- спросил я, все еще держа наготове "хэкати".
- Узнайте у Харденджера, - вяло ответил он. - Дома. С тремя друзьями играл в бридж. Почти до полуночи.
- С друзьями?
- Старый сослуживец, местный доктор и викарий. Этого вам достаточно, Кэвел? - Вероятно, он приходил в себя.
- Никто лучше докторов не разбирается в смертях. Раньше и священники лишались сана за это. - Я поглядел на серый набивной ковер: если кто уронит бриллиантовую галстучную булавку в такой ворс, то придется вызывать ищейку. Потом произнес спокойно: - Гляньте на рисунок этого ковра, доктор. Пятьсот фунтов зарплаты не дают возможности покупать такие ковры.
- Вы приехали меня оскорблять, Кэвел? - К нему возвращалось самообладание, а я хотел только, чтобы он не вел себя глупо и не схлопотал еще.
- Тяжелые шелковые портьеры, - продолжал я, - стильная мебель, прекрасная хрустальная люстра, большой дом. Спорю, что весь он богато обставлен. Откуда у вас деньги, доктор? Играете в пульку? Шулер?
Он с минуту глядел на меня так, будто собирался послать к черту, я даже приподнял "хэкати" ровно настолько, чтобы заставить его отказаться от своего намерения.
- Я холостяк, иждивенцев не имею. Могу потрафить своим вкусам, задыхаясь от гнева, сказал он.
- Счастливец. Где были прошлой ночью между девятью и одиннадцатью часами?
- Дома, - нахмурившись, сказал он.
- Уверены?
- Конечно, уверен. - Он, по-видимому, решил, что лучше всего и безопасней изобразить скрытое негодование.
- Свидетели есть?
- Я был один.
- Всю ночь?
- Всю ночь. Моя домработница приходит утром в восемь.
- Это может плохо для вас обернуться, отсутствие свидетелей.
- На что вы намекаете? - озадаченно спросил он.
- Скоро узнаете. Вы не водите машину, доктор, не так ли?
- Как ни странно, вожу.
- Но в Мортон ездите в военном автобусе?
- Да, я предпочитаю... Это вас не касается.
- Верно. А какую машину вы водите?
- Спортивный автомобиль.
- Какой марки?
- "Бентлик-континенталь".
- "Континенталь". Спортивный автомобиль, - я буравил его взглядом, но он уставился в ковер - возможно, все же обронил бриллиантовую булавку
- Ваш вкус к машинам такой же, как и к коврам.
- Это старая машина. Подержанная.
- Когда купили?
- Какое это имеет значение? Под что вы подкапываетесь, Кэвел? - резко спросил он.
- Когда купили?
- Два месяца назад. Или три. - Он вновь уставился в ковер.
- Говорите, машина старая? Сколько ей лет?
- Четыре года.
- Четыре года! Такой "континенталь" не продают по цене консервной банки. Он стоит пять тысяч фунтов. Откуда у вас появилось пять тысяч фунтов три месяца назад?
- Наличными я заплатил всего тысячу, а остальные буду отдавать три года. Так многие покупают, вы это знаете.
- Расширенная кредитная система после долгих уговоров. Это для таких, как вы. Для меня и мне подобных это считается дорогой покупкой. Давайте-ка поглядим на ваше дорогостоящее соглашение. - Он показал мне договор. Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться в правдивости его слов. Какое у вас жалованье, доктор Макдональд? - спросил я.
- Немногим больше двух тысяч в год. Правительство не очень щедро.
Он перестал возмущаться и злиться. Интересно, почему?
- Итак, после уплаты налогов и вычета прожиточного минимума у вас не останется и тысячи в конце года, а в три года вам не набрать трех тысяч. И все же, согласно соглашению, вы должны в три года выплатить четыре с половиной тысячи плюс проценты. Как вы думаете решить эту математическую шараду?
- У меня имеются два страховых полиса, по которым я получу в будущем году. Сейчас их вам покажу.
- Не беспокойтесь. Скажите лучше, доктор, чем вы так расстроены?
- Я не расстроен.
- Не врите.
- Ладно, вру. Да, я взволнован, нервничаю. Ваши вопросы подействуют любому на нервы. Возможно, он и прав.
- И почему это вас так волнует, доктор? - спросил я.
- Почему? Еще спрашивает! - Он со злобой взглянул на меня и снова уткнулся в ковер, снова принялся за поиски бриллиантовой булавки. - Мне не нравится тон ваших вопросов. Мне не нравится, куда вы клоните. И никому бы не понравилось.
- А куда это я клоню?
- Не знаю. - Он помотал головой, не поднимая глаз. - Вы хотите доказать, что я живу не по средствам. Не знаю. Не знаю, куда вы клоните.
- Глаза у вас нынче красные, доктор, и, простите, от вас несет виски так, будто вы всю ночь пили. Провели ночь за бутылкой? Нет, положительно вам пошла на пользу пара ударов в солнечное сплетение. Любопытно, а вы у нас всегда считались умеренно пьющим. Вы были один всю ночь, а умеренно пьющие не пьют в одиночестве. Именно поэтому они и умеренные. Вы одиноко пили ночью, и пили много, доктор. Любопытно, почему? Волновались? Ожидали появления Кэвела с его назойливыми вопросами?
- Перед сном я обычно немного выпиваю, - сказал он, оправдываясь и по-прежнему разглядывая ковер. Теперь он пытался скрыть выражение лица. И представьте, не стал от этого алкоголиком. Много ли - один стаканчик?
- Или два, - поддакнул я, - но когда стаканчик превращается в целую бутылку виски, то это уже не стаканчик. - Я огляделся и спросил: - Где ваша кухня?
- Что вы...
- Черт возьми, не тяните.
- Пройдите прямо.
Я вышел из комнаты и очутился в безупречно сияющем сталью и никелем чудовище, которое предназначалось для операционной, но в последний момент почему-то превратилось в кухню. Это тоже требовало денег. В сияющей раковине нашлось убедительное доказательство, что доктор Макдональд не ограничился перед сном стаканчиком. Почти пустая бутылка виски с валяющейся рядом отвинченной металлической пробкой. Грязная пепельница, полная смятых окурков сигарет. Услышав за спиною шаги, я оглянулся. У порога стоял Макдональд.
- Ладно, - устало сказал он. - Да, я пил. Пил несколько часов подряд. Я не привык к подобному, Кэвел. Я не полицейский. И не военный. Два страшных убийства. - Его передернуло: если он играл, то играл отлично. Бакстер многие годы был моим лучшим другом. Почему его убили? Остановится ли убийца на этом? Знаю, что может натворить этот дьявольский микроб. О боже! У меня есть все причины волноваться. Даже слишком много причин.
- Это так, у вас была причина, - согласился я, - и даже сейчас имеется. Впрочем, я уже напал на след преступника. Возможно, вы будете его следующей жертвой. Об этом стоит задуматься.
- Ради бога, убирайтесь и оставьте меня в покое, бессердечный сатана, - простонал он.
- Ухожу моментально. Держите двери на замке, доктор.
- Вы еще пожалеете, Кэвел. - Едва я сообщил о своем намерении уйти, он снова расхрабрился. - Посмотрим, будете ли вы таким наглым, когда вас вызовут в суд и обвинят в насилии.
- Не болтайте глупости, - коротко бросил я, - никогда вас и пальцем не трогал. Никаких следов нет, значит, вы на меня наговариваете. Но и тут я вас опережу.
Я вышел из дома. Увидел очертания гаража, где должен находиться "бентлик", но меня он ни в коей мере не интересовал. Если люди хотят иметь симпатичную, неброскую и обычную машину для воровских или тайных дел, то никогда не будут брать в кредит "бентлик-континенталь". Я остановился у телефона-автомата и под предлогом уточнения адреса Грегори сделал два коротких звонка - Уйбриджу, который, я знал, не мог помочь мне, и Кливдену, который и дал нужный адрес. Оба они весьма нервно восприняли мои звонки на заре, но успокоились, когда я объяснил, что мне срочно нужен адрес, поскольку расследование достигло критической стадии и может задержаться еще на день. Оба старались расспросить о ходе поисков, но ничего не добились, ведь мне действительно ничего не было известно.
В 7.15 утра я нажимал звонок двери в дом доктора Грегори, точнее дом, где жил доктор Грегори. Пансион высшего класса, который содержала вдова с двумя дочерьми. У подъезда стоял морской синевы "фиат-2100" автомобиль Грегори. Было еще совсем темно, холодно и сыро. Я очень устал, и нога так сильно болела, что я с трудом соображал, что же надо делать.
Дверь открылась, вышла полная седая женщина. Это была сама хозяйка, миссис Уитхорн. По слухам, хозяйка беспечная, довольно свободных правил вольготного пансиона. Желающих поселиться в этом пансионе было много: хозяйка славилась своими кулинарными способностями.
- Кого это принесло так рано? - добродушно-ворчливо спросила она. Надеюсь, не полицию.
- Именно ее, миссис Уитхорн. Моя фамилия Кэвел. Мне хотелось бы видеть доктора Грегори.
- Бедный доктор Грегори! Он уже достаточно общался с вашими людьми. Ну, заходите-ка лучше, а я пойду посмотрю, встал ли он.
- Укажите его комнату, я сам отыщу, если не возражаете, миссис Уитхорн. - Она на минуту замешкалась и потом неохотно объяснила, куда идти.
Пять ярдов по большому холлу, затем в боковой проход и - я оказался у двери с табличкой, на которой написано его имя. Грегори уже был на ногах, но, должно быть, только что встал. На нем был поношенный коричневый халат, наброшенный поверх пижамы. Он еще не успел побриться.
- Кэвел? - сказал он без особой радости. Встречающие на рассвете полицию редко бывают дружелюбно настроены. Но, в отличие от Макдональда, он был по крайней мере любезен. - Входите-ка. Садитесь. Вид у вас очень усталый.
Я чувствовал себя именно так. Сел на предложенный стул и огляделся. У Грегори не было такого пристрастия к мебели, как у Макдональда, но ведь он жил в пансионе. Комната, где мы находились, служила кабинетом, а спальня, наверное, была за дверью дальней стены. Потертый, но все же приличный ковер, пара кресел, тяжелый дубовый стол с плетеным креслом, пишущая машинка и одна стена, полностью занятая книгами, - вот и все, что здесь было. В каминном очаге виднелись остатки вчерашнего огня - белый пепел от сгоревших березовых поленьев. В довольно холодной комнате воздух был спертым. Грегори еще не соблазнился скверной привычкой англичан открывать окна при любой погоде. В воздухе чувствовался какой-то странный запах, слабый, трудноуловимый.
- Чем могу быть полезен, Кэвел? - спросил Грегори.
- Обычные вопросы, доктор Грегори, - спокойно сказал я. - Знаю, время весьма неподходящее, но сейчас дорога каждая минута.
- Вы совсем не спали? - проницательно спросил он.
- Еще нет. Я был занят... визитами. Боюсь, эти визиты не прибавят мне популярности. Я только что от доктора Макдональда. Кажется, он не очень обрадовался, что его вытащили из постели.
- Макдональду это наверняка не понравилось, - деликатно сказал Грегори. - Он довольно несдержанный человек.
- Вы с ним в хороших отношениях? Друзья?
- Скорее коллеги. Я ценю его работу. Но почему вы об этом спрашиваете, Кэвел?
- Неизлечимое любопытство. Скажите, доктор, у вас имеется алиби на прошлую ночь?
- Конечно, - озадаченно ответил он. - Я все рассказал мистеру Харденджеру. С восьми и почти до полуночи я был на дне рождения дочери миссис Уитхорн...
- Простите, - перебил я его, - речь идет о позавчерашней ночи, не прошедшей.
- Ага, - с беспокойством поглядел он на меня, - что, были... были еще убийства?..
- Больше не было, - успокоил я его. - Итак, доктор?
- За позапрошлую ночь? - слегка улыбнувшись и пожав плечами, переспросил он. - Алиби? Если бы я знал, что мне нужно будет представить алиби, я бы незамедлительно представил. Какое время вас интересует, мистер Кэвел?
- Скажем, между девятью тридцатью и десятью тридцатью вечера.
- Увы, не могу. Кажется, у меня нет алиби. Я сидел в своей комнате и работал над книгой. Можете назвать это трудовой терапией после всего случившегося. - Он помедлил и затем, будто извиняясь, произнес: - Впрочем, не весь вечер. После обеда, примерно с восьми до одиннадцати. В некотором роде я отлично поработал: целых три страницы. - Он улыбнулся несколько иначе. - Для такой книги, какую я пишу, мистер Кэвел, большое достижение и страница в час.
- А какого рода эта книга?
- По неорганической химии. - Он покачал головой и задумчиво добавил: - Люди не будут толпиться у книжных прилавков, чтобы купить ее. Круг читателей моей книги, ввиду ее специфичности, ограничен.
- Эта книга? - кивнул я в сторону стопки листов.
- Да. Я начал писать ее в Турине, не помню уж сколько лет назад. Если желаете, взгляните, мистер Кэвел. Но, боюсь, она вам ничего не скажет. Помимо того, что она написана по узкой теме, она еще на итальянском. Когда пишу, то предпочитаю итальянский язык.
Я не сказал ему, что могу читать по-итальянски так же хорошо, как он говорит по-английски. Вместо этого я спросил:
- Вы ее сразу печатаете на машинке?
- Ну да. Мой почерк, как у многих ученых, почти невозможно разобрать. Одну минуточку!.. - Он задумчиво потер ладонью острый, с синеватым отливом подбородок. - Машинка. Должно быть, ее слышали.
- Именно потому я и спросил. Думаете, ее слышно?
- Не уверен. Я специально выбрал эту комнату, чтобы никому не докучать стуком машинки. Надо мной и сбоку нет спальных комнат. Подождите. Да, да, кажется, я слышал включенный телевизор за соседней дверью. - Потом повторил с сомнением: - Вроде бы слышал. За дверью находится, как ее гордо называет миссис Уитхорн, телевизорная комната, впрочем, не часто посещаемая миссис Уитхорн с дочерьми, не часто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
- Узнайте у Харденджера, - вяло ответил он. - Дома. С тремя друзьями играл в бридж. Почти до полуночи.
- С друзьями?
- Старый сослуживец, местный доктор и викарий. Этого вам достаточно, Кэвел? - Вероятно, он приходил в себя.
- Никто лучше докторов не разбирается в смертях. Раньше и священники лишались сана за это. - Я поглядел на серый набивной ковер: если кто уронит бриллиантовую галстучную булавку в такой ворс, то придется вызывать ищейку. Потом произнес спокойно: - Гляньте на рисунок этого ковра, доктор. Пятьсот фунтов зарплаты не дают возможности покупать такие ковры.
- Вы приехали меня оскорблять, Кэвел? - К нему возвращалось самообладание, а я хотел только, чтобы он не вел себя глупо и не схлопотал еще.
- Тяжелые шелковые портьеры, - продолжал я, - стильная мебель, прекрасная хрустальная люстра, большой дом. Спорю, что весь он богато обставлен. Откуда у вас деньги, доктор? Играете в пульку? Шулер?
Он с минуту глядел на меня так, будто собирался послать к черту, я даже приподнял "хэкати" ровно настолько, чтобы заставить его отказаться от своего намерения.
- Я холостяк, иждивенцев не имею. Могу потрафить своим вкусам, задыхаясь от гнева, сказал он.
- Счастливец. Где были прошлой ночью между девятью и одиннадцатью часами?
- Дома, - нахмурившись, сказал он.
- Уверены?
- Конечно, уверен. - Он, по-видимому, решил, что лучше всего и безопасней изобразить скрытое негодование.
- Свидетели есть?
- Я был один.
- Всю ночь?
- Всю ночь. Моя домработница приходит утром в восемь.
- Это может плохо для вас обернуться, отсутствие свидетелей.
- На что вы намекаете? - озадаченно спросил он.
- Скоро узнаете. Вы не водите машину, доктор, не так ли?
- Как ни странно, вожу.
- Но в Мортон ездите в военном автобусе?
- Да, я предпочитаю... Это вас не касается.
- Верно. А какую машину вы водите?
- Спортивный автомобиль.
- Какой марки?
- "Бентлик-континенталь".
- "Континенталь". Спортивный автомобиль, - я буравил его взглядом, но он уставился в ковер - возможно, все же обронил бриллиантовую булавку
- Ваш вкус к машинам такой же, как и к коврам.
- Это старая машина. Подержанная.
- Когда купили?
- Какое это имеет значение? Под что вы подкапываетесь, Кэвел? - резко спросил он.
- Когда купили?
- Два месяца назад. Или три. - Он вновь уставился в ковер.
- Говорите, машина старая? Сколько ей лет?
- Четыре года.
- Четыре года! Такой "континенталь" не продают по цене консервной банки. Он стоит пять тысяч фунтов. Откуда у вас появилось пять тысяч фунтов три месяца назад?
- Наличными я заплатил всего тысячу, а остальные буду отдавать три года. Так многие покупают, вы это знаете.
- Расширенная кредитная система после долгих уговоров. Это для таких, как вы. Для меня и мне подобных это считается дорогой покупкой. Давайте-ка поглядим на ваше дорогостоящее соглашение. - Он показал мне договор. Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться в правдивости его слов. Какое у вас жалованье, доктор Макдональд? - спросил я.
- Немногим больше двух тысяч в год. Правительство не очень щедро.
Он перестал возмущаться и злиться. Интересно, почему?
- Итак, после уплаты налогов и вычета прожиточного минимума у вас не останется и тысячи в конце года, а в три года вам не набрать трех тысяч. И все же, согласно соглашению, вы должны в три года выплатить четыре с половиной тысячи плюс проценты. Как вы думаете решить эту математическую шараду?
- У меня имеются два страховых полиса, по которым я получу в будущем году. Сейчас их вам покажу.
- Не беспокойтесь. Скажите лучше, доктор, чем вы так расстроены?
- Я не расстроен.
- Не врите.
- Ладно, вру. Да, я взволнован, нервничаю. Ваши вопросы подействуют любому на нервы. Возможно, он и прав.
- И почему это вас так волнует, доктор? - спросил я.
- Почему? Еще спрашивает! - Он со злобой взглянул на меня и снова уткнулся в ковер, снова принялся за поиски бриллиантовой булавки. - Мне не нравится тон ваших вопросов. Мне не нравится, куда вы клоните. И никому бы не понравилось.
- А куда это я клоню?
- Не знаю. - Он помотал головой, не поднимая глаз. - Вы хотите доказать, что я живу не по средствам. Не знаю. Не знаю, куда вы клоните.
- Глаза у вас нынче красные, доктор, и, простите, от вас несет виски так, будто вы всю ночь пили. Провели ночь за бутылкой? Нет, положительно вам пошла на пользу пара ударов в солнечное сплетение. Любопытно, а вы у нас всегда считались умеренно пьющим. Вы были один всю ночь, а умеренно пьющие не пьют в одиночестве. Именно поэтому они и умеренные. Вы одиноко пили ночью, и пили много, доктор. Любопытно, почему? Волновались? Ожидали появления Кэвела с его назойливыми вопросами?
- Перед сном я обычно немного выпиваю, - сказал он, оправдываясь и по-прежнему разглядывая ковер. Теперь он пытался скрыть выражение лица. И представьте, не стал от этого алкоголиком. Много ли - один стаканчик?
- Или два, - поддакнул я, - но когда стаканчик превращается в целую бутылку виски, то это уже не стаканчик. - Я огляделся и спросил: - Где ваша кухня?
- Что вы...
- Черт возьми, не тяните.
- Пройдите прямо.
Я вышел из комнаты и очутился в безупречно сияющем сталью и никелем чудовище, которое предназначалось для операционной, но в последний момент почему-то превратилось в кухню. Это тоже требовало денег. В сияющей раковине нашлось убедительное доказательство, что доктор Макдональд не ограничился перед сном стаканчиком. Почти пустая бутылка виски с валяющейся рядом отвинченной металлической пробкой. Грязная пепельница, полная смятых окурков сигарет. Услышав за спиною шаги, я оглянулся. У порога стоял Макдональд.
- Ладно, - устало сказал он. - Да, я пил. Пил несколько часов подряд. Я не привык к подобному, Кэвел. Я не полицейский. И не военный. Два страшных убийства. - Его передернуло: если он играл, то играл отлично. Бакстер многие годы был моим лучшим другом. Почему его убили? Остановится ли убийца на этом? Знаю, что может натворить этот дьявольский микроб. О боже! У меня есть все причины волноваться. Даже слишком много причин.
- Это так, у вас была причина, - согласился я, - и даже сейчас имеется. Впрочем, я уже напал на след преступника. Возможно, вы будете его следующей жертвой. Об этом стоит задуматься.
- Ради бога, убирайтесь и оставьте меня в покое, бессердечный сатана, - простонал он.
- Ухожу моментально. Держите двери на замке, доктор.
- Вы еще пожалеете, Кэвел. - Едва я сообщил о своем намерении уйти, он снова расхрабрился. - Посмотрим, будете ли вы таким наглым, когда вас вызовут в суд и обвинят в насилии.
- Не болтайте глупости, - коротко бросил я, - никогда вас и пальцем не трогал. Никаких следов нет, значит, вы на меня наговариваете. Но и тут я вас опережу.
Я вышел из дома. Увидел очертания гаража, где должен находиться "бентлик", но меня он ни в коей мере не интересовал. Если люди хотят иметь симпатичную, неброскую и обычную машину для воровских или тайных дел, то никогда не будут брать в кредит "бентлик-континенталь". Я остановился у телефона-автомата и под предлогом уточнения адреса Грегори сделал два коротких звонка - Уйбриджу, который, я знал, не мог помочь мне, и Кливдену, который и дал нужный адрес. Оба они весьма нервно восприняли мои звонки на заре, но успокоились, когда я объяснил, что мне срочно нужен адрес, поскольку расследование достигло критической стадии и может задержаться еще на день. Оба старались расспросить о ходе поисков, но ничего не добились, ведь мне действительно ничего не было известно.
В 7.15 утра я нажимал звонок двери в дом доктора Грегори, точнее дом, где жил доктор Грегори. Пансион высшего класса, который содержала вдова с двумя дочерьми. У подъезда стоял морской синевы "фиат-2100" автомобиль Грегори. Было еще совсем темно, холодно и сыро. Я очень устал, и нога так сильно болела, что я с трудом соображал, что же надо делать.
Дверь открылась, вышла полная седая женщина. Это была сама хозяйка, миссис Уитхорн. По слухам, хозяйка беспечная, довольно свободных правил вольготного пансиона. Желающих поселиться в этом пансионе было много: хозяйка славилась своими кулинарными способностями.
- Кого это принесло так рано? - добродушно-ворчливо спросила она. Надеюсь, не полицию.
- Именно ее, миссис Уитхорн. Моя фамилия Кэвел. Мне хотелось бы видеть доктора Грегори.
- Бедный доктор Грегори! Он уже достаточно общался с вашими людьми. Ну, заходите-ка лучше, а я пойду посмотрю, встал ли он.
- Укажите его комнату, я сам отыщу, если не возражаете, миссис Уитхорн. - Она на минуту замешкалась и потом неохотно объяснила, куда идти.
Пять ярдов по большому холлу, затем в боковой проход и - я оказался у двери с табличкой, на которой написано его имя. Грегори уже был на ногах, но, должно быть, только что встал. На нем был поношенный коричневый халат, наброшенный поверх пижамы. Он еще не успел побриться.
- Кэвел? - сказал он без особой радости. Встречающие на рассвете полицию редко бывают дружелюбно настроены. Но, в отличие от Макдональда, он был по крайней мере любезен. - Входите-ка. Садитесь. Вид у вас очень усталый.
Я чувствовал себя именно так. Сел на предложенный стул и огляделся. У Грегори не было такого пристрастия к мебели, как у Макдональда, но ведь он жил в пансионе. Комната, где мы находились, служила кабинетом, а спальня, наверное, была за дверью дальней стены. Потертый, но все же приличный ковер, пара кресел, тяжелый дубовый стол с плетеным креслом, пишущая машинка и одна стена, полностью занятая книгами, - вот и все, что здесь было. В каминном очаге виднелись остатки вчерашнего огня - белый пепел от сгоревших березовых поленьев. В довольно холодной комнате воздух был спертым. Грегори еще не соблазнился скверной привычкой англичан открывать окна при любой погоде. В воздухе чувствовался какой-то странный запах, слабый, трудноуловимый.
- Чем могу быть полезен, Кэвел? - спросил Грегори.
- Обычные вопросы, доктор Грегори, - спокойно сказал я. - Знаю, время весьма неподходящее, но сейчас дорога каждая минута.
- Вы совсем не спали? - проницательно спросил он.
- Еще нет. Я был занят... визитами. Боюсь, эти визиты не прибавят мне популярности. Я только что от доктора Макдональда. Кажется, он не очень обрадовался, что его вытащили из постели.
- Макдональду это наверняка не понравилось, - деликатно сказал Грегори. - Он довольно несдержанный человек.
- Вы с ним в хороших отношениях? Друзья?
- Скорее коллеги. Я ценю его работу. Но почему вы об этом спрашиваете, Кэвел?
- Неизлечимое любопытство. Скажите, доктор, у вас имеется алиби на прошлую ночь?
- Конечно, - озадаченно ответил он. - Я все рассказал мистеру Харденджеру. С восьми и почти до полуночи я был на дне рождения дочери миссис Уитхорн...
- Простите, - перебил я его, - речь идет о позавчерашней ночи, не прошедшей.
- Ага, - с беспокойством поглядел он на меня, - что, были... были еще убийства?..
- Больше не было, - успокоил я его. - Итак, доктор?
- За позапрошлую ночь? - слегка улыбнувшись и пожав плечами, переспросил он. - Алиби? Если бы я знал, что мне нужно будет представить алиби, я бы незамедлительно представил. Какое время вас интересует, мистер Кэвел?
- Скажем, между девятью тридцатью и десятью тридцатью вечера.
- Увы, не могу. Кажется, у меня нет алиби. Я сидел в своей комнате и работал над книгой. Можете назвать это трудовой терапией после всего случившегося. - Он помедлил и затем, будто извиняясь, произнес: - Впрочем, не весь вечер. После обеда, примерно с восьми до одиннадцати. В некотором роде я отлично поработал: целых три страницы. - Он улыбнулся несколько иначе. - Для такой книги, какую я пишу, мистер Кэвел, большое достижение и страница в час.
- А какого рода эта книга?
- По неорганической химии. - Он покачал головой и задумчиво добавил: - Люди не будут толпиться у книжных прилавков, чтобы купить ее. Круг читателей моей книги, ввиду ее специфичности, ограничен.
- Эта книга? - кивнул я в сторону стопки листов.
- Да. Я начал писать ее в Турине, не помню уж сколько лет назад. Если желаете, взгляните, мистер Кэвел. Но, боюсь, она вам ничего не скажет. Помимо того, что она написана по узкой теме, она еще на итальянском. Когда пишу, то предпочитаю итальянский язык.
Я не сказал ему, что могу читать по-итальянски так же хорошо, как он говорит по-английски. Вместо этого я спросил:
- Вы ее сразу печатаете на машинке?
- Ну да. Мой почерк, как у многих ученых, почти невозможно разобрать. Одну минуточку!.. - Он задумчиво потер ладонью острый, с синеватым отливом подбородок. - Машинка. Должно быть, ее слышали.
- Именно потому я и спросил. Думаете, ее слышно?
- Не уверен. Я специально выбрал эту комнату, чтобы никому не докучать стуком машинки. Надо мной и сбоку нет спальных комнат. Подождите. Да, да, кажется, я слышал включенный телевизор за соседней дверью. - Потом повторил с сомнением: - Вроде бы слышал. За дверью находится, как ее гордо называет миссис Уитхорн, телевизорная комната, впрочем, не часто посещаемая миссис Уитхорн с дочерьми, не часто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31