– Сорок семь событий, – сказал он, – сконцентрированы в полудюжине далеких друг от друга зон, чрезвычайно удаленных от того пузырька пространства, в котором человечество путешествовало последние полвека. Вот почему эти штуки не показывались в нашем небе. Но через пару тысяч лет, когда свет долетит сюда, тут будет несколько фейерверков.
Две из зон располагались на краю Галактики, одна рядом с ядром, а три случайно разбросаны.
– И больше нигде ни одной? – спросила Хатч.
– Пока нет. Но многие «Метеорологи» еще только направляются к своим позициям. Вероятно, мы обнаружим новые.
В Чарли было что-то надежное. Он не строил диких предположений, и в его присутствии Хатч всегда чувствовала, что все под контролем. Ценное качество в столь молодом человеке. Чарли не обладал гениальностью своего бывшего босса, но ее не было ни у кого. Да и залог блестящего будущего не в гениальности. Необходимы здравый смысл, настойчивость и способность воодушевлять окружающих. Хатч ни при каких условиях не могла представить себе, что Чарли скажет ей: я-де понял, что такое Омеги, – а затем заставит ждать, пока не соберет дополнительные доказательства. Он даже не стал бы обставлять это как торжественное объявление. Он просто рассказал бы ей, что знал. Или о чем догадывался.
Она посмотрела в небо и подумала о тех, кто здесь будет, когда световое шоу начнется.
Гарольд говорил, что его осенило в Джорджтаунской галерее. Там он как будто бы понял, что происходит. Но как это могло случиться, если Чарли прав и Академия вела перспективные исследования в областях, на настоящий момент превосходящих человеческое понимание?
Возможно ли, что Гарольд что-то увидел в галерее?
Хатч позвонила туда, что следовало сделать уже давно.
Механический голос поинтересовался, чем может помочь Джорджтаунская галерея.
– Есть ли у вас в текущей экспозиции или среди проданного за последние шесть месяцев что-либо на тему Омег?
– Минуточку, пожалуйста.
В беседу вступил человеческий голос.
– Говорит Юджин Гамильтон. Как я понимаю, вас интересует «Омега».
– Меня интересует все, что у вас есть или было за последние шесть месяцев, где в качестве темы используется Омега.
– Это, должно быть, «Центр урагана» Рене Гильбера. Вам он, конечно, известен.
– Конечно. – Действительно, Тор упоминал о нем, но Хатч не могла вспомнить, в какой связи. – Могу я взглянуть?
– Если угодно. Вы понимаете, конечно, что всю мощь и изящество этого шедевра, если не сказать больше, невозможно в полной мере передать в электронном виде.
– Да, понимаю.
– Возможно, вы предпочли бы зайти в галерею, мисс?.. – Он помедлил, предлагая ей назвать себя.
– Хатчинс, – представилась она. – Сейчас я хотела бы взглянуть на него.
– Разумеется. Подождите, пожалуйста.
Минуту спустя работа появилась на экране. Гильбер уловил все уныние и обещание беды, исходящее от Омеги, ухватил необъятность и огромную мощь. Однако враждебности в облаке не было. Для этого объекта убийство вовсе не было целью; ему просто было все равно. Не попадайся ему на пути, и с тобой все будет отлично. Очень похоже на Моби Дика.
Она сделала копию и поблагодарила Гамильтона, заверив его, что заскочит взглянуть.
Видел ли это Гарольд?
Хатч показала копию Чарли, и он пожал плечами.
– Омега, да. – Он достал диск. – Я подумал, тебе будет любопытно взглянуть.
– Что это?
– История того, что мы пытались сделать с тьюками. Если тебе что-нибудь придет на ум, я был бы рад услышать это.
Хатч просидела в просмотровом зале больше часа, изучая результаты попыток Чарли найти рациональное объяснение тьюкам. Он и его команда пытались установить последовательность событий в реальном времени, описывая, как они выглядели бы, если бы свет долетал мгновенно. Это их ни к чему не привело. Они рассматривали выбросы энергии, электромагнитные колебания, расстояния до ближайших объектов, на которые могли повлиять эти события.
Беспорядочное нагромождение.
Хотя, насколько она знала, это мог быть код.
При этой мысли Хатч улыбнулась, а тем временем в дальней части комнаты, возле запасного выхода засветилось облако. И погасло. Минуту спустя (пятьдесят лет в реальном времени) на расстоянии ладони от него что-то вспыхнуло и пропало. Словно светлячки.
Хатч увеличила шаг течения времени и увидела семь последовательных вспышек, спускающихся из левого верхнего угла зала, затем шесть у себя за спиной. Ей пришлось поверить Чарли на слово, что интервалы между ними не одинаковы. Она действительно не могла этого заметить, просто глядя на часы. Но они были очень близкими. Серия тут, серия там.
Теперь ученые знали, что события происходят в диапазоне от двадцати семи до шестидесяти одного дня. И у вспышек разные спектры, то есть они излучали свет разных цветов. И еще одна странность: серия всегда была одного цвета. Наверху голубая, в задней части зала белая, слева красная. Что за чертовщина?
После обеда была конференция, затем Хатч посетила планерку с людьми комиссара и выбралась уже много позже семи. Между встречами она разрешила спор между главами отделов, устроила визит на «Серенити» для одного сенатора и подписала приказ о специальной награде для Эммы, Ская и «Хеффернана», которую им должны были вручить по возвращении на станцию приписки.
После захода солнца заметно похолодало, и Хатч побрела к крытому транспортному комплексу, размышляя, что следовало бы одеться потеплее.
– Куда прикажете, мисс Хатчинс? – спросил кэб после того, как она предъявила свою карточку.
Неожиданно для себя Хатч сказала:
– Джорджтаун, – и дала адрес галереи искусств на Висконсин-авеню.
– Отлично, – произнес кэб, поднимаясь.
Он повернул к северу и пролетел над Потомаком, сильно поднявшимся со времен Рузвельта. В надвигающейся ночи сверкал остров Конституции с кварталом общественных зданий. Памятники Линкольну, Джефферсону, Рузвельту и Брокману безмятежно взирали со своих возвышений. А старый Белый дом с подсвеченным флагом США с пятьюдесятью двумя звездами стоял за каналами. Ярко освещенный круизный корабль медленно шел вверх по течению.
Ночь была полна движения. Шаттл поднялся с Рейгана, направляясь к «Колесу». Повсюду сновали глайдтрейны. Она позвонила Тору, предупредила его, что будет поздно.
– Что там, в Джорджтауне? – поинтересовался муж.
– Я направляюсь в галерею.
Тор, конечно, знал это место. В прошлом они продали много его работ.
– Зачем?
– Не знаю точно. Хочу взглянуть на «Центр урагана» Гильбера.
Казалось, его устроил такой ответ. Она почти решила, что муж ожидал от нее чего-то в этом роде.
Полет занял всего пару минут. Кэб спустился в Висконсин-парк и спросил, хочет ли она, чтобы он ее дождался.
– Нет, – сказала она. – В этом нет необходимости, спасибо.
– Хорошо, мисс Хатчинс .
Она улыбнулась. У ИИ был британский акцент.
Галерея располагалась на восточной стороне Висконсин-авеню, которая изначально была предназначена для повозок и лошадей, затем ее заполнил моторизованный наземный транспорт, а теперь по ней разрешено было только пешеходное движение и опять-таки проезд повозок, запряженных лошадьми. Хатч переключила комм на считывание и выбралась наружу.
Каждый вечер в Джорджтауне был вечером свиданий. Рестораны были полны. По улицам бродили покупатели и туристы, из дюжины кафе доносились музыка и смех, а в парке мим развлекал стайку детей.
Джорджтаунская галерея искусств располагалась между мебельным магазином и лавкой антиквара. Весь этот квартал казался ветхим, потрепанным. Такая архитектура намекала, что это магазины того типа, где можно найти качественные товары с потускневшим глянцем, но по сходной цене. Парадная дверь галереи была открыта, и Хатч увидела двух человек за разговором. Пока она смотрела, беседующие зашли внутрь и дверь закрылась.
Галерея занимала два этажа, соединенных рахитичной лестницей. Внутри пахло мебельным лаком и кедром, свет был приглушен. Плотные шторы закрывали окна, на полу лежали толстые ковры. Интерьер был напыщенным, бескомпромиссно-официальным. Хатч шагнула в прошлое, в двадцать второй век.
Несмотря на то, что она была замужем за художником, она мало знала о различных школах или даже о выдающихся мастерах. Поэтому она просто бродила среди пейзажей и портретов людей, одетых по моде прошлых веков. Встретились несколько картин более эзотерического плана, по сути, геометрические узоры, предназначенные для того, чтобы будоражить каким-то непонятным ей способом. Тор пытался объяснить ей особенности некоторых техник живописи, но Хатч не стала скрывать от него, что в этих вопросах она совершенный обыватель, и он оставил ее в покое.
Кроме двоих мужчин, она никого не увидела. Их разговор прервался, один ушел, а второй направился к ней, вежливо улыбаясь.
– Добрый вечер, – произнес он, и Хатч узнала голос Юджина Гамильтона. – Чем могу служить?
– Мистер Гамильтон, меня зовут Хатчинс. Я недавно говорила с вами.
Он расплылся в улыбке.
– Ах да. Полотна Дешэ.
– Нет. Вообще-то мы говорили о картине Гильбера.
– «Центр урагана».
– Да.
– Это прямо здесь. – Он провел ее в глубь помещения и свернул в боковую комнату. Сразу слева висел «Центр урагана». И он оказался прав: монитор передавал картину неточно.
Облако было живым, полным внутреннего движения и освещенным внутренней мощью, и оно приближалось к ней. Не за ней – поняла Хатч. Ничего личного. Она слишком ничтожна, чтобы ее заметили. Но для нее лучше бы уйти с дороги.
– Мистер Гамильтон, вы случайно не знакомы с Гарольдом Тьюксбери? – осведомилась Хатч.
Он поднял бровь и повторил про себя имя.
– Что-то знакомое, – проговорил он неуверенно.
Но нет, он ошибся. Не мог сказать, видел ли он когда-либо Гарольда в магазине. И надеялся, что это не создаст проблем.
Она спросила, не покупал ли Гарольд здесь какую-нибудь картину.
– Он недавно скончался, – скончался она.
– Мне так жаль.
– Как и всем нам, мистер Гамильтон. Я хотела бы подобрать что-то подходящее в память о нем. Что-то, что понравилось бы ему.
– Ах да, понимаю.
– Он часто упоминал вашу галерею. В пылких выражениях, должна признаться.
Гамильтон скромно поклонился.
– Я подумала, что, если узнаю, какого рода картины он покупал, смогу лучше выбрать.
– Да. Конечно. – Гамильтон зашел за стойку и просмотрел свои списки. – Как пишется его имя?
Гарольд купил работу Чапделэйна. Веселенькое полотно. Гамильтон показал его Хатч. Молодая женщина, читающая в парке на скамье, окруженная белками, кардиналами и сойками. Надвигались грозовые тучи.
Дата покупки – 10 марта. На той неделе, когда он умер. Но Хатч не видела связи между белками или даже надвигающейся грозой и Омегой.
Она вернулась и вновь посмотрела на полотно Гильбера.
– Вижу, вас захватил «Центр урагана», – заметил Гамильтон. – Он очень мил. Полагаю, он мог бы стать замечательным приобретением для вашего дома.
Да, мог бы. Конечно, дороговато. Как и все здесь .
– Согласна. Но вкусы моего мужа так сложно предугадать. Вы понимаете? – Хатч вздохнула. – Дайте подумать. И, если не возражаете, я еще немного погуляю.
Она стала обходить помещение. Гамильтон, извинившись, отправился обслуживать другого посетителя.
Она подумала, что, возможно, найдет что-нибудь в абстрактных картинах, экспериментах с перспективой Ван Хоккена или гиперболических пейзажах Энтуистла. Но наконец решила, что, какое бы озарение ни посетило Гарольда, она не найдет ключ к нему в Джорджтауне.
– Это убивает меня, – сказала она Тору за семгой с картофелем. Морин уже поела и играла в гостиной.
– Ты взяла домой диск Чарли?
Хатч повернулась, взяла диск и положила рядом с тарелкой мужа. Он ткнул в него вилкой, как будто тот мог укусить.
– Они совсем ничего не могут придумать?
– Только то, что я тебе рассказала.
– Не возражаешь, если я взгляну?
– Сделай одолжение.
Тор был талантлив, но он был человеком искусства. Никаких математических способностей, ни намека на науку. Во время просмотра он несколько раз покачал головой, а под конец заявил, что спекся.
Они закончили ужин и взяли вино в гостиную. Морин увидела диск.
– Симулятор, мамочка?
– Не совсем, любимая, – ответила Хатч. – Картинки со звездами.
– Хорошо. – Дочь подобрала одну из своих кукол, усадила ее в игрушечное креслице, сама села на пол рядом и пожелала приятного просмотра.
Тор вставил диск в проигрыватель, и они устроились на диване.
Это была та же запись, которую Хатч видела тем же днем ранее. Тор был очень внимателен, иногда, при появлении коротких вспышек, хмыкал. Хатч потягивала вино, позволив своим мыслям блуждать. А Морин в основном беседовала с куклой. «Сиди прямо, Лизабет». «Печенья, мамочка?»
Когда запись кончилась, Тор просидел в молчании несколько минут. Наконец он повернулся к жене.
– Говоришь, Гарольд работал только с восемью из этих штук?
– Вроде бы. Они тогда только начали их обнаруживать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70