Пикард с изумлением сообразил, что это была засада.
– Капитан Пикард, – приблизившись вплотную, промурлыкала Села. Голос её был слаще мёда и резко контрастировал со зловещим выражением лица. – Добро пожаловать на Ромулус. Надеюсь, Вам тут понравилось.
Пикард не стал отвечать. Он не желал ей подыгрывать. Она с улыбкой обернулась к Дейта.
– А вот и андроид, которого я научилась уважать в бою.
Не понявший иронии этих слов Дейта вежливо представился:
– Лейтенант коммандер Дейта.
Села. Встретиться с ней именно здесь, сейчас – не было ли это предопределено? Может, это перст судьбы – то, что судьбы их вновь пересеклись? Действительно ли она дочь Таши?
Так это или нет – сейчас неважно. Каково бы ни было её происхождение, она была созданием, лишённым совести, и её появление здесь придало ситуации новый зловещий смысл.
С чувством триумфа смотрела Села на этого капитана Звёздного Флота по имени Пикард. Она слышала это имя с тех пор, как себя помнила – и выросла в ненависти к нему. Её мать говорила о нём постоянно, как и обо всех, кто служил с ней на «Энтерпрайзе», и Села постепенно пришла к решению, что каждый из этих людей – её заклятый враг.
То, что её мать была землянкой да к тому же и пленницей, уже само по себе было плохо. То, что она оказалась неспособной понять, какую честь оказал ей генерал Мелдет, пожелавший взять её в жёны – этого Села ей простить не могла. Её мать оказалась не только глупой, но и недостойной.
Села была плодом союза между захваченной в плен землянкой – офицером Звёздного Флота и одним из высших офицеров ромуланской армии. И в тот короткий период своего детства, когда мать ещё была жива, Селе приходилось выслушивать от неё бесконечные истории об огромном корабле, на котором она служила, и о необыкновенных людях, служивших с ней вместе. Это была странная история, которую Села не совсем понимала. Таша всё время говорила, что капитан Пикард послал её «из будущего». Села совершенно не понимала, что это значит, пока не выросла. Даже и тогда в этой истории для неё осталось много непонятного. Таша рассказывала, что её корабль, «Энтерпрайз-D», каким-то образом встретился со своим предшественником – «Энтерпрайзом-С».
Очевидно, произошло какое-то искривление пространства-времени, а кто может объяснить такие явления? Как бы то ни было, это случилось, и Пикард послал её мать на «Энтерпрайз-С» – корабль из прошлого. И этот корабль был атакован и уничтожен ромуланами, и все, кто был на нём, кроме нескольких человек, погибли.
Таша была одной из немногих уцелевших. При допросе пленников её заметил Мелдет и пожелал взять в жёны. Ради спасении собственной жизни и жизней остальных, Таша согласилась.
Села родилась год спустя.
И более четырёх выслушивала рассказы о команде «Энтерпрайза».
Наверно, Села когда-то любила мать; она, правда, этого не помнила, но не могла же она с самого начала не любить её. Отцом же она восхищалась с тех пор, как себя помнила. Высокий, красивый, могучий, с глубоким, звучным голосом, который Села так любила слушать. Его все боялись и уважали.
Как могла её мать не преклоняться перед ним?
Могла. Она терпела его, но не любила. И однажды, когда Селе было четыре года, мать среди ночи пришла в её комнату, и шёпотом наказав ей не шуметь, завернула её в одеяло и вынесла из дому.
Только когда они очутились на улице, Села поняла, что её уносят прочь от её любимого отца, из её дома, от всего, что ей дорого.
И она закричала.
Её отец предложил этой женщине жизнь. Он дал ей дом, защиту, дочь. И чем же Таша Яар отплатила ему?
Предательством.
Села стояла рядом с отцом и смотрела, когда Ташу казнили. Всё, что было в ней земного, умерло в тот день вместе с её матерью. Осталась лишь ромуланка, горящая желанием уничтожить команду «Энтерпрайза» – всех тех, кому Таша хранила верность. Всех тех, ради кого она предала отца Селы.
И теперь, стоя в сырой пещере, глядя на удивлённые лица стоящих перед ней людей, Села чувствовала, что легендарный Пикард находится в её власти. Теперь она узнает, заслуживает ли он восхвалений её матери. Она в это не верила. Очень скоро он предстанет таким, каков он есть на самом деле – жалкий, слабый землянин.
И мечта всей её жизни сбудется.
Стоя в резком белом свете кекогеновых ламп, глядя в холодные глаза Селы, Пикард понял, что их со Споком общие подозрения насчёт Нерала были правильными. Проконсул заманивал их в ловушку. Никаких мирных переговоров он вести не собирался; воссоединение было не более, чем мечтой идеалиста.
Пикард взглянул на Спока. Лицо посла было серым и постаревшим, каждая чёрточка выражала неимоверную усталость; казалось, он даже согнулся под тяжестью своего поражения.
– Как они смогли узнать об этой пещере? – спросил Пардек у Спока. – Нас кто-то предал.
– Да, – ровным голосом сказал Спок. – Ты.
Взгляд Пикарда метнулся к Споку. Тот сверлил Пардека глазами. Сенатор вздрогнул.
– Спок, – с ужасом произнёс он, – мы с тобой были друзьями восемьдесят лет.
– Это единственный логический вывод, – бесстрастно сказал Спок. – Ты позвал меня на Ромулус. Ты устроил мне встречу с проконсулом. И ты знал, что Пикард и Дейта вернулись сюда с важной информацией.
Пардек покачал головой, пытаясь сохранить достойный вид, но хриплый смех Селы свёл его старания на нет.
– Великий Спок, – сказала она не без восхищения. – Очень хорошо. Сенатор Пардек, ваши заслуги перед ромуланским народом будут отмечены.
Пардек, казалось, несколько стушевался. Но продолжал смотреть Споку прямо в глаза.
Эти люди были друзьями восемьдесят лет, подумал Пикард. Неужели Пардек с самого начала намеревался использовать Спока и лишь выжидал случая, чтобы извлечь выгоду из этой дружбы? Возможно ли это?
Спок и Пардек неотрывно смотрели друг на друга. Наконец, Пардек тихо сказал:
– Джолан тру, Спок. – Никакой неловкости, никакого сожаления. Этими словами он просто прекращал с ним всякую связь. Ничего более.
– Не огорчайтесь, – сказала Села Споку. Пикард заметил, что посол не смотрит на неё, и она произнесла прямо ему в ухо. – Ваша мечта о воссоединении вовсе не погибла. Просто она осуществится в несколько иной форме – завоевание Вулкана ромуланами.
Она кивнула солдатам, и те повели их к выходу.
Д’Тан и сам не мог бы сказать, что заставило его спрятаться в небольшом промежутке между двумя зданиями, который он обнаружил много лет назад. То было чувство какого-то томительного ожидания, повисшее в тяжёлом горячем воздухе; толчки, словно от далёких взрывов, которые больше ощущаешь, чем слышишь.
Другие тоже что-то чувствовали, он в этом не сомневался. На улицах было как-то беспокойно, чуть больше суеты, чем обычно. Киркассианский кот владелицы магазина расхаживал по подоконнику, то и дело выгибая спину и принимаясь шипеть.
Из своего убежища Д’Тан мог видеть, что делается на улице. Маленьким мальчиком он обнаружил, что может забраться в это узенькое пространство между зданиями оставаться там незамеченным часами, наблюдая за жизнью улицы. Теперь, когда он стал старше, щель сделалась для него тесноватой, и он с грустью понял, что ещё год-другой – и ему придётся отказаться от своего детского убежища.
Он провёл день бесцельно, сперва несколько часов околачиваясь по соседству в надежде встретить мистера Спока, чтобы показать ему древние буквы. После того, как Спок отправился к пещерам, Д’Тан провёл некоторое время со своей подружкой Джаникой, помогая ей убирать магазин её родителей. Родители накормили его обедом и дали с собой фрукты.
Именно тяжесть в воздухе, в конце концов, заставила его забраться в своё убежище. У него было какое-то неприятное чувство; болел живот, и он подумал, что фрукты, наверно, были испорчены.
Пребывание в убежище всегда успокаивало его. Ему нравилось смотреть на прохожих, нравилось наблюдать за разыгрывающимися перед ним маленькими драмами повседневной жизни. Так замечательно было видеть всех, самому оставаясь невидимым; хотя Д’Тан и знал, что узнай об этом его родители, они, скорее всего, были бы недовольны.
Д’Тан видел, как Джаника вышла из магазина своих родителей и направилась к лавочке, где торговали сладостями. Джаника любила сладости, и родители старались ограничивать её. Д’Тан знал, что они сейчас заняты, и девочка тайком выскользнула из дому, чтобы полакомиться. Он смотрел, как она разговаривает с хозяином лавочки, и как тот передаёт ей сескет , сладкую вату на палочке. Д’Тан едва не рассмеялся вслух: он знал, что среди всех лакомств, которые родители запрещают Джанике, сескет был на первом месте.
Теперь она должна будет доесть вату, прежде чем вернуться в магазин; она присела на край тротуара, аккуратно откусывая по кусочку. Д’Тан отметил, что Джаника была одной из немногих, кто даже во время еды не терял миловидности. До сих пор ничего подобного ему в голову не приходило, и теперь, разглядывая её красивое лицо с большими тёмными глазами, он поймал себя на том, что как-то по-новому думает о ней.
Он совершенно забыл обо всём, погружённый в эти новые для него мысли, когда раздался первый крик.
Кричала женщина. Он не видел её, зато видел, как все, кто был поблизости, разом обернулись направо, в сторону дороги, которая вела из Кроктона. Потом послышались крики – на этот раз кричали многие.
Д’Тан весь похолодел. Чтобы ни происходило там, он знал, что это было гораздо страшнее, чем всё, что ему до сих пор доводилось видеть. Люди на улице кинулись бежать со всех ног, сталкиваясь друг с другом. Некоторые бежали влево, прочь от того, что приближалось со стороны дороги; другие бежали в противоположном направлении, разыскивая близких или пытаясь спрятаться.
Шум справа, приближаясь, усиливался; Д’Тан уже мог различить шум шагов сотен людей – грохот армейских сапог идущих по улице солдат.
А затем послышался несомненный звук дисрапторов. В ужасе Д’Тан забился в свою щель так глубоко, как только мог. Дисрапторы были самым ужасным оружием, которое когда-либо было изобретено; неужели это стреляют из них по беззащитным горожанам?
В следующий миг он увидел панически бегущую толпу; люди, оглядываясь на ходу, бежали прочь от приближавшегося к ним невидимого ещё Д’Тану ужаса.
Какая-то женщина споткнулась и упала; толпа промчалась над ней, не слыша, как она просит помочь ей, как кричит, когда её топчут. Потом она затихла и осталась лежать неподвижно; Д’Тан видел лишь, как слабо шевелятся пальцы её вытянутой руки.
Потом появились солдаты.
Отряд службы безопасности Нерала был самым страшным подразделением во всей армии. Первоначально солдат туда отбирали за рост и силу; отобранные подвергались специальному воздействию на мозг, уничтожавшему всякую совесть и способность к сочувствию. Затем их нервные центры регулировались так, что тело становилось нечувствительным к физической боли.
Результатом было беспощадное существо, начисто лишённое жалости, беспрекословно выполняющее приказы, не чувствующее ни своей, ни чужой боли, сражающееся, пока само тело не умрёт.
Именно эти солдаты шагали сейчас по улицам Кроктонского района.
Одетые в серую форму, с бесчувственными лицами, они шли по улице сплошной волной, как саранча, уничтожая всё на своём пути. Огонь дисрапторов оставлял на зданиях чёрные следы и заставлял их содрогаться; некоторые дома обрушивались внутрь себя. Стекло трескалось и лопалось, и в разбитые окна были видны обитатели домов, убитые вонзившимися в них осколками.
Некоторые солдаты развлечения ради стреляли по убегавшим; выстрел в полную мощность испарял мишень бесследно, поэтому они намеренно настроили дисрапторы на низкую мощность; те несчастные, которых задевали выстрелы, падали и пронзительно кричали, когда их внутренние органы начинали разрываться.
Д’Тан, не в силах отвести глаз, с ужасом смотрел на происходящее. Кошмар хаоса и жестокости разворачивался перед ним во всех кровавых подробностях.
Вдруг между солдатами появился просвет, и он увидел Джанику, застывшую на противоположной стороне улицы, с ужасом смотрящую перед собой.
– Джаника, беги! – закричал он, позабыв на миг о собственной безопасности. Но ни Джаника, ни солдаты не могли слышать его; шум происходящего заглушал всё, и крик Д’Тана потонул в многочисленных жалобных воплях.
С ужасом смотрел он, как один из солдат заметил Джанику и кинулся к ней. Девочка смотрела на него, не в силах двинуться. Он схватил её и перекинул через плечо, и тогда Джаника ожила. Закричав, она стала колотить солдата изо всех сил. Он перехватил её за ноги и, крутанув, ударил головой об угол здания. Потом он бросил её. Она тяжело ударилась о мостовую и застыла.
Даже из своего убежища Д’Тан видел, что красивое лицо Джаники превратилось в кровавое месиво. Она не шевелилась. Никогда больше она не побежит за сладостями, не отправится с ним в пещеры, не будет мыть окон в магазине своих родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Капитан Пикард, – приблизившись вплотную, промурлыкала Села. Голос её был слаще мёда и резко контрастировал со зловещим выражением лица. – Добро пожаловать на Ромулус. Надеюсь, Вам тут понравилось.
Пикард не стал отвечать. Он не желал ей подыгрывать. Она с улыбкой обернулась к Дейта.
– А вот и андроид, которого я научилась уважать в бою.
Не понявший иронии этих слов Дейта вежливо представился:
– Лейтенант коммандер Дейта.
Села. Встретиться с ней именно здесь, сейчас – не было ли это предопределено? Может, это перст судьбы – то, что судьбы их вновь пересеклись? Действительно ли она дочь Таши?
Так это или нет – сейчас неважно. Каково бы ни было её происхождение, она была созданием, лишённым совести, и её появление здесь придало ситуации новый зловещий смысл.
С чувством триумфа смотрела Села на этого капитана Звёздного Флота по имени Пикард. Она слышала это имя с тех пор, как себя помнила – и выросла в ненависти к нему. Её мать говорила о нём постоянно, как и обо всех, кто служил с ней на «Энтерпрайзе», и Села постепенно пришла к решению, что каждый из этих людей – её заклятый враг.
То, что её мать была землянкой да к тому же и пленницей, уже само по себе было плохо. То, что она оказалась неспособной понять, какую честь оказал ей генерал Мелдет, пожелавший взять её в жёны – этого Села ей простить не могла. Её мать оказалась не только глупой, но и недостойной.
Села была плодом союза между захваченной в плен землянкой – офицером Звёздного Флота и одним из высших офицеров ромуланской армии. И в тот короткий период своего детства, когда мать ещё была жива, Селе приходилось выслушивать от неё бесконечные истории об огромном корабле, на котором она служила, и о необыкновенных людях, служивших с ней вместе. Это была странная история, которую Села не совсем понимала. Таша всё время говорила, что капитан Пикард послал её «из будущего». Села совершенно не понимала, что это значит, пока не выросла. Даже и тогда в этой истории для неё осталось много непонятного. Таша рассказывала, что её корабль, «Энтерпрайз-D», каким-то образом встретился со своим предшественником – «Энтерпрайзом-С».
Очевидно, произошло какое-то искривление пространства-времени, а кто может объяснить такие явления? Как бы то ни было, это случилось, и Пикард послал её мать на «Энтерпрайз-С» – корабль из прошлого. И этот корабль был атакован и уничтожен ромуланами, и все, кто был на нём, кроме нескольких человек, погибли.
Таша была одной из немногих уцелевших. При допросе пленников её заметил Мелдет и пожелал взять в жёны. Ради спасении собственной жизни и жизней остальных, Таша согласилась.
Села родилась год спустя.
И более четырёх выслушивала рассказы о команде «Энтерпрайза».
Наверно, Села когда-то любила мать; она, правда, этого не помнила, но не могла же она с самого начала не любить её. Отцом же она восхищалась с тех пор, как себя помнила. Высокий, красивый, могучий, с глубоким, звучным голосом, который Села так любила слушать. Его все боялись и уважали.
Как могла её мать не преклоняться перед ним?
Могла. Она терпела его, но не любила. И однажды, когда Селе было четыре года, мать среди ночи пришла в её комнату, и шёпотом наказав ей не шуметь, завернула её в одеяло и вынесла из дому.
Только когда они очутились на улице, Села поняла, что её уносят прочь от её любимого отца, из её дома, от всего, что ей дорого.
И она закричала.
Её отец предложил этой женщине жизнь. Он дал ей дом, защиту, дочь. И чем же Таша Яар отплатила ему?
Предательством.
Села стояла рядом с отцом и смотрела, когда Ташу казнили. Всё, что было в ней земного, умерло в тот день вместе с её матерью. Осталась лишь ромуланка, горящая желанием уничтожить команду «Энтерпрайза» – всех тех, кому Таша хранила верность. Всех тех, ради кого она предала отца Селы.
И теперь, стоя в сырой пещере, глядя на удивлённые лица стоящих перед ней людей, Села чувствовала, что легендарный Пикард находится в её власти. Теперь она узнает, заслуживает ли он восхвалений её матери. Она в это не верила. Очень скоро он предстанет таким, каков он есть на самом деле – жалкий, слабый землянин.
И мечта всей её жизни сбудется.
Стоя в резком белом свете кекогеновых ламп, глядя в холодные глаза Селы, Пикард понял, что их со Споком общие подозрения насчёт Нерала были правильными. Проконсул заманивал их в ловушку. Никаких мирных переговоров он вести не собирался; воссоединение было не более, чем мечтой идеалиста.
Пикард взглянул на Спока. Лицо посла было серым и постаревшим, каждая чёрточка выражала неимоверную усталость; казалось, он даже согнулся под тяжестью своего поражения.
– Как они смогли узнать об этой пещере? – спросил Пардек у Спока. – Нас кто-то предал.
– Да, – ровным голосом сказал Спок. – Ты.
Взгляд Пикарда метнулся к Споку. Тот сверлил Пардека глазами. Сенатор вздрогнул.
– Спок, – с ужасом произнёс он, – мы с тобой были друзьями восемьдесят лет.
– Это единственный логический вывод, – бесстрастно сказал Спок. – Ты позвал меня на Ромулус. Ты устроил мне встречу с проконсулом. И ты знал, что Пикард и Дейта вернулись сюда с важной информацией.
Пардек покачал головой, пытаясь сохранить достойный вид, но хриплый смех Селы свёл его старания на нет.
– Великий Спок, – сказала она не без восхищения. – Очень хорошо. Сенатор Пардек, ваши заслуги перед ромуланским народом будут отмечены.
Пардек, казалось, несколько стушевался. Но продолжал смотреть Споку прямо в глаза.
Эти люди были друзьями восемьдесят лет, подумал Пикард. Неужели Пардек с самого начала намеревался использовать Спока и лишь выжидал случая, чтобы извлечь выгоду из этой дружбы? Возможно ли это?
Спок и Пардек неотрывно смотрели друг на друга. Наконец, Пардек тихо сказал:
– Джолан тру, Спок. – Никакой неловкости, никакого сожаления. Этими словами он просто прекращал с ним всякую связь. Ничего более.
– Не огорчайтесь, – сказала Села Споку. Пикард заметил, что посол не смотрит на неё, и она произнесла прямо ему в ухо. – Ваша мечта о воссоединении вовсе не погибла. Просто она осуществится в несколько иной форме – завоевание Вулкана ромуланами.
Она кивнула солдатам, и те повели их к выходу.
Д’Тан и сам не мог бы сказать, что заставило его спрятаться в небольшом промежутке между двумя зданиями, который он обнаружил много лет назад. То было чувство какого-то томительного ожидания, повисшее в тяжёлом горячем воздухе; толчки, словно от далёких взрывов, которые больше ощущаешь, чем слышишь.
Другие тоже что-то чувствовали, он в этом не сомневался. На улицах было как-то беспокойно, чуть больше суеты, чем обычно. Киркассианский кот владелицы магазина расхаживал по подоконнику, то и дело выгибая спину и принимаясь шипеть.
Из своего убежища Д’Тан мог видеть, что делается на улице. Маленьким мальчиком он обнаружил, что может забраться в это узенькое пространство между зданиями оставаться там незамеченным часами, наблюдая за жизнью улицы. Теперь, когда он стал старше, щель сделалась для него тесноватой, и он с грустью понял, что ещё год-другой – и ему придётся отказаться от своего детского убежища.
Он провёл день бесцельно, сперва несколько часов околачиваясь по соседству в надежде встретить мистера Спока, чтобы показать ему древние буквы. После того, как Спок отправился к пещерам, Д’Тан провёл некоторое время со своей подружкой Джаникой, помогая ей убирать магазин её родителей. Родители накормили его обедом и дали с собой фрукты.
Именно тяжесть в воздухе, в конце концов, заставила его забраться в своё убежище. У него было какое-то неприятное чувство; болел живот, и он подумал, что фрукты, наверно, были испорчены.
Пребывание в убежище всегда успокаивало его. Ему нравилось смотреть на прохожих, нравилось наблюдать за разыгрывающимися перед ним маленькими драмами повседневной жизни. Так замечательно было видеть всех, самому оставаясь невидимым; хотя Д’Тан и знал, что узнай об этом его родители, они, скорее всего, были бы недовольны.
Д’Тан видел, как Джаника вышла из магазина своих родителей и направилась к лавочке, где торговали сладостями. Джаника любила сладости, и родители старались ограничивать её. Д’Тан знал, что они сейчас заняты, и девочка тайком выскользнула из дому, чтобы полакомиться. Он смотрел, как она разговаривает с хозяином лавочки, и как тот передаёт ей сескет , сладкую вату на палочке. Д’Тан едва не рассмеялся вслух: он знал, что среди всех лакомств, которые родители запрещают Джанике, сескет был на первом месте.
Теперь она должна будет доесть вату, прежде чем вернуться в магазин; она присела на край тротуара, аккуратно откусывая по кусочку. Д’Тан отметил, что Джаника была одной из немногих, кто даже во время еды не терял миловидности. До сих пор ничего подобного ему в голову не приходило, и теперь, разглядывая её красивое лицо с большими тёмными глазами, он поймал себя на том, что как-то по-новому думает о ней.
Он совершенно забыл обо всём, погружённый в эти новые для него мысли, когда раздался первый крик.
Кричала женщина. Он не видел её, зато видел, как все, кто был поблизости, разом обернулись направо, в сторону дороги, которая вела из Кроктона. Потом послышались крики – на этот раз кричали многие.
Д’Тан весь похолодел. Чтобы ни происходило там, он знал, что это было гораздо страшнее, чем всё, что ему до сих пор доводилось видеть. Люди на улице кинулись бежать со всех ног, сталкиваясь друг с другом. Некоторые бежали влево, прочь от того, что приближалось со стороны дороги; другие бежали в противоположном направлении, разыскивая близких или пытаясь спрятаться.
Шум справа, приближаясь, усиливался; Д’Тан уже мог различить шум шагов сотен людей – грохот армейских сапог идущих по улице солдат.
А затем послышался несомненный звук дисрапторов. В ужасе Д’Тан забился в свою щель так глубоко, как только мог. Дисрапторы были самым ужасным оружием, которое когда-либо было изобретено; неужели это стреляют из них по беззащитным горожанам?
В следующий миг он увидел панически бегущую толпу; люди, оглядываясь на ходу, бежали прочь от приближавшегося к ним невидимого ещё Д’Тану ужаса.
Какая-то женщина споткнулась и упала; толпа промчалась над ней, не слыша, как она просит помочь ей, как кричит, когда её топчут. Потом она затихла и осталась лежать неподвижно; Д’Тан видел лишь, как слабо шевелятся пальцы её вытянутой руки.
Потом появились солдаты.
Отряд службы безопасности Нерала был самым страшным подразделением во всей армии. Первоначально солдат туда отбирали за рост и силу; отобранные подвергались специальному воздействию на мозг, уничтожавшему всякую совесть и способность к сочувствию. Затем их нервные центры регулировались так, что тело становилось нечувствительным к физической боли.
Результатом было беспощадное существо, начисто лишённое жалости, беспрекословно выполняющее приказы, не чувствующее ни своей, ни чужой боли, сражающееся, пока само тело не умрёт.
Именно эти солдаты шагали сейчас по улицам Кроктонского района.
Одетые в серую форму, с бесчувственными лицами, они шли по улице сплошной волной, как саранча, уничтожая всё на своём пути. Огонь дисрапторов оставлял на зданиях чёрные следы и заставлял их содрогаться; некоторые дома обрушивались внутрь себя. Стекло трескалось и лопалось, и в разбитые окна были видны обитатели домов, убитые вонзившимися в них осколками.
Некоторые солдаты развлечения ради стреляли по убегавшим; выстрел в полную мощность испарял мишень бесследно, поэтому они намеренно настроили дисрапторы на низкую мощность; те несчастные, которых задевали выстрелы, падали и пронзительно кричали, когда их внутренние органы начинали разрываться.
Д’Тан, не в силах отвести глаз, с ужасом смотрел на происходящее. Кошмар хаоса и жестокости разворачивался перед ним во всех кровавых подробностях.
Вдруг между солдатами появился просвет, и он увидел Джанику, застывшую на противоположной стороне улицы, с ужасом смотрящую перед собой.
– Джаника, беги! – закричал он, позабыв на миг о собственной безопасности. Но ни Джаника, ни солдаты не могли слышать его; шум происходящего заглушал всё, и крик Д’Тана потонул в многочисленных жалобных воплях.
С ужасом смотрел он, как один из солдат заметил Джанику и кинулся к ней. Девочка смотрела на него, не в силах двинуться. Он схватил её и перекинул через плечо, и тогда Джаника ожила. Закричав, она стала колотить солдата изо всех сил. Он перехватил её за ноги и, крутанув, ударил головой об угол здания. Потом он бросил её. Она тяжело ударилась о мостовую и застыла.
Даже из своего убежища Д’Тан видел, что красивое лицо Джаники превратилось в кровавое месиво. Она не шевелилась. Никогда больше она не побежит за сладостями, не отправится с ним в пещеры, не будет мыть окон в магазине своих родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27