сразу несколько рук удержали его, а потом и уложили. Дышать стало совершенно нечем. Робинтон попытался хотя бы сесть…
– Посадите его! Так ему будет легче дышать!..
Голос показался Робинтону смутно знакомым. Неужели Лесса? Она-то как здесь очутилась?..
Кто-то приподнял его и усадил, осторожно поддерживая. Больше всего ему хотелось уснуть… отдохнуть…
– Все вон из вейра! – властно распоряжалась Лесса.
«Арфист, арфист, послушай нас! Ты слышишь, арфист? Арфист, не засыпай! Останься с нами. Арфист, ты нужен нам. Мы любим тебя. Послушай нас, арфист!»
Голоса, вторгшиеся в сознание, были незнакомы ему. Они звучали неумолчно и требовательно, не давая ему думать о боли в груди и о том, как хорошо было бы немного поспать.
«Арфист, ты не должен от нас уходить. Останься, арфист! Арфист, мы любим тебя!»
Голоса безмерно удивляли его: нет, он их совершенно определенно не знал. Не Лесса, не Ф'лар, не такие, низкие, звучные, настойчивые голоса, и слух тут был ни при чем. Они раздавались прямо в мозгу, так что он никак не мог от них отделаться. Они теребили и теребили его, не давая уснуть. А он так устал! Т'кул был слишком стар для того, чтобы пустить своего дракона в погоню за королевой – или выиграть схватку. А ведь он, Робинтон, был еще старше Т'кула, ныне спавшего непробудным сном смерти. Если бы только эти голоса оставили его в покое и тоже дали заснуть. Он так устал…
«Тебе еще не время спать, арфист. Мы здесь, с тобой. Не покидай нас. Арфист, ты должен жить! Мы любим тебя!»
Жить? Ну разумеется, он был намерен жить. Какие глупости. Он просто устал. Он хочет спать…
«Арфист, арфист, не оставляй нас! Арфист, мы любим тебя. Не уходи!»
Такие негромкие голоса, но держали они его крепко – там, в мозгу. Они не давали его сознанию соскользнуть в темноту.
Кто-то – на сей раз извне – прикоснулся к его губам.
– Мастер Робинтон, ты должен выпить лекарство. Ну пожалуйста, постарайся! Оно снимет боль!
Лесса. Это говорила Лесса. И, похоже, она готова была потерять рассудок от горя.
Еще бы: ведь Ф'лару пришлось убить всадника… и все эти переживания вокруг похищенного яйца… Рамота так горевала…
«Арфист, послушайся Лессу! Ты должен сделать, что велит Лесса, арфист. Открой рот! Ну, попробуй, арфист!»
Он попытался отделаться от Лессы, непослушными губами оттолкнуть чашку и выплюнуть отвратительно горькую таблетку, таявшую на языке. Но от настырных голосов деваться было некуда. Он позволил влить себе в рот вино и проглотил с ним таблетку. Ему дали вино, а не воду – спасибо и на том. Вода была бы недостойна Мастера арфистов Перна. Да он нипочем и не сумел бы проглотить ее с такой болью в груди…
Боль начала ослабевать почти сразу, как если бы там, внутри, лопнул тутой обруч, стиснувший сердце.
Робинтон глубоко, с облегчением вздохнул и подумал о том, какое это счастье, когда ничего не болит.
– Мастер, выпей еще вина! – Чашка снова была у его губ.
Вино – да, вино исцелит его окончательно. Оно всегда ему помогало. Но его по-прежнему клонило в сон. Он так устал…
– Глотни, глотни еще, – уговаривали его.
«Ты поспишь позже, – твердили свое голоса. – Ты должен послушаться нас и остаться, арфист. Слышишь, арфист? Мы любим тебя. Ты должен остаться!»
К чему такая настойчивость?..
– Да скоро ли он там наконец!.. – В голосе Лессы звучала ярость, какой он никогда прежде не слыхал. И еще – она, кажется, плакала. Лесса – плакала? Почему?..
«Лесса плачет из-за тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы она плакала? Останься с нами, арфист! Не смей уходить! Мы все равно не отпустим тебя. Мы не хотим, чтобы Лесса плакала!»
Это верно – не надо, чтобы она плакала. Но Робинтону как-то не верилось, что она действительно плакала. Это Лесса-то!.. Он заставил себя открыть глаза и увидел над собой ее склонившееся лицо. Слезы текли по ее щекам и капали на его руку, бессильно лежавшую кверху ладонью, словно нарочно затем, чтобы принять их.
– Не плачь, Лесса.. Я тебе не разрешаю, – выдавил Робинтон. Великая Скорлупа! – кажется, он едва владел собственным голосом. Нет, так дело не пойдет. Он прокашлялся.
– Не пытайся говорить, Робинтон, – глотая рыдания, выговорила Лесса. – Лежи спокойно, и все. Ты должен отдохнуть. Сейчас прилетит Олдайв… я велела им, чтобы скакнули во времени… Лежи, Робинтон. Дать еще вина?
– Когда я отказывался от вина. Лесса?
Его голос почему-то прозвучал еле слышно.
– Никогда. – Теперь Лесса разом плакала и смеялась.
– А кто это все время меня тормошит?.. – спросил он, – Никак не дают покоя… Лесса, скажи им, чтобы отвязались… Я так устал…
– Мастер Робинтон! Ну пожалуйста!..
Что – пожалуйста?..
«Останься с нами, арфист! Не то Лесса будет плакать!»
– Ох, Мастер Олдайв! Сюда, сюда! – воскликнула Лесса, отодвигаясь в сторонку. Робинтон потянулся за ней.
– Лежи, лежи смирно! – Она удержала его, но осталась рядом. Милая, славная Лесса! Даже когда они ссорились, он любил ее нисколько не меньше. А может, еще и больше: она так легко сердилась, а гнев замечательно подчеркивал ее красоту…
– Мастер Робинтон, Мастер Робинтон! – Ласковый голос Олдайва заставил его снова поднять веки. – Опять боль в груди? Нет-нет, не отвечай, только кивни. Тебе нельзя говорить.
– Рамота говорит, – вмешалась Лесса, – что он испытывает страшную боль и очень устал!
– Как удобно, когда слушают драконы, – сказал Олдайв. Он прикладывал к груди и рукам Робинтона какие-то холодные инструменты. Робинтон недовольно зашевелился. – Да-да, я знаю, они холодные и противные, но это необходимо, милый арфист. А теперь послушай внимательно: ты бессовестно перетрудил свое бедное сердечко. Вот откуда такая боль в груди. Лесса скормила тебе лекарство, и оно сняло ее на некоторое время. Сейчас опасности больше нет, так что постарайся уснуть. Тебе придется отдохнуть, дружочек, как следует отдохнуть!
– Тогда скажи им… чтобы отвязались от меня и дали поспать.
– О ком это ты? – удивился Олдайв, и Робинтон ощутил легкую досаду: Мастер лекарей, похоже, не верил, что кто-то теребил его, не позволяя уснуть. – Съешь еще вот эту пилюлю, – продолжал Олдайв, – и запей вином. Я же знаю, что ты еще ни разу не отказывался от вина!
Губы Робинтона дрогнули в слабой улыбке. Как все же хорошо они его знали – и Лесса, и Олдайв. – Это Рамота с Мнементом, – сказала она. – Они все время говорили с ним. Они… они сказали, что он чуть не… – голос Лессы сорвался.
"Чуть не”? Вот, стало быть, как выглядит близость смерти. Как неимоверная усталость, только и всего.
"Теперь ты останешься с нами, арфист. Теперь мы дадим тебе поспать. Но мы все время будем с тобой. Мы любим тебя, арфист”.
Так это драконы с ним говорили? Отгоняли от него смерть?.. Как любезно с их стороны: он ведь и в самом деле отнюдь не спешил умирать. Надо еще столько сделать. Распутать столько узлов. Кстати, одна из проблем, касавшаяся драконов…
– Кто догнал Кайлит?
Неужели он произнес это вслух? Робинтон сам не расслышал собственного голоса.
– Олдайв, что он сказал?
– Что-то про Кайлит…
– Ну вот, нашел о чем беспокоиться! – К Лессе быстро возвращалась обычная резкость. – Барнат догнал ее, Робинтон! Барнат! Ну, а теперь, может быть, соизволишь уснуть?
"Спи, Мастер. А мы будем слушать”.
Арфист глубоко и благодарно вздохнул и погрузился в спокойный сон без сновидений.
Глава 15
Вечер в бухте Джексома; поздний вечер в Вейре Иста, 15.8.28
Сидя на песке, Шарра объясняла Джексому и Брекки детскую игру в палочки и камешки, когда Рут, спавший подле них в окружении огненных ящериц, внезапно проснулся. Вскинувшись, он сел, вытянул шею и издал пронзительный и скорбный крик, означавший гибель дракона.
– Ох ты!.. – Брекки отреагировала чуть быстрее Джексома. – Сальта не стало!
– Сальта? – Джексом не знал, кто это такой.
– Сальт! – С лица Шарры схлынула краска. – Спроси Рута, где это случилось!
– Кант говорит, он пытался догнать Кайлит и надорвался! Сердце не выдержало!.. – ответила Брекки, и ее плечи поникли: случившееся с новой силой разбередило ее собственное непреходящее горе. – Глупец!.. Как мог он забыть, что молодые драконы сильнее и выносливее бедного старого Сальта!..
– Поделом Т'кулу! И можешь не смотреть на меня так, Брекки! – Глаза Шарры воинственно сверкнули, когда Брекки возмущенно обернулась, желая сделать ей замечание. – Не забывай, что мне приходилось иметь немало дела с Т'кулом и остальными высланными. Они не имеют ничего общего с всадниками Севера! Они… они невозможные! Я могла бы такое тебе о них порассказать!.. И если у Т'кула хватило дурости послать своего бронзового вдогонку за молодой королевой – это притом, что за нее наверняка спорили лучшие, – и потерять его, – значит, поделом! Простите меня, Джексом и Брекки, за резкие слова, но… я просто давно поняла, что они такое, эти всадники Южного. Вы-то с ними не знались!
– Я чувствовала: эта ссылка рано или поздно приведет к беде, – медленно проговорила Брекки. – Но чтобы так…
– Все, что я знаю, Брекки, говорит об одном: иначе с ними нельзя было поступить, – сказал Джексом, не в силах видеть горя на ее лице. – Они отступили от обязательств перед людьми, которых поклялись защищать. Да еще жадничали при этом, не удовлетворяясь обычной десятиной. И я слышал, – тут Джексом привел свой главнейший довод, – я слышал, как Лайтол их порицал!
– Знаю, Джексом, все знаю. Но подумай: ведь они покинули свое Время, чтобы прийти нам на помощь… чтобы спасти Перн… – Сама не замечая того, Брекки так стиснула пальцы, что побелели суставы.
– Ну да, чтобы спасти Перн, – сказал Джексом. – После чего требуют, чтобы мы им всю жизнь пятки лизали?
Он слишком хорошо помнил высокомерно-презрительный тон, каким Т'Тон, бывало, разговаривал с Лайтолом.
– Мы стараемся не обращать на них внимания. – Шарра пожала плечами. – Мы занимаемся своими делами, выпалываем внутри холда траву и запираем скот в хлевах во время выпадения Нитей. А потом берем огнеметы и проверяем, хорошо ли личинки сделали свое дело.
Брекки удивленно спросила:
– Разве они не вылетают сражаться?..
– Нет, почему же, время от времени вылетают. Когда есть настроение или драконам охота размяться… – В голосе Шарры звучало убийственное презрение. Потом она заметила ужас и негодование на лицах двоих слушателей и добавила: – Нет, мы прекрасно понимаем, что драконы тут виноваты меньше всего. Да, пожалуй, и всадники. Ведь большинство Древних осталось на Севере. А здесь… кучка упрямцев-вожаков создает скверную репутацию всадникам Южного. И все-таки… если бы они сделали хоть шаг навстречу… мы бы им помогли!
– По-моему, мне нужно туда, – сказала Брекки, поднимаясь и глядя на запад. – Т'кул наверняка теперь не в себе. Я знаю, каково потерять дракона… – Ее голос внезапно прервался, а лицо залила смертельная бледность. Ее глаза расширились от ужаса, она вскинула руку к горлу, словно пытаясь отвести ладонью невидимую угрозу. – Нет! Нет!.. – вырвалось у нее.
– Что, Брекки? – Шарра вскочила на ноги и обняла ее.
Рут всхлипнул и прижался к Джексому:
«Она очень испугана. Она говорит с Кантом. Он несчастен. Он говорит, что это ужасно. Еще один дракон очень слаб. Кант – с ним. А теперь говорит Мнемент. Т'кул бьется с Ф'ларом!»
– Т'кул бьется с Ф'ларом!.. – И Джексом привалился к плечу Рута, ощутив внезапную слабость.
Всеобщее возбуждение передалось файрам; ящерки метались в воздухе, производя такой шум, что Джексом замахал на них руками, тщетно пытаясь восстановить тишину.
– Да что же это, Джексом! – прокричала Брекки. – Я должна быть там! Неужели они не понимают, что Т'кул не отвечает за свои поступки! Почему они просто не скрутят его силой? Неужели у них там ни у кого ума не хватает? Куда смотрит Д'рам?.. Надо приготовить летный костюм… – И она побежала к укрытию.
– Джексом! – Шарра повернулась к нему, умоляюще протягивая руку. – Т'кул смертельно ненавидит Ф'лара. Я сама слышала, как он винил Ф'лара во всем, что когда-либо случалось на Южном. Лишившись дракона, он, должно быть, вконец спятил. Он убьет Ф'лара!
Они прижались друг к другу, и Джексом не знал, кто из них больше нуждался в утешении и поддержке. Где-то там, далеко, Т'кул пытался убить Ф'лара. Джексом велел Руту слушать внимательно.
«Ничего не слышу, – ответил тот. – Кант в Промежутке. Слышу только, что случилась беда… Рамота спешит…»
– Сюда?
«Нет, туда, к ним! – Глаза Рута взволнованно переливались пурпуром. – Не нравится мне это…»
– Что не нравится. Рут?
– Ну пожалуйста, Джексом, что он говорит? Мне страшно!
– Ему тоже, – сказал Джексом. – И мне…
Брекки выбежала из лесу, держа в одной руке свой летный костюм, а в другой – походную аптечку. Аптечка была не закрыта, лекарства едва не вываливались в песок. Достигнув пляжа, Брекки остановилась. Бессильное негодование снедало ее:
– Мне не попасть туда! Кант не может покинуть Б'зонова Ранлита. Правильно… еще не хватало потерять двоих бронзовых в один день… – Брекки беспомощно оглядывалась по сторонам, словно бы в поисках ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Посадите его! Так ему будет легче дышать!..
Голос показался Робинтону смутно знакомым. Неужели Лесса? Она-то как здесь очутилась?..
Кто-то приподнял его и усадил, осторожно поддерживая. Больше всего ему хотелось уснуть… отдохнуть…
– Все вон из вейра! – властно распоряжалась Лесса.
«Арфист, арфист, послушай нас! Ты слышишь, арфист? Арфист, не засыпай! Останься с нами. Арфист, ты нужен нам. Мы любим тебя. Послушай нас, арфист!»
Голоса, вторгшиеся в сознание, были незнакомы ему. Они звучали неумолчно и требовательно, не давая ему думать о боли в груди и о том, как хорошо было бы немного поспать.
«Арфист, ты не должен от нас уходить. Останься, арфист! Арфист, мы любим тебя!»
Голоса безмерно удивляли его: нет, он их совершенно определенно не знал. Не Лесса, не Ф'лар, не такие, низкие, звучные, настойчивые голоса, и слух тут был ни при чем. Они раздавались прямо в мозгу, так что он никак не мог от них отделаться. Они теребили и теребили его, не давая уснуть. А он так устал! Т'кул был слишком стар для того, чтобы пустить своего дракона в погоню за королевой – или выиграть схватку. А ведь он, Робинтон, был еще старше Т'кула, ныне спавшего непробудным сном смерти. Если бы только эти голоса оставили его в покое и тоже дали заснуть. Он так устал…
«Тебе еще не время спать, арфист. Мы здесь, с тобой. Не покидай нас. Арфист, ты должен жить! Мы любим тебя!»
Жить? Ну разумеется, он был намерен жить. Какие глупости. Он просто устал. Он хочет спать…
«Арфист, арфист, не оставляй нас! Арфист, мы любим тебя. Не уходи!»
Такие негромкие голоса, но держали они его крепко – там, в мозгу. Они не давали его сознанию соскользнуть в темноту.
Кто-то – на сей раз извне – прикоснулся к его губам.
– Мастер Робинтон, ты должен выпить лекарство. Ну пожалуйста, постарайся! Оно снимет боль!
Лесса. Это говорила Лесса. И, похоже, она готова была потерять рассудок от горя.
Еще бы: ведь Ф'лару пришлось убить всадника… и все эти переживания вокруг похищенного яйца… Рамота так горевала…
«Арфист, послушайся Лессу! Ты должен сделать, что велит Лесса, арфист. Открой рот! Ну, попробуй, арфист!»
Он попытался отделаться от Лессы, непослушными губами оттолкнуть чашку и выплюнуть отвратительно горькую таблетку, таявшую на языке. Но от настырных голосов деваться было некуда. Он позволил влить себе в рот вино и проглотил с ним таблетку. Ему дали вино, а не воду – спасибо и на том. Вода была бы недостойна Мастера арфистов Перна. Да он нипочем и не сумел бы проглотить ее с такой болью в груди…
Боль начала ослабевать почти сразу, как если бы там, внутри, лопнул тутой обруч, стиснувший сердце.
Робинтон глубоко, с облегчением вздохнул и подумал о том, какое это счастье, когда ничего не болит.
– Мастер, выпей еще вина! – Чашка снова была у его губ.
Вино – да, вино исцелит его окончательно. Оно всегда ему помогало. Но его по-прежнему клонило в сон. Он так устал…
– Глотни, глотни еще, – уговаривали его.
«Ты поспишь позже, – твердили свое голоса. – Ты должен послушаться нас и остаться, арфист. Слышишь, арфист? Мы любим тебя. Ты должен остаться!»
К чему такая настойчивость?..
– Да скоро ли он там наконец!.. – В голосе Лессы звучала ярость, какой он никогда прежде не слыхал. И еще – она, кажется, плакала. Лесса – плакала? Почему?..
«Лесса плачет из-за тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы она плакала? Останься с нами, арфист! Не смей уходить! Мы все равно не отпустим тебя. Мы не хотим, чтобы Лесса плакала!»
Это верно – не надо, чтобы она плакала. Но Робинтону как-то не верилось, что она действительно плакала. Это Лесса-то!.. Он заставил себя открыть глаза и увидел над собой ее склонившееся лицо. Слезы текли по ее щекам и капали на его руку, бессильно лежавшую кверху ладонью, словно нарочно затем, чтобы принять их.
– Не плачь, Лесса.. Я тебе не разрешаю, – выдавил Робинтон. Великая Скорлупа! – кажется, он едва владел собственным голосом. Нет, так дело не пойдет. Он прокашлялся.
– Не пытайся говорить, Робинтон, – глотая рыдания, выговорила Лесса. – Лежи спокойно, и все. Ты должен отдохнуть. Сейчас прилетит Олдайв… я велела им, чтобы скакнули во времени… Лежи, Робинтон. Дать еще вина?
– Когда я отказывался от вина. Лесса?
Его голос почему-то прозвучал еле слышно.
– Никогда. – Теперь Лесса разом плакала и смеялась.
– А кто это все время меня тормошит?.. – спросил он, – Никак не дают покоя… Лесса, скажи им, чтобы отвязались… Я так устал…
– Мастер Робинтон! Ну пожалуйста!..
Что – пожалуйста?..
«Останься с нами, арфист! Не то Лесса будет плакать!»
– Ох, Мастер Олдайв! Сюда, сюда! – воскликнула Лесса, отодвигаясь в сторонку. Робинтон потянулся за ней.
– Лежи, лежи смирно! – Она удержала его, но осталась рядом. Милая, славная Лесса! Даже когда они ссорились, он любил ее нисколько не меньше. А может, еще и больше: она так легко сердилась, а гнев замечательно подчеркивал ее красоту…
– Мастер Робинтон, Мастер Робинтон! – Ласковый голос Олдайва заставил его снова поднять веки. – Опять боль в груди? Нет-нет, не отвечай, только кивни. Тебе нельзя говорить.
– Рамота говорит, – вмешалась Лесса, – что он испытывает страшную боль и очень устал!
– Как удобно, когда слушают драконы, – сказал Олдайв. Он прикладывал к груди и рукам Робинтона какие-то холодные инструменты. Робинтон недовольно зашевелился. – Да-да, я знаю, они холодные и противные, но это необходимо, милый арфист. А теперь послушай внимательно: ты бессовестно перетрудил свое бедное сердечко. Вот откуда такая боль в груди. Лесса скормила тебе лекарство, и оно сняло ее на некоторое время. Сейчас опасности больше нет, так что постарайся уснуть. Тебе придется отдохнуть, дружочек, как следует отдохнуть!
– Тогда скажи им… чтобы отвязались от меня и дали поспать.
– О ком это ты? – удивился Олдайв, и Робинтон ощутил легкую досаду: Мастер лекарей, похоже, не верил, что кто-то теребил его, не позволяя уснуть. – Съешь еще вот эту пилюлю, – продолжал Олдайв, – и запей вином. Я же знаю, что ты еще ни разу не отказывался от вина!
Губы Робинтона дрогнули в слабой улыбке. Как все же хорошо они его знали – и Лесса, и Олдайв. – Это Рамота с Мнементом, – сказала она. – Они все время говорили с ним. Они… они сказали, что он чуть не… – голос Лессы сорвался.
"Чуть не”? Вот, стало быть, как выглядит близость смерти. Как неимоверная усталость, только и всего.
"Теперь ты останешься с нами, арфист. Теперь мы дадим тебе поспать. Но мы все время будем с тобой. Мы любим тебя, арфист”.
Так это драконы с ним говорили? Отгоняли от него смерть?.. Как любезно с их стороны: он ведь и в самом деле отнюдь не спешил умирать. Надо еще столько сделать. Распутать столько узлов. Кстати, одна из проблем, касавшаяся драконов…
– Кто догнал Кайлит?
Неужели он произнес это вслух? Робинтон сам не расслышал собственного голоса.
– Олдайв, что он сказал?
– Что-то про Кайлит…
– Ну вот, нашел о чем беспокоиться! – К Лессе быстро возвращалась обычная резкость. – Барнат догнал ее, Робинтон! Барнат! Ну, а теперь, может быть, соизволишь уснуть?
"Спи, Мастер. А мы будем слушать”.
Арфист глубоко и благодарно вздохнул и погрузился в спокойный сон без сновидений.
Глава 15
Вечер в бухте Джексома; поздний вечер в Вейре Иста, 15.8.28
Сидя на песке, Шарра объясняла Джексому и Брекки детскую игру в палочки и камешки, когда Рут, спавший подле них в окружении огненных ящериц, внезапно проснулся. Вскинувшись, он сел, вытянул шею и издал пронзительный и скорбный крик, означавший гибель дракона.
– Ох ты!.. – Брекки отреагировала чуть быстрее Джексома. – Сальта не стало!
– Сальта? – Джексом не знал, кто это такой.
– Сальт! – С лица Шарры схлынула краска. – Спроси Рута, где это случилось!
– Кант говорит, он пытался догнать Кайлит и надорвался! Сердце не выдержало!.. – ответила Брекки, и ее плечи поникли: случившееся с новой силой разбередило ее собственное непреходящее горе. – Глупец!.. Как мог он забыть, что молодые драконы сильнее и выносливее бедного старого Сальта!..
– Поделом Т'кулу! И можешь не смотреть на меня так, Брекки! – Глаза Шарры воинственно сверкнули, когда Брекки возмущенно обернулась, желая сделать ей замечание. – Не забывай, что мне приходилось иметь немало дела с Т'кулом и остальными высланными. Они не имеют ничего общего с всадниками Севера! Они… они невозможные! Я могла бы такое тебе о них порассказать!.. И если у Т'кула хватило дурости послать своего бронзового вдогонку за молодой королевой – это притом, что за нее наверняка спорили лучшие, – и потерять его, – значит, поделом! Простите меня, Джексом и Брекки, за резкие слова, но… я просто давно поняла, что они такое, эти всадники Южного. Вы-то с ними не знались!
– Я чувствовала: эта ссылка рано или поздно приведет к беде, – медленно проговорила Брекки. – Но чтобы так…
– Все, что я знаю, Брекки, говорит об одном: иначе с ними нельзя было поступить, – сказал Джексом, не в силах видеть горя на ее лице. – Они отступили от обязательств перед людьми, которых поклялись защищать. Да еще жадничали при этом, не удовлетворяясь обычной десятиной. И я слышал, – тут Джексом привел свой главнейший довод, – я слышал, как Лайтол их порицал!
– Знаю, Джексом, все знаю. Но подумай: ведь они покинули свое Время, чтобы прийти нам на помощь… чтобы спасти Перн… – Сама не замечая того, Брекки так стиснула пальцы, что побелели суставы.
– Ну да, чтобы спасти Перн, – сказал Джексом. – После чего требуют, чтобы мы им всю жизнь пятки лизали?
Он слишком хорошо помнил высокомерно-презрительный тон, каким Т'Тон, бывало, разговаривал с Лайтолом.
– Мы стараемся не обращать на них внимания. – Шарра пожала плечами. – Мы занимаемся своими делами, выпалываем внутри холда траву и запираем скот в хлевах во время выпадения Нитей. А потом берем огнеметы и проверяем, хорошо ли личинки сделали свое дело.
Брекки удивленно спросила:
– Разве они не вылетают сражаться?..
– Нет, почему же, время от времени вылетают. Когда есть настроение или драконам охота размяться… – В голосе Шарры звучало убийственное презрение. Потом она заметила ужас и негодование на лицах двоих слушателей и добавила: – Нет, мы прекрасно понимаем, что драконы тут виноваты меньше всего. Да, пожалуй, и всадники. Ведь большинство Древних осталось на Севере. А здесь… кучка упрямцев-вожаков создает скверную репутацию всадникам Южного. И все-таки… если бы они сделали хоть шаг навстречу… мы бы им помогли!
– По-моему, мне нужно туда, – сказала Брекки, поднимаясь и глядя на запад. – Т'кул наверняка теперь не в себе. Я знаю, каково потерять дракона… – Ее голос внезапно прервался, а лицо залила смертельная бледность. Ее глаза расширились от ужаса, она вскинула руку к горлу, словно пытаясь отвести ладонью невидимую угрозу. – Нет! Нет!.. – вырвалось у нее.
– Что, Брекки? – Шарра вскочила на ноги и обняла ее.
Рут всхлипнул и прижался к Джексому:
«Она очень испугана. Она говорит с Кантом. Он несчастен. Он говорит, что это ужасно. Еще один дракон очень слаб. Кант – с ним. А теперь говорит Мнемент. Т'кул бьется с Ф'ларом!»
– Т'кул бьется с Ф'ларом!.. – И Джексом привалился к плечу Рута, ощутив внезапную слабость.
Всеобщее возбуждение передалось файрам; ящерки метались в воздухе, производя такой шум, что Джексом замахал на них руками, тщетно пытаясь восстановить тишину.
– Да что же это, Джексом! – прокричала Брекки. – Я должна быть там! Неужели они не понимают, что Т'кул не отвечает за свои поступки! Почему они просто не скрутят его силой? Неужели у них там ни у кого ума не хватает? Куда смотрит Д'рам?.. Надо приготовить летный костюм… – И она побежала к укрытию.
– Джексом! – Шарра повернулась к нему, умоляюще протягивая руку. – Т'кул смертельно ненавидит Ф'лара. Я сама слышала, как он винил Ф'лара во всем, что когда-либо случалось на Южном. Лишившись дракона, он, должно быть, вконец спятил. Он убьет Ф'лара!
Они прижались друг к другу, и Джексом не знал, кто из них больше нуждался в утешении и поддержке. Где-то там, далеко, Т'кул пытался убить Ф'лара. Джексом велел Руту слушать внимательно.
«Ничего не слышу, – ответил тот. – Кант в Промежутке. Слышу только, что случилась беда… Рамота спешит…»
– Сюда?
«Нет, туда, к ним! – Глаза Рута взволнованно переливались пурпуром. – Не нравится мне это…»
– Что не нравится. Рут?
– Ну пожалуйста, Джексом, что он говорит? Мне страшно!
– Ему тоже, – сказал Джексом. – И мне…
Брекки выбежала из лесу, держа в одной руке свой летный костюм, а в другой – походную аптечку. Аптечка была не закрыта, лекарства едва не вываливались в песок. Достигнув пляжа, Брекки остановилась. Бессильное негодование снедало ее:
– Мне не попасть туда! Кант не может покинуть Б'зонова Ранлита. Правильно… еще не хватало потерять двоих бронзовых в один день… – Брекки беспомощно оглядывалась по сторонам, словно бы в поисках ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67