Амулет совсем остыл. Тоже утратил жизнь? Быть может…
Стремления Харамис к Силе у нее не было. Ту, которая ей досталась, она использовала как сумела лучше. А теперь Сила оставила ее. Кадия растерянно посмотрела вдаль — на черное пятно на камне там, где нашел свой конец прислужник Варма. Ее пробрала дрожь. Ветер нес холод горных вершин.
— Куда теперь? — спросила она не столько его, сколько себя.
— Мы возвращаемся в Ялтан, — эта мысль несла с собой холод отчуждения.
Кадия понимала, что значит вернуться в Ялтан: те, кого она вызвала в царство времени, возвратятся туда, где оно не властвует.
— Королевская дочь!
Кадия резко обернулась. К ней приближался Джеган. Одна его рука висела на перевязи, он прихрамывал, и его поддерживал воин-уйзгу.
— Джеган! А что со Смайлом? Охотник улыбнулся.
— С ним целительница. Он сразил трех скритеков, но четвертый чуть не раздавил его о скалу. Когда раздался предсмертный крик пособника Варма, все оставшиеся в живых скритеки бежали. Но мало кому из топителей удалось ускользнуть от наших дротиков и копий.
— Отлично.
Как ни напрягала Кадия свою волю, ее тело все больше поддавалось неодолимой слабости. Веки будто налились свинцом, и она уступила усталости, тяжелой, как камни, которые сыпались в котловину с гнездом. Волны темноты накатывались на Кадию, баюкали ее и нежили, как мягкое одеяло. Со вздохом она предалась целительному забытью.
Долго ли оно длилось, девушка не знала, но потом до нее донесся зов, от которого она не могла уклониться.
Кадия… — ее мысленно звали откуда-то издалека, настойчиво и требовательно.
Она попыталась не отвечать.
Сестра! — теперь звучало близко. Далее противиться было нельзя.
Кадия не могла бы сказать, где они встретились и в каком эфирном пространстве. Возможно, места этого в том мире, какой она знала, вообще не существовало. Харамис оставалась лишь зовом.
Какая беда пришла на нашу родину? — вопрос был настойчивым. — Она была укрыта от моего взгляда много дней. Что вторглось в Рувенду?
— Зло из далекого прошлого. — Кадия ответила не сразу, потому что ее все еще сковывала усталость. Но теперь наконец она знала, что Харамис слышит ее.
И она поведала обо всем-, что случилось в прошедшие дни: «желтая смерть», открытие места, куда удалились Исчезнувшие, их возвращение, поход в горы, битва.
— Ламарил сказал мне, — заключила Кадия, — что земля теперь очищена, а он и его товарищи удалятся в края по ту сторону времени.
Харамис обиделась.
— Меня величают Хранительницей, а это началось и завершилось без моего участия.
Кадия всем существом ощутила горечь сестры. Задета была не просто гордость Харамис, но и ее любовь к родному краю.
— Не знаю, почему это было возложено на меня, — устало сказала Кадия. — Я ведь не обладаю большой Силой. — Она вспомнила мертвенную тусклость меча, амулет, в котором угас огонь. — То есть теперь, мне кажется, я не обладаю никакой Силой. Возможно, мне было просто легче добраться до Великих. Харамис, с Силой я рассталась. Вернее, она рассталась со мной.
— Верь, сестра, — ответила Харамис, — я найду средство предотвращать подобное в будущем. Вина знала так много, а у меня еще совсем не было времени… — Она помолчала. — И часть моих знаний была извращена, так как Орогастус принадлежал Тьме и стремился увлечь меня за собой.
— Но ты устояла, — напомнила Кадия сестре. — И у тебя великие цели. Ламарил и остальные уйдут, но в Ялтане есть хранилища знаний. Мне они недоступны, но, если пожелаешь, я буду охранять их… даже и без Силы, если понадобится.
Харамис снова помолчала и ответила:
— Моя маленькая сестра, ты обладаешь куда большим величием, чем думаешь, и станешь еще более великой. Я знаю. Ну, до встречи, родная.
И вновь ласковая темнота, слияние с ничем, отдохновение для тела и духа.
Когда Кадия наконец пробудилась, то оказалась в привычном, хорошо знакомом мире. Зеленеющие ветви на фоне ясного неба, ароматы молодых побегов, которые так и рвались из земли после муссона. Она лежала, завернутая в камышовые плащи, в челноке. Перед ней сидел уйзгу, управляя вожжами запряженного риморика, и они быстро скользили по воде.
— Благороднейшая госпожа…
Кадия повернула голову на голос. Она все еще чувствовала себя такой слабой, словно очнулась после долгой тяжелой болезни. Она увидела Салин и Тостлет.
— Где мы?
— Ты долго спала, Благороднейшая Госпожа. Великий сказал, что тебя нужно выхаживать, что мы должны очень стараться, потому что ты слишком много отдала Силе. Сейчас мы плывем в Ялтан.
Кадия попыталась собраться с мыслями. Плывем… Значит, позади — большой путь…
Салин продолжала негромко:
— Синдоны из внешнего дозора, те, что следуют за Ламарилом, уже, как им заповедано, отправились туда, где стояли их изображения. А те, кто из Ялтана, едут с нами. Не все вышли живыми из битвы, королевская дочь. Пятеро ушли в Последнее Пламя. Ибо Сын Тьмы обладал большим могуществом. Разбуди он спящих, призови их к себе на помощь, никто из нас не уцелел бы.
Но Ламарил не погиб. Кадия смутно помнила, что видела его на площадке перед дверью. И он ушел со своими товарищами… Кадия почувствовала странный голод, но не тот, который утоляет пища. Она как будто потеряла часть себя.
И никогда никто еще не заполнял эту пустоту, как она убедилась теперь. Ее мать, отец — у них было свое место в ее жизни, и их жестокая гибель ввергла ее в глубокое горе, вызвала жгучий гнев. Харамис… у нее так мало общего со старшей сестрой! То, что составляет смысл жизни Харамис, ей чуждо, пусть в их жилах течет одна и та же кровь. Анигель… Вновь она испытала легкое презрение, которое породил в ней брак этой ее сестры с сыном их злейшего врага. Став королевой, Анигель избрала жизнь, которая для нее, Кадии, была бы подобием заточения в темницу. Но ведь Анигель была рождена носить корону. Джеган? Да, она не могла представить себе, как жила бы без него. Но он оддлинг с собственными мыслями и верованиями, которые для нее закрыты. Салин? Девушка посмотрела на ведунью. Салин — ее друг тоже, и ей не хотелось бы ее потерять.
Но…
Кадия опустила голову на камышовую подушку. Она. Не. Будет. Думать! Не может. Для него она — словно оддлинг, словно хасситти. Чужое существо, с которым ничего общего быть не может. И он уже ушел, чтобы оставить свое изображение охранять дорогу в Ялтан. И, конечно, теперь он по ту сторону времени.
Лежа на дне лодки, Кадия вела битву с собой, зная, что победы ей не одержать. Да, раны заживают, но остаются неизгладимые шрамы. Пока она была с ним, эта перемена в ней происходила незаметно. Только когда он упал от удара исчадия Тьмы, когда она решила, что он мертв, только тогда правда открылась ей, а теперь стала лишь яснее и глубже.
Но слабой ее назвать нельзя! Она это доказала. Можно жить и с самыми мучительными воспоминаниями. Пройдет время… Она же вновь там, где время непрерывно движется.
Остальные Хранители, те, что стояли на лестнице, ведущей в сад, плыли в двух других челноках уйзгу впереди. На привалах они не разговаривали с ней и вообще держались особняком. Ей чудилось, что они уже почти удалились в свой вневременной рай. Да она и не искала их общества: даже взглянуть на них было достаточно, чтобы почувствовать все увеличивающуюся стену между ними и жителями болот.
Силы возвращались к Кадии. Она ела все, что предлагала ей целительница, слушала рассказы уйзгу, как их кланы выискивают уцелевших скритеков, которые пробираются назад в свой смрадный край. Наверное, топители потерпели такое сокрушительное поражение, что их еще долго можно будет не опасаться. Но, конечно, разведчики и дозоры будут следить за ними. Кадия не сомневалась, что скритеки всегда будут опасны.
Когда настал час расстаться с лодками, Кадия без труда совершала дневные переходы. К ее тайному облегчению, они не выбрали дорогу Хранителей. Она не хотела вновь увидеть изображение Ламарила — холодный камень, запачканный илом.
Едва они вошли в Ялтан, как Исчезнувшие так ускорили шаг, что все остальные далеко отстали. Они стремительно обогнули бассейн, но Кадия упрямо следовала за ними. Хотя всякая связь между ними и ею порвалась, она чувствовала, что должна присутствовать при завершении чуда, которое ей было дано однажды сотворить.
Они сбросили броню на ступеньки, небрежно, словно больше в ней не нуждались. К ногам Кадии скатился чей-то шлем. Исчезнувшие приняли те же позы, в которых их пробудила золотая пыльца.
И тут… жизнь исчезла из них, словно задули огонек светильника. Вновь перед ней стояли древние статуи, хотя и хранили облик тех, кого она видела живыми еще мгновение назад.
Вокруг нее сновали хасситти, хватая брошенные кольчуги и шлемы, растаскивая их, словно насекомые, отщипывающие кусочки от мертвой твари, пока от нее не останутся одни кости.
Кадия начала медленно подниматься по лестнице. На каждой ступеньке она останавливалась, смотрела налево, направо, стараясь припомнить имена синдонов. Многих она просто не знала — имена, тех, кто с самого начала держался высокомерно.
Пустые глаза вызывали у нее неприязнь, но она заставляла себя вглядываться в каждое изваяние. Да, они вновь исчезли — все до единого, и, конечно, больше не вернутся никогда. Мир, изуродованный их давней страшной войной, возродился иным, чуждым для них. Ей вспомнилась мирная счастливая страна, по ту сторону стены времени. Некогда и Рувенда была такой, но пути в былое нет — как и она не может снова стать той девушкой, которая жила при прежнем дворе ее отца.
Ей предстояло открыть, кто же она теперь. Задача долгая и мучительная, решила Кадия. Она высокомерно объявила трясины своей собственностью и тем самым возложила на себя тяжкое бремя ответственности. Заглянуть в будущее? Ведь Салин обладает такой способностью, пусть и несовершенной. Кадия покачала головой. Нет, попросить об этом ведунью можно лишь при приближении опасности. Пусть каждый новый день приносит свое, а она будет встречать его, как сумеет.
Она вынула меч из ножен. Жизни в нем не было. Веки сомкнулись так плотно, будто и не открывались никогда. Да, это время ее жизни кончилось бесповоротно. Амулет висел у нее на груди, точно красивое украшение. Она увидела внутри черный триллиум — и ни искорки живого огня.
Кадия сняла шлем, положила его на ступеньку, но осталась в кольчуге. Впрочем, хасситти подберут более подходящий наряд для той, что перестала быть воином.
Она прошла между колоннами и медленно, ступенька за ступенькой, спустилась в сад. Сгущались сумерки, между цветов уже плясали искорки насекомых, а благоухание этих цветов становилось все более пряным.
Сжимая меч в обеих руках, Кадия вновь направила шаги к кружку голой земли среди густой травы. Она подняла меч повыше и с силой опустила его сломанным острием вниз. Но отсутствие острия не стало помехой — земля приняла его словно с радостью.
Кадия присела на корточки в ожидании. Появилось слабое сияние. Становясь все ярче, оно окутало меч, скрыло от ее взгляда и лезвие, и рукоять.
Рождался цветок — она видела такой же в ином месте, в иное время. Не черный триллиум, но золотой. Он скрыл в себе меч и чуть покачнулся, словно от легкого ветерка, и посыпался радужный дождь пыльцы.
Кадия благоговейно ахнула. И вся напряглась, потому что ощутила тяжесть на обоих плечах. Чьи-то руки…
Она медленно обернулась и посмотрела вверх. Он стоял позади нее на коленях, но все равно возвышался над ней.
— Ламарил! — ее вдруг пересохшие губы беззвучно прошептали его имя.
Он был без шлема, и она ясно увидела его открытое лицо. Ей стало трудно дышать.
— Но… но ты же вернулся туда, — еле выговорила Кадия.
Он по. качал головой.
— Нам всегда дано выбирать. И я охотно сделал свой выбор. Поток времени не разделит нас, избранница сердца. Взгляни! — он уже заключил ее в объятия, а теперь нежно повернул лицом к Золотому Триллиуму, пустившему крепкие корни. — Вот ответ для нас обоих. Ялтан мертв. Мир, которым он управлял, канул в прошлое, но перед нами на много лет вперед простирается новое. Столько нужно узнать, столько сделать! Вместе!
Ветерок подхватил драгоценную пыльцу триллиума, и она осыпала их. Кадия блаженно вздохнула. К чему заглядывать в будущее, когда ее обнимают эти руки? Но нет! В них же и заключено будущее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Стремления Харамис к Силе у нее не было. Ту, которая ей досталась, она использовала как сумела лучше. А теперь Сила оставила ее. Кадия растерянно посмотрела вдаль — на черное пятно на камне там, где нашел свой конец прислужник Варма. Ее пробрала дрожь. Ветер нес холод горных вершин.
— Куда теперь? — спросила она не столько его, сколько себя.
— Мы возвращаемся в Ялтан, — эта мысль несла с собой холод отчуждения.
Кадия понимала, что значит вернуться в Ялтан: те, кого она вызвала в царство времени, возвратятся туда, где оно не властвует.
— Королевская дочь!
Кадия резко обернулась. К ней приближался Джеган. Одна его рука висела на перевязи, он прихрамывал, и его поддерживал воин-уйзгу.
— Джеган! А что со Смайлом? Охотник улыбнулся.
— С ним целительница. Он сразил трех скритеков, но четвертый чуть не раздавил его о скалу. Когда раздался предсмертный крик пособника Варма, все оставшиеся в живых скритеки бежали. Но мало кому из топителей удалось ускользнуть от наших дротиков и копий.
— Отлично.
Как ни напрягала Кадия свою волю, ее тело все больше поддавалось неодолимой слабости. Веки будто налились свинцом, и она уступила усталости, тяжелой, как камни, которые сыпались в котловину с гнездом. Волны темноты накатывались на Кадию, баюкали ее и нежили, как мягкое одеяло. Со вздохом она предалась целительному забытью.
Долго ли оно длилось, девушка не знала, но потом до нее донесся зов, от которого она не могла уклониться.
Кадия… — ее мысленно звали откуда-то издалека, настойчиво и требовательно.
Она попыталась не отвечать.
Сестра! — теперь звучало близко. Далее противиться было нельзя.
Кадия не могла бы сказать, где они встретились и в каком эфирном пространстве. Возможно, места этого в том мире, какой она знала, вообще не существовало. Харамис оставалась лишь зовом.
Какая беда пришла на нашу родину? — вопрос был настойчивым. — Она была укрыта от моего взгляда много дней. Что вторглось в Рувенду?
— Зло из далекого прошлого. — Кадия ответила не сразу, потому что ее все еще сковывала усталость. Но теперь наконец она знала, что Харамис слышит ее.
И она поведала обо всем-, что случилось в прошедшие дни: «желтая смерть», открытие места, куда удалились Исчезнувшие, их возвращение, поход в горы, битва.
— Ламарил сказал мне, — заключила Кадия, — что земля теперь очищена, а он и его товарищи удалятся в края по ту сторону времени.
Харамис обиделась.
— Меня величают Хранительницей, а это началось и завершилось без моего участия.
Кадия всем существом ощутила горечь сестры. Задета была не просто гордость Харамис, но и ее любовь к родному краю.
— Не знаю, почему это было возложено на меня, — устало сказала Кадия. — Я ведь не обладаю большой Силой. — Она вспомнила мертвенную тусклость меча, амулет, в котором угас огонь. — То есть теперь, мне кажется, я не обладаю никакой Силой. Возможно, мне было просто легче добраться до Великих. Харамис, с Силой я рассталась. Вернее, она рассталась со мной.
— Верь, сестра, — ответила Харамис, — я найду средство предотвращать подобное в будущем. Вина знала так много, а у меня еще совсем не было времени… — Она помолчала. — И часть моих знаний была извращена, так как Орогастус принадлежал Тьме и стремился увлечь меня за собой.
— Но ты устояла, — напомнила Кадия сестре. — И у тебя великие цели. Ламарил и остальные уйдут, но в Ялтане есть хранилища знаний. Мне они недоступны, но, если пожелаешь, я буду охранять их… даже и без Силы, если понадобится.
Харамис снова помолчала и ответила:
— Моя маленькая сестра, ты обладаешь куда большим величием, чем думаешь, и станешь еще более великой. Я знаю. Ну, до встречи, родная.
И вновь ласковая темнота, слияние с ничем, отдохновение для тела и духа.
Когда Кадия наконец пробудилась, то оказалась в привычном, хорошо знакомом мире. Зеленеющие ветви на фоне ясного неба, ароматы молодых побегов, которые так и рвались из земли после муссона. Она лежала, завернутая в камышовые плащи, в челноке. Перед ней сидел уйзгу, управляя вожжами запряженного риморика, и они быстро скользили по воде.
— Благороднейшая госпожа…
Кадия повернула голову на голос. Она все еще чувствовала себя такой слабой, словно очнулась после долгой тяжелой болезни. Она увидела Салин и Тостлет.
— Где мы?
— Ты долго спала, Благороднейшая Госпожа. Великий сказал, что тебя нужно выхаживать, что мы должны очень стараться, потому что ты слишком много отдала Силе. Сейчас мы плывем в Ялтан.
Кадия попыталась собраться с мыслями. Плывем… Значит, позади — большой путь…
Салин продолжала негромко:
— Синдоны из внешнего дозора, те, что следуют за Ламарилом, уже, как им заповедано, отправились туда, где стояли их изображения. А те, кто из Ялтана, едут с нами. Не все вышли живыми из битвы, королевская дочь. Пятеро ушли в Последнее Пламя. Ибо Сын Тьмы обладал большим могуществом. Разбуди он спящих, призови их к себе на помощь, никто из нас не уцелел бы.
Но Ламарил не погиб. Кадия смутно помнила, что видела его на площадке перед дверью. И он ушел со своими товарищами… Кадия почувствовала странный голод, но не тот, который утоляет пища. Она как будто потеряла часть себя.
И никогда никто еще не заполнял эту пустоту, как она убедилась теперь. Ее мать, отец — у них было свое место в ее жизни, и их жестокая гибель ввергла ее в глубокое горе, вызвала жгучий гнев. Харамис… у нее так мало общего со старшей сестрой! То, что составляет смысл жизни Харамис, ей чуждо, пусть в их жилах течет одна и та же кровь. Анигель… Вновь она испытала легкое презрение, которое породил в ней брак этой ее сестры с сыном их злейшего врага. Став королевой, Анигель избрала жизнь, которая для нее, Кадии, была бы подобием заточения в темницу. Но ведь Анигель была рождена носить корону. Джеган? Да, она не могла представить себе, как жила бы без него. Но он оддлинг с собственными мыслями и верованиями, которые для нее закрыты. Салин? Девушка посмотрела на ведунью. Салин — ее друг тоже, и ей не хотелось бы ее потерять.
Но…
Кадия опустила голову на камышовую подушку. Она. Не. Будет. Думать! Не может. Для него она — словно оддлинг, словно хасситти. Чужое существо, с которым ничего общего быть не может. И он уже ушел, чтобы оставить свое изображение охранять дорогу в Ялтан. И, конечно, теперь он по ту сторону времени.
Лежа на дне лодки, Кадия вела битву с собой, зная, что победы ей не одержать. Да, раны заживают, но остаются неизгладимые шрамы. Пока она была с ним, эта перемена в ней происходила незаметно. Только когда он упал от удара исчадия Тьмы, когда она решила, что он мертв, только тогда правда открылась ей, а теперь стала лишь яснее и глубже.
Но слабой ее назвать нельзя! Она это доказала. Можно жить и с самыми мучительными воспоминаниями. Пройдет время… Она же вновь там, где время непрерывно движется.
Остальные Хранители, те, что стояли на лестнице, ведущей в сад, плыли в двух других челноках уйзгу впереди. На привалах они не разговаривали с ней и вообще держались особняком. Ей чудилось, что они уже почти удалились в свой вневременной рай. Да она и не искала их общества: даже взглянуть на них было достаточно, чтобы почувствовать все увеличивающуюся стену между ними и жителями болот.
Силы возвращались к Кадии. Она ела все, что предлагала ей целительница, слушала рассказы уйзгу, как их кланы выискивают уцелевших скритеков, которые пробираются назад в свой смрадный край. Наверное, топители потерпели такое сокрушительное поражение, что их еще долго можно будет не опасаться. Но, конечно, разведчики и дозоры будут следить за ними. Кадия не сомневалась, что скритеки всегда будут опасны.
Когда настал час расстаться с лодками, Кадия без труда совершала дневные переходы. К ее тайному облегчению, они не выбрали дорогу Хранителей. Она не хотела вновь увидеть изображение Ламарила — холодный камень, запачканный илом.
Едва они вошли в Ялтан, как Исчезнувшие так ускорили шаг, что все остальные далеко отстали. Они стремительно обогнули бассейн, но Кадия упрямо следовала за ними. Хотя всякая связь между ними и ею порвалась, она чувствовала, что должна присутствовать при завершении чуда, которое ей было дано однажды сотворить.
Они сбросили броню на ступеньки, небрежно, словно больше в ней не нуждались. К ногам Кадии скатился чей-то шлем. Исчезнувшие приняли те же позы, в которых их пробудила золотая пыльца.
И тут… жизнь исчезла из них, словно задули огонек светильника. Вновь перед ней стояли древние статуи, хотя и хранили облик тех, кого она видела живыми еще мгновение назад.
Вокруг нее сновали хасситти, хватая брошенные кольчуги и шлемы, растаскивая их, словно насекомые, отщипывающие кусочки от мертвой твари, пока от нее не останутся одни кости.
Кадия начала медленно подниматься по лестнице. На каждой ступеньке она останавливалась, смотрела налево, направо, стараясь припомнить имена синдонов. Многих она просто не знала — имена, тех, кто с самого начала держался высокомерно.
Пустые глаза вызывали у нее неприязнь, но она заставляла себя вглядываться в каждое изваяние. Да, они вновь исчезли — все до единого, и, конечно, больше не вернутся никогда. Мир, изуродованный их давней страшной войной, возродился иным, чуждым для них. Ей вспомнилась мирная счастливая страна, по ту сторону стены времени. Некогда и Рувенда была такой, но пути в былое нет — как и она не может снова стать той девушкой, которая жила при прежнем дворе ее отца.
Ей предстояло открыть, кто же она теперь. Задача долгая и мучительная, решила Кадия. Она высокомерно объявила трясины своей собственностью и тем самым возложила на себя тяжкое бремя ответственности. Заглянуть в будущее? Ведь Салин обладает такой способностью, пусть и несовершенной. Кадия покачала головой. Нет, попросить об этом ведунью можно лишь при приближении опасности. Пусть каждый новый день приносит свое, а она будет встречать его, как сумеет.
Она вынула меч из ножен. Жизни в нем не было. Веки сомкнулись так плотно, будто и не открывались никогда. Да, это время ее жизни кончилось бесповоротно. Амулет висел у нее на груди, точно красивое украшение. Она увидела внутри черный триллиум — и ни искорки живого огня.
Кадия сняла шлем, положила его на ступеньку, но осталась в кольчуге. Впрочем, хасситти подберут более подходящий наряд для той, что перестала быть воином.
Она прошла между колоннами и медленно, ступенька за ступенькой, спустилась в сад. Сгущались сумерки, между цветов уже плясали искорки насекомых, а благоухание этих цветов становилось все более пряным.
Сжимая меч в обеих руках, Кадия вновь направила шаги к кружку голой земли среди густой травы. Она подняла меч повыше и с силой опустила его сломанным острием вниз. Но отсутствие острия не стало помехой — земля приняла его словно с радостью.
Кадия присела на корточки в ожидании. Появилось слабое сияние. Становясь все ярче, оно окутало меч, скрыло от ее взгляда и лезвие, и рукоять.
Рождался цветок — она видела такой же в ином месте, в иное время. Не черный триллиум, но золотой. Он скрыл в себе меч и чуть покачнулся, словно от легкого ветерка, и посыпался радужный дождь пыльцы.
Кадия благоговейно ахнула. И вся напряглась, потому что ощутила тяжесть на обоих плечах. Чьи-то руки…
Она медленно обернулась и посмотрела вверх. Он стоял позади нее на коленях, но все равно возвышался над ней.
— Ламарил! — ее вдруг пересохшие губы беззвучно прошептали его имя.
Он был без шлема, и она ясно увидела его открытое лицо. Ей стало трудно дышать.
— Но… но ты же вернулся туда, — еле выговорила Кадия.
Он по. качал головой.
— Нам всегда дано выбирать. И я охотно сделал свой выбор. Поток времени не разделит нас, избранница сердца. Взгляни! — он уже заключил ее в объятия, а теперь нежно повернул лицом к Золотому Триллиуму, пустившему крепкие корни. — Вот ответ для нас обоих. Ялтан мертв. Мир, которым он управлял, канул в прошлое, но перед нами на много лет вперед простирается новое. Столько нужно узнать, столько сделать! Вместе!
Ветерок подхватил драгоценную пыльцу триллиума, и она осыпала их. Кадия блаженно вздохнула. К чему заглядывать в будущее, когда ее обнимают эти руки? Но нет! В них же и заключено будущее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32