Ланселот выпучил глаза и прошептал:
— Господи, что она задумала?
А Анлодда спокойно подошла к стене, воровато посмотрела в одну сторону, потом — в другую, и запустила пальцы в трещину в штукатурке. Затем она за что-то с силой потянула, уперлась в стену плечом. Чуть приоткрылась потайная дверь — совсем немного, но этого стройной девушке хватило для того, чтобы проскользнуть внутрь. Похоже, этой дверью никто не пользовался много лет. Анлодда исчезла за дверью.
— Митра! — воскликнул Корс Кант изумленно и восторженно.
Жемчужно-белая рука появилась из-за двери. Анлодда пальцем поманила к себе остальных, и ее рука тут же исчезла.
Недовольный тем, что Анлодда предприняла такое ответственное действие, не предупредив его, Ланселот велел остальным трогаться к стене и идти при этом лениво, небрежно — так, чтобы не привлекать к себе внимания. Мало ли зачем идут по улице мужчины? Да хоть за элем — такое вполне могло показаться стражникам правдоподобным.
Первым за Анлоддой в потайную дверь последовал Корс Кант, и оказался в крошечном дворике, заросшем кустами и травой. Анлодда вынула кинжал и вставила его лезвие между косяком и другой дверью, ведущей неведомо куда. С трудом поддалась заржавевшая задвижка. Анлодда потянула дверь на себя, та открылась с ужасающим скрипом. За дверью было темно — хоть глаз выколи.
Бард поспешил следом за своей рыжеволосой богиней и оказался в дымном коридоре, озаренном только тем светом, что проникал в приотворенную дверь. Сводчатый потолок за годы почернел от дыма факелов. Копоть почти целиком покрыла яркую мозаику, изображавшую стражника в капюшоне, у которого вместо волос росли ветки. Сквозь трещины в штукатурке едва-едва пробивались солнечные лучи, смешивались со светом, идущим от двери, но большая часть комнаты была погружена во мрак.
Анлодда прислонилась к стене, и солнце выхватило из тьмы ее грудь, плечи и золотистую корону волос. Она не смотрела на Корса Канта. Глаза ее были устремлены в темный коридор. Она едва заметно дрожала.
Спокойным, чересчур спокойным голосом она произнесла:
— Пройдем здесь, у дубовой двери повернем направо, потом — по внутреннему двору. Там пиршественный зал, там наверняка сейчас все эти свиньи, почитающие Гелиоса, валяются мертвецки пьяные.
Ланселот с трудом протиснулся сквозь узкую дверь. Взглянул направо, потом налево, и дал знак остальным следовать за ним. Кей и Бедивир забрались внутрь. Тонкие лучи света падали на серые глаза Ланселота, выхватывали из мрака нагрудник Кея, закованный в железную перчатку кулак Бедивира.
— Нужно торопиться, — прошептал Ланселот. — Пока они не проснулись. Мы где?
— Это крыло было необитаемым, когда я была.., на десять лет младше — с тех пор, как обрушилась древняя крыша. Каэр Харлек очень стар, и под новой крепостью сохранились остатки более древней постройки, которая стояла здесь еще в те времена, когда мы не были цивилизованными, до того, как тут высадился божественный Юлий — ну если не он сам, то его легионы. Заметив, что на нее падает свет, Анлодда отступила в темноту.
— Понимаете, — продолжила она рассказ, — Каэр Харлек похож на квадратную корку пирога с дыркой посередине. — Она нарисовала пальцем в воздухе квадрат. — Сейчас мы прямо напротив главного зала, — продолжала она. — Можно либо пройти туда по прямой, через внутренний двор, либо обогнуть квадрат по периметру.
Услышав слово «квадрат», Ланселот вздернул брови — он словно получил секретное послание. Корс Кант ощутил прилив беспричинной ревности. «Какое мне дело до того, что она посылает тайные знаки этому сикамбрийскому полководцу-варвару, на которого кидаются все женщины до единой?» — Ну ладно, что мы тут торчим, словно какие-нибудь несчастные вдовы? — буркнул Ланселот. — Пошли, нужно найти место, где можно устроиться на ночлег.
«Вдовы? Это он на Сына Вдовы намекнул? Неужели Ланселот — Строитель? И что, во имя Митры, они сказали друг другу? Что-то замышляют?» Бард сжал кулаки, и ногти до боли вонзились в его ладони.
«Квадрат» — сказала она. У Корса Канта засосало под ложечкой. Он вспомнил о той чудовищной, исковерканной латыни, на которой Ланселот «записал» разговор Меровия с Артусом полторы недели назад. «Мы встречаемся на ступени.., мой стол круглый, а не квадратный».
«Если Анлодде нужна помощь, если ей нужно кому-то довериться, почему не ко мне она обратилась?» Корс Кант тоже шагнул в темноту, гадая, многое ли из того, что он сейчас видел и слышал, реально, а что было призрачной песней у него в ушах.
— Я отведу вас в такое место, — прошептала Анлодда. — Но у нас нет плаща Кассибеллана, и не представляю, как нам стать невидимыми.
Она шагнула из тьмы на свет и на краткий миг задержалась. Солнце, отражавшееся от белой стены, дивно озарило ее фигурку.
Корс Кант выпучил глаза. Сейчас Анлодда выглядела в точности так, как в ту ночь, у окна покоев Dux Bellorum.
Бард украдкой взглянул на Ланселота. Сикамбриец не сводил глаз с девушки. На миг его брови взметнулись вверх в узнавании. Но так же быстро Ланселот отвел глаза.
Но Корс Кант понял — в этот миг герой Камланна узнал ту, что покушалась на жизнь Dux Bellorum.
Глава 14
Анлодда отыскала заброшенную кладовую, где было решено дождаться ночи. «Вот и миновал мой одиннадцатый день в Темных Веках, — подумал Питер. — А у меня уже двое убийц, хотя сначала я разыскивал только одну».
Наконец наверху стих шум пьяной оргии. Питер выждал еще час, и приготовил свою «ударную группу» к выходу.
Тихо-тихо они прошли по коридору и вышли во внутренний двор. Анлодда рукой, белой, словно надгробный камень, указала на дверь. Это была та самая рука, что несколько дней назад сжимала занесенный над головой Артуса клинок.
Питер распахнул дверь и, возглавив отряд, пошел по тенистой аллее, по обе стороны которой росли колючие кусты и деревья, к другой двери, исцарапанной остриями мечей и казавшейся при свете луны черной. «Что только ждет взломщика за этой дверью, будь он вооружен боевым топором или двенадцатизарядным пистолетом?» Скованный страхом, Питер потянул дверь на себя и открыл.
В пиршественном зале мертвым сном спали не меньше сотни ютов. Время от времени кто-то из них хрипловато кашлял, кто-то что-то бормотал во сне, а кто-то едва слышно вскрикивал. Не входя в зал, лазутчики остановились на пороге.
Питер подозвал всех ближе к себе. Накинул на плечи плащ, натянул на голову капюшон, закрыл его краем лицо. Остальные последовали его примеру. Питер вытащил треугольный кинжал, сделав это абсолютно бесшумно, пригнулся и шагнул в зал. Ступал он осторожно, по-кошачьи.
Как только глаза его привыкли к сумраку в зале, он разглядел несколько десятков догорающих свечей. Питер осмотрелся и насчитал примерно сотню спящих. На некоторых блестели шейные цепочки и короны из золота и серебра, украшенные грубо обработанными драгоценными камнями. На других он разглядел части доспехов. Все спали и были совершенно беззащитны.
Двое богато одетых вельмож распластались в пьяном ступоре за ближайшим столом. Их разделял перевернутый винный кувшин. Питер бесшумно приблизился к ним, хотя сейчас запросто мог бы въезжать в зал на ганнибаловом слоне или выстрелить здесь из пушки — никто бы не проснулся.
Спутники, затаив дыхание, не спускали с него глаз.
Питер распрямил руку, сжимавшую кинжал. «Спокойствие! — приказал он себе мысленно, и натренированная железная воля уняла дрожь. Прежде ему ни разу не приходилось никому перерезать глотку, он только давал команду:
«Открыть огонь!» да нажимал на спусковой крючок своего «Мака-10».
Питер поднес острие кинжала к горлу ближайшего к нему юта, другой рукой зажал рот и нос спящего. Сейчас нужно только чуть-чуть надавить, и…
Сердце Питера сковало стальной десницей. «Нет же! Это не человек! Ты просто упражняешься. Это восковой манекен, не более!» Ют дернулся и очнулся. Отбросив прочь страх за свою бессмертную душу, Питер сильно нажал на рукоятку и глубоко вонзил клинок в глотку юта. «Будто рождественскую индейку разделываю!» — мелькнула идиотская мысль.
На миг его взор затуманился. Ему почудилось, что сейчас он отправил на тот свет не юта, и вообще не врага, а Артуса — Пендрагона собственной персоной. «Господи Иисусе! Теперь я стал видеть глазами Анлодды! Этого еще не хватало!» Питер закрыл глаза, крепко-крепко сжал веки и постарался не думать о том, что ему только что привиделось.
У него дико засосало под ложечкой. Он сжал зубы, покачнулся. Видение начало таять, растворяться. Питеру пришлось опереться о стол, чтобы не упасть в обморок, но все-таки, похоже, его спутники ничего не заметили. Сейчас, во тьме, никто не увидел, как он чуть было не сбросил маску, не явил свое истинное лицо, не провалил всю операцию! А все из-за чего? Из-за дурацкой галлюцинации: Артуса убил — как же!
Веки юта затрепетали. На его белой шее появилась тонкая полоса крови. Вот она стала шире, оттуда хлынула кровь, потекла рекой. Питер прижал руку к горлу, пытаясь унять изжогу. «Я сделал это ради Dux… Dux Bel…» Жизнь покидала юта. А ведь он был так молод — двадцать три, не старше. Он открыл глаза, увидел своего убийцу. Открыл рот, оттуда побежала слюна. Веки его опустились, один глаз скосился влево. Все. Он умер, стал мертв, как снега на вершине Сноудона.
«Хватит спать, — приказал Питер. — Мак-Смит победил сон».
Он обернулся к спутникам, поднял сжатую в кулак руку — дал знак действовать.
Питер, Кей, Бедивир и Анлодда бесшумно проникли в зал и набросились на ютов, словно обезумевшие псы. «Кровожадные твари!» Лезвия клинков сверкали, словно скальпели хирургов, ловя отсветы свечей, превращаясь в крошечные зеркала, где отражались черные души. Юты погибали, не успев проснуться.
Только бард. Корс Кант, не стал перерезать ютам глотки. Он держался рядом с Анлоддой, лицо его стало землисто-серым. Он протянул было руку с зажатым в ней ножом к какому-то юту, но Анлодда схватила его за руку. Анлодда что-то сказала барду взглядом, и Питеру показалось, что ей почему-то хочется, чтобы юноша сохранил некую невинность, чтобы его руки не обагрились кровью. Но в тот же миг лицо девушки вновь стало бесстрастным, и она продолжила орудовать кинжалом на манер невидимого Кассибеллана.
Наконец один из ютов — наверное, командир, поскольку у него была золоченая цепь на груди — зашевелился во сне, почувствовав, видимо, неладное. Покачиваясь, он поднялся на ноги, непротрезвевший и не до конца проснувшийся. Питер обхватил его сзади одной рукой, зажал горло другой, и нанес кинжалом удар в спину, но совсем немного опоздал. Ют успел выкрикнуть нечто нечленораздельное, но, увы, громко.
Этот крик прозвучал, словно сработавшая сигнализация. Тут и там раздавались крики ужаса. Питер и его крошечный отряд успел перерезать глотки десятку спящих. «Так пусть теперь и остальные познают страх!» Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз — заработал клинок Питера. Казалось, он сам находит цели, прокалывает глотки по своему выбору, пронзает сердца сам по себе, и для этого ему не нужна воля хозяина. Кровью залило руку Питера, грудь; забрызгало лицо. Он поскользнулся в луже крови, покатился по столу, уставленному едой и напитками, и снова принялся колоть и рубить, приканчивать полусонных ютов, ослепших от ужаса.
Снова послышались крики, на сей раз в них содержались какие-то слова, но Питер не понимал по-ютски, и для него они были лишены всякого смысла.
— Уходим! — крикнул Питер. Это было первое слово, произнесенное им с того мгновения, как отряд вошел в зал. Кей чуть помедлил, потом понял, что это приказ, и схватил за руку своего братца Бедивира. Они бросились к выходу, за ними — бард.
Но Анлодда не услышала приказа. Перехватив нож в левую руку, она вырвала из-за пояса убитого юта топор.
Развернулась к другому, уставилась на него, словно Лиззи Борден «Лиззи Борден (1860-1927) — американка, в 1892 г, обвинявшаяся в убийстве топором отца и мачехи. Суд ее оправдал, но молва считала виновной.», и подняла топор. Топор резко опустился, перебил позвоночник юта, погрузился в грудную клетку. Ее обезумевшие глаза не видели ничего, кроме крови, — вылитый призрак Банко из «Макбета», мстящей за все кровавые злодеяния ютов, римлян, саксов, а может, и бриттов.
Корс Кант был уже на полпути к двери, когда понял, что девушки нет рядом с ним. Он остановился на бегу, оступился, упал на колено в лужу крови, встал и метнулся назад, к возлюбленной… Обхватив за талию, юноша потащил ее назад.
Анлодда согнула руку в локте и заехала юноше в лицо. Корс Кант упал на спину. Девушка развернулась, ослепленная яростью берсекера, и взметнула руку с зажатым в ней клинком. Корс Кант лежал, не шевелясь, запрокинув голову.
Питер остолбенел. Он находился слишком далеко, чтобы помешать Анлодде. Он понимал, что может произойти в следующее мгновение. Девица потеряла рассудок от вида крови, она не видела перед собой никого и ничего, кроме врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51