— Не обижайтесь за альма матер. Я тоже имею к Сандхерсту некоторое отношение.
— Что вы подразумеваете под «некоторым отношением»?
— Нет-нет, никакого шпионажа, контршпионажа, шифровок, дешифровок. Я там просто бывал. А вы, как я понимаю, специалист именно по этим вопросам?
— В некоторых областях знаний я — самоучка.
— Ах вот как, — несколько секунд Лунц молчал, наслаждаясь коньяком. Затем спросил:
— А что впоследствии случилось с вашим отцом?
— Не знаю. Вам должно быть известно больше, чем мне. Он просто исчез. Весной сорок первого, как десятки тысяч других югославов.
— Он также был монархистом? Четником?
— Да.
— Вы сказали, он занимал весьма важный пост. Но важные персоны так просто не исчезают. Скорее всего, вашего отца, майор, убили партизаны.
— Вероятно. Все возможно... — Петерсен неожиданно усмехнулся. — Наверное, вы решили, полковник, что я собираюсь объявить красным вендетту? Сперва попробуйте сделать это сами. Не та страна, не тот век... Ладно, — оборвал он сам себя. — Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы расспрашивать о моем прошлом.
— Сейчас вы меня обижаете, Петерсен. Разумеется, я бы не тратил на это время. Вы рассказали мне ровно столько, сколько хотели.
— Смею предположить также, что вы пожаловали сюда не для того, чтобы исследовать мои вещи. Скорее всего, обыск был вызван лишь профессиональным любопытством, да и момент оказался благоприятным. Вы здесь, чтобы передать мне нечто важное. Конверт с инструкциями для наших командиров? Еще одна попытка штурма того, что вы называете «Титоланд».
— Вы довольно самоуверенны.
— Не самоуверен, просто уверен. В распоряжении партизан — английские радиопередатчики, у них есть высококвалифицированные радисты и шифровальщики. Но вы не осмелитесь послать важное секретное сообщение по радио. Вам нужен надежный посыльный. Я не вижу иной причины, по которой меня могли бы вызвать в Рим.
— Честно говоря, мне нечего добавить к сказанному, — полковник протянул Петерсену конверт.
— Зашифровано? — спросил тот.
— Разумеется.
— Зашифровано шифром четников?
— Надеюсь.
— Глупо. Как вы думаете, кто изобрел этот шифр?
— Я не думаю, — отозвался полковник, — а знаю. Вы.
— Тем более глупо. Почему бы вам не передать мне сообщение на словах? У меня превосходная память. Больше того. Если партизаны меня перехватят — возможны два одинаково скверных варианта развития событий. Либо я успею уничтожить послание, и оно не достигнет адресата, либо партизаны его дешифруют. Тот идиот, что решил пересылать сообщение в письменном виде, нуждается в услугах психиатра.
Лунц сделал большой глоток коньяка и прополоскал им горло.
— Вы, конечно, знаете генерал-полковника фон Лера? — спросил он.
— Главнокомандующего германскими вооруженными силами на юго-востоке Европы? Конечно. Хотя не встречался с ним лично.
— Возможно, это к лучшему. Не думаю, чтобы генерал отреагировал на ваши слова слишком любезно. Он не особенно церемонится с подчиненными. Вы должны понимать, что несмотря на ваше подданство, генерал фон Лер рассматривает вас как подчиненного. А подвергаете критике вы именно его приказ.
— В таком случае потребуются два психиатра. Один — для фон Лера, другой для того, кто назначил его командующим. Как я догадываюсь, это ваш фюрер.
Полковник Лунц кротко заметил:
— Я стараюсь держать себя в рамках приличий. Обычно это не составляет труда. Не забывайте, перед вами — кадровый германский офицер.
— Я помню об этом, полковник. И вовсе не намереваюсь задеть честь германского офицера. Все ясно: приказ есть приказ. Полагаю, мне не придется лететь в Югославию на самолете?
— Вы удивительно хорошо информированы, майор.
— Не очень. Некоторые ваши коллеги слишком много болтают. Причем в тех местах, где они не имеют права не только болтать, но и вообще находиться. В отличие от некоторых ваших коллег я умею сопоставлять факты. Вы сообщили кое-кому, что самолет, на котором будут отправлены инструкции,, партизаны могут легко перехватить. И абсолютно правы. Партизаны способны на все. Они бы забросили за линию фронта группу смертников, и те уничтожили самолет при посадке. В таком случае сообщение, — Петерсен похлопал ладонью по лежавшему на столе конверту, — никогда бы не попало по назначению. Итак, я отправляюсь через Адриатику на катере. Когда?
— Завтра ночью.
— Откуда?
— Из Термоли.
— Что за катер?
— Вы задаете много вопросов, майор.
— Вы бы тоже их задавали, полковник, будь на карту поставлена ваша жизнь. — Петерсен безразлично пожал плечами. — Если условия путешествия меня не удовлетворят, я сделаю все по-своему.
— Вам, по всей вероятности, не впервые придется использовать корабль ваших... гм... союзников. В вашем распоряжении будет итальянский торпедный катер.
— Торпедные катера ревут так, что их слышно километров за двадцать.
— Не привередничайте. Катер причалит в порту Плоче. Город, как известно, находится в руках итальянцев, и даже если вас будет слышно в радиусе пятидесяти километров, ничего страшного не произойдет. У партизан нет авиации, нет военных кораблей, нет радаров — у них нет ничего, что бы могло помешать переправе.
— Да, Адриатика ваша. Хорошо, торпедный катер сойдет.
— Благодарю вас, майор. Чуть не забыл — вы отправитесь в компании.
— Не блефуйте, полковник — вы ничего не забыли, а просто решили порадовать мена напоследок, — Петерсен наполнил рюмки и многозначительно посмотрел на Лунца. — Вам ведь известно, что я люблю путешествовать в одиночестве.
— Знаю, что вы никогда так не поступаете.
— А, Джордже и Алекс... Выходит, вы с ними уже знакомы?
— Трудно их не обнаружить — у них слишком выразительный вид, — усмехнулся Лунц.
— Интересно, какой?
— У них вид наемных убийц.
— Вы правы только наполовину, — усмехнулся и Петерсен. — Они работают не за деньги. Эти двое — мой страховой полис. Они прикрывают мне спину. Представьте, за мной постоянно шпионят какие-то люди.
— Забудьте, майор. Издержки профессии, — полковник Лунц беспечно махнул рукой. — Буду очень признателен, если вы позволите сопровождать вас еще двум людям. Более того, вы окажете мне любезность, если этот эскорт доставите к месту назначения.
— Что это за место?
— То же, что и у вас.
— Кто они?
— Радисты для ваших четников. Могу сказать, что при них будет современная радиоаппаратура.
— И это все, что вы можете сообщить? Этого недостаточно.
— Специалисты экстра-класса. Обучались с единственной целью — присоединиться к общим друзьям. Наши тропинки случайно пересеклись. Что еще вас интересует?
— Мужчина и женщина?
— Да.
— Ничего не получится.
— Почему?
— Объясняю, — промолвил Петерсен. — Я очень занятой человек и не люблю взваливать на себя лишние хлопоты. У меня нет желания выступать в роли приложения к супружеской паре.
— Эти двое брат и сестра. Михаэль и Зарина.
— Югославы?
— Конечно.
— Почему они сами не могут добраться до родины?
— Потому что они отсутствовали там три года. Зарина и Михаэль обучались у англичан, в Каире, — полковник сочувствующе посмотрел на собеседника. — Ваша страна переживает трудные времена, мой друг. Немцы здесь, итальянцы там, повсюду усташи, четники, партизаны. Все перемешалось. А вы, я слышал, превосходно ориентируетесь в этом адском месиве. Как мне говорили, лучше, чем кто-либо...
— В конце-концов, я ничего не теряю, — подумав, сказал Петерсен. — Но сперва, конечно, хотелось бы увидеть их.
— Разумеется. Ничего другого я от вас и не ожидал, — полковник допил коньяк, встал и, посмотрев на часы, промолвил:
— Я вернусь за вами через сорок минут.
— Сейчас, сейчас! — отозвался на стук в дверь Джордже. Этот человек вовсе не был похож на профессионального киллера, как нелицеприятно описал его полковник Лунц. Скорее, он походил на добродушного клоуна. Это был совершенно необъятный человек лет пятидесяти, с пухлым добродушным лицом, увенчанным копной взъерошенных седых волос. Ремень, плотно обтягивающий то место, где у других людей находится талия, лишь подчеркивал, а не скрывал его гигантское брюхо.
Впустив, Петерсенаг Джордже подошел ж стене, смежной с соседним номером, и оторвал от штукатурки державшееся на резиновой присоске подслушивающее устройство.
— Ваш друг полковник кажется вполне приличным человеком. Жаль, что мы должны быть с ним по разные стороны, — заметил он с сожалением. Ага, оперативные инструкции? — толстяк взглянул на конверт.
— Да. Как вы могли слышать, непосредственно от генерал-полковника фон Лера, — сказал Петер-сен и повернулся к лежавшему на одной из двух узких кроватей мужчине. — Алекс!
Тот поднялся на ноги. Внешне он представлял собой полную противоположность Джордже. Алекс был примерно одного с ним роста, но на этом сходство и оканчивалось. По весу, как и по возрасту, он был вполовину толстяка. Это был узколицый, смуглый, с черными, редко мигающими настороженными глазами человек. Молча (мрачное немногословие вполне соответствовало выражению его лица) Алекс порылся в рюкзаке, извлек из него крохотную спиртовку и такой же крохотный чайничек с узким длинным горлышком. Через пару минут из этого горлышка повалила струя плотного пара. Еще минуты через две Петерсен достал из открытого конверта бумажный листок и принялся внимательно изучать текст. Закончив чтение, он поднял глаза и задумчиво взглянул на обоих мужчин.
— Это представляет колоссальный интерес для огромного количества людей, — сказал он. — Запланированное должно случиться в самые холода, но скалы Боснии, похоже, будут раскалены до красна.
— Шифр? — спросил Джордже.
— Считайте, что нет. Если до сих пор немцы не брались за дело всерьез, то сейчас, определенно, они решили активизироваться. Будут задействованы по меньшей мере семь армейских дивизий. Четыре германские, под командованием известного генерала Люттерса, и три итальянские, под командованием генерала Глориа, которого мы также хорошо знаем. Поддержку им будут оказывать усташи и, разумеется, четники. В общей сложности где-то около ста тысяч штыков.
Джордже в изумлении присвистнул.
— Войска будут стянуты в район Бихача. Немцы атакуют с севера и востока, итальянцы возьмут на себя южное и западное направления. План, как видите, элементарно прост. Сперва партизаны полностью окружаются, затем подвергаются массированной атаке. Завершающую точку поставят бомбардировщики и истребители.
— А у партизан нет ни единого самолета, — заметил Джордже.
— И что совсем плохо для них, так это практически полное отсутствие противовоздушной обороны, — вставил Петерсен. — Тому вооружению, которое у них есть, место среди музейных экспонатов. — Он вложил листок в конверт, вновь заклеил его и взглянул на часы. — Надо идти. Скоро опять приедет полковник. Предстоит встреча, которую я не особо жажду — Лунц должен познакомить меня с двумя радистами-четниками. Нам предстоит сопровождать их в Черногорию.
— Или так говорит полковник Лунц, — хмуро произнес Алекс. Подозрительность, пожалуй, была тем единственным качеством, которое он никогда не скрывал.
— Или так говорит полковник, — согласился Петерсен. — Собственно, по этой причине, вы оба мне понадобитесь. На встречу с радистами отправимся вместе, разумеется, не бок о бок. Вы немного отстанете.
— Самое время проветриться. Эти гостиничные номера такие душные. — Джордже не преувеличивал. Его любовь к низкосортным сигарам была сравнима лишь с пристрастием к пиву, которое он поглощал в неимоверных количествах. — На машине или пешком?
— Насчет себя пока не могу ответить точно, но у вас есть своя машина.
— Существует одно «но», Петер. Идти по пятам в темноте и при этом оставаться незамеченными — довольно сложно.
— Вас уже заметили, Джордже. Но даже если полковник или кто-нибудь из его людей зацепит вас, навряд ли начнется преследование. Что дозволительно полковнику, то можем позволить себе и мы.
— Что следует делать?
— Наблюдать за рандеву. Когда я уйду — не спешите. Посмотрите на парочку повнимательней, подумайте, что можно сказать об этих людях.
— Вы не сообщите нам о них какие-либо подробности, это поможет при составлении психологического портрета.
— Вероятно, им где-нибудь около двадцати— двадцати пяти лет. Брат и сестра. Это все, что я о них знаю. Прошу вас, Джордже, не поднимайте лишнего шума. Постарайтесь вести себя тактично и благоразумно.
— Вы же знаете, Петер, такт и благоразумие — наши основные достоинства. Мы можем использовать наши удостоверения карабинеров?
— Разумеется.
Молодые радисты были братом и сестрой — полковник Лунц говорил чистую правду — и, несмотря на значительные внешние различия, несомненно были двойняшками. Темноволосого, кареглазого Михаэля отличал загар — результат длительного пребывания под палящим каирским солнцем. У Зарины, напротив, была идеальная персиковая кожа, к которой не прилипал никакой загар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28