула из-за бугорка, лохова тачка с наживленным колесом сорвалась с домкрата, видно, лох не поставил машину на ручник, или домкрат вкрутил косо…
Борик сощурился. Можно было доехать до Ленинграда и в старом «Москвиче», но гораздо лучше было сделать это на голубоватой «девятке». И искать его никто не будет на «девятке», и дадут за нее потом побольше, чем за этот желтый рыдван… К тому же у лоха могли быть деньги.
Борик притормозил, открыл дверцу.
— Помочь?
Лох обрадовался.
— Да-да, — сказал он.
Борик сунул руку в карман, где покоился «вальтер», и вышел из машины. Что случилось дальше, он так и не понял: боковым зрением он успел засечь колено лоха в сантиметре от собственного паха, потом резкая боль, руки словно резиновые — и папиросная бумага неба, скручивающаяся в самодельный чинарик…
***
Когда Борик очнулся, он почувствовал, что лежит в неглубокой, но полной воды канавке. Руки-ноги его были связаны, и над головой слепыми щенятами тыкались в небо редкие березовые стволы. На плечо Борика была водружена чья-то нога в кроссовке, ну ни дать ни взять — воин-освободитель, попирающий ногами гитлеровский крест! Борик завел вверх глаза и увидел, что рядом стоит его собственная машина, а на капоте машины сидит лох. Именно его кроссовка и щекотала подбородок Борика.
Кроме того, вокруг шеи Борика была натянута толстая и гибкая струна, из тех, которыми в магазинах режут масло. Струна перекрещивалась где-то за затылком, и лох держал ее за две потемневшие от времени деревянные ручки.
Дело происходило посреди лужайки: лох уже успел отогнать машину в лес, подальше от трассы.
Заметив, что поверженный очнулся, лох спрыгнул с капота и присел над своей жертвой — и только тут Борик признал в нем Валерия Нестеренко.
— Тук-тук, — сказал лох, — можно войти? Вы мне не подскажете, как найти Рыжикова Сергея Валентиновича?
«Эх, был бы здесь Леська», — тоскливо подумал Борик. Но Леська отсутствовал по уважительной причине — не далее как полчаса назад сам Борик утопил его в подмосковной речке.
Валерий оскалился, и руки его медленно напряглись, разводя струну. Борик закашлялся и захрипел. Валерий ослабил струну и даже намотал оба ее конца на правую руку.
— Слушай, как тебя там, Нестеренко, — сказал Борик, когда ему наконец удалось набрать в легкие воздуха, — я с ними завязал. Я когти рвал, понятно?
— Понятно, — согласился Валерий, жутко скалясь и вынимая левой рукой толстый, очень толстый свиток с долларами.
— А товарищ твой где?
— Я его завалил, — вдруг неожиданно спокойно сказал Борик.
— За вот это? — и Валерий насмешливо помахал деньгами.
— Нет! Он сука был, такая сука! Они все суки… Ты не знаешь, что это за люди! Мы одну хату чистили, положили троих на пол, они лежат, не пищат, мы стали уходить, а он в них стрелять стал, из удовольствия! Перевернет и выстрелит, перевернет и выстрелит! Отморозок!
— Ну ладно, его ты убил за то, что отморозок. А за что ты меня хотел убить?
— Тебя? — Меня-меня. Фраера, который запаску менял.
Борик сглотнул. Действительно, с чего, собственно, ему понадобилась эта «девятка». Ну, ехал бы и ехал на своем желтом рыдване, ну, на кусок меньше бы получил… Эко людей портит…
— Ты как меня засек? — вдруг изумился Борик.
— А никак, — осклабился Сазан.
— Случайность, понимаешь. Пришвартовался я к обочине на Ленинградском, меняю запаску, вдруг вижу, ба, да никак моя пятка знакома с зубами этого типа…
— Я знаю. Тебя Шутник навел.
— Это ты откуда такой образованный?
— Я видел, как ты от Шутника с пушкой выходил. А люди Шутника следили за Иванцовым, как-то они нас засекли…
— А Рыжему ты это сказал?
— Нет. Рыжий ничего не знает. Рыжий говорит, что ты пушку от Шерхана получил, что это все шуточка Шерхана…
— Так! — сказал Сазан. — Рыжий так при тебе и закричал, что я — человек Шерхана?
— Да. Говорит: Шерхан этого фраера на меня навел, Шерхана за это надо валить.
— И ты решил рвать когти?
— У них там между собой такое начнется, — пробурчал Борик, — что я лучше посижу в бельэтаже.
Нестеренко помолчал, а потом переломил баксы о тускло блеснувшую в лунном свете струну.
— Когда должны отпустить мальчишку?
— Когда я привезу бабки.
— Значит, он до сих пор у Шерхана?
— Наверно.
— Где?
— Не знаю.
Носок Нестеренковой кроссовки въехал под ребра боевику.
— А-а! Правда не знаю! Может, на заводе. — Каком? Где водку гонят?
— Да.
— Это куда меня Рыжий предлагал увезти?
— Наверно.
— Где этот завод?
— У Москвы-Сортировочной. Там если по шпалам идти, то за километр от станции будет ветка, а от нее еще одна ветка. Первая — на овощебазу, а вторая — на завод. Белый такой забор.
— А почему ты считаешь, что он на заводе?
— Место глухое. Стволов много, а чужих глаз мало. Склады с замками… Шерхан там тоже сегодня будет.
— Чего он там делает?
— Товар должен прийти. Тушенка, курточки.
— Тушенка? На завод?
— Да гуманитарная помощь, — разъяснил Борик, — там же железнодорожная ветка. Они сначала по этой ветке цистерны со спиртом гоняли, а потом приспособили для гуманитарной помощи.
— Что же, — изумился Валерий, — так и воруют, вагонами?
— Подумаешь, вагонами, — обиделся Борик, — у нас мужик был из Азербайджана, так у них рядом с деревней газопровод шел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32