Рапира с треском выпала из ее рук.
– Какую, черт возьми, справедливость ты подразумеваешь? Что ты будешь верен своему решению и переведешься на другой корабль? Но если ты был откровенен со мной, то о какой несправедливости ты говоришь?
Хикару стоял растерянный, подавленный. Мандэле хотелось крепко взять его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он снова стал самим собой. Но она знала, что не сможет остановиться на этом, а стеганые костюмы для фехтования, открытое пространство спортивного зала не предназначались для любовных ласк. Да и смущать его еще больше не хотелось.
– Ну, как тебе сказать? – он помедлил, подыскивая нужные слова. – Мне кажется бессердечным использовать счастливый случай взаимности и тут же исчезнуть бесследно.
Мандэла взяла его руку в свою, провела пальцем по ложбинкам его ладони.
– Пойми, что прежде всего ты бессердечен к самому себе. Никто из нас во время службы на борту на берет на себя долговременных, обязательств. Это слишком рискованно и слишком больно. Мы привыкли говорить друг дружке: «На какое-то время». И к чему-то другому я не привыкла. Но ты… мне кажется, что ты хотел бы иметь при себе что-то такое, что длилось бы целую вечность.
– Так было бы лучше, – ответил Зулу.
– Наконец-то ты высказался! И хорошо сделал, теперь я все о тебе знаю. Ты был бог знает под каким прессом целых полтора месяца, и на тебя еще давила мысль о переводе с «Энтерпрайза». И я думаю, что ты прав, не усложняя себе жизнь еще одной проблемой.
– Как видишь, все сошлось одно к одному.
– Я тебя понимаю.
– Благодарю тебя, – произнес он и обнял ее. Мандэла ответила на объятие, хоть была смущена его щепетильностью и поторопилась поднять с пола рапиру.
– Давай, пора приступать к уроку. Они обменялись приветствиями рапирами, учитель сразу же опустил свою маску, а ученица попросила его:
– Хикару, если ты изменишь свое мнение, дай мне знать, – и прикрыв лицо маской, заняла позицию «эн гарде».
* * *
Спустя несколько часов бесплодного труда, Спок прервал связь с Алеф Праймом. Опробовав все мыслимые и немыслимые пути получения информации. И все попытки закончились безуспешно. Ничего нельзя добиться, находясь на борту «Энтерпрайза».
Прежде чем отключить терминал, офицер по науке глянул на график, чтобы найти хоть кого то, знакомого с работой капитанского мостика. Имя Зулу было первым по списку.
Рулевой отыскался в спортивном зале. Он появился на экране с потным лицом, с маской, откинутой на лоб.
Как первый помощник капитана Спок давно уже пришел к выводу, что с Зулу ему легче работать, чем с кем бы то ни было другим, настолько тот был уравновешенным, спокойным во время работы. Но другую сторону характера молодого лейтенанта – его неожиданные вспышки романтизма, хотя бы и в свободное от службы время, – Спок не постигал.
– Но вот Зулу вытер пот, отложил рапиру и маску и вновь стал похож на серьезного, умного, атлетически сложенного офицера Звездного Флота.
– Слушаю, мистер Спок?
– Мистер Зулу, вы можете прервать свои занятия?
– Я только что закончил свой урок, сэр.
– Мне надо ненадолго покинуть борт корабля, чтобы посетить Алеф Прайм. Но я не могу оставить пустым капитанский мостик.
– Я буду там через десять минут, мистер Спок.
– Благодарю вас, мистер Зулу. Конец связи, – но протягивая руку к переключателю, офицер по науке увидел, что рулевой сделал непроизвольный жест рукой, и спросил:
– Да, мистер Зулу, что там у вас?
– Мистер Спок, – молодой офицер вдруг замялся и спросил с каким-то отчаянием:
– Капитан не сообщил вам… и вы думаете… что капитан Хантер прибудет к нам на борт?
Спок невозмутимо глядел с экрана, а Зулу в этот момент готов был отдать все на свете, чтобы лицо офицера-ученого выразило бы хоть какое-нибудь чувство, ведь он был, пожалуй, единственным на корабле, кто не мог или не хотел понять, почему Зулу задал этот вопрос. Но насколько он знал Спока, от него можно было ждать лишь уважительного ответа и, скорее всего, неопределенного.
А Зулу нужна была определенность. Половину своей сознательной жизни он прожил под звездой капитана Хантер. Она была для него всем: и первой детской любовью, и живой легендой, и ярким маяком на пути его жизни. А в его семье царил подлинный культ Хантер. И не мудрено.
Отец и мать Зулу да и он сам были выходцами с Земли. Но его отец был поэтом, а мать – агрономом-консультантом, и они не нашли лучшего для себя места, чем сельскохозяйственная колония Федерации Ганьютцу, где и прошла большая часть детства Зулу. Большинство поселенцев на Ганьютцу были такими же, как и его родители, романтиками, выходцами из прошлого, для которых сельская идиллия была дороже всех прелестей цивилизации. Но на беду любителей сельской жизни, Ганьютцу была затеряна в далеком пограничье Федерации, и клингонские пираты облюбовали беззащитную планету для своих грабительских набегов.
Ни отчаянное сопротивление ганьютцев, ни многоречивые ноты протеста правительства Федерации не могли спасти планету. Клингоны утверждали, что планета заселена ренегатами от цивилизации, которых нет никакого смысла защищать, к тому же им не известно, откуда появляются и куда исчезают пираты.
И тогда над Ганыотцу, как сокол на охоте, появилась молодой офицер Хантер со своей боевой эскадрильей. Преследуя пиратов, она загнала их в клингоновское гнездо, и клингоны вынуждены были признать и своих пиратов, и свое поражение.
Хантер избавила и Зулу, и всех ганьютцев от многолетнего кошмара, но он не знал, как объяснить это офицеру по науке, чтобы тот понял его состояние, как понял бы его капитан Кирк.
Кажется, Спок не осуждал его за любопытство, но брови его насмешливо взлетели вверх, и он ответил:
– Я не имею понятия о планах миссис Хантер, мистер Зулу, но не исключена возможность того, что она окажет честь «Энтерпрайзу», поднявшись на его борт, и будет встречена офицерами подобающим образом. Конец связи. Спок.
Зулу оторопело наблюдал за аскетическим, лишенным какого бы то ни было выражения, лицом офицера по науке, исчезающим с экрана, и очень надеялся, что его собственное, с отвисшей челюстью, лицо не видно ему.
«Когда, наконец, я научусь держаться перед Споком, как подобает офицеру, а не мальчишке?» – в который раз подумал он с досадой.
– Очнись, – вывела его из оцепенения Мандэла. – Ты обещал ему прийти через десять минут, так что поторопись, – она подняла свою маску, обменялась с ним рукопожатием.
– Ты думаешь, Хантер взойдет к нам на борт? Мандэла улыбнулась как-то странно.
– Я надеюсь на это. Мне тоже хочется увидеть ее, – вытерев потное лицо рукавом, добавила:
– Если тебя отпустят, просись сразу в эскадрилью Хантер – лучшего места не найдешь.
Вместе они направились к раздевалке.
– Эскадрилья Хантер! – воскликнул Зулу. Для него сама возможность служить под командой Хантер была такой же реальной, как призрачный сон. – Я не такой счастливчик, чтобы мечтать об этом.
Мандэла резко шагнула вперед и, загородив ему дорогу, с неожиданной злостью спросила:
– Ты кто – человек или мешок сомнений? Да где ты их набрался?
Ее ладони с широко растопыренными пальцами едва не касались его унылой физиономии.
– Боюсь, что если она откажет мне…
– У тебя хорошая квалификация, у тебя целая куча смежных специальностей. И на твоей груди звезда Академии.
– Но ты не видела моего аттестата.
Стиснув зубы, она уставилась на него своими зелеными, мечущими бешеные искры, глазами:
– Плевать на твой аттестат! Ты поступил в Академию и прошел полный курс – только это идет в расчет. Ни один самый всезнающий, самый всесильный бюрократ не сможет отклонить твою просьбу о переводе на том основании, что ты не доволен своим аттестатом.
Хикару знал ее уже достаточно хорошо, чтобы под маской гнева различить плохо скрытую боль.
– А с тобой это было? – как можно мягче спросил он и сразу же сообразил, что было, ведь Мандэла не заканчивала Академии, она в буквальном смысле слова сражалась, добывая себе звания.
– Было, – не сразу ответила она. – И не раз. И всегда, когда это случалось, я чувствовала себя оскорбленной. Но ты единственный, кому я рассказала об этом. А больше никому не скажу. Он согласно кивнул головой:
– И не надо.
– Это мое первое первоклассное назначение, Хикару. Но Кирк не просил именно меня. Он просто подал запрос на любого, кто способен был заменить моего предшественника. И любого взял бы. И это бесит меня.
Она мрачно усмехнулась.
– Может быть, Кирк и считает, что заполучив меня, он взял то, что ему надо. Но мне это место досталось по чистой случайности. И я не успокоюсь, пока не добьюсь своего. Я не буду тратить время попусту: или звезда Академии, или… – она резко оборвала себя, осознав, что сказала слишком много, положила руку на плечо Хикару и закончила:
– Усвой раз и навсегда: никто не поверит в тебя, если ты сам в себя не веришь.
Хикару промолчал. Он не мог признаться, что не столько не верит в себя, сколько боится быть отвергнутым.
* * *
Спок снова спустился на Алеф Прайм и направился в городскую тюрьму. Она располагалась в самом конце короткого коридора административной секции и производила гнетущее впечатление своим запущенным видом. Пластиковые стены сверху донизу были испещрены рубцами и царапинами, скрывавшими скабрезные надписи, а кое-где виднелись глубокие трещины, обнажавшие природный камень астероида. И все это, закрашенное и перекрашенное много раз, говорило о запущенности, о забытости этого заведения.
Охрана из трех человек лениво развалилась на скамейке у входа, погруженная в созерцание ручных компьютеров. При появлении Спока все компьютеры исчезли в глубоких карманах мундиров, но Споку было плевать на то, чем занимается охрана, и он не сделал ей никакого замечания: на чепуховой работе всякий волен заниматься чепухой, хоть читая, хоть просматривая развлекательные фильмы.
Старшей среди охранников была женщина. Она не спеша поднялась со скамейки и спросила:
– Чем могу служить?
– Я мистер Спок, первый офицер военного корабля «Энтерпрайз». И мне хотелось бы побеседовать с доктором Джорджем Мордро до того, как мы возьмем его на борт своего корабля.
Охранница сдвинула брови, напрягая свою память:
– Мордро… Это имя что-то напоминает мне, но я не уверена, что он здесь, – она повернулась к сенсорному микрофону приемного отделения. – Джордж Мордро есть среди арестованных?
– Такого заключенного нет, – донеслось из сенсора.
– Прошу прощения, – извинилась охранница. – И насколько мне известно, ни один из содержащихся под арестом не подлежит этапированию со станции. Здесь собраны одни хулиганы – вчера был день получки.
– Мы столкнулись с явной неразберихой – должны взять на борт, не зная кого, не представляя степень его опасности. Какую-либо информацию о процессе Мордро не удалось отыскать. Возможно, что он здесь, но сопроводительные документы на него потеряны.
– Я вспомнила Мордро. Он был обвинен в убийстве. Но его адвокат настаивала на тайном процессе, и суд был закрытым. И все это делалось со ссылкой на безумие обвиняемого.
– Значит, он здесь?
– Нет. Если они признали его безумным, то он находится не здесь, а в больнице. Но вы можете его посетить, если захотите.
В подтверждение своих слов она указала ему на целый ряд экранов, дававших возможность увидеть всех обитателей тюрьмы. И Спок не нашел среди них того, кто напоминал бы ему его бывшего учителя. Тогда он решил воспользоваться советом охранницы и направился в больницу.
– Конечно, он здесь, – ответил дежурный администратор на вопрос Спока, – но вам будет трудно вести с ним беседу.
– Почему трудно?
– У него большая депрессия. Ему назначено лечение, но, очевидно, переборщили с дозой. И он не очень связно разговаривает.
– И все-таки я хочу с ним поговорить, – настаивал Спок.
– Думаю, это можно. Только постарайтесь не расстраивать его.
Дежурный проверил удостоверение личности Спока, провел его в обширный коридор и открыл одну из дверей.
– Я буду наблюдать по экрану, – предупредил он.
– В этом нет надобности.
– Может быть. Но такова моя работа, – он впустил Спока в палату.
Она представляла из себя что-то вроде недорогого номера в гостинице среднего класса в дальнем захолустье обитаемого мира. Из мебели были одна лишь кровать и кресло, их дополняли раздаточный пищевой автомат и терминал, клавиатура которого была ограничена последними известиями и развлекательными программами. На большее тюремщики не решались, как видно, опасаясь, что доктор Мордро сумеет проникнуть в городскую компьютерную программу и сам себя освободит.
Доктор плашмя лежал на кровати, беспомощно вытянув руки вдоль длинного худого тела, широко раскрыв большие светло-карие глаза. Он и раньше был худощавым, чуть выше среднего роста, но не казался ни худым, ни высоким. Иллюзию худобы создавал слишком просторный костюм арестанта в светло-коричневую полоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Какую, черт возьми, справедливость ты подразумеваешь? Что ты будешь верен своему решению и переведешься на другой корабль? Но если ты был откровенен со мной, то о какой несправедливости ты говоришь?
Хикару стоял растерянный, подавленный. Мандэле хотелось крепко взять его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он снова стал самим собой. Но она знала, что не сможет остановиться на этом, а стеганые костюмы для фехтования, открытое пространство спортивного зала не предназначались для любовных ласк. Да и смущать его еще больше не хотелось.
– Ну, как тебе сказать? – он помедлил, подыскивая нужные слова. – Мне кажется бессердечным использовать счастливый случай взаимности и тут же исчезнуть бесследно.
Мандэла взяла его руку в свою, провела пальцем по ложбинкам его ладони.
– Пойми, что прежде всего ты бессердечен к самому себе. Никто из нас во время службы на борту на берет на себя долговременных, обязательств. Это слишком рискованно и слишком больно. Мы привыкли говорить друг дружке: «На какое-то время». И к чему-то другому я не привыкла. Но ты… мне кажется, что ты хотел бы иметь при себе что-то такое, что длилось бы целую вечность.
– Так было бы лучше, – ответил Зулу.
– Наконец-то ты высказался! И хорошо сделал, теперь я все о тебе знаю. Ты был бог знает под каким прессом целых полтора месяца, и на тебя еще давила мысль о переводе с «Энтерпрайза». И я думаю, что ты прав, не усложняя себе жизнь еще одной проблемой.
– Как видишь, все сошлось одно к одному.
– Я тебя понимаю.
– Благодарю тебя, – произнес он и обнял ее. Мандэла ответила на объятие, хоть была смущена его щепетильностью и поторопилась поднять с пола рапиру.
– Давай, пора приступать к уроку. Они обменялись приветствиями рапирами, учитель сразу же опустил свою маску, а ученица попросила его:
– Хикару, если ты изменишь свое мнение, дай мне знать, – и прикрыв лицо маской, заняла позицию «эн гарде».
* * *
Спустя несколько часов бесплодного труда, Спок прервал связь с Алеф Праймом. Опробовав все мыслимые и немыслимые пути получения информации. И все попытки закончились безуспешно. Ничего нельзя добиться, находясь на борту «Энтерпрайза».
Прежде чем отключить терминал, офицер по науке глянул на график, чтобы найти хоть кого то, знакомого с работой капитанского мостика. Имя Зулу было первым по списку.
Рулевой отыскался в спортивном зале. Он появился на экране с потным лицом, с маской, откинутой на лоб.
Как первый помощник капитана Спок давно уже пришел к выводу, что с Зулу ему легче работать, чем с кем бы то ни было другим, настолько тот был уравновешенным, спокойным во время работы. Но другую сторону характера молодого лейтенанта – его неожиданные вспышки романтизма, хотя бы и в свободное от службы время, – Спок не постигал.
– Но вот Зулу вытер пот, отложил рапиру и маску и вновь стал похож на серьезного, умного, атлетически сложенного офицера Звездного Флота.
– Слушаю, мистер Спок?
– Мистер Зулу, вы можете прервать свои занятия?
– Я только что закончил свой урок, сэр.
– Мне надо ненадолго покинуть борт корабля, чтобы посетить Алеф Прайм. Но я не могу оставить пустым капитанский мостик.
– Я буду там через десять минут, мистер Спок.
– Благодарю вас, мистер Зулу. Конец связи, – но протягивая руку к переключателю, офицер по науке увидел, что рулевой сделал непроизвольный жест рукой, и спросил:
– Да, мистер Зулу, что там у вас?
– Мистер Спок, – молодой офицер вдруг замялся и спросил с каким-то отчаянием:
– Капитан не сообщил вам… и вы думаете… что капитан Хантер прибудет к нам на борт?
Спок невозмутимо глядел с экрана, а Зулу в этот момент готов был отдать все на свете, чтобы лицо офицера-ученого выразило бы хоть какое-нибудь чувство, ведь он был, пожалуй, единственным на корабле, кто не мог или не хотел понять, почему Зулу задал этот вопрос. Но насколько он знал Спока, от него можно было ждать лишь уважительного ответа и, скорее всего, неопределенного.
А Зулу нужна была определенность. Половину своей сознательной жизни он прожил под звездой капитана Хантер. Она была для него всем: и первой детской любовью, и живой легендой, и ярким маяком на пути его жизни. А в его семье царил подлинный культ Хантер. И не мудрено.
Отец и мать Зулу да и он сам были выходцами с Земли. Но его отец был поэтом, а мать – агрономом-консультантом, и они не нашли лучшего для себя места, чем сельскохозяйственная колония Федерации Ганьютцу, где и прошла большая часть детства Зулу. Большинство поселенцев на Ганьютцу были такими же, как и его родители, романтиками, выходцами из прошлого, для которых сельская идиллия была дороже всех прелестей цивилизации. Но на беду любителей сельской жизни, Ганьютцу была затеряна в далеком пограничье Федерации, и клингонские пираты облюбовали беззащитную планету для своих грабительских набегов.
Ни отчаянное сопротивление ганьютцев, ни многоречивые ноты протеста правительства Федерации не могли спасти планету. Клингоны утверждали, что планета заселена ренегатами от цивилизации, которых нет никакого смысла защищать, к тому же им не известно, откуда появляются и куда исчезают пираты.
И тогда над Ганыотцу, как сокол на охоте, появилась молодой офицер Хантер со своей боевой эскадрильей. Преследуя пиратов, она загнала их в клингоновское гнездо, и клингоны вынуждены были признать и своих пиратов, и свое поражение.
Хантер избавила и Зулу, и всех ганьютцев от многолетнего кошмара, но он не знал, как объяснить это офицеру по науке, чтобы тот понял его состояние, как понял бы его капитан Кирк.
Кажется, Спок не осуждал его за любопытство, но брови его насмешливо взлетели вверх, и он ответил:
– Я не имею понятия о планах миссис Хантер, мистер Зулу, но не исключена возможность того, что она окажет честь «Энтерпрайзу», поднявшись на его борт, и будет встречена офицерами подобающим образом. Конец связи. Спок.
Зулу оторопело наблюдал за аскетическим, лишенным какого бы то ни было выражения, лицом офицера по науке, исчезающим с экрана, и очень надеялся, что его собственное, с отвисшей челюстью, лицо не видно ему.
«Когда, наконец, я научусь держаться перед Споком, как подобает офицеру, а не мальчишке?» – в который раз подумал он с досадой.
– Очнись, – вывела его из оцепенения Мандэла. – Ты обещал ему прийти через десять минут, так что поторопись, – она подняла свою маску, обменялась с ним рукопожатием.
– Ты думаешь, Хантер взойдет к нам на борт? Мандэла улыбнулась как-то странно.
– Я надеюсь на это. Мне тоже хочется увидеть ее, – вытерев потное лицо рукавом, добавила:
– Если тебя отпустят, просись сразу в эскадрилью Хантер – лучшего места не найдешь.
Вместе они направились к раздевалке.
– Эскадрилья Хантер! – воскликнул Зулу. Для него сама возможность служить под командой Хантер была такой же реальной, как призрачный сон. – Я не такой счастливчик, чтобы мечтать об этом.
Мандэла резко шагнула вперед и, загородив ему дорогу, с неожиданной злостью спросила:
– Ты кто – человек или мешок сомнений? Да где ты их набрался?
Ее ладони с широко растопыренными пальцами едва не касались его унылой физиономии.
– Боюсь, что если она откажет мне…
– У тебя хорошая квалификация, у тебя целая куча смежных специальностей. И на твоей груди звезда Академии.
– Но ты не видела моего аттестата.
Стиснув зубы, она уставилась на него своими зелеными, мечущими бешеные искры, глазами:
– Плевать на твой аттестат! Ты поступил в Академию и прошел полный курс – только это идет в расчет. Ни один самый всезнающий, самый всесильный бюрократ не сможет отклонить твою просьбу о переводе на том основании, что ты не доволен своим аттестатом.
Хикару знал ее уже достаточно хорошо, чтобы под маской гнева различить плохо скрытую боль.
– А с тобой это было? – как можно мягче спросил он и сразу же сообразил, что было, ведь Мандэла не заканчивала Академии, она в буквальном смысле слова сражалась, добывая себе звания.
– Было, – не сразу ответила она. – И не раз. И всегда, когда это случалось, я чувствовала себя оскорбленной. Но ты единственный, кому я рассказала об этом. А больше никому не скажу. Он согласно кивнул головой:
– И не надо.
– Это мое первое первоклассное назначение, Хикару. Но Кирк не просил именно меня. Он просто подал запрос на любого, кто способен был заменить моего предшественника. И любого взял бы. И это бесит меня.
Она мрачно усмехнулась.
– Может быть, Кирк и считает, что заполучив меня, он взял то, что ему надо. Но мне это место досталось по чистой случайности. И я не успокоюсь, пока не добьюсь своего. Я не буду тратить время попусту: или звезда Академии, или… – она резко оборвала себя, осознав, что сказала слишком много, положила руку на плечо Хикару и закончила:
– Усвой раз и навсегда: никто не поверит в тебя, если ты сам в себя не веришь.
Хикару промолчал. Он не мог признаться, что не столько не верит в себя, сколько боится быть отвергнутым.
* * *
Спок снова спустился на Алеф Прайм и направился в городскую тюрьму. Она располагалась в самом конце короткого коридора административной секции и производила гнетущее впечатление своим запущенным видом. Пластиковые стены сверху донизу были испещрены рубцами и царапинами, скрывавшими скабрезные надписи, а кое-где виднелись глубокие трещины, обнажавшие природный камень астероида. И все это, закрашенное и перекрашенное много раз, говорило о запущенности, о забытости этого заведения.
Охрана из трех человек лениво развалилась на скамейке у входа, погруженная в созерцание ручных компьютеров. При появлении Спока все компьютеры исчезли в глубоких карманах мундиров, но Споку было плевать на то, чем занимается охрана, и он не сделал ей никакого замечания: на чепуховой работе всякий волен заниматься чепухой, хоть читая, хоть просматривая развлекательные фильмы.
Старшей среди охранников была женщина. Она не спеша поднялась со скамейки и спросила:
– Чем могу служить?
– Я мистер Спок, первый офицер военного корабля «Энтерпрайз». И мне хотелось бы побеседовать с доктором Джорджем Мордро до того, как мы возьмем его на борт своего корабля.
Охранница сдвинула брови, напрягая свою память:
– Мордро… Это имя что-то напоминает мне, но я не уверена, что он здесь, – она повернулась к сенсорному микрофону приемного отделения. – Джордж Мордро есть среди арестованных?
– Такого заключенного нет, – донеслось из сенсора.
– Прошу прощения, – извинилась охранница. – И насколько мне известно, ни один из содержащихся под арестом не подлежит этапированию со станции. Здесь собраны одни хулиганы – вчера был день получки.
– Мы столкнулись с явной неразберихой – должны взять на борт, не зная кого, не представляя степень его опасности. Какую-либо информацию о процессе Мордро не удалось отыскать. Возможно, что он здесь, но сопроводительные документы на него потеряны.
– Я вспомнила Мордро. Он был обвинен в убийстве. Но его адвокат настаивала на тайном процессе, и суд был закрытым. И все это делалось со ссылкой на безумие обвиняемого.
– Значит, он здесь?
– Нет. Если они признали его безумным, то он находится не здесь, а в больнице. Но вы можете его посетить, если захотите.
В подтверждение своих слов она указала ему на целый ряд экранов, дававших возможность увидеть всех обитателей тюрьмы. И Спок не нашел среди них того, кто напоминал бы ему его бывшего учителя. Тогда он решил воспользоваться советом охранницы и направился в больницу.
– Конечно, он здесь, – ответил дежурный администратор на вопрос Спока, – но вам будет трудно вести с ним беседу.
– Почему трудно?
– У него большая депрессия. Ему назначено лечение, но, очевидно, переборщили с дозой. И он не очень связно разговаривает.
– И все-таки я хочу с ним поговорить, – настаивал Спок.
– Думаю, это можно. Только постарайтесь не расстраивать его.
Дежурный проверил удостоверение личности Спока, провел его в обширный коридор и открыл одну из дверей.
– Я буду наблюдать по экрану, – предупредил он.
– В этом нет надобности.
– Может быть. Но такова моя работа, – он впустил Спока в палату.
Она представляла из себя что-то вроде недорогого номера в гостинице среднего класса в дальнем захолустье обитаемого мира. Из мебели были одна лишь кровать и кресло, их дополняли раздаточный пищевой автомат и терминал, клавиатура которого была ограничена последними известиями и развлекательными программами. На большее тюремщики не решались, как видно, опасаясь, что доктор Мордро сумеет проникнуть в городскую компьютерную программу и сам себя освободит.
Доктор плашмя лежал на кровати, беспомощно вытянув руки вдоль длинного худого тела, широко раскрыв большие светло-карие глаза. Он и раньше был худощавым, чуть выше среднего роста, но не казался ни худым, ни высоким. Иллюзию худобы создавал слишком просторный костюм арестанта в светло-коричневую полоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36