– Пусть подойдет, – приказал спецназовцу Уманский и, обращаясь к Рудаки, сказал по-английски: – Вы свободны, мистер Реквизит.
– Сам ты реквизит, – ответил ему Рудаки по-русски и сказал полицейскому: – Моя фамилия Рудаки, профессор Рудаки. Надо сообщить моей семье.
– А как же… – от удивления Уманский перешел на язык Империи. – Так вы что, по-русски говорите?!
– So much for your Province Intelligence! – сказал Рудаки и попросил у полицейского мобильный телефон.
14. Пророчество Хироманта
– И все-таки есть одна положительная сторона в моем пленении, – сказал Рудаки.
– Какая? – спросил В.К.
– Плаваю я теперь, как дельфин. Шутка ли, каждый день два часа тренировок в бассейне почти целый год?!
– Есть чем гордиться университетскому профессору, – засмеялся В.К., – а вообще-то, для здоровья полезно.
– Конечно, есть чем гордиться, – Рудаки тоже улыбнулся, – найди мне в универе второго профессора в такой спортивной форме, как сейчас у меня, – они все у нас жирные и с животиками.
Он замолчал. Замолчал и В.К. Они отвыкли друг от друга, с трудом находили общие темы, и паузы в их разговоре были частыми и долгими.
В сущности, это был их первый настоящий разговор после освобождения Рудаки – они виделись в первый день, когда Рудаки привезли в родные пенаты на полицейской машине, но поговорить им толком не удалось. В тот день дом Рудаки был полон людей – пришли, казалось, все его друзья, знакомые, коллеги, и телефон звонил, не переставая. Вечером о нем сообщили по городскому телевидению:
«Во время рейда спецназа Губернской службы безопасности на базу организованной преступной группировки, занимавшейся торговлей людьми, был освобожден профессор Университета Аврам Мельхедекович Рудаки, – захлебываясь скороговоркой и слюной, тараторила на языке Губернии девица-корреспондентка. – Бандиты держали его в заложниках больше года, требуя от семьи выкуп в два миллиона долларов».
– Действительно за тебя выкуп требовали? – спросил тогда В. К. – А почему Ива мне ничего не сказала?
– Неужто ты подумал, что я и впрямь так дорого стою? – усмехнулся Рудаки.
– Дороговато, конечно, для профессора, – согласился В.К. и опять спросил: – Так требовали выкуп?
– Да нет, – ответил Рудаки, – выдумка это борзописцев местных. Там совсем другая история.
Но что за история, рассказывать не стал, а В.К. не настаивал.
Сразу же после новостей позвонил ректор, поздравил с освобождением, сообщил, что уже подписал приказ о восстановлении Рудаки на работе, и тоже спросил о выкупе. Рудаки поблагодарил и сказал, что выкуп – это журналистское изобретение, что просто похитили его бандиты – вот и все, а зачем он был им нужен, он и сам не знает. Весь этот первый день он вообще только то и делал, что жал руки и благодарил, иногда отвлекаясь, чтобы дать капли Иве, которая то и дело принималась плакать. Не до разговора с В.К. было ему в этот безумный первый день.
Только через неделю Рудаки с Ивой выбрались к В.К. на традиционную бутылку водки, очищенную В.К. собственноручно, как он говорил, в соответствии с последними достижениями физической науки, что доказывает хотя бы относительную полезность этой науки для человечества.
Пока что до бутылки дело не дошло – жены накрывали на стол. Зная по опыту, что дело это затяжное, Рудаки с В.К. устроились с кофе на балконе. Рудаки казалось, что совсем недавно они сидели вот так же здесь, на этом балконе, и говорили о проникновении, и никак тогда В.К. не соглашался, что эти путешествия в прошлое действительно были, что действительно второй раз в своей жизни брел Рудаки по сожженным шиитским кварталам в сирийском городе Хама и пил «Жигулевское» пиво с молодым Сериковым из давно исчезнувших советских пивных автоматов. Сейчас он и сам стал относиться к этому иначе – уже не казались ему теперь эти путешествия несомненной реальностью, как иногда казались раньше. Переживания последнего года изменили его. В.К. будто прочитал его мысли.
– А как твои проникновения? – спросил он вдруг с усмешкой. – Не проникал в прошлое за это время?
– Не проникал, – печально улыбнулся Рудаки, – не до этого было. Вообще, ты, наверное, прав – приснились мне эти проникновения, не может такого быть.
– Конечно, – согласился В.К. – конечно, это противоречит всем физическим законам, но идея интересная. Неординарный был человек твой Хиромант. Ведь куски прошлого действительно остаются в настоящем, настоящее съедает их постепенно. Вот возьми нашу квартиру. Были у нас книжные полки старые, годов этак восьмидесятых, а недавно Майна купила новый стеллаж и кусок прошлого исчез, книги старые, правда, остались, но это уже не цельный кусок.
– А наша квартира совсем не изменилась, наверное, с семидесятых. Ивка, правда, то и дело порывается сделать ремонт, но я твердо стою на позиции старика Тарковского. Помнишь, как он говорил: «После меня хоть ремонт»?
– Солидарен, – сказал В.К., – Майна тоже постоянно стремится к обновлению – то ванную задумает ремонтировать, то мойку новую на кухне завести. Борюсь из последних сил. Новое время очень агрессивно, ты заметил, особенно в обществе потребления?
– Конечно, – с энтузиазмом подхватил Рудаки, – в Империи покупка нового матраса и то была событием эпохальным! А что касается моих путешествий на машине времени, не все тут так просто объяснить. Вот скажи, откуда в моем кармане вдруг старые сирийские фунты появились? Я узнавал у нумизматов – это старая валюта, сирийцы с тех пор все купюры поменяли.
– Это действительно странно, – согласился В.К. и добавил, пытаясь найти хоть какое-то объяснение: – Может, ты спьяну, скажем, взял эти фунты у какого-нибудь нумизмата – Иве показать, вспомнить молодость, да и забыл начисто?
– Не пью я сейчас совсем почти и тем более не напиваюсь, – возразил Рудаки. – Разве что с тобой изредка. Но ты ведь мне фунты не давал, правда?
– Не давал, – признал В.К., и они опять надолго замолчали.
Солнце зашло, и в затененном большими старыми домами и деревьями дворе, куда выходил балкон, сразу же стемнело.
– Ну что, не пора ли нам присоединиться к дамам? – спросил Рудаки.
– Подождем, пока позовут, – предложил В.К., – закуски дело серьезное. Ты мне вот что скажи: как ты к этим бандитам попал? Они что, тебя прямо в метро схватили или когда ты от метро домой шел?
– Ты что? Какое метро?! – удивился Рудаки. – Они на даче меня захватили сонного или, скорее, без сознания.
– А Рудницкий где был?! – спросил В.К., чувствовалось, что он тоже удивлен. – Он тут приходил ко мне, рассказывал, как нашел тебя без сознания возле Балериной дачи, правда, потом ты вроде оклемался и вы вместе домой ехали. Он на «Театральной» вышел, а ты дальше поехал, – В.К. помолчал немного и добавил: – Утверждает Рудницкий, правда, что потом видел через окно вагона, как ты исчез, сидел-сидел, говорит, а потом исчез, как испарился. Предлагал даже свечку поставить, полковник называется – коммунистом, наверное, был. Так выходит, что он все врет?
– Не знаю, – сказал Рудаки задумчиво, – не знаю. Схватили-то меня на даче, в каком месте, я не знаю – без памяти был, но на даче точно. Я ведь с дачи в проникновение собирался, – он смущенно улыбнулся, – поэтому был одет в старинный костюм такой, я его в театре у Нестантюка специально для проникновения взял. Там еще этикетка была на подкладке «Театральный реквизит» – из-за нее в клинике меня Реквизитом прозвали. Хотел переодеться и не успел – заснул, а потом меня сонного и схватили.
– А мы этот костюм на даче искали с Рудницким и с Валерой и не нашли, – прервал его В.К., – а он, оказывается, на тебе был.
– На мне, – подтвердил Рудаки и продолжил, – но вообще все это странно, странная какая-то история выходит, потому что все, что ты сейчас рассказал, ну, то, что Рудницкий рассказывал, я во сне видел. Необычный такой сон – реальный, там еще потом собаки были. Ничего не понимаю. А Рудницкий не говорил, как я был одет? В клинику-то меня привезли в тройке, которую я у Нестантюка взял, а во сне был одет иначе – в куртку такую короткую. Я этот сон хорошо помню.
– Рудницкий говорил, что сначала, когда вы с ним на даче вино пили, ты был одет в эту самую тройку из театра, – ответил В.К., – а когда он тебя без сознания нашел, то был ты одет уже иначе, но тоже странно, не по-современному, в курточку вроде замшевую и тенниску с воротничком. Рудницкий сказал, что похожа она была на те, что вам, военным, за рубежом предписывалось носить.
– Странно… Во сне я тоже так был одет, – задумчиво протянул Рудаки, тряхнул головой и продолжил бодрым тоном: – Ну, ладно, мало ли что может присниться, и Рудницкому, наверное, тоже приснилось – заснул он, должно быть, после бутылки у себя на даче, вот и приснилось. Ко мне на дачу ведь он так и не вернулся.
– А говорит, что приходил, – возразил В.К., – да ладно – все это, слава богу, уже в прошлом. Ты мне лучше скажи – костюм-то этот из реквизита сохранился? А то я Нестантюка встречал – очень он из-за костюма расстроился.
– У меня его отобрали, когда я в клинику попал, но я попросил полицейских, которые меня освободили, костюм поискать – может, и отыщется, – ответил Рудаки, и тут Майна позвала их к столу и разговор прервался.
Давно ожидаемый и предвкушаемый заранее ужин проходил как-то вяло. После первых тостов за счастливое избавление Рудаки от плена и, возможно, гибели, за верных его друзей и семью общая беседа не заладилась. Рудаки молчал, пил мало, и героические попытки В.К., который к роли хозяина относился серьезно, развлечь гостей и найти общую тему не увенчались успехом. Наконец, когда Майна с Ивой затеяли разговор о политике, В.К. сдался и предложил Рудаки пойти покурить на балкон.
– Мне друг твой московский звонил, Шитов, – сказал В.К., закуривая.
– А Шитов… – Рудаки поморщился. – Старый знакомый скорее, чем друг. И чего хотел?
– Сказал, что ты можешь быть где-нибудь за границей, что могли завербовать тебя, разведка какая-нибудь.
– И ты поверил?
– Пожалуй, нет.
– И правильно сделал, – решительно заявил Рудаки. – Кому я нужен теперь?! Вон сколько молодых и политически подкованных.
Разговор наедине тоже не клеился – они опять замолчали и вскоре вернулись к женам. Потом ели курицу, каким-то особым способом приготовленную Маиной, пили чай, но разговаривали по-прежнему мало, и через некоторое время Рудаки собрались домой.
– Что ты такой мрачный был весь вечер? – спросила Ива.
– Синдром заложника, – ответил Рудаки, стараясь, чтобы это прозвучало, как шутка, но Ива восприняла его слова серьезно.
– Отдохнуть тебе надо, – сказала она, – прийти в себя.
– Наверное, – без особой уверенности в голосе согласился Рудаки.
Той ночью ему опять приснился странный сон. Снился ему город после какой-то катастрофы. Что это за катастрофа, Рудаки не знал, но был уверен, что она произошла и город вот-вот исчезнет. Он смотрел на него с большой высоты, и казалось, что в городе ничего не изменилось: на холмах то выстраивались ровными прямоугольниками, то разбегались беспорядочной россыпью по склонам дома, большие и маленькие, старые – начала прошлого века и новые – уродливые коробки и башни, построенные недавно. Город делила пополам широкая блекло-синяя река с рукавами и протоками, которые вклинивались в городские кварталы и отделяли от города несколько островов. Зеленые острова были и на самой реке, а город просто тонул в зелени – обширные парки вдоль речных склонов, парки в центре и на окраинах. И со всех сторон к городу подступали леса, и лесные массивы так же, как и рукава реки, вклинивались в городские кварталы. Говорили, что это самый зеленый город в мире, и может быть, так оно и было на самом деле.
«Хороший город, жалко, что он исчезнет, – думал во сне Рудаки, – впрочем, мы этого не увидим – исчезнем вместе с ним, а может, и раньше».
Сон продолжался, и снилось ему теперь, что он идет по городу, пережившему катастрофу, – вокруг были покинутые жителями разрушенные дома и на замусоренном асфальте сидели дикари, которых в этом сне все называли аборигенами. Они сидели почти на каждом перекрестке, глядя прямо перед собой и никак не реагируя на редких прохожих. Некоторые разжигали костры и сидели вокруг них на корточках, пристально глядя в огонь, другие заводили бессмысленные песни или пускались в пляс под слышную только им музыку. Предметы и люди в этом сне не отбрасывали тени, потому что на небе светило одновременно четыре солнца.
Проснувшись, Рудаки еще какое-то время помнил сон.
«Аборигены, – думал он, – какие аборигены в наших широтах, даже во сне?!»
Вскоре сон забылся, началась реальность.
Как выяснилось, ректор приказ о его восстановлении на работе не подписал.
– Надо было согласовать с юристами, – говорил он, лучезарно улыбаясь, – сами понимаете, случай неординарный. Но вы не волнуйтесь – нужно просто уладить кое-какие формальности.
Рудаки сказал, что понимает и не волнуется. И начались его хождения по инстанциям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29