Он никогда не сядет в один из этих самолётов, не познает высшего наслаждения от чувства покорности машины его рукам в воздухе. Так же как никогда не перебросит через плечо винтовку и не будет маршировать в строю с другими солдатами. Война продолжается для Пита и для тех двадцати пяти, что плывут из Австралии под его командой — так же как и для строевиков Де Витта на полях Австралии, для Сунга в небе над Моресби, для Гонга в Гунгкине, для Вима Смитса и Ху Шаня, играющих каждый в свою смертельную игру на вражеских территориях. Но для него война закончилась на полоске прибрежной пустыни. Теперь он лишь бесполезный багаж, несмотря на все прекрасные речи Пита об его необходимости. Что он делает на этом транспорте, идущем в Америку? Вместо него можно было бы отправить ещё одного лётчика.
Только, здесь Пит был прав, не было этого другого. Не сейчас. Слишком многие погибли, сгинули в море и джунглях, ушли во вспышке утолённой мести, как тот парень, что обрушил свой подбитый бомбардировщик на палубу вражеского транспорта.
— Интересно, что бы йонхеер подумал об этом? — Пит зажёг сигарету. — Не много же осталось теперь от его мира. Или от…
— Норрисов, — добавил Лоренс. — Во всяком случае, у тебя есть дело. Но, честно, Пит, ты должен признать, что я бесполезен. Покалеченный торговец драгоценностями не принесёт много пользы этому рынку… Какое сегодня число? — Лоренс подался вперёд в кресле и его вопрос выстрелил как приказ. — Какое число?
— Третье апреля 1942 года, — машинально ответил Пит. — Но что…
— Третье апреля 1942 года — пятнадцатое мая 1942 года, — медленно повторил Лоренс. — И там Смитс, конечно, там Вим Смитс.
— Что? — Пит почувствовал, что в эти секунды что-то произошло.
Но Лоренс знал, что. Потому что он уловил на мгновение контуры грядущих событий. Впервые за последние месяцы он почувствовал что-то, похожее на счастье. Это, должно быть, было знакомо йонхееру, когда он сидел недвижим в своём кресле и отдавал приказы, изменяющие жизненные пути людей за полмира от него. Но он, Лоренс, будет в большей степени участником событий, чем был йонхеер. Поскольку, как отметил Пит, у него всё ещё есть ноги и он может на них удержаться, пусть даже и спотыкаясь время от времени.
Оставим Питу его самолёты и обучение пилотов. У него же будут Цветы Апельсина и могущество, которое они принесут своему владельцу! В следующем месяце, мае 1942, он раздобудет это могущество.
— Ты что-то замышляешь! — обвиняющим тоном произнёс Пит. — Что?
— Кучу всякой всячины! — Лоренс жадно смаковал свой маленький триумф. Все эти последние недели Пит опекал его, навещал, глядя на него, как на калеку, часть военных потерь, которые следовало предусмотреть. Но Пит, при всём своём уме, своей силе, не может добраться до того маленького сейфа, повернуть диск замка и извлечь спрятанную удачу, которая, будучи наложена на масштабы войны, способна повернуть будущее в направлении благосклонности к Нидерландам. Пит может многое, но не это!
— Я собираюсь домой, — проговорил он медленно, — домой, в имение Норрисов.
— Что?
Он полностью завладел вниманием Пита, фактически, его кузен уставился на юношу так, будто увидел перед собой бредящего лунатика.
— Ты упомянул ресурсы Дома. Это была твоя идея, вспомни, — засмеялся Лоренс. — Что ж, по крайней мере одно сокровище у нас сохранилось, и я единственный, кто может наложить на него руку. Так что я пойду и получу его.
И он в двух словах поведал брату историю Цветов Апельсина и их нынешнего тайного местонахождения.
— Хотелось бы, чтобы это было сделано…
— Хотелось бы! — Лоренс уставился на своего кузена.
— Но разве я не сказал тебе, что это будет сделано? Нет, у меня не солнечный удар и не белая горячка. Есть способы пробраться в Нидерланды, так же, как я выбрался оттуда. Я пока не знаю какие, но выясню. Если Вим Смитс ещё жив, проблем не будет. В Лондоне имеется местечко, где я могу оставить ему сообщение. И тогда… — он пожал плечами, — всё будет следовать согласно заведённому порядку для такого рода дел. Однажды я доберусь до имения и добуду Цветы; вывезти же их из страны будет довольно легко. Подумай, что их ценность означает для нас!
— Ничего нельзя сделать так легко, как тебе кажется. И наци всегда настороже, чтобы поймать любого, играющего в подобные игры. Может, они уже вышли на след Цветов и только и ждут от нас каких-нибудь действий? Вся идея нелепа. Власти просто не позволят тебе отправиться в Англию, не говоря уже о том, чтобы помочь перебраться в Голландию…
— Нет? Тогда ты должен убедить их, Пит. Потому что если ты этого не сделаешь, то мне придётся совершить опасное путешествие зайцем — или предпринять ещё что-нибудь, столь же неприятное. Видишь ли, твоё одобрение или неодобрение очень мало значат для меня. Йонхеер однажды посоветовал тебе заниматься своими самолётами и оставить дела Дома в моих руках. А он всегда славился умением подбирать подходящих для работы людей. Так что я отправлюсь за Цветами пятнадцатого мая 1942 года.
— Ты сошёл с ума! — в голосе Пита звучала вера в это утверждение. — Я и не собирался с тобой спорить, — он бросил книгу на колени Лоренса и поднялся на ноги. — Оставляю тебя, чтобы дать возможность образумиться.
Но Лоренс из-под опущенных век заметил, что походка Пита была не столь уж уверенной, когда он повернулся уходить. Мысль была посеяна в коротко остриженной голове его кузена. И он знал, что каким-нибудь образом доберётся до Лондона и затем отправится дальше, к тому, что осталось от старого дома, виденного им в последний раз объятым пламенем на фоне вечернего неба. Это будет его игра, и сыграет он в неё со всем присущим ему искусством.
Сцепив руки на толстом фолианте Зун дер Бега, он откинулся в длинном кресле. Над головой чайка вовсю копировала тактику пикирующего бомбардировщика, а за серым Каналом будут другие чайки, которых он снова увидит. Надо только составить планы настолько продуманные, чтобы у Пита не возникало вопросов.
Лоренс заметил, забавляясь про себя и слегка удивляясь этому знаку быстрой победы, что Пит избегал его на протяжении нескольких последующих дней. Во всяком случае, он всегда оказывался очень занят тем или иным делом всякий раз, когда, казалось, появлялась возможность поговорить наедине. Хотя Лоренс должен был признать, что у брата действительно появилась масса всяких забот по прибытии в американский порт.
Они провели долгие часы, продираясь сквозь волокиту чиновников, пересаживаясь с автобуса на поезд. Лоренс подумал, что первый день в Соединённых Штатах оставит в его сознании только беспорядочную путаницу путешествия. Столько новых впечатлений обрушилось на его глаза и уши. Но несмотря на затемнения и сразу бросающуюся в глаза массу людей в форме, война была далеко отсюда.
И когда поезд покатил в глубь огромной страны, юноша обнаружил в себе недоумение. Что было реальностью, а что сном? Это комфортабельное мерное движение через невозмутимую страну чем-то напоминало поход через влажные джунгли Суматры. Только тут была страна, где Ганеша, конечно, твёрдо стоял на своём широком основании и не боялся переворачивания.
А потом они вышли из зоны затемнения. И здесь наконец-то увидели то, что давно стало для них лишь смутным воспоминанием — города, сверкающие огнями, безбоязненно открывающие себя взорам под мирным небом. Для Лоренса это было самым удивительным зрелищем. И весь остаток жизни он вспоминал лежащую к западу страну, как Страну Сверкающих Огней.
— Только подумать, — Дирк Хейтс перегнулся через юношу и ткнул пальцем в широкое окно пульмановского вагона. — Сегодня один солдат сказал мне, что вдоль северной границы у них нет пограничных застав, ни одной. Потому что у них не было войн с их северным соседом. Что бы мы могли только сделать, если бы нам не приходилось постоянно охранять наши рубежи?
— Это, — ответил суб-лейтенант Кип Ворст с высоты огромной мудрости своих двадцати лет, — от того, что они обе богаты, понимаете. Поэтому им ничего друг от друга не надо. Помните, что произошло на станции? Сигареты, которые они нам дали, тот сладкий шоколад и иллюстрированные журналы. Такие дорогие вещи и они отдали их путникам!
Лоренс покачал головой.
— Не все американцы богаты. Но для тех, кто им нравится, они всегда открывают свои сердца и кошельки. И они всегда дружелюбны…
— Точно, — Дирк энергично кивнул. — Они такие. Капитан тут как-то сказал, что мы приглашены пообедать с некоторыми американскими семьями, если пожелаем. Я сказал, что пошёл бы — хотя не очень хорошо говорю по-английски, — потому что Марта хотела бы услышать о том, как они здесь живут, эти американские девушки. Моя Марта, — он лучезарно улыбнулся своим слушателям, — она всегда интересовалась, как живут другие народы. Иногда я прошу её написать книгу об этом.
Так что я беру свою бумажку с написанным на ней адресом этих милых американцев. И показываю её водителю такси. Он говорит: «Верное дело, парень, я доставлю тебя». А потом, когда мы подъехали к дому, он спросил: «Ты один из тех датчан, что приехали учиться в ВВС?»
А я говорю, что не датчанин, а голландец, и спрашиваю сколько должен заплатить. Он отвечает: «Забудь про это. Всё за счёт заведения». Потом он уезжает до того, как я успел спросить, что такое «за счёт заведения». Этого, — засмеялся Дирк, — я никогда не учил.
Когда я нажимаю маленькую кнопку дверного звонка, хорошенькая девушка вроде Марты, только с тёмными волосами, выходит и приглашает меня внутрь, всё время радостно болтая, хотя я не очень её понимаю. Потом появляются отец, мать и большой брат. Брат служит в американской армии. Он тоже ходит в лётную школу, но сейчас в увольнении. И у него много вопросов.
Потом мы едим, — Дирк перевёл взгляд на потолок вагона и шлёпнул по пряжке ремня. — С тех пор как покинул Гарлеем, я такой еды не пробовал. И всё было просто здорово! Потом мы играем в весёлые американские игры. Лётчик и его отец привезли меня в отель на своей машине. Вот, — от вытащил клочок бумажки из кармана кителя, — у меня здесь их имена и адрес. Они говорят, что я должен им написать и зайти в гости, если у меня будет ещё увольнительная. Они очень похожи на добрый народ Гарлеема. Такие свойские!
Лоренс вспомнил торопливое письмо, посланное им из порта. Лоренс-американец будет изрядно удивлён, узнав, что он сейчас в Америке. Возможно, если будет время, он сможет встретиться со своим другом, которого никогда не видел. Интересно, как далеко дом здешнего Лоренса от учебного аэродрома в штате Миссисипи, куда несёт их поезд? Огромные расстояния, воспринимаемые американцами как само собой разумеющееся, всё ещё изумляли его. Поездки за несколько сотен миль — это ничто в их представлении. Но, возможно, его партнёр по переписке не будет жить столь далеко. Если он сразу же ответил на письмо, то ответ уже должен дожидаться Лоренса в гарнизоне.
В гарнизоне… это было место, где Лоренс не собирался оставаться. Он с тихой улыбкой глядел в окно на высокие телеграфные столбы, скользящие мимо с гипнотической регулярностью. Пусть Пит избегает его и воображает, что Лоренс не понимает собственных слов. Капитану Ван Норрису довольно скоро предстоит выяснить, что прославленное упрямство йонхеера ещё не исчезло из семьи. И целеустремлённая решимость, правившая ювелирной империей в былые дни, поведёт другого Норриса к триумфу в нынешние.
Драгоценные камни — он всегда знал и воспринимал их как часть своей жизни. Ведь ему не было и пяти лет, когда его привели к йонхееру и посадили напротив, по другую сторону обтянутых бархатом лотков, подложив подушки, чтобы поднять мальчика на соответствующий уровень над краем стола. Он узнал скользкость неограненных алмазов, когда другие мальчишки ещё постигали тайну волчков, рассматривал высочайшего мастерства изделия йонхеера раньше, чем научился читать его письма.
Жемчуг из Аравийского залива, из Зондского пролива, лежащий россыпью. Опалы, рубины, изумруды, сапфиры, природное богатство Дальнего Востока. Йонхеер всегда презирал обычные алмазы, приходящие с рынка, тщательно регулируемого, чтобы поддерживать цену. Но совершенные рубины, неповреждённые изумруды, сапфиры чистейшей воды — обычные или исторические камни из легенд. Его дед ласкал их глазами и пальцами. Лоренс вполне мог представить себя опять в высокой сумрачной комнате. Тонкие, пожелтевшие пальцы передвигают осколки живого огня, а тихий голос рассказывает истории…
«Этот взят из уха бирманской королевы, когда пало королевство Тебау. Обрати внимание на глубину цвета, блеск. Это называется голубиная кровь. Лишь однажды в истории самоцветов был найден белый рубин. Эксперт, которому его показали, отказался верить собственным глазам. Так что он был продан за бесценок и потерян. Когда-нибудь покупатель найдёт то, что кажется странным кусочком хрусталя, в антикварном магазине — может, здесь, в Роттердаме, может, в Лондоне или Париже, и тогда мы опять увидим это чудо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Только, здесь Пит был прав, не было этого другого. Не сейчас. Слишком многие погибли, сгинули в море и джунглях, ушли во вспышке утолённой мести, как тот парень, что обрушил свой подбитый бомбардировщик на палубу вражеского транспорта.
— Интересно, что бы йонхеер подумал об этом? — Пит зажёг сигарету. — Не много же осталось теперь от его мира. Или от…
— Норрисов, — добавил Лоренс. — Во всяком случае, у тебя есть дело. Но, честно, Пит, ты должен признать, что я бесполезен. Покалеченный торговец драгоценностями не принесёт много пользы этому рынку… Какое сегодня число? — Лоренс подался вперёд в кресле и его вопрос выстрелил как приказ. — Какое число?
— Третье апреля 1942 года, — машинально ответил Пит. — Но что…
— Третье апреля 1942 года — пятнадцатое мая 1942 года, — медленно повторил Лоренс. — И там Смитс, конечно, там Вим Смитс.
— Что? — Пит почувствовал, что в эти секунды что-то произошло.
Но Лоренс знал, что. Потому что он уловил на мгновение контуры грядущих событий. Впервые за последние месяцы он почувствовал что-то, похожее на счастье. Это, должно быть, было знакомо йонхееру, когда он сидел недвижим в своём кресле и отдавал приказы, изменяющие жизненные пути людей за полмира от него. Но он, Лоренс, будет в большей степени участником событий, чем был йонхеер. Поскольку, как отметил Пит, у него всё ещё есть ноги и он может на них удержаться, пусть даже и спотыкаясь время от времени.
Оставим Питу его самолёты и обучение пилотов. У него же будут Цветы Апельсина и могущество, которое они принесут своему владельцу! В следующем месяце, мае 1942, он раздобудет это могущество.
— Ты что-то замышляешь! — обвиняющим тоном произнёс Пит. — Что?
— Кучу всякой всячины! — Лоренс жадно смаковал свой маленький триумф. Все эти последние недели Пит опекал его, навещал, глядя на него, как на калеку, часть военных потерь, которые следовало предусмотреть. Но Пит, при всём своём уме, своей силе, не может добраться до того маленького сейфа, повернуть диск замка и извлечь спрятанную удачу, которая, будучи наложена на масштабы войны, способна повернуть будущее в направлении благосклонности к Нидерландам. Пит может многое, но не это!
— Я собираюсь домой, — проговорил он медленно, — домой, в имение Норрисов.
— Что?
Он полностью завладел вниманием Пита, фактически, его кузен уставился на юношу так, будто увидел перед собой бредящего лунатика.
— Ты упомянул ресурсы Дома. Это была твоя идея, вспомни, — засмеялся Лоренс. — Что ж, по крайней мере одно сокровище у нас сохранилось, и я единственный, кто может наложить на него руку. Так что я пойду и получу его.
И он в двух словах поведал брату историю Цветов Апельсина и их нынешнего тайного местонахождения.
— Хотелось бы, чтобы это было сделано…
— Хотелось бы! — Лоренс уставился на своего кузена.
— Но разве я не сказал тебе, что это будет сделано? Нет, у меня не солнечный удар и не белая горячка. Есть способы пробраться в Нидерланды, так же, как я выбрался оттуда. Я пока не знаю какие, но выясню. Если Вим Смитс ещё жив, проблем не будет. В Лондоне имеется местечко, где я могу оставить ему сообщение. И тогда… — он пожал плечами, — всё будет следовать согласно заведённому порядку для такого рода дел. Однажды я доберусь до имения и добуду Цветы; вывезти же их из страны будет довольно легко. Подумай, что их ценность означает для нас!
— Ничего нельзя сделать так легко, как тебе кажется. И наци всегда настороже, чтобы поймать любого, играющего в подобные игры. Может, они уже вышли на след Цветов и только и ждут от нас каких-нибудь действий? Вся идея нелепа. Власти просто не позволят тебе отправиться в Англию, не говоря уже о том, чтобы помочь перебраться в Голландию…
— Нет? Тогда ты должен убедить их, Пит. Потому что если ты этого не сделаешь, то мне придётся совершить опасное путешествие зайцем — или предпринять ещё что-нибудь, столь же неприятное. Видишь ли, твоё одобрение или неодобрение очень мало значат для меня. Йонхеер однажды посоветовал тебе заниматься своими самолётами и оставить дела Дома в моих руках. А он всегда славился умением подбирать подходящих для работы людей. Так что я отправлюсь за Цветами пятнадцатого мая 1942 года.
— Ты сошёл с ума! — в голосе Пита звучала вера в это утверждение. — Я и не собирался с тобой спорить, — он бросил книгу на колени Лоренса и поднялся на ноги. — Оставляю тебя, чтобы дать возможность образумиться.
Но Лоренс из-под опущенных век заметил, что походка Пита была не столь уж уверенной, когда он повернулся уходить. Мысль была посеяна в коротко остриженной голове его кузена. И он знал, что каким-нибудь образом доберётся до Лондона и затем отправится дальше, к тому, что осталось от старого дома, виденного им в последний раз объятым пламенем на фоне вечернего неба. Это будет его игра, и сыграет он в неё со всем присущим ему искусством.
Сцепив руки на толстом фолианте Зун дер Бега, он откинулся в длинном кресле. Над головой чайка вовсю копировала тактику пикирующего бомбардировщика, а за серым Каналом будут другие чайки, которых он снова увидит. Надо только составить планы настолько продуманные, чтобы у Пита не возникало вопросов.
Лоренс заметил, забавляясь про себя и слегка удивляясь этому знаку быстрой победы, что Пит избегал его на протяжении нескольких последующих дней. Во всяком случае, он всегда оказывался очень занят тем или иным делом всякий раз, когда, казалось, появлялась возможность поговорить наедине. Хотя Лоренс должен был признать, что у брата действительно появилась масса всяких забот по прибытии в американский порт.
Они провели долгие часы, продираясь сквозь волокиту чиновников, пересаживаясь с автобуса на поезд. Лоренс подумал, что первый день в Соединённых Штатах оставит в его сознании только беспорядочную путаницу путешествия. Столько новых впечатлений обрушилось на его глаза и уши. Но несмотря на затемнения и сразу бросающуюся в глаза массу людей в форме, война была далеко отсюда.
И когда поезд покатил в глубь огромной страны, юноша обнаружил в себе недоумение. Что было реальностью, а что сном? Это комфортабельное мерное движение через невозмутимую страну чем-то напоминало поход через влажные джунгли Суматры. Только тут была страна, где Ганеша, конечно, твёрдо стоял на своём широком основании и не боялся переворачивания.
А потом они вышли из зоны затемнения. И здесь наконец-то увидели то, что давно стало для них лишь смутным воспоминанием — города, сверкающие огнями, безбоязненно открывающие себя взорам под мирным небом. Для Лоренса это было самым удивительным зрелищем. И весь остаток жизни он вспоминал лежащую к западу страну, как Страну Сверкающих Огней.
— Только подумать, — Дирк Хейтс перегнулся через юношу и ткнул пальцем в широкое окно пульмановского вагона. — Сегодня один солдат сказал мне, что вдоль северной границы у них нет пограничных застав, ни одной. Потому что у них не было войн с их северным соседом. Что бы мы могли только сделать, если бы нам не приходилось постоянно охранять наши рубежи?
— Это, — ответил суб-лейтенант Кип Ворст с высоты огромной мудрости своих двадцати лет, — от того, что они обе богаты, понимаете. Поэтому им ничего друг от друга не надо. Помните, что произошло на станции? Сигареты, которые они нам дали, тот сладкий шоколад и иллюстрированные журналы. Такие дорогие вещи и они отдали их путникам!
Лоренс покачал головой.
— Не все американцы богаты. Но для тех, кто им нравится, они всегда открывают свои сердца и кошельки. И они всегда дружелюбны…
— Точно, — Дирк энергично кивнул. — Они такие. Капитан тут как-то сказал, что мы приглашены пообедать с некоторыми американскими семьями, если пожелаем. Я сказал, что пошёл бы — хотя не очень хорошо говорю по-английски, — потому что Марта хотела бы услышать о том, как они здесь живут, эти американские девушки. Моя Марта, — он лучезарно улыбнулся своим слушателям, — она всегда интересовалась, как живут другие народы. Иногда я прошу её написать книгу об этом.
Так что я беру свою бумажку с написанным на ней адресом этих милых американцев. И показываю её водителю такси. Он говорит: «Верное дело, парень, я доставлю тебя». А потом, когда мы подъехали к дому, он спросил: «Ты один из тех датчан, что приехали учиться в ВВС?»
А я говорю, что не датчанин, а голландец, и спрашиваю сколько должен заплатить. Он отвечает: «Забудь про это. Всё за счёт заведения». Потом он уезжает до того, как я успел спросить, что такое «за счёт заведения». Этого, — засмеялся Дирк, — я никогда не учил.
Когда я нажимаю маленькую кнопку дверного звонка, хорошенькая девушка вроде Марты, только с тёмными волосами, выходит и приглашает меня внутрь, всё время радостно болтая, хотя я не очень её понимаю. Потом появляются отец, мать и большой брат. Брат служит в американской армии. Он тоже ходит в лётную школу, но сейчас в увольнении. И у него много вопросов.
Потом мы едим, — Дирк перевёл взгляд на потолок вагона и шлёпнул по пряжке ремня. — С тех пор как покинул Гарлеем, я такой еды не пробовал. И всё было просто здорово! Потом мы играем в весёлые американские игры. Лётчик и его отец привезли меня в отель на своей машине. Вот, — от вытащил клочок бумажки из кармана кителя, — у меня здесь их имена и адрес. Они говорят, что я должен им написать и зайти в гости, если у меня будет ещё увольнительная. Они очень похожи на добрый народ Гарлеема. Такие свойские!
Лоренс вспомнил торопливое письмо, посланное им из порта. Лоренс-американец будет изрядно удивлён, узнав, что он сейчас в Америке. Возможно, если будет время, он сможет встретиться со своим другом, которого никогда не видел. Интересно, как далеко дом здешнего Лоренса от учебного аэродрома в штате Миссисипи, куда несёт их поезд? Огромные расстояния, воспринимаемые американцами как само собой разумеющееся, всё ещё изумляли его. Поездки за несколько сотен миль — это ничто в их представлении. Но, возможно, его партнёр по переписке не будет жить столь далеко. Если он сразу же ответил на письмо, то ответ уже должен дожидаться Лоренса в гарнизоне.
В гарнизоне… это было место, где Лоренс не собирался оставаться. Он с тихой улыбкой глядел в окно на высокие телеграфные столбы, скользящие мимо с гипнотической регулярностью. Пусть Пит избегает его и воображает, что Лоренс не понимает собственных слов. Капитану Ван Норрису довольно скоро предстоит выяснить, что прославленное упрямство йонхеера ещё не исчезло из семьи. И целеустремлённая решимость, правившая ювелирной империей в былые дни, поведёт другого Норриса к триумфу в нынешние.
Драгоценные камни — он всегда знал и воспринимал их как часть своей жизни. Ведь ему не было и пяти лет, когда его привели к йонхееру и посадили напротив, по другую сторону обтянутых бархатом лотков, подложив подушки, чтобы поднять мальчика на соответствующий уровень над краем стола. Он узнал скользкость неограненных алмазов, когда другие мальчишки ещё постигали тайну волчков, рассматривал высочайшего мастерства изделия йонхеера раньше, чем научился читать его письма.
Жемчуг из Аравийского залива, из Зондского пролива, лежащий россыпью. Опалы, рубины, изумруды, сапфиры, природное богатство Дальнего Востока. Йонхеер всегда презирал обычные алмазы, приходящие с рынка, тщательно регулируемого, чтобы поддерживать цену. Но совершенные рубины, неповреждённые изумруды, сапфиры чистейшей воды — обычные или исторические камни из легенд. Его дед ласкал их глазами и пальцами. Лоренс вполне мог представить себя опять в высокой сумрачной комнате. Тонкие, пожелтевшие пальцы передвигают осколки живого огня, а тихий голос рассказывает истории…
«Этот взят из уха бирманской королевы, когда пало королевство Тебау. Обрати внимание на глубину цвета, блеск. Это называется голубиная кровь. Лишь однажды в истории самоцветов был найден белый рубин. Эксперт, которому его показали, отказался верить собственным глазам. Так что он был продан за бесценок и потерян. Когда-нибудь покупатель найдёт то, что кажется странным кусочком хрусталя, в антикварном магазине — может, здесь, в Роттердаме, может, в Лондоне или Париже, и тогда мы опять увидим это чудо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25