– осведомился Билл.
– Глупо, – пожала плечами Эм. – Как мы могли не заметить ударной волны?
– Не знаю.
– Такого не может быть. Не берусь утверждать наверняка, поскольку все, что у нас было, сломалось. Но судя по тому, как все произошло, я бы предположила, что облако излучает свет, эквивалентный небольшой Новой. Без взрыва. Без ударной волны.
– Такое возможно?
– Посмотрим, что дадут измерения. А в общем, да, я бы сказала, что мы именно это и видели.
– Не думаю, что я понял.
– Представь себе фотовспышку, – предложила она, – и ответь Биллу. Нам пора улетать.
Из библиотечного архива
...А ведь есть такие, кто утверждает, будто доказательств существования Бога нет.
Подумайте о Вселенной. Чтобы понять, как она устроена, стоит осознать значение света. Это предел скорости, граница, средство измерения физической реальности. Мы используем его как метафору знания, интеллекта, разума. Мы говорим о Силах Света. Это настолько укоренилось в наших душах, что мы считаем свет настоящей сутью бытия. А между тем нет прослеживаемой необходимости в физическом проявлении, которое можно наблюдать при помощи органов чувств. При помощи глаз. Если и есть доказательство существования Бога, то это существование света.
Конан Магрудер. «Время и Поток».
24
Вудбридж, Виргиния. Воскресенье, 29 июня
Хатч сидела на веранде в кресле-качалке и глядела, как Морин с Тором бросают друг другу большой надувной мяч. Тактика Морин, когда она завладевала мячом, состояла в том, чтобы, неудержимо хихикая, попасть в отца, пока тот бегал, уворачиваясь. Но она неизбежно упускала мяч, подкинув его в воздух, отбив ногой в сторону или бросив в кусты роз.
Был день в начале лета, наполненный звоном мяча в паре кварталов от них и лаем Макса, золотистого ретривера их соседей, который хотел выбраться поиграть с Морин, но дома никого не было, и некому было отпереть дверь с москитной сеткой. Поэтому Макс скулил, лаял и сопел.
Несколько минут назад от Алекс с «Аль-Джахани» пришло предупреждение. Если у вас есть альтернативный план, вам стоит применить его. Без раздумий. Отправьте вторую команду.
Алекс объявила, что их шансы добраться до Лукаута – пятьдесят на пятьдесят. Но Хатч знала, что сама она не верит в это. Капитаны обязаны быть аккуратными и оптимистичными. Эта традиция, вероятно, началась с Одиссея. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что она чувствовала на самом деле.
Проблема заключалась в том, что, кроме «Хоксбилла», альтернативных планов не было. Если «Аль-Джахани» выйдет из строя, останется только воздушный змей.
Морин опять целилась в папу, пытаясь поднять мяч над головой. Макс лаял. На площадке для игры в мяч кто-то, видимо, нанес сильный удар, так как толпа взревела. Морин запуталась в собственных ногах, перекувырнулась через надувной мяч, с криком поднялась и стала тереть глаза. Тор поспешил к ней, подхватил и отнес на веранду, где Хатч успокоила дочку, проверила, не поранилась ли она, и протянула ей стакан лимонада.
– Все хорошо? – спросил Тор.
Хатч не сразу поняла, что муж обращается к ней, а не к Морин.
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
Он сел рядом и посмотрел на нее, как бы говоря, что все ее переживания написаны у нее на лице.
Хатч пожала плечами.
– Может, они и долетят. Иногда я склонна предполагать лучшее.
Тор кивнул.
– Я всегда слышал о тебе именно это.
Морин пыталась выпить весь лимонад одним глотком.
– Не спеши, радость моя, – улыбнулась Хатч.
Кэти Бэйлок вышла из своего дома на другой стороне улицы, помахала им рукой, что-то взяла на веранде и вернулась внутрь. Морин отставила стакан с лимонадом.
– Папочка, еще! – Она стала тянуть его за штанину. – Готова сыграть еще разок.
– У тебя нет никого, чтобы послать вдогонку? – спросил Тор. – Подобрать их, если они застрянут.
– Нет, – тихо ответила она. – Никого, кто мог бы сделать это и доставить их на Лукаут вовремя.
– Так что же остается?
– Надеяться на удачу. И предупредить Диггера, что ему, возможно, придется импровизировать.
Пока Хатч была на связи, дежурный офицер сообщил, что пришли результаты с «Хеффернана».
У Хатч перехватило дыхание.
– Что случилось?
– Оно вспыхнуло, – сказал он. – Облако стало факелом.
– Это тьюк?
– Слишком рано судить. Лаборатория только что получила данные. Весьма волнующие.
Через два часа Хатч получила подтверждение от Чарли.
– Сомнений нет. Та же самая спектрограмма.
Архив
Космический сигнальный огонь. Оказалось, что Омега-облака, которые в течение тридцати лет сбивали с толку ученых и породили целую отрасль исследований, сами, возможно, являются экспериментальными устройствами. Хотя их назначение остается неясным, по словам доктора Ли Макэлроя из Международного исследовательского центра в Эдинбурге, они могут быть частью какого-то неудачного эксперимента.
«Вести науки», 30 июня.
Из библиотечного архива
Дневник Присциллы Хатчинс (Отклик на вышесказанное)
Макэлрой никогда в жизни ничего не понимал правильно.
25
Лукаут. Бракел. Среда, 13 августа
Диггера все больше очаровывали гумпы. Он восхищался спектаклями, каждый день спускался на поверхность, ходил в храм, стоял перед кафе, мечтая занять место за одним из столиков и присоединиться к беседе.
Келли говорила, что он помешался от долгого пребывания взаперти. Но это была не единственная причина. Он никогда нигде еще не видел, чтобы жители так наслаждались жизнью. Ночи звенели от смеха и музыки, а центр города каждый вечер принимал счастливые толпы.
Поэтому земляне регулярно летали вниз на посадочном модуле и по мере возможности смешивались с горожанами. Иногда по ночам они бродили вдоль берега. В другой раз – шли на концерт или посещали спортивные мероприятия, а иногда просто сидели в каком-нибудь парке.
Если бы они могли забыть о надвигающейся буре и прогнать назойливые мысли о смерти Джека, это было бы золотое время. Келли сияла от счастья и оптимизма. Она разделяла зачарованность Диггера и достаточно овладела языком, чтобы понимать многое из того, что происходит вокруг. И он знал, что придет день, когда он оглянется на эти вечера с тоской и чувством утраты.
Тем временем Омега стала видна – в том смысле, что небольшой участок звездного неба пропал. Несколько раз Диггер подслушивал разговоры об этом, разговоры, которые велись все чаще, по мере того как шли недели и пропадали все новые звезды. Гумпы соглашались друг с другом, что никогда ничего подобного не видели. История ничего не сохранила о каком-либо подобном явлении, и Диггер видел, что они начинают нервничать. Он гадал, как гумпы будут чувствовать себя, когда облако заполнит небо.
Оно появлялось ночью, через пару часов после заката, и уходило в море почти перед рассветом. А гумпы смотрели.
Где Мелакар?
Где Хажурпол?
Диггера так и подмывало сказать – за облаком. Они там, и если вы, ребята, знаете, что для вас хорошо, вы начнете подумывать, не собрать ли вещи и не направиться ли в горы.
Возможно, именно ощущение, что Афины/Бракел со своими театрами и парками приближается к гибели, именно осознание этого заставляло Диггера бродить по улицам, подобно призраку, наслаждаясь жизнью города и его хрупкой красотой.
Келли пыталась осадить его. Говорила, что он одержим. Может, ему стоит подумать о возвращении. Домой. Подальше отсюда.
Но Диггер не желал возвращаться. Он отказывался думать об этом.
Келли считала, что воздушный змей может сработать. Она хорошо знала Хатчинс и полностью ей доверяла. Диггер не заострял внимания на том, что Хатчинс не скрывала своих сомнений, и экспедиция «Аль-Джахани»/«Хоксбилла» рискованное предприятие.
Теперь, когда земляне могли скрыть шаттл полем светоотклонителя, стало гораздо легче посещать и покидать Бракел. Келли обычно опускалась во фруктовые сады и пустыри в северной части города. Однажды она вместо этого выбрала поляну недалеко от главной дороги.
– Для разнообразия, – сказала она, сажая невидимый шаттл.
Диггер посмотрел на лес, высматривая гумпов, но Келли успокоила его:
– Билл никого не заметил внизу. Все нормально.
Никого? Насколько он мог припомнить, такое было впервые.
Диггер ожидал, что вечер будет интересным.
Еще большей, чем театр, популярностью у гумпов пользовались мероприятия, которые были наполовину лекцией, наполовину всеобщим обсуждением. Лектор, обычно – приезжее авторитетное лицо, пытался представить свою точку зрения на заданную тему, а заплатившие за это посетители – затеять диспут. Они могли согласиться со знаменитостью, что теоретически было возможно, но случалось (Диггер по опыту знал это) крайне редко. Темой лекции могла быть полезность для здоровья солнечного света, какой-либо абстрактный этический вопрос того или иного рода, достоинства ошиканной пьесы или контакт со сверхъестественными силами, которого удостоился лектор и который привел его к духовному пробуждению и твердой уверенности, что все его слушатели погрязли в моральном невежестве и должны всерьез задуматься над своим поведением. Это все было очень забавно, и Диггер часто сомневался, был ли хоть кто-то из гумпов серьезен. Слушатели платили за привилегию поспорить, лекторы выискивали темы, которые могли бы вызвать возмущение, и все отлично проводили время.
Это называлось «слошен», и подобрать точный перевод на английский было сложно. Веселый спор, радостная ссора, славное несовпадение мнений.
Приглашенным лектором в тот вечер, согласно объявлениям, которые появились несколькими днями ранее, была Макао Кариста, которую представляли как картографа из Кулнара, ближайшего города к северо-западу от Бракела. Судя по афишам, она была широко известна на всем Интиго.
Слоняясь в вестибюле здания, где должна была состояться эта встреча, Диггер подслушал, как полные воодушевления гумпы говорили, что Макао всегда привозит с собой карты мест, где никто никогда не бывал, а иногда и таких, о которых никто не слышал.
Она использовала эти вечера, чтобы, по всей видимости, поговорить о своих путешествиях, описывая различных фантастических существ, которых видела: панцирных терпов с нее ростом, бандаров, плюющихся ядом на расстояние, превышающее диаметр зала (а он был довольно внушительным), летающих сольвегов, говорящих болликлубов. В прошлый раз, по слухам, она докладывала о двухголовых гумпах, которых видела на острове в восточном океане. Одна голова, по ее словам, всегда говорила правду, а вторая всегда лгала. Но невозможно было определить, какая из них какая. А еще там был Яра-Ди, золотой город.
И мост через бездонное ущелье Карридан, построенный руками неизвестных существ с использованием инженерных принципов, превосходящих всяческое понимание любого из ныне живущих. Мост был так длинен, что она пересекала его на спине бербы три дня.
Она рассказывала о плотоядном лесе Боравэй, откуда не вернулся ни один странник, кроме Макао.
– Похоже, та еще дамочка, – заметила Келли.
«Гумпа, – подумал Диггер. – Она гумпа. Не женщина».
Во время слошена соблюдался строгий формальный этикет. Никаких криков, никаких повышенных голосов. Можно было сказать: «Если досточтимый оратор согласится сделать небольшую паузу, прежде чем мы еще больше погрузимся в замешательство...»
Вечер был прохладный. С моря дул свежий ветер, и администрации пришлось развести в нескольких местах огонь, чтобы нагреть зал до комфортной температуры. Макао явно пользовалась популярностью, поскольку гумпы заполнили здание и сидели, тихонько переговариваясь, в ожидании ее появления.
Зрители, около двух сотен, размещались над сценой по принципу амфитеатра, но только с трех сторон. Келли и Диггер, которые давно уже установили рядом со сценой жучок, спрятались в отгороженном секторе, подальше от прохода. В назначенный час двое рабочих вынесли большое кресло, долго возились, устанавливая его, а затем вернулись с рамой, на которой, как предполагал Диггер, Макао развесит свои карты. Затем они вынесли свиток из кожи животного и прислонили его к ручке кресла. Они принесли также столик и зажженный масляный светильник, и, когда все расставили так, что остались всем довольны, быстро удалились. Прозвенел колокольчик, публика притихла, и сбоку на сцену вышел гумп в красно-золотом одеянии. Он сложил ладони вместе, что было эквивалентно поклону. Диггер пропустил часть его речи, но она сводилась к «Добро пожаловать, дамы и господа, приветствуйте нашу гостью Макао Каристу».
Публика вежливо постучала по всем доступным плоским поверхностям, и Макао вышла. На взгляд Диггера, она была почти неотличима от других гумпов. На ней была яркая желтая блуза с пышными рукавами. Зеленые штаны. И обувь из звериной шкуры. На шее на пурпурной ленте висел золотой медальон.
– Ну, – сказала она, – похоже, безнадежное сборище.
И представление началось. Кажется, Макао только что вернулась из долгого сухопутного путешествия на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Глупо, – пожала плечами Эм. – Как мы могли не заметить ударной волны?
– Не знаю.
– Такого не может быть. Не берусь утверждать наверняка, поскольку все, что у нас было, сломалось. Но судя по тому, как все произошло, я бы предположила, что облако излучает свет, эквивалентный небольшой Новой. Без взрыва. Без ударной волны.
– Такое возможно?
– Посмотрим, что дадут измерения. А в общем, да, я бы сказала, что мы именно это и видели.
– Не думаю, что я понял.
– Представь себе фотовспышку, – предложила она, – и ответь Биллу. Нам пора улетать.
Из библиотечного архива
...А ведь есть такие, кто утверждает, будто доказательств существования Бога нет.
Подумайте о Вселенной. Чтобы понять, как она устроена, стоит осознать значение света. Это предел скорости, граница, средство измерения физической реальности. Мы используем его как метафору знания, интеллекта, разума. Мы говорим о Силах Света. Это настолько укоренилось в наших душах, что мы считаем свет настоящей сутью бытия. А между тем нет прослеживаемой необходимости в физическом проявлении, которое можно наблюдать при помощи органов чувств. При помощи глаз. Если и есть доказательство существования Бога, то это существование света.
Конан Магрудер. «Время и Поток».
24
Вудбридж, Виргиния. Воскресенье, 29 июня
Хатч сидела на веранде в кресле-качалке и глядела, как Морин с Тором бросают друг другу большой надувной мяч. Тактика Морин, когда она завладевала мячом, состояла в том, чтобы, неудержимо хихикая, попасть в отца, пока тот бегал, уворачиваясь. Но она неизбежно упускала мяч, подкинув его в воздух, отбив ногой в сторону или бросив в кусты роз.
Был день в начале лета, наполненный звоном мяча в паре кварталов от них и лаем Макса, золотистого ретривера их соседей, который хотел выбраться поиграть с Морин, но дома никого не было, и некому было отпереть дверь с москитной сеткой. Поэтому Макс скулил, лаял и сопел.
Несколько минут назад от Алекс с «Аль-Джахани» пришло предупреждение. Если у вас есть альтернативный план, вам стоит применить его. Без раздумий. Отправьте вторую команду.
Алекс объявила, что их шансы добраться до Лукаута – пятьдесят на пятьдесят. Но Хатч знала, что сама она не верит в это. Капитаны обязаны быть аккуратными и оптимистичными. Эта традиция, вероятно, началась с Одиссея. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что она чувствовала на самом деле.
Проблема заключалась в том, что, кроме «Хоксбилла», альтернативных планов не было. Если «Аль-Джахани» выйдет из строя, останется только воздушный змей.
Морин опять целилась в папу, пытаясь поднять мяч над головой. Макс лаял. На площадке для игры в мяч кто-то, видимо, нанес сильный удар, так как толпа взревела. Морин запуталась в собственных ногах, перекувырнулась через надувной мяч, с криком поднялась и стала тереть глаза. Тор поспешил к ней, подхватил и отнес на веранду, где Хатч успокоила дочку, проверила, не поранилась ли она, и протянула ей стакан лимонада.
– Все хорошо? – спросил Тор.
Хатч не сразу поняла, что муж обращается к ней, а не к Морин.
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
Он сел рядом и посмотрел на нее, как бы говоря, что все ее переживания написаны у нее на лице.
Хатч пожала плечами.
– Может, они и долетят. Иногда я склонна предполагать лучшее.
Тор кивнул.
– Я всегда слышал о тебе именно это.
Морин пыталась выпить весь лимонад одним глотком.
– Не спеши, радость моя, – улыбнулась Хатч.
Кэти Бэйлок вышла из своего дома на другой стороне улицы, помахала им рукой, что-то взяла на веранде и вернулась внутрь. Морин отставила стакан с лимонадом.
– Папочка, еще! – Она стала тянуть его за штанину. – Готова сыграть еще разок.
– У тебя нет никого, чтобы послать вдогонку? – спросил Тор. – Подобрать их, если они застрянут.
– Нет, – тихо ответила она. – Никого, кто мог бы сделать это и доставить их на Лукаут вовремя.
– Так что же остается?
– Надеяться на удачу. И предупредить Диггера, что ему, возможно, придется импровизировать.
Пока Хатч была на связи, дежурный офицер сообщил, что пришли результаты с «Хеффернана».
У Хатч перехватило дыхание.
– Что случилось?
– Оно вспыхнуло, – сказал он. – Облако стало факелом.
– Это тьюк?
– Слишком рано судить. Лаборатория только что получила данные. Весьма волнующие.
Через два часа Хатч получила подтверждение от Чарли.
– Сомнений нет. Та же самая спектрограмма.
Архив
Космический сигнальный огонь. Оказалось, что Омега-облака, которые в течение тридцати лет сбивали с толку ученых и породили целую отрасль исследований, сами, возможно, являются экспериментальными устройствами. Хотя их назначение остается неясным, по словам доктора Ли Макэлроя из Международного исследовательского центра в Эдинбурге, они могут быть частью какого-то неудачного эксперимента.
«Вести науки», 30 июня.
Из библиотечного архива
Дневник Присциллы Хатчинс (Отклик на вышесказанное)
Макэлрой никогда в жизни ничего не понимал правильно.
25
Лукаут. Бракел. Среда, 13 августа
Диггера все больше очаровывали гумпы. Он восхищался спектаклями, каждый день спускался на поверхность, ходил в храм, стоял перед кафе, мечтая занять место за одним из столиков и присоединиться к беседе.
Келли говорила, что он помешался от долгого пребывания взаперти. Но это была не единственная причина. Он никогда нигде еще не видел, чтобы жители так наслаждались жизнью. Ночи звенели от смеха и музыки, а центр города каждый вечер принимал счастливые толпы.
Поэтому земляне регулярно летали вниз на посадочном модуле и по мере возможности смешивались с горожанами. Иногда по ночам они бродили вдоль берега. В другой раз – шли на концерт или посещали спортивные мероприятия, а иногда просто сидели в каком-нибудь парке.
Если бы они могли забыть о надвигающейся буре и прогнать назойливые мысли о смерти Джека, это было бы золотое время. Келли сияла от счастья и оптимизма. Она разделяла зачарованность Диггера и достаточно овладела языком, чтобы понимать многое из того, что происходит вокруг. И он знал, что придет день, когда он оглянется на эти вечера с тоской и чувством утраты.
Тем временем Омега стала видна – в том смысле, что небольшой участок звездного неба пропал. Несколько раз Диггер подслушивал разговоры об этом, разговоры, которые велись все чаще, по мере того как шли недели и пропадали все новые звезды. Гумпы соглашались друг с другом, что никогда ничего подобного не видели. История ничего не сохранила о каком-либо подобном явлении, и Диггер видел, что они начинают нервничать. Он гадал, как гумпы будут чувствовать себя, когда облако заполнит небо.
Оно появлялось ночью, через пару часов после заката, и уходило в море почти перед рассветом. А гумпы смотрели.
Где Мелакар?
Где Хажурпол?
Диггера так и подмывало сказать – за облаком. Они там, и если вы, ребята, знаете, что для вас хорошо, вы начнете подумывать, не собрать ли вещи и не направиться ли в горы.
Возможно, именно ощущение, что Афины/Бракел со своими театрами и парками приближается к гибели, именно осознание этого заставляло Диггера бродить по улицам, подобно призраку, наслаждаясь жизнью города и его хрупкой красотой.
Келли пыталась осадить его. Говорила, что он одержим. Может, ему стоит подумать о возвращении. Домой. Подальше отсюда.
Но Диггер не желал возвращаться. Он отказывался думать об этом.
Келли считала, что воздушный змей может сработать. Она хорошо знала Хатчинс и полностью ей доверяла. Диггер не заострял внимания на том, что Хатчинс не скрывала своих сомнений, и экспедиция «Аль-Джахани»/«Хоксбилла» рискованное предприятие.
Теперь, когда земляне могли скрыть шаттл полем светоотклонителя, стало гораздо легче посещать и покидать Бракел. Келли обычно опускалась во фруктовые сады и пустыри в северной части города. Однажды она вместо этого выбрала поляну недалеко от главной дороги.
– Для разнообразия, – сказала она, сажая невидимый шаттл.
Диггер посмотрел на лес, высматривая гумпов, но Келли успокоила его:
– Билл никого не заметил внизу. Все нормально.
Никого? Насколько он мог припомнить, такое было впервые.
Диггер ожидал, что вечер будет интересным.
Еще большей, чем театр, популярностью у гумпов пользовались мероприятия, которые были наполовину лекцией, наполовину всеобщим обсуждением. Лектор, обычно – приезжее авторитетное лицо, пытался представить свою точку зрения на заданную тему, а заплатившие за это посетители – затеять диспут. Они могли согласиться со знаменитостью, что теоретически было возможно, но случалось (Диггер по опыту знал это) крайне редко. Темой лекции могла быть полезность для здоровья солнечного света, какой-либо абстрактный этический вопрос того или иного рода, достоинства ошиканной пьесы или контакт со сверхъестественными силами, которого удостоился лектор и который привел его к духовному пробуждению и твердой уверенности, что все его слушатели погрязли в моральном невежестве и должны всерьез задуматься над своим поведением. Это все было очень забавно, и Диггер часто сомневался, был ли хоть кто-то из гумпов серьезен. Слушатели платили за привилегию поспорить, лекторы выискивали темы, которые могли бы вызвать возмущение, и все отлично проводили время.
Это называлось «слошен», и подобрать точный перевод на английский было сложно. Веселый спор, радостная ссора, славное несовпадение мнений.
Приглашенным лектором в тот вечер, согласно объявлениям, которые появились несколькими днями ранее, была Макао Кариста, которую представляли как картографа из Кулнара, ближайшего города к северо-западу от Бракела. Судя по афишам, она была широко известна на всем Интиго.
Слоняясь в вестибюле здания, где должна была состояться эта встреча, Диггер подслушал, как полные воодушевления гумпы говорили, что Макао всегда привозит с собой карты мест, где никто никогда не бывал, а иногда и таких, о которых никто не слышал.
Она использовала эти вечера, чтобы, по всей видимости, поговорить о своих путешествиях, описывая различных фантастических существ, которых видела: панцирных терпов с нее ростом, бандаров, плюющихся ядом на расстояние, превышающее диаметр зала (а он был довольно внушительным), летающих сольвегов, говорящих болликлубов. В прошлый раз, по слухам, она докладывала о двухголовых гумпах, которых видела на острове в восточном океане. Одна голова, по ее словам, всегда говорила правду, а вторая всегда лгала. Но невозможно было определить, какая из них какая. А еще там был Яра-Ди, золотой город.
И мост через бездонное ущелье Карридан, построенный руками неизвестных существ с использованием инженерных принципов, превосходящих всяческое понимание любого из ныне живущих. Мост был так длинен, что она пересекала его на спине бербы три дня.
Она рассказывала о плотоядном лесе Боравэй, откуда не вернулся ни один странник, кроме Макао.
– Похоже, та еще дамочка, – заметила Келли.
«Гумпа, – подумал Диггер. – Она гумпа. Не женщина».
Во время слошена соблюдался строгий формальный этикет. Никаких криков, никаких повышенных голосов. Можно было сказать: «Если досточтимый оратор согласится сделать небольшую паузу, прежде чем мы еще больше погрузимся в замешательство...»
Вечер был прохладный. С моря дул свежий ветер, и администрации пришлось развести в нескольких местах огонь, чтобы нагреть зал до комфортной температуры. Макао явно пользовалась популярностью, поскольку гумпы заполнили здание и сидели, тихонько переговариваясь, в ожидании ее появления.
Зрители, около двух сотен, размещались над сценой по принципу амфитеатра, но только с трех сторон. Келли и Диггер, которые давно уже установили рядом со сценой жучок, спрятались в отгороженном секторе, подальше от прохода. В назначенный час двое рабочих вынесли большое кресло, долго возились, устанавливая его, а затем вернулись с рамой, на которой, как предполагал Диггер, Макао развесит свои карты. Затем они вынесли свиток из кожи животного и прислонили его к ручке кресла. Они принесли также столик и зажженный масляный светильник, и, когда все расставили так, что остались всем довольны, быстро удалились. Прозвенел колокольчик, публика притихла, и сбоку на сцену вышел гумп в красно-золотом одеянии. Он сложил ладони вместе, что было эквивалентно поклону. Диггер пропустил часть его речи, но она сводилась к «Добро пожаловать, дамы и господа, приветствуйте нашу гостью Макао Каристу».
Публика вежливо постучала по всем доступным плоским поверхностям, и Макао вышла. На взгляд Диггера, она была почти неотличима от других гумпов. На ней была яркая желтая блуза с пышными рукавами. Зеленые штаны. И обувь из звериной шкуры. На шее на пурпурной ленте висел золотой медальон.
– Ну, – сказала она, – похоже, безнадежное сборище.
И представление началось. Кажется, Макао только что вернулась из долгого сухопутного путешествия на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70