Но если бы жив был, позвонил бы, – и добавил: – А про костюм я узнаю. А какой костюм?
– Тройка темно-синяя, – ответило светило по-прежнему недовольно, – и шляпа еще коричневая.
В.К. пообещал сообщить, как только что-нибудь узнает про костюм, и они распрощались.
Поиски костюма В.К. решил начать с Рудницкого – он вспомнил, что полковник оставил ему свой телефон, и решил сначала позвонить ему, узнать, во что был одет Рудаки, когда они с ним расстались.
– Понимаешь, в чем дело, – сказал Рудницкий, – с этим тоже странная штука получается («Интересно, он всегда на „ты“ переходит, когда речь идет о странных вещах?» – подумал В.К.). – Когда я на дачу пришел, был Аврам в синем костюме каком-то старом, с узкими такими лацканами и в жилетке. Я еще подумал сначала, что, может, он в этом костюме на даче работает, но дача-то не его, и вообще, костюмчик чистый такой был, выглаженный – совсем не рабочий.
А потом, когда я Аврама уже без сознания нашел, был он одет уже иначе и тоже как-то странно, не по теперешнему: курточка такая замшевая светлая, вся в пятнах каких-то и под ней футболка грязная страшно, и лицо у него было все расцарапано.
– Может быть, он просто переоделся, когда тебя ждал, – предположил В.К., – ты же сам говорил, что собирался он переодеться.
– Да нет, – довольно раздраженно возразил Рудницкий, – я же сказал, что не современная это была одежда: курточка коротенькая на пуговицах – такие теперь не носят – и футболка тоже не современная – тенниска такая, знаешь, с воротничком, нам, кто с военными работал за бугром, такие вместо формы носить полагалось. Я даже хотел спросить Аврама, чего это он так вырядился, да уж очень плохо ему было вначале, а потом я и забыл.
– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил В.К. автоматически, хотя внятного ответа и тем более дельного совета от полковника не ждал.
Но тот ответил в неожиданно практическом ключе и идти в церковь на этот раз не предлагал.
– Я вот что думаю, – сказал он, – надо на дачу к Валере подъехать, посмотреть, что и как, подозрительная это история, – он перешел на «вы», видно, так полагалось в делах практических, и продолжил: – Вы в эти выходные свободны? Давайте вместе съездим, а я попробую с Валерой созвониться – вроде он уже вернулся.
– Давайте съездим, лучше в это воскресенье, – согласился В.К., тоже перейдя на «вы» – начали его забавлять эти тонкости полковничьего этикета. – Может быть, и правда найдем на даче какие-нибудь следы, а главное костюм заберем, ведь костюм Аврам из театра взял и там просят вернуть. А Валера это, я так понимаю, хозяин дачи?
– Ну да, – сказал Рудницкий. – Я ему позвоню, а потом вам с утра в воскресенье. Подходит такой вариант?
– Подходит, – ответил В.К. – Жду вашего звонка.
Когда В.К. с Рудницким шли по улице дачного поселка, все там было так же, как тогда, когда год назад по этой улице шел Рудаки, неся в пакете темно-синий ретро-костюм: так же жгли на некоторых дачах костры, так же нависали над заборами ветки яблонь с пыльными яблоками, так же доносилась с недалекого кладбища похоронная музыка. Осень еще не наступила, но в природе уже чувствовалось что-то осеннее, умиротворенность какая-то или усталость, какая, бывает, чувствуется в лице не старого еще, но пожившего человека.
По дороге на дачу Рудницкий сначала расспрашивал В.К., интересовался поисками Рудаки и предлагал подключить к этим поискам приятеля своего, какого-то высокого чина из полиции города, но когда понял, что В.К. его– энтузиазма и тем более оптимизма не разделяет, замолчал надолго, и шли они к Балериной даче молча, и пару составляли внушительную: оба высокие, красивые, с сединой в волосах, но не старые, внушительности им добавляли еще и военного образца усы, которые носили оба, хотя В.К. никакого отношения к армии не имел и военных недолюбливал.
Вид их внушал почтение редким дачникам, стоявшим у калиток, а одна старушка даже, робко с ними поздоровавшись, поинтересовалась, не представляют ли они собой какую-нибудь комиссию, прибывшую вершить судьбу предназначенных к сносу дач. Когда же Рудницкий командирским баском сообщил, что никакую комиссию они не представляют, это ее явно разочаровало и даже расстроило. Не оставляли их своим вниманием и дачные собаки, которые, сдержанно рыча и изредка взлаивая, сопровождали их до самой Балериной дачи.
Хозяин дачи Валера уже ждал их с бутылкой и закуской из овощей и фруктов с собственного участка, поэтому к осмотру дачи удалось приступить не сразу – сначала пришлось выслушать сагу Валеры о его гастарбайтерских мытарствах в Польше, потом он долго сокрушался по поводу исчезновения Рудаки, потом пили за то, чтобы он наконец объявился, и вспоминали разные истории, связанные с исчезновением, в которых исчезнувшие люди чудесным образом возвращались, а потом Валера принес вещи Рудаки – белые брюки, черную рубашку и туфли – и это всех как-то сразу отрезвило. Все замолчали вдруг и молча смотрели на вещи, сиротливо лежащие на продавленном диване. Эти вещи, еще недавно принадлежавшие их исчезнувшему товарищу, странным образом подчеркивали необратимость случившегося. Сентиментальный Валера потер кулаками глаза и предложил:
– Может, пора за упокой выпить, не чокаясь?
В глубине души В.К. был уверен, что Аврама уже нет в живых, но предложение не поддержал, не согласился пить за упокой и Рудницкий, который снова настроился на практические действия.
– Давайте дачу осмотрим – мы ведь для этого сюда приехали, – решительно сказал он и попросил Валеру: – А ты пока костюм синий принеси.
– Как я тебе его принесу? – удивился Валера. – Я ведь по телефону сказал, что никакого синего костюма на даче нет, по крайней мере, я не нашел.
– Вот давайте и поищем, – сказал Рудницкий, – с собой его Аврам точно не взял – мы вместе с дачи вышли и в руках у него ничего не было.
Приступили к поискам и искали везде: в комнате, на веранде, на чердаке и в подвале. Рудницкий руководил поисками, покрикивая изредка на Валеру своим командирским голосом. Попробовал он один раз прикрикнуть и на В.К., но тот смерил его холодным взглядом и больше он свои команды к нему не обращал, а сосредоточился исключительно на безропотном Валере. Так или иначе, несмотря на все усилия и команды Рудницкого, костюм так и не нашли и сели опять за стол – допивать остатки.
– Должно быть, костюмчик бомжи приватизировали, – предположил Валера, – они тут ночевали – я одеяла брошенные возле дивана нашел, ну и другие следы остались.
– А дача была заперта? – спросил Рудницкий.
– Ну да, Аврам ведь замок поменял, а ключ под крыльцом лежал, как ты и сказал, – ответил Валера.
На этом решили закончить и стали собираться по домам.
Домой В. К. ехал один – Валера и Рудницкий остались ночевать на своих дачах – и всю дорогу, сначала в троллейбусе, потом в метро, не переставал размышлять о загадочном исчезновении Аврама Рудаки. И чем больше он об этом думал, тем более загадочным это исчезновение ему представлялось.
«Рудницкий вышел на „Театральной“, – думал он, – и Авраму оставалось проехать до дома всего три станции. Предположим, что он по какой-то неизвестной причине вышел на одной из промежуточных станций и его, скажем, сбила машина или напали на него хулиганы, но это предположить никак нельзя, – возражал он себе, – ведь они со Шварцем, пользуясь услугами одного полковника из Службы госбезопасности – давнего знакомого Шварца, просмотрели все сводки милиции за этот вечер и никаких происшествий такого рода в районе этих станций не было зарегистрировано. Можно предположить, что Аврам по собственной воле куда-то поехал, но далеко он уехать не мог – у него не было документов, но и не это главное, – убеждал он себя, – главное то, что Аврам обязательно позвонил бы Иве или мне, в крайнем случае, может быть, не сразу, но позвонил бы обязательно – не такой он человек, чтобы заставить так переживать Иву и своих друзей».
Поезд метро завывал в туннелях, шипел тормозами, объявляли станции, входили и выходили люди, но В. К. ничего этого не замечал и продолжал думать:
«Похищение отпадает, – рассуждал он, – кому нужно его похищать и зачем? Выкупа с него не возьмешь – какой выкуп с профессора, это же не бандит какой-нибудь или народный депутат? Вероятнее всего случайная гибель где-нибудь далеко от города. Но здесь опять много вопросов: скажем, зачем Аврам туда поехал один и на ночь глядя, и главное – никого не предупредив? Что за срочность такая вдруг? И почему не позвонил? Но дело даже не в этом, – продолжал размышлять В.К., – дело в том, что чувствую я, чтоЦ он жив, и хотя логике это ощущение, конечно, не поддается, Щ готов что угодно поставить, что жив он. И с костюмом тоже странная история, – он уже вышел из вагона и ехал вверх g на медленном длинном эскалаторе своей станции, – едва ли бомжи забрали костюм – бомж нынче переборчивый стал, что попало не возьмет, а костюм, судя по рассказам Нестантюка и Рудницкого, разве что для музея годится. А если бомжи не забрали, то куда же он тогда подевался?»
Он уже подходил к двери своей квартиры, когда вновь явилась мысль, которая преследовала его, как надоедливая муха, с тех пор как исчез Рудаки: а что если он действительно «проник» в прошлое, как говорил? Тогда все становилось на свое место и получало свое объяснение: отправился Аврам в прошлое в темно-синей тройке, там переоделся, но тоже в одежду не современную – курточку эту и тенниску, о которых говорил Рудницкий, вернулся ненадолго в настоящее, а потом опять попал в прошлое из вагона метро уже в другой одежде.
«Придется теперь Нестантюку искать свой костюм в прошлом веке, году этак в семьдесят пятом, – усмехнулся В.К., открывая дверь квартиры. – Бред все это, бред сивой кобылы. Не может такого быть, потому что не может быть никогда!»
Лежал теперь В.К. на своем старом диване, слушал крики подростков во дворе, которые проникали в комнату, несмотря на закрытую дверь, и вспоминал всю эту напрасную суету вокруг исчезновения Рудаки: все эти походы в полицию, расклеивание объявлений на вокзалах и автостанциях – активное участие в этом принимали студенты; вспоминал, как собирались они то у него, то у Ивы и спорили, спорили, пытаясь понять, что же произошло с Аврамом, и напрасно – и сейчас, спустя почти год, все оставалось таким же непонятным, как и вначале.
«Хорошо, что хотя бы Ива не нуждается, – подумал он, – „Гробовщик“ ей регулярно Аврамову долю доходов передает. А интересно все-таки, Хиромант нарочно эту идею с оптимальным гробом подарил Авраму или случайно так получилось? Наверное, случайно, – ответил он сам себе, – не мог он предвидеть, что наше общество потребления докатится до такого».
Он решил открыть балконную дверь – не заглушала она крики, а душно стало в комнате невыносимо. На балконе он закурил и продолжил этот «вечер воспоминаний», который сам неожиданно себе и устроил.
Вспомнил почему-то, как пошли они с Аврамом как-то на танцы, на танцплощадку на склонах Днепра, называемую тогда в народе «Жаба», а была еще и другая под названием «Кукушка», тоже в парке на склонах. Вспомнил, как пили перед этим портвейн в заведении на Кресте с бесхитростным названием «Вино» – теперь таких названий нет, теперь такое заведение называлось бы «Восторг дегустатора» или как-нибудь в этом роде, правда, теперь и заведений таких нет.
Вспомнилось ему, как при входе на танцплощадку на длинном каком-то ящике в огромном количестве лежали бескозырки – на танцы чуть ли не в полном составе явились курсанты Военно-морского училища.
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! – сказал тогда Аврам.
Вспомнив об этом, В.К. усмехнулся.
«Маленький тогда был город, – думал он, – бывало, Крест туда и назад проходили минут за двадцать – от бара „Днепр“ до Сарапского рынка, где продавали кислое крестьянское вино по двадцать копеек стакан, а кофе пили посередине, в Центральном гастрономе, двойную половинку. Все на Кресте тогда друг друга знали, здоровались, останавливались поболтать, особенно в популярных местах: около Театрального института, в Центральном гастрономе, в кафе с каким-то советским названием (название он забыл), которое было известно в народе как „Мичиган“, почему „Мичиган“ – неизвестно, но все это кафе так называли. И народ тогда на Кресте собирался разный», – подумал он и стал вспоминать завсегдатаев этого местного «Бродвея»: одноглазого ассирийско-украинского поэта Барду; Окуня-актера с его тиком и продуманными актерскими жестами; бандитов – Алика по кличке Генерал и еще одного по кличке Комбат; проституток – худющую Тюльку и мужеподобную Дядю Гришу; романтика сыскного дела Гену по прозвищу Милиционер, хотя к этому званию тот лишь стремился; киношника по имени Рэм (Революция, Энгельс, Маркс); студента-медика и параллельно украинского националиста Рябка и среди всей этой пестрой братии свою компанию: красавца Шварца с его буйной шевелюрой и походкой танцора;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Тройка темно-синяя, – ответило светило по-прежнему недовольно, – и шляпа еще коричневая.
В.К. пообещал сообщить, как только что-нибудь узнает про костюм, и они распрощались.
Поиски костюма В.К. решил начать с Рудницкого – он вспомнил, что полковник оставил ему свой телефон, и решил сначала позвонить ему, узнать, во что был одет Рудаки, когда они с ним расстались.
– Понимаешь, в чем дело, – сказал Рудницкий, – с этим тоже странная штука получается («Интересно, он всегда на „ты“ переходит, когда речь идет о странных вещах?» – подумал В.К.). – Когда я на дачу пришел, был Аврам в синем костюме каком-то старом, с узкими такими лацканами и в жилетке. Я еще подумал сначала, что, может, он в этом костюме на даче работает, но дача-то не его, и вообще, костюмчик чистый такой был, выглаженный – совсем не рабочий.
А потом, когда я Аврама уже без сознания нашел, был он одет уже иначе и тоже как-то странно, не по теперешнему: курточка такая замшевая светлая, вся в пятнах каких-то и под ней футболка грязная страшно, и лицо у него было все расцарапано.
– Может быть, он просто переоделся, когда тебя ждал, – предположил В.К., – ты же сам говорил, что собирался он переодеться.
– Да нет, – довольно раздраженно возразил Рудницкий, – я же сказал, что не современная это была одежда: курточка коротенькая на пуговицах – такие теперь не носят – и футболка тоже не современная – тенниска такая, знаешь, с воротничком, нам, кто с военными работал за бугром, такие вместо формы носить полагалось. Я даже хотел спросить Аврама, чего это он так вырядился, да уж очень плохо ему было вначале, а потом я и забыл.
– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил В.К. автоматически, хотя внятного ответа и тем более дельного совета от полковника не ждал.
Но тот ответил в неожиданно практическом ключе и идти в церковь на этот раз не предлагал.
– Я вот что думаю, – сказал он, – надо на дачу к Валере подъехать, посмотреть, что и как, подозрительная это история, – он перешел на «вы», видно, так полагалось в делах практических, и продолжил: – Вы в эти выходные свободны? Давайте вместе съездим, а я попробую с Валерой созвониться – вроде он уже вернулся.
– Давайте съездим, лучше в это воскресенье, – согласился В.К., тоже перейдя на «вы» – начали его забавлять эти тонкости полковничьего этикета. – Может быть, и правда найдем на даче какие-нибудь следы, а главное костюм заберем, ведь костюм Аврам из театра взял и там просят вернуть. А Валера это, я так понимаю, хозяин дачи?
– Ну да, – сказал Рудницкий. – Я ему позвоню, а потом вам с утра в воскресенье. Подходит такой вариант?
– Подходит, – ответил В.К. – Жду вашего звонка.
Когда В.К. с Рудницким шли по улице дачного поселка, все там было так же, как тогда, когда год назад по этой улице шел Рудаки, неся в пакете темно-синий ретро-костюм: так же жгли на некоторых дачах костры, так же нависали над заборами ветки яблонь с пыльными яблоками, так же доносилась с недалекого кладбища похоронная музыка. Осень еще не наступила, но в природе уже чувствовалось что-то осеннее, умиротворенность какая-то или усталость, какая, бывает, чувствуется в лице не старого еще, но пожившего человека.
По дороге на дачу Рудницкий сначала расспрашивал В.К., интересовался поисками Рудаки и предлагал подключить к этим поискам приятеля своего, какого-то высокого чина из полиции города, но когда понял, что В.К. его– энтузиазма и тем более оптимизма не разделяет, замолчал надолго, и шли они к Балериной даче молча, и пару составляли внушительную: оба высокие, красивые, с сединой в волосах, но не старые, внушительности им добавляли еще и военного образца усы, которые носили оба, хотя В.К. никакого отношения к армии не имел и военных недолюбливал.
Вид их внушал почтение редким дачникам, стоявшим у калиток, а одна старушка даже, робко с ними поздоровавшись, поинтересовалась, не представляют ли они собой какую-нибудь комиссию, прибывшую вершить судьбу предназначенных к сносу дач. Когда же Рудницкий командирским баском сообщил, что никакую комиссию они не представляют, это ее явно разочаровало и даже расстроило. Не оставляли их своим вниманием и дачные собаки, которые, сдержанно рыча и изредка взлаивая, сопровождали их до самой Балериной дачи.
Хозяин дачи Валера уже ждал их с бутылкой и закуской из овощей и фруктов с собственного участка, поэтому к осмотру дачи удалось приступить не сразу – сначала пришлось выслушать сагу Валеры о его гастарбайтерских мытарствах в Польше, потом он долго сокрушался по поводу исчезновения Рудаки, потом пили за то, чтобы он наконец объявился, и вспоминали разные истории, связанные с исчезновением, в которых исчезнувшие люди чудесным образом возвращались, а потом Валера принес вещи Рудаки – белые брюки, черную рубашку и туфли – и это всех как-то сразу отрезвило. Все замолчали вдруг и молча смотрели на вещи, сиротливо лежащие на продавленном диване. Эти вещи, еще недавно принадлежавшие их исчезнувшему товарищу, странным образом подчеркивали необратимость случившегося. Сентиментальный Валера потер кулаками глаза и предложил:
– Может, пора за упокой выпить, не чокаясь?
В глубине души В.К. был уверен, что Аврама уже нет в живых, но предложение не поддержал, не согласился пить за упокой и Рудницкий, который снова настроился на практические действия.
– Давайте дачу осмотрим – мы ведь для этого сюда приехали, – решительно сказал он и попросил Валеру: – А ты пока костюм синий принеси.
– Как я тебе его принесу? – удивился Валера. – Я ведь по телефону сказал, что никакого синего костюма на даче нет, по крайней мере, я не нашел.
– Вот давайте и поищем, – сказал Рудницкий, – с собой его Аврам точно не взял – мы вместе с дачи вышли и в руках у него ничего не было.
Приступили к поискам и искали везде: в комнате, на веранде, на чердаке и в подвале. Рудницкий руководил поисками, покрикивая изредка на Валеру своим командирским голосом. Попробовал он один раз прикрикнуть и на В.К., но тот смерил его холодным взглядом и больше он свои команды к нему не обращал, а сосредоточился исключительно на безропотном Валере. Так или иначе, несмотря на все усилия и команды Рудницкого, костюм так и не нашли и сели опять за стол – допивать остатки.
– Должно быть, костюмчик бомжи приватизировали, – предположил Валера, – они тут ночевали – я одеяла брошенные возле дивана нашел, ну и другие следы остались.
– А дача была заперта? – спросил Рудницкий.
– Ну да, Аврам ведь замок поменял, а ключ под крыльцом лежал, как ты и сказал, – ответил Валера.
На этом решили закончить и стали собираться по домам.
Домой В. К. ехал один – Валера и Рудницкий остались ночевать на своих дачах – и всю дорогу, сначала в троллейбусе, потом в метро, не переставал размышлять о загадочном исчезновении Аврама Рудаки. И чем больше он об этом думал, тем более загадочным это исчезновение ему представлялось.
«Рудницкий вышел на „Театральной“, – думал он, – и Авраму оставалось проехать до дома всего три станции. Предположим, что он по какой-то неизвестной причине вышел на одной из промежуточных станций и его, скажем, сбила машина или напали на него хулиганы, но это предположить никак нельзя, – возражал он себе, – ведь они со Шварцем, пользуясь услугами одного полковника из Службы госбезопасности – давнего знакомого Шварца, просмотрели все сводки милиции за этот вечер и никаких происшествий такого рода в районе этих станций не было зарегистрировано. Можно предположить, что Аврам по собственной воле куда-то поехал, но далеко он уехать не мог – у него не было документов, но и не это главное, – убеждал он себя, – главное то, что Аврам обязательно позвонил бы Иве или мне, в крайнем случае, может быть, не сразу, но позвонил бы обязательно – не такой он человек, чтобы заставить так переживать Иву и своих друзей».
Поезд метро завывал в туннелях, шипел тормозами, объявляли станции, входили и выходили люди, но В. К. ничего этого не замечал и продолжал думать:
«Похищение отпадает, – рассуждал он, – кому нужно его похищать и зачем? Выкупа с него не возьмешь – какой выкуп с профессора, это же не бандит какой-нибудь или народный депутат? Вероятнее всего случайная гибель где-нибудь далеко от города. Но здесь опять много вопросов: скажем, зачем Аврам туда поехал один и на ночь глядя, и главное – никого не предупредив? Что за срочность такая вдруг? И почему не позвонил? Но дело даже не в этом, – продолжал размышлять В.К., – дело в том, что чувствую я, чтоЦ он жив, и хотя логике это ощущение, конечно, не поддается, Щ готов что угодно поставить, что жив он. И с костюмом тоже странная история, – он уже вышел из вагона и ехал вверх g на медленном длинном эскалаторе своей станции, – едва ли бомжи забрали костюм – бомж нынче переборчивый стал, что попало не возьмет, а костюм, судя по рассказам Нестантюка и Рудницкого, разве что для музея годится. А если бомжи не забрали, то куда же он тогда подевался?»
Он уже подходил к двери своей квартиры, когда вновь явилась мысль, которая преследовала его, как надоедливая муха, с тех пор как исчез Рудаки: а что если он действительно «проник» в прошлое, как говорил? Тогда все становилось на свое место и получало свое объяснение: отправился Аврам в прошлое в темно-синей тройке, там переоделся, но тоже в одежду не современную – курточку эту и тенниску, о которых говорил Рудницкий, вернулся ненадолго в настоящее, а потом опять попал в прошлое из вагона метро уже в другой одежде.
«Придется теперь Нестантюку искать свой костюм в прошлом веке, году этак в семьдесят пятом, – усмехнулся В.К., открывая дверь квартиры. – Бред все это, бред сивой кобылы. Не может такого быть, потому что не может быть никогда!»
Лежал теперь В.К. на своем старом диване, слушал крики подростков во дворе, которые проникали в комнату, несмотря на закрытую дверь, и вспоминал всю эту напрасную суету вокруг исчезновения Рудаки: все эти походы в полицию, расклеивание объявлений на вокзалах и автостанциях – активное участие в этом принимали студенты; вспоминал, как собирались они то у него, то у Ивы и спорили, спорили, пытаясь понять, что же произошло с Аврамом, и напрасно – и сейчас, спустя почти год, все оставалось таким же непонятным, как и вначале.
«Хорошо, что хотя бы Ива не нуждается, – подумал он, – „Гробовщик“ ей регулярно Аврамову долю доходов передает. А интересно все-таки, Хиромант нарочно эту идею с оптимальным гробом подарил Авраму или случайно так получилось? Наверное, случайно, – ответил он сам себе, – не мог он предвидеть, что наше общество потребления докатится до такого».
Он решил открыть балконную дверь – не заглушала она крики, а душно стало в комнате невыносимо. На балконе он закурил и продолжил этот «вечер воспоминаний», который сам неожиданно себе и устроил.
Вспомнил почему-то, как пошли они с Аврамом как-то на танцы, на танцплощадку на склонах Днепра, называемую тогда в народе «Жаба», а была еще и другая под названием «Кукушка», тоже в парке на склонах. Вспомнил, как пили перед этим портвейн в заведении на Кресте с бесхитростным названием «Вино» – теперь таких названий нет, теперь такое заведение называлось бы «Восторг дегустатора» или как-нибудь в этом роде, правда, теперь и заведений таких нет.
Вспомнилось ему, как при входе на танцплощадку на длинном каком-то ящике в огромном количестве лежали бескозырки – на танцы чуть ли не в полном составе явились курсанты Военно-морского училища.
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! – сказал тогда Аврам.
Вспомнив об этом, В.К. усмехнулся.
«Маленький тогда был город, – думал он, – бывало, Крест туда и назад проходили минут за двадцать – от бара „Днепр“ до Сарапского рынка, где продавали кислое крестьянское вино по двадцать копеек стакан, а кофе пили посередине, в Центральном гастрономе, двойную половинку. Все на Кресте тогда друг друга знали, здоровались, останавливались поболтать, особенно в популярных местах: около Театрального института, в Центральном гастрономе, в кафе с каким-то советским названием (название он забыл), которое было известно в народе как „Мичиган“, почему „Мичиган“ – неизвестно, но все это кафе так называли. И народ тогда на Кресте собирался разный», – подумал он и стал вспоминать завсегдатаев этого местного «Бродвея»: одноглазого ассирийско-украинского поэта Барду; Окуня-актера с его тиком и продуманными актерскими жестами; бандитов – Алика по кличке Генерал и еще одного по кличке Комбат; проституток – худющую Тюльку и мужеподобную Дядю Гришу; романтика сыскного дела Гену по прозвищу Милиционер, хотя к этому званию тот лишь стремился; киношника по имени Рэм (Революция, Энгельс, Маркс); студента-медика и параллельно украинского националиста Рябка и среди всей этой пестрой братии свою компанию: красавца Шварца с его буйной шевелюрой и походкой танцора;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29