Умер человек и умер. Где-то что-то как-то застопорилось, а нечто иное в ход пошло — ему-то какое до всего до этого дело? Что-то нужно с обувью делать, не носить же эти, по двести талеров пара, он пока еще не господин Лауб! В том смысле, что он пока еще не богатый, но зато живой.
Двести талеров! Вроде бы и не так много, но — неожиданно! А если умножить двести на… Ого! Стоп. Стоп, стоп, стоп, стоп. Не надо далеко разгоняться мечтами. Сегодня он не пойдет ни в какой магазин, а будет перетаскивать обувь домой. Носить и сортировать, и очищать от пыли и грязи, обтирать, обминать, выравнивать. Шнурки если надо будет погладить — выгладит все до одного! Лишь бы…
Двадцать две пары обуви наносил домой Сигорд, поймав на себе даже пару косых взглядов от соседей. Но мешок у него цивильный, вернее сказать — рюкзак с алюминиевой рамкой под спину, мало ли что он в нем носит? Чудаков на свете — пулеметом не проредить, так быть может он — один из них. Платит? — Платит. Пачкает, мешает, шумит? Нет. Чем противозаконным занимается? Опять же докажите. Вот и коситесь, сколько хотите, в спине дыру все равно не протрете.
На следующий день, поход в магазин и разговор с Родригесом Виталле получился далеко не таким триумфальным, как это мечталось: во-первых, ему пришлось ждать минут сорок, пока для него найдут время. Во-вторых, магазин, в лице господина Виталле, наотрез отказался авансом покупать обувь у Сигорда: только на реализацию могут взять. Да и то — две пары. Расчет — по реализации. Если в течении десяти дней по заявленной цене покупки не будет — автоматическая уценка в двадцать процентов. Если еще десять дней впустую — еще двадцать процентов. Комиссия при продаже — те же двадцать процентов. То есть, вы хотите выставить за двести — ваши сто шестьдесят, наши сорок. Что? Как угодно: на ваш счет в банке, либо наличными по расходному ордеру. Да, по документу, естественно…
Вот засада! Целый сугроб проблем вывалился ему за шиворот: деньги, время, документы! С документами главная проблема. Как их восстанавливать? Да на взятки все деньги уйдут…
В последнее время Сигорд замучил себя выбором, во что, в восстановление чего вложить деньги: в зрение, в зубы, или в документы. Похоже, что проблема выбора отпадала сама собой: документы. Да, без них очень трудно решать те дела, которые стоят больше сотни талеров. И невозможно всю оставшуюся жизнь хранить деньги в чулке, и так спокойного сна нет. А ежели попрет удача? И страшно, и обязательно проведают, что у одинокого жильца имярек купюры по карманам зашуршали. Узнают и придут, и никому не пожалуешься. Документы. Черт с ними, с деньгами, надо что-то решать. Сколько это будет стоить? Две, три? Четыре тысячи? А если не хватит денег? Сыну надо звонить. Кто-то должен подтвердить в муниципальных органах, что он — это он. Сколько позора впереди, сколько денег уйдет… Нет в жизни счастья.
Обошлось в сто двадцать шесть талеров сборов, за труды паспортного стола, шесть талеров за четыре фотографии и сорок талеров штрафа за утерю документов. Сын, похоже, не рассердился, что он оторвал его от своих дел и трижды ездил с ним куда надо в указанное время. Он даже попытался сунуть сотню в карман Сигорду, но — нет.
Сто семьдесят два талера, плюс трамвай и метро — это на круг до двухсот талеров не дотянуло, он за одни ботинки столько выручил, меньше, чем двести талеров расхода, а не две и не три тысячи! Ну, теперь можно и на реализацию!
— Захаживайте, господин Сигорд, захаживайте и смотрите. Виолетта показала вам, где именно выставлены ваши образцы? Чудесно, поглядывайте. Как только — так сразу, мы с расплатой задержек не знаем — в тот же день.
— До свидания.
— Всего доброго.
На следующий же день Сигорд не утерпел и, отпившись чаем после морозного дня на свалке, побежал проверять свой товар в магазине «АльП». И вернулся домой с четырьмястами талеров! Жадность подтолкнула его выставить ботинки по чудовищной цене — двести пятьдесят талеров за пару — ушли в первый же день! Четыреста ему — сотня магазину. Еще две пары — и опять ушли обе, за два дня. И опять магазин заработал на нем сотню, а он четыреста. И еще раз. И в третий раз невод приволок ему четыреста талеров чистой прибыли, если не считать трудозатрат самого Сигорда и амортизации организма за предыдущее время бесплодных поисков и ожиданий!
— Господин Виталле…
— Родригес.
— Господин Родригес, вы согласны, что за время нашего с вами знакомства я вашему магазину ничего, кроме прибыли, не принес?
— Это факт. Хотя, триста талеров — не ахти какие деньги в нашем ежедневном обороте.
— Но не ахти какие триста талеров прибыли — все же лучше, чем не ахти какие убытки?
— И это факт. Так что за вопрос у вас к нам, ко мне?
— Вопрос простой: не парьте мне мозги с реализацией и возьмите всю партию.
— Это не вопрос, а предложение.
— Ну, предложение.
— А зачем?
— Что?
— Зачем? Какой смысл нам рисковать, пусть даже номинально?
— Простите, а в чем риск, я не понял?
— Риск в том, что интерес к вашей обуви может внезапно закончиться и мы останемся без денег, которые уже вам выплатили вперед, и на товаре, который неизвестно когда разойдется. В то время как в нынешних реалиях мы не рискуем ничем, имея те же выгоды. Вот если бы мы с вами резко понизили закупочные цены…
Но Сигорд отказался понимать намеки в сторону снижения закупочных цен.
— Я предполагал, что нам с вами работать и работать. Но это чересчур большой риск для меня — все время страховать ваши риски. Мне поневоле придется искать страховочные варианты продаж.
— Вы нас пугаете?
— Да нет же. Мне очень бы хотелось продавать только через вас. Это недалеко, мы друг друга худо-бедно видели в деле, да и вообще…
— Ну так в чем тогда дело?
— Давайте так: вы берете две пары на реализацию…
— С удовольствием.
— И если две пары уходят в течение двух дней — берете вперед всю партию. Выкупаете. Все пятнадцать пар.
— По сотне за пару.
— По две сотни. И тогда можно будет подумать о расширении ассортимента.
— Обувь при вас?
— Да.
— Тогда как обычно: идите в отдел, оставляйте, оформляйте. Приходите послезавтра.
— Я приду послезавтра. Но — зачем?
— Не знаю. Для начала заберете деньги, если ваш товар уйдет так же быстро, как обычно, а там видно будет. У вас все, господин Сигорд? Извините, меня ждут другие дела.
— До встречи.
Сигорд пришел послезавтра и забрал свои четыреста талеров. Он уже и не рад был, что затеял наступление на магазинщиков — и так ведь хорошо! Плохо разве получать через день по четыреста талеров? Тысяча восемьсот как с куста, если считать с первыми, проданными с рук, а всей работы — донести ботинки и оформить две бумажки! Господина Виталле, несмотря на обещание, в тот день не было в магазине, а следующий день выпадал на воскресенье, на выходной, и Сигорду пришлось томиться до понедельника, выдумывая себе всяческие ужасы и в диалогах и непреодолимые трудности в условиях сделки.
Победили обе стороны. Принес он в два приема семнадцать пар, и после нудной полуторачасовой торговли в отделе закупок, придирок к царапинам и пятнам, продал все семнадцать, но по цене пятнадцати. Проще говоря, две пары ему забраковали, но он им их оставил, понимая, что пойдут они не на свалку, а на тот же прилавок.
— Вам наличными, или в банк?
— Наличными! Хотя… А что у вас за банк?
— «Первый Национальный».
— Надежный?
— Более чем.
— Тогда… давайте наличные и подскажите, где отделение, я тоже себе хочу открыть, а то боязно по улице с пачками-то ходить.
— Да уж! В этих ваших краях и за десятку зарежут. Район — ой-ой-ёй.
— Нет, днем нормально, но когда стемнеет…
— Так что вы хотите: слева через квартал «винегретный» район, сзади — «черный». Если бы не метро под самым боком, я бы сюда ни за что не ездила, посп… поспокойнее бы работу подыскала. Ой, икота…С другой стороны, этот наш филиал, магазин наш, из всех филиалов самую большую выручку дает. Панки, которые вот эти, грязные, с сосульками на голове, особенно любят наш магазин, панки нам большую кассу обеспечивают, а тут их много.
— Да, вы правы, каждому свое: на Президентском проспекте — Версаче, Лугоши да Гуччи, а у нас — другая мода, для винегретчиков. Такие времена пошли, раньше всего этого разнообразия в одеждах не знали. — Приемщица обрадована затрясла старинным шиньоном:
— И не говорите: кто во что горазд извращаются. Не разнообразия, а безобразия! Раньше бы такого на улицах не потерпели, а теперь… Это все из Англии нам насаждают: в лоб не захватить, так они исподволь, с молодежи начали, разлагают изнутри, а эти крашеные дурачки и рады стараться: всякую дрянь хватают, что им подсовывают и довольны! Вон, все смотрите, какой я! А ты еще сосунок, тебя родителя кормят-поят, ты абсолютно никакой, а туда же еще!
— Куда катимся… Да, сударыня Синтия, да, вы сто раз правы… Все, счастливо оставаться. Приятно было пообщаться. А до которого часу банк работает?
— С физическими лицами, вроде бы, до семнадцати ноль ноль.
— Спасибо, еще раз до свидания.
— Заходите, всегда рады.
Сигорд бы и не уходил из этого чудесного магазина, обернувшимся для него подлинным рогом изобилия, но… Что дальше-то в него нести? Он давеча хлестанулся насчет расширения ассортимента, но чем реальным подкрепить свои слова? Разве что роконы?
Но они, скорее, для рыбалки, потому как даже для панков резиновые костюмы и резиновые сапоги на подвязочках — очень уж экзотическая одежда. Рыбакам он попытается предложить, конечно, а этим что? Сколько он с военных срубил в общей сумме?
Тысяча восемьсот, да три тысячи, итого четыре тысячи восемьсот талеров! Да тысяча талеров от Камала, за ящики, но она вся ушла на житье. Почти шесть тысяч! Вот это размах. Плюс документы, кошмар его ночей, долгий, многолетний кошмар — удостоверение личности, паспорт, без которого он не человек… Человек, он человек и без документов, но — неполноценный гражданин. Сколько же у него всего денег? Если к плюсам прибавить минусы, не забыть предыдущий остаток, то… Куда утекают деньги, куда? Старых денег было около трех тысяч, чуть поменьше, новых — четыре восемьсот. Итого должно быть семь семьсот, а в наличии — семи шестисот нету. Надо завести книжечку, в которую заносить все расходы, вплоть до пенса. Сигорд поразмыслил конкретно, где и за сколько возьмет он специальную книжечку и специальную ручку, чтобы та служила только этим записям и ничему больше, чтобы не терялась и всегда, хоть в три часа ночи была бы при книжечке… Нет! То есть, да: книжечку он заведет, а скопидошить в нее бытовую мелочевку до пенса — не бу-дет! Это противно. Деловые расходы — иной коленкор, там любая мелочь важна, для учета и размышлений, а купленную коробку спичек учитывать он не намерен. Лучше терзаться неведомым дефицитом, чем так… Или это спесь скоробогача? Сигорд растрепал в беспорядок стопку банкнот на столе — держать дома боязно — и в банк боязно. Положить не проблема, банк действительно надежный, но ведь налоговая служба есть на белом свете, для нее все банки, все счета прозрачны, даже президентские. Те, правда, посмертно приобретают прозрачность, на беду многочисленным наследникам и сподвижникам… Эх, выпить бы! Сколько «конины» можно купить на эти деньги… Сигорд немедленно прикинул: отечественного разлива пятизвездочный, который по сорок талеров — его сто девяносто бутылок купить можно, девяносто пять литров, девять с половиной ящиков! Ну а почему бы и нет, собственно говоря. Отпраздновать крутую сделку, бокал-другой. под хорошую заку… Нет!!! Нет, сука! Не хочу. Не буду. Я не хочу ничего пить, кроме воды. И чая! Надо пойти и поставить чай… Сигорд попытался было привстать на ватные ноги и рухнул обратно на стул. Сердце бешено стучало, пот заливал глаза, хотелось сползти прямо на пол, на облупившиеся от краски половицы и уснуть… Э-э, старичок, нельзя тебе так волноваться, если, конечно, ты не собираешься сделать своей наследницей Патю. Дыши, дыши… Теперь встал и пошел к плите. Спокойно, отирая пот рукавом, поскольку у тебя ведь нет кухонного полотенца? А до ванной сравнительно далеко. Будем считать, что это не инфаркт, не предынфарктное состояние, а трудовой пот от пересчета бумажек. Вот молодец. Вот умничка. Бульончик обождет, сначала некрепкий сладкий чай.
Сигорд хвалил себя вслух, кивал в ответ, комментировал каждое свое движение на пути к спасительному чаепитию — и отпустило, еще до первого глотка полегчало. И еще кружечку для закрепления. Это ничего, что потом придется просыпаться в туалет бегать, трижды за ночь, как минимум, зато душевно… К урологу бы сходить — что там у него такое ноет? Дорого. А вот зубы… Сигорд вспомнил взгляды своих знакомых, не коллег по свалке, а нового розлива, благополучных членов общества, как они смотрели на его рот, негусто набитый кривыми и черными обломками… Да, грустно… Наверняка и запах есть. Сигорд вспомнил, как в прежней жизни читал какую-то книжку про какого-то подростка, по его примеру дохнул в ладонь, согнутую в ковшик и попытался оттуда вынюхать, сильно ли пахнут пищевые останки, затаившиеся в зубных развалинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Двести талеров! Вроде бы и не так много, но — неожиданно! А если умножить двести на… Ого! Стоп. Стоп, стоп, стоп, стоп. Не надо далеко разгоняться мечтами. Сегодня он не пойдет ни в какой магазин, а будет перетаскивать обувь домой. Носить и сортировать, и очищать от пыли и грязи, обтирать, обминать, выравнивать. Шнурки если надо будет погладить — выгладит все до одного! Лишь бы…
Двадцать две пары обуви наносил домой Сигорд, поймав на себе даже пару косых взглядов от соседей. Но мешок у него цивильный, вернее сказать — рюкзак с алюминиевой рамкой под спину, мало ли что он в нем носит? Чудаков на свете — пулеметом не проредить, так быть может он — один из них. Платит? — Платит. Пачкает, мешает, шумит? Нет. Чем противозаконным занимается? Опять же докажите. Вот и коситесь, сколько хотите, в спине дыру все равно не протрете.
На следующий день, поход в магазин и разговор с Родригесом Виталле получился далеко не таким триумфальным, как это мечталось: во-первых, ему пришлось ждать минут сорок, пока для него найдут время. Во-вторых, магазин, в лице господина Виталле, наотрез отказался авансом покупать обувь у Сигорда: только на реализацию могут взять. Да и то — две пары. Расчет — по реализации. Если в течении десяти дней по заявленной цене покупки не будет — автоматическая уценка в двадцать процентов. Если еще десять дней впустую — еще двадцать процентов. Комиссия при продаже — те же двадцать процентов. То есть, вы хотите выставить за двести — ваши сто шестьдесят, наши сорок. Что? Как угодно: на ваш счет в банке, либо наличными по расходному ордеру. Да, по документу, естественно…
Вот засада! Целый сугроб проблем вывалился ему за шиворот: деньги, время, документы! С документами главная проблема. Как их восстанавливать? Да на взятки все деньги уйдут…
В последнее время Сигорд замучил себя выбором, во что, в восстановление чего вложить деньги: в зрение, в зубы, или в документы. Похоже, что проблема выбора отпадала сама собой: документы. Да, без них очень трудно решать те дела, которые стоят больше сотни талеров. И невозможно всю оставшуюся жизнь хранить деньги в чулке, и так спокойного сна нет. А ежели попрет удача? И страшно, и обязательно проведают, что у одинокого жильца имярек купюры по карманам зашуршали. Узнают и придут, и никому не пожалуешься. Документы. Черт с ними, с деньгами, надо что-то решать. Сколько это будет стоить? Две, три? Четыре тысячи? А если не хватит денег? Сыну надо звонить. Кто-то должен подтвердить в муниципальных органах, что он — это он. Сколько позора впереди, сколько денег уйдет… Нет в жизни счастья.
Обошлось в сто двадцать шесть талеров сборов, за труды паспортного стола, шесть талеров за четыре фотографии и сорок талеров штрафа за утерю документов. Сын, похоже, не рассердился, что он оторвал его от своих дел и трижды ездил с ним куда надо в указанное время. Он даже попытался сунуть сотню в карман Сигорду, но — нет.
Сто семьдесят два талера, плюс трамвай и метро — это на круг до двухсот талеров не дотянуло, он за одни ботинки столько выручил, меньше, чем двести талеров расхода, а не две и не три тысячи! Ну, теперь можно и на реализацию!
— Захаживайте, господин Сигорд, захаживайте и смотрите. Виолетта показала вам, где именно выставлены ваши образцы? Чудесно, поглядывайте. Как только — так сразу, мы с расплатой задержек не знаем — в тот же день.
— До свидания.
— Всего доброго.
На следующий же день Сигорд не утерпел и, отпившись чаем после морозного дня на свалке, побежал проверять свой товар в магазине «АльП». И вернулся домой с четырьмястами талеров! Жадность подтолкнула его выставить ботинки по чудовищной цене — двести пятьдесят талеров за пару — ушли в первый же день! Четыреста ему — сотня магазину. Еще две пары — и опять ушли обе, за два дня. И опять магазин заработал на нем сотню, а он четыреста. И еще раз. И в третий раз невод приволок ему четыреста талеров чистой прибыли, если не считать трудозатрат самого Сигорда и амортизации организма за предыдущее время бесплодных поисков и ожиданий!
— Господин Виталле…
— Родригес.
— Господин Родригес, вы согласны, что за время нашего с вами знакомства я вашему магазину ничего, кроме прибыли, не принес?
— Это факт. Хотя, триста талеров — не ахти какие деньги в нашем ежедневном обороте.
— Но не ахти какие триста талеров прибыли — все же лучше, чем не ахти какие убытки?
— И это факт. Так что за вопрос у вас к нам, ко мне?
— Вопрос простой: не парьте мне мозги с реализацией и возьмите всю партию.
— Это не вопрос, а предложение.
— Ну, предложение.
— А зачем?
— Что?
— Зачем? Какой смысл нам рисковать, пусть даже номинально?
— Простите, а в чем риск, я не понял?
— Риск в том, что интерес к вашей обуви может внезапно закончиться и мы останемся без денег, которые уже вам выплатили вперед, и на товаре, который неизвестно когда разойдется. В то время как в нынешних реалиях мы не рискуем ничем, имея те же выгоды. Вот если бы мы с вами резко понизили закупочные цены…
Но Сигорд отказался понимать намеки в сторону снижения закупочных цен.
— Я предполагал, что нам с вами работать и работать. Но это чересчур большой риск для меня — все время страховать ваши риски. Мне поневоле придется искать страховочные варианты продаж.
— Вы нас пугаете?
— Да нет же. Мне очень бы хотелось продавать только через вас. Это недалеко, мы друг друга худо-бедно видели в деле, да и вообще…
— Ну так в чем тогда дело?
— Давайте так: вы берете две пары на реализацию…
— С удовольствием.
— И если две пары уходят в течение двух дней — берете вперед всю партию. Выкупаете. Все пятнадцать пар.
— По сотне за пару.
— По две сотни. И тогда можно будет подумать о расширении ассортимента.
— Обувь при вас?
— Да.
— Тогда как обычно: идите в отдел, оставляйте, оформляйте. Приходите послезавтра.
— Я приду послезавтра. Но — зачем?
— Не знаю. Для начала заберете деньги, если ваш товар уйдет так же быстро, как обычно, а там видно будет. У вас все, господин Сигорд? Извините, меня ждут другие дела.
— До встречи.
Сигорд пришел послезавтра и забрал свои четыреста талеров. Он уже и не рад был, что затеял наступление на магазинщиков — и так ведь хорошо! Плохо разве получать через день по четыреста талеров? Тысяча восемьсот как с куста, если считать с первыми, проданными с рук, а всей работы — донести ботинки и оформить две бумажки! Господина Виталле, несмотря на обещание, в тот день не было в магазине, а следующий день выпадал на воскресенье, на выходной, и Сигорду пришлось томиться до понедельника, выдумывая себе всяческие ужасы и в диалогах и непреодолимые трудности в условиях сделки.
Победили обе стороны. Принес он в два приема семнадцать пар, и после нудной полуторачасовой торговли в отделе закупок, придирок к царапинам и пятнам, продал все семнадцать, но по цене пятнадцати. Проще говоря, две пары ему забраковали, но он им их оставил, понимая, что пойдут они не на свалку, а на тот же прилавок.
— Вам наличными, или в банк?
— Наличными! Хотя… А что у вас за банк?
— «Первый Национальный».
— Надежный?
— Более чем.
— Тогда… давайте наличные и подскажите, где отделение, я тоже себе хочу открыть, а то боязно по улице с пачками-то ходить.
— Да уж! В этих ваших краях и за десятку зарежут. Район — ой-ой-ёй.
— Нет, днем нормально, но когда стемнеет…
— Так что вы хотите: слева через квартал «винегретный» район, сзади — «черный». Если бы не метро под самым боком, я бы сюда ни за что не ездила, посп… поспокойнее бы работу подыскала. Ой, икота…С другой стороны, этот наш филиал, магазин наш, из всех филиалов самую большую выручку дает. Панки, которые вот эти, грязные, с сосульками на голове, особенно любят наш магазин, панки нам большую кассу обеспечивают, а тут их много.
— Да, вы правы, каждому свое: на Президентском проспекте — Версаче, Лугоши да Гуччи, а у нас — другая мода, для винегретчиков. Такие времена пошли, раньше всего этого разнообразия в одеждах не знали. — Приемщица обрадована затрясла старинным шиньоном:
— И не говорите: кто во что горазд извращаются. Не разнообразия, а безобразия! Раньше бы такого на улицах не потерпели, а теперь… Это все из Англии нам насаждают: в лоб не захватить, так они исподволь, с молодежи начали, разлагают изнутри, а эти крашеные дурачки и рады стараться: всякую дрянь хватают, что им подсовывают и довольны! Вон, все смотрите, какой я! А ты еще сосунок, тебя родителя кормят-поят, ты абсолютно никакой, а туда же еще!
— Куда катимся… Да, сударыня Синтия, да, вы сто раз правы… Все, счастливо оставаться. Приятно было пообщаться. А до которого часу банк работает?
— С физическими лицами, вроде бы, до семнадцати ноль ноль.
— Спасибо, еще раз до свидания.
— Заходите, всегда рады.
Сигорд бы и не уходил из этого чудесного магазина, обернувшимся для него подлинным рогом изобилия, но… Что дальше-то в него нести? Он давеча хлестанулся насчет расширения ассортимента, но чем реальным подкрепить свои слова? Разве что роконы?
Но они, скорее, для рыбалки, потому как даже для панков резиновые костюмы и резиновые сапоги на подвязочках — очень уж экзотическая одежда. Рыбакам он попытается предложить, конечно, а этим что? Сколько он с военных срубил в общей сумме?
Тысяча восемьсот, да три тысячи, итого четыре тысячи восемьсот талеров! Да тысяча талеров от Камала, за ящики, но она вся ушла на житье. Почти шесть тысяч! Вот это размах. Плюс документы, кошмар его ночей, долгий, многолетний кошмар — удостоверение личности, паспорт, без которого он не человек… Человек, он человек и без документов, но — неполноценный гражданин. Сколько же у него всего денег? Если к плюсам прибавить минусы, не забыть предыдущий остаток, то… Куда утекают деньги, куда? Старых денег было около трех тысяч, чуть поменьше, новых — четыре восемьсот. Итого должно быть семь семьсот, а в наличии — семи шестисот нету. Надо завести книжечку, в которую заносить все расходы, вплоть до пенса. Сигорд поразмыслил конкретно, где и за сколько возьмет он специальную книжечку и специальную ручку, чтобы та служила только этим записям и ничему больше, чтобы не терялась и всегда, хоть в три часа ночи была бы при книжечке… Нет! То есть, да: книжечку он заведет, а скопидошить в нее бытовую мелочевку до пенса — не бу-дет! Это противно. Деловые расходы — иной коленкор, там любая мелочь важна, для учета и размышлений, а купленную коробку спичек учитывать он не намерен. Лучше терзаться неведомым дефицитом, чем так… Или это спесь скоробогача? Сигорд растрепал в беспорядок стопку банкнот на столе — держать дома боязно — и в банк боязно. Положить не проблема, банк действительно надежный, но ведь налоговая служба есть на белом свете, для нее все банки, все счета прозрачны, даже президентские. Те, правда, посмертно приобретают прозрачность, на беду многочисленным наследникам и сподвижникам… Эх, выпить бы! Сколько «конины» можно купить на эти деньги… Сигорд немедленно прикинул: отечественного разлива пятизвездочный, который по сорок талеров — его сто девяносто бутылок купить можно, девяносто пять литров, девять с половиной ящиков! Ну а почему бы и нет, собственно говоря. Отпраздновать крутую сделку, бокал-другой. под хорошую заку… Нет!!! Нет, сука! Не хочу. Не буду. Я не хочу ничего пить, кроме воды. И чая! Надо пойти и поставить чай… Сигорд попытался было привстать на ватные ноги и рухнул обратно на стул. Сердце бешено стучало, пот заливал глаза, хотелось сползти прямо на пол, на облупившиеся от краски половицы и уснуть… Э-э, старичок, нельзя тебе так волноваться, если, конечно, ты не собираешься сделать своей наследницей Патю. Дыши, дыши… Теперь встал и пошел к плите. Спокойно, отирая пот рукавом, поскольку у тебя ведь нет кухонного полотенца? А до ванной сравнительно далеко. Будем считать, что это не инфаркт, не предынфарктное состояние, а трудовой пот от пересчета бумажек. Вот молодец. Вот умничка. Бульончик обождет, сначала некрепкий сладкий чай.
Сигорд хвалил себя вслух, кивал в ответ, комментировал каждое свое движение на пути к спасительному чаепитию — и отпустило, еще до первого глотка полегчало. И еще кружечку для закрепления. Это ничего, что потом придется просыпаться в туалет бегать, трижды за ночь, как минимум, зато душевно… К урологу бы сходить — что там у него такое ноет? Дорого. А вот зубы… Сигорд вспомнил взгляды своих знакомых, не коллег по свалке, а нового розлива, благополучных членов общества, как они смотрели на его рот, негусто набитый кривыми и черными обломками… Да, грустно… Наверняка и запах есть. Сигорд вспомнил, как в прежней жизни читал какую-то книжку про какого-то подростка, по его примеру дохнул в ладонь, согнутую в ковшик и попытался оттуда вынюхать, сильно ли пахнут пищевые останки, затаившиеся в зубных развалинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56